Глава 13 День Господень

Глава 13

День Господень

Пребывание Иисуса в Иерусалиме в качестве царя Иудейского длилось менее недели. Что произошло за эту неделю? Согласно Евангелиям, единственным активным действием, совершенным Иисусом, было изгнание торгующих из Храма. Затем он, как можно видеть, вплоть до самого своего ареста ограничивался поучениями и проповедью в Храме. Но с учетом аргументов предыдущей главы очевидно, что Иисус сделал гораздо больше этого.

Очищение Храма было не единичным инцидентом, а настоящей реформой, повлекшей за собой занятие Храмовой горы Иисусом и его сторонниками. Как было и во многих других подобных мятежах, описанных Иосифом Флавием, Иисус завладел лишь частью Иерусалима. Большая часть Иерусалима продолжала оставаться в руках римских войск Пилата и еврейских войск Кайафы. С точки зрения Пилата и Кайафы, мятеж не был серьезным делом. На несколько дней харизматичный фанатик с помощью черни сумел захватить небольшой участок Иерусалима (так им должна была представляться ситуация). Правда, этот участок включал храмовую территорию, которая временно вышла из-под власти первосвященника. Храмовая служба прервана не была, ибо Иисус позволил подавляющему большинству священников оставаться на местах, изгнав только тех, кто был тесно связан с предателем Кайафой.

Однако эти несколько дней Иисус властвовал на территории Храма безраздельно. Евангелия ясно указывают, что первосвященник не хотел арестовывать Иисуса, опасаясь, что его поддержит толпа, собравшаяся на празднество. Кайафа, вероятно, рассчитывал дождаться, пока первая волна энтузиазма спадет, и тогда застигнуть Иисуса врасплох. На этом этапе он не просил помощи римских войск, ибо считал, что сумеет справиться сам.

В эти дни Иисус появлялся в Храме явно не в роли простого проповедника, как описано в Евангелиях, а в роли пророка-царя. Совершение им предписанных царю праздничных обрядов было политическим актом большого значения, укреплявшим его притязания на то, что он — Мессия. Проповедь его, несомненно, носила апокалиптический характер, как и показывают Евангелия. Но пророчествовал он отнюдь не о собственной смерти и о роке, который постигнет евреев и Храм; эти пророчества были вставлены в Евангелия после поражения евреев и разрушения Храма римлянами в 70 г. н. э.

Дни своего недолгого царствования Иисус не проводил целиком на Храмовой горе. По вечерам он отправлялся на Масличную (Елеонскую) гору, лежавшую примерно в километре к востоку от Иерусалима. В пророчестве Захарии, на которое Иисус особенно полагался, говорилось, что местом чуда будет как раз она. Эта гора имела важное религиозное значение, особенно для Мессии, ибо она была не только местом ожидавшегося чуда, но и местом, где обычно молился царь Давид. Более того, именно здесь пророк Иезекииль видел явление «славы Божией», которого ожидал и Иисус[87].

Именно в Вифании, маленьком селении на Масличной горе, произошел примечательный эпизод помазания драгоценным елеем. Согласно Евангелиям, какая-то женщина, не названная по имени, помазала голову Иисуса нардом[88]. Вполне возможно, это замаскированное описание одной из коронационных церемоний, совершенной на Масличной горе. Коронация Иисуса на горе Хермон была неполной, так как священного елея для помазания на царство в распоряжении Иисуса не имелось. Но, став хозяином Храма, Иисус должен был захватить и запасы священного масла и воспользовался этим случаем, чтобы совершить необходимый обряд на горе, где его статус Мессии был бы окончательно подтвержден[89].

Теперь мы подходим к эпизоду, известному как Тайная вечеря. Из аргументов, изложенных в предыдущей главе, следует, что он имел место не в пасхальное время, а во время праздника Суккот. В Евангелиях Тайная вечеря покрыта густым слоем мифов, служащих трем целям: во-первых, показать, что Иисус предвидел свою смерть на кресте и желал ее; во-вторых, показать, как Иудой Искариотом овладел Сатана и как Иуда решил предать Иисуса; в-третьих, показать, что Иисус учредил обряд причастия с языческой символикой поедания плоти и питья крови бога.

Нет и следа ни одного из особых обрядов пасхального «седера», таких, как маца, поедание пасхального барашка, горьких трав или рассказ об Исходе из Египта. Для Суккот же имеется всего одно правило, касающиеся еды. Это принятие еды в сукке, или куще (откуда само название праздника). И след именно этого обряда в Евангелиях имеется.

Это странное упоминание «верхнего покоя» («горницы»), который Марк называет «накрытым» («устланным», по-гречески «эстроменон»). В Иерусалиме ритуальные кущи, или сукки, часто воздвигались на плоских крышах домов, так что «верхний покой» мог на деле быть суккой (кущей), «накрытой» ветвями деревьев, как и предписано правилами этого праздника.

Что касается такой черты, как освящение («кидуш») вина и хлеба, то она обща для всех еврейских праздников и касается Суккота в той же степени, как и Пасхи. Никакого мистического символизма «плоти» и «крови» в еврейском употреблении хлеба и вина в церемонии кидуша нет. Сначала над вином произносится благословение праздника. Затем, как церемониальное начало праздничной трапезы, вкушается хлеб. Иисус пришел бы в ужас, если бы мог узнать о том языческом толковании, которое было придано позднее обычному кидушу, с какого он начал Тайную вечерю.

Иисус предполагал, что потерпит провал и будет распят. Тайная вечеря была празднованием в кругу его ближайших учеников его явления в качестве царя и близкого свержения власти Рима. Подготовившись несколькими ночами медитации и молитвы на Масличной горе, Иисус пришел к убеждению, что «день Господень» близок, и созвал своих учеников для окончательного закрепления связывающих их уз перед решающим испытанием. Атмосфера должна была быть чрезвычайно напряженной. Они собирались на великое дело, от исхода которого будет зависеть судьба их страны и всего мира. Но особая мучительность и драматизм евангельских рассказов являются плодом позднейших домыслов и мифов, выросших уже задним числом для объяснения провала Иисуса.

Тайная вечеря рассматривалась также как предвкушение великого пира и празднества, которые предстояли в случае успеха Иисуса. Еврейские легенды, пророчившие мессианские времена, содержали много деталей великого пира, который даст Мессия. На этом пиру будет съеден Левиафан и будут присутствовать все великие герои еврейской истории[90]. Нет сомнения в том, что имел в виду Иисус, произнеся на Тайной вечере слова: «Истинно говорю вам, я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в царстве Божием». Их следующей трапезой должен был стать сам мессианский пир, устроенный в празднование победы над врагом Бога, Римом.

После Тайной вечери Иисус, как обычно, повел учеников на Масличную гору. Но на сей раз дело обстояло не как обычно. Иисус был убежден, что в эту ночь Бог явится во славе и свергнет иноземных захватчиков Святой земли. Поэтому он потребовал, чтобы его ученики опоясались мечами. Были взяты два меча, и тогда Иисус сказал: «довольно». От Мессии и его сторонников потребовалось бы участие в битве, подобно Гидеону и его небольшому отряду, ибо в пророчестве Захарии среди грозных предсказаний вмешательства Бога упомянуто и такое: «И сам Иуда будет воевать в Иерусалиме». Но двух мечей вполне достаточно: чудо будет еще большим, чем в случае с Гидеоном.

Эпизод с мечами из всех евангелистов сохранил один Лука. У него не могло быть никакой причины выдумать его, ибо он противоречит всему духу его рассказа. Единственное возможное объяснение его наличия состоит в том, что эпизод уцелел от первоначального рассказа, и у Луки не хватило духу его выбросить. Евангелисты следовали канве более старого текста. Для того чтобы перекраивать его, придавая ему совершенно новое значение, требовалось известное мужество — и порой оно редакторам изменяло. Так можно объяснить, почему временами из тела нового рассказа выпирает костяк рассказа старого.

Иисус теперь решился на деле проверить свое толкование пророчества Захарии. Попробуем разобраться в этом пророчестве, имевшем для Иисуса такую важность и оказавшемся роковым.

«Тогда выступит Господь и ополчится против этих народов, как ополчился в день брани. И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая пред лицом Иерусалима к востоку; и раздвоится гора Елеонская от востока к западу весьма большою долиною, и половина горы отойдет к северу, и половина ее — к югу. И вы побежите в долину гор Моих; ибо долина гор будет простираться до Асила… и придет Господь Бог мой и все святые с Ним. И будет в тот день: не станет света, светила удалятся. День этот будет единственный, ведомый только Господу: ни день, ни ночь; лишь в вечернее время явится свет… И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя его — едино… И вот какое будет поражение, которым поразит Господь все народы, которые воевали против Иерусалима: у каждого исчахнет тело его, когда он еще стоит на своих ногах, и глаза у него истают в яминах своих, и язык его иссохнет во рту его… И сам Иуда будет воевать в Иерусалиме… все остальные из всех народов, приходивших против Иерусалима, будут приходить из года в год для поклонения Царю, Господу Сил, и для празднования праздника Кущей… и не будет более ни одного хананея в доме Господа Сил в тот день». (Зах., 14:3–21).

Сильное влияние пророчества Захарии на Иисуса проявляется, в частности, в том, что он въехал в Иерусалим верхом на молодом осле. Такое намеренное исполнение пророчества Захарии (9:9) наводит на мысль, что Иисус держал в уме и прочие пророчества Захарии.

«Сражавшиеся против Иерусалима» были не кем иным, как римлянами, языческими варварами, объединившими народы в великую империю и поднявшими лица свои против Бога. Он же, Иисус из Назарета, был тем, которому пророк адресовал свои инструкции, Мессией, который въедет в Иерусалим на молодом осле и встанет в «долине гор» вместе с горсткой «святых», чтобы стать свидетелями явления славы Божией на горе Елеонской. Он увидит, как некая чума поразит римлян, и поведет «Иуду» в бой против них. Затем, после великой победы, он станет править в качестве царя-Мессии в Иерусалиме, где ежегодно в день своей победы станет приветствовать представителей всех народов земли, приходящих воздать честь Господу Сил в его Храме.

Можно возразить, что в этом рассказе Иисус выглядит безумцем. Неужели он мог ожидать, что пророчества Захарии буквально исполнятся в эту ночь на Масличной горе? Почему он так уверен в том, что знает точный час исполнения пророчеств и что они исполнятся именно через него? Как личность Иисус обладал характером, который сегодня был бы назван холерическим или даже маниакальным, то есть обычно пребывал на вершине энтузиазма и эйфории. Это позволяло ему совершать чудесные исцеления и производить на своих соратников такое сильное впечатление, что они не могли дать памяти о нем умереть. Он не был Иудой Галилеянином или Бар-Кохбой, которые тоже считались мессиями, но обладали обычным темпераментом. Те пытались захватить власть, потерпели неудачу, на этом все и кончалось. Не случайно религия нового мира выросла именно вокруг Иисуса. Хотя христианство было фальсификацией всего, что отстаивал Иисус, но каждая деталь этой фальшивки построена на чем-либо действительно присутствовавшем в его характере или его взглядах.

Позднейшим христианским эллинистам понадобилось сделать один только шаг, чтобы превратить пламенную убежденность Иисуса в своей вселенской миссии в догму о его божественности. А его уверенность в победе, одержанной рукой Бога, а не методами партизанской войны, — в пацифистскую потустороннюю доктрину, переносящую концепцию победы в «духовный» план. Маниакальный темперамент Иисуса стал главной движущей силой раннехристианской церкви с ее экстатическим духом, всемирными амбициями и убежденностью в конечной победе.

Современному сознанию кажется безумием надежда свергнуть власть Рима без настоящей армии и только с двумя мечами — на основании нескольких темных фраз в книге, написанной за пятьсот лет до рождения Иисуса. Однако христианский миф об Иисусе рисует его еще более безумным. Согласно этому мифу, Иисус считал себя одним из трех лиц триединого Всемогущего Бога, спустившимся из безбрежного мира света, чтобы принести самого себя в жертву ради блага человечества.

Такая комбинация мании величия с тягой к самоубийству была совершенно чужда обществу Иудеи и Галилеи времени Иисуса. У него были собственные апокалиптические сумасбродства, но подобный тип эллинистической шизофрении лежал совершенно вне его опыта или понимания. Иисус никогда не смотрел на себя подобным образом. Его харизматическая, глубоко впечатлительная натура следовала модели еврейской пророческой традиции. Его претензии должны были показаться его современникам отчаянно, захватывающе дерзкими — но достаточно реалистическими.

Еврейское Сопротивление Риму состояло из различных религиозных групп. Они расходились по вопросу о возможности Божественного вмешательства. Зелоты были готовы к долгой и трудной борьбе военными методами. Бар-Кохба, преемник зелотов, по преданию, молился Богу следующими словами: «Господин Вселенной, я не прошу, чтобы ты сражался на моей стороне, а только чтобы ты не сражался за моих врагов, и этого будет достаточно»[91].

Некоторые самозваные мессии, такие, как Февда, придерживались обратной крайности и полагались на Бога даже больше, чем Иисус[92]. Умеренные фарисеи были людьми осторожными, придерживавшимися выжидательной позиции. Подобно Гамлиэлю, они полагали: «Если это предприятие и это дело от человека, оно разрушится, а если оно от Бога, вы не можете разрушить его». Но временами даже их могла увлечь апокалиптическая страсть, как это случилось с рабби Акивой в дни Бар-Кохбы. В рамках еврейского Сопротивления Иисуса можно рассматривать как апокалипсиста-фарисея, чьи надежды были сходны с надеждами Февды и упомянутого Иосифом Флавием пророка из Египта, в центре чаяний которого также находилось ожидаемое чудо на Масличной горе[93].

Придя к Масличной горе, Иисус расположился с учениками в Гефсиманском саду («Гефсимания» означает «долина масла»[94]). Его по традиции локализуют у подножия Масличной горы, но, возможно, он располагался несколько дальше от Иерусалима, в ложбине между двумя отрогами этой горы. Пророчество Захарии гласит, что ноги Бога будут стоять на Масличной горе, которую землетрясение расколет трещиной, тянущейся с востока на запад, причем главная масса горы сместится на север и на юг. И пророчество продолжает: «И вы побежите в долину гор». Поэтому Иисус привел учеников на место, указанное пророком, где они могли смотреть на чудо, не опасаясь быть раздавленными. Далее пророк сообщает: «И придет Господь Бог мой, и все святые с Ним» (или же: «…все святые с тобой»). Бог самолично должен будет присоединиться к Мессии и в этой долине сражаться против врага, поразив его ряды чумой. Должны были произойти и другие поразительные чудеса: бурные воды изольются из Иерусалима двумя реками и «в вечернее время явится свет»[95].

Достигнув «долины решения», Иисус с усердием занялся молитвой и медитацией. Он сказал ученикам: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение». И теперь Иисус испытал острую скорбь из-за своего предстоящего распятия. Такова, по крайней мере, версия Марка и Матфея (Иоанн опускает весь эпизод). А слово «скорбь» употребляет только Лука, но то, что он описывает, похоже не на взрыв скорби, а лишь на очень напряженную молитву: «И находясь в борении, охваченный скорбью, он ревностно молился, и был пот его как капли крови, падающие на землю».

О чем так ревностно молился Иисус в это время? Почему он велел ученикам «бодрствовать и молиться»? Ранее он призывал к этому всех, кто ожидает пришествия Царства Божия[96]. Почему он предостерегал их от того, чтобы не впасть в искушение? Если он покорился распятию и проводил ночь в Гефсимании, ожидая, пока придет Иуда с воинами, чтобы арестовать его, то не было никакой особой нужды молиться и даже бодрствовать. И не было никакого особого искушения, которое могло бы грозить ученикам, пока они его ожидали.

Но в свете излагаемой здесь гипотезы имелись веские причины для молитвы и бодрствования, а также веские причины избегать искушения. Ибо Иисус в Гефсиманской долине не ждал ареста. Он ожидал устрашающего чуда и явления славы Божией: но он должен был чувствовать, что это космическое явление в какой-то мере будет зависеть от того, достоин ли того он сам и достойны ли ученики.

Иисус не просто прорицал пришествие Царства Божия, он готовился к нему. Он проповедовал блудным овцам Израиля, призывая их к покаянию, ибо чувствовал, что грехи Израиля задерживают приход Царства Божия. Фарисейские сочинения часто подчеркивают, что обещания Бога Израилю не исполняются автоматически, это зависит от того, достоин ли их Израиль и содействует ли он этому. Следовательно, даже если Иисус и чувствовал, что время благоприятно для наступления «дня Господня», полной уверенности у него быть не могло. Требовалось последнее великое усилие в молитве. Вера в действенность молитвы была очень сильна среди фарисеев, особенно если молитва исходила от пророка. Исступленные молитвы посвятившего себя великому делу мессии-пророка, поддержанного группой святых людей, которые сосредоточенно направляют свои помыслы к Богу в подходящее время и в нужном месте, могут полностью изменить мир.

Только могучий и сфокусированный луч святой сосредоточенности, направленный из Гефсимании к Богу, мог изгладить грехи Израиля и принести час искупления. Одного Иисуса для этого было недостаточно, ибо Захария сказал: «И Господь мой придет, если все святые с тобой». Это объясняет, почему Иисус в эту ночь взял с собой только ближайших учеников. Он нуждался в обществе тех, на кого он более всего мог положиться, ибо сила безгрешной молитвы была гораздо важнее простой численности.

Неудивительно потому, что Иисус дал своим ученикам мессианский ключ «Бодрствуйте и молитесь», что сам он предался молитве и что укорял учеников, когда ощутил, что в их молитве недостает концентрации и чистосердечия.

История о том, что ученики потерпели неудачу в Гефсимании, должна была сложиться в недрах иудео-христианской церкви очень рано. Невозможно было поверить в то, что неудачу потерпел сам Иисус. Поэтому его ученики предпочли верить, что в неудаче повинны они сами, ибо, порицая себя, они могли продолжать верить в него. Он временно удалился из мира, как Илия, который вознесся на небо, но когда они покажут себя на деле достойными, он вернется и поведет их к победе.

Для позднейшей христианской церкви, превратившей Иисуса в бога, мысль о том, что он нуждался в поддержке учеников, чтобы выполнить свою миссию, оказалась невозможной. Сама его миссия изменила свой характер, и чье-либо участие или вклад в нее со стороны стали неуместны. Призыв Иисуса к ученикам бодрствовать и молиться и его собственная исступленная молитва стали бесцельными и непонятными.

Ученикам после ареста и казни Иисуса было нетрудно терзаться чувством вины и искать причину неудачи исключительно в себе. Иисус, вероятно, не раз заставлял их чувствовать себя в чем-то виновными на фоне его пламенеющей веры и самопожертвования. И теперь случаи, когда ученики оказывались недостойны его, стали всплывать в их памяти. Это может в какой-то мере объяснить, почему в Евангелиях так много рассказов о том, как ученики оказывались не на высоте.

Итак, Иисус стоит в Гефсиманской долине, над ним возвышается Масличная гора. Он верит со всей силой рвения, что это долина решения, долина суда Господня. Если он верно избрал момент, если сердца его спутников чисты и если его труды по собиранию заблудших овец Израиля были успешными, тогда решающий момент настал. Но, молясь, он чувствует сильное внутреннее борение. Он молится с такой силой, что пот его падает на землю, как большие капли крови. То, каких трудов стоит ему эта молитва, есть неблагоприятное предзнаменование. И он видит, что силы его избранных спутников слабеют. С огромной горечью он сознает, что долгие испытания Израиля еще не подошли к своему концу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.