Закон Моисеев и Евангельский Закон

Закон Моисеев и Евангельский Закон

Бог не ограничился тем, что сотворил человека и снабдил его нравственными силами. Сотворив человека, Он, как благой Отец, воспитывает его. А воспитание предполагает влияние на воспитываемого извне. Потому-то, дав человеку внутренний закон, Бог восполнял его по мере надобности и внешним законом, именуемым Откровением. Поэтому между первым и вторым законом не только нет противоречия, но они даже дополняют друг друга.

Еще до грехопадения первого человека Бог, как видно из книги Бытия, являлся Адаму в раю и поучал его. Он дал определенные заповеди о хранении рая, о невкушении плодов дерева познания добра и зла и, вероятно, об освящении седьмого дня в неделе (Быт. 2, 3). Но потребность в откровенном законе обнаружилась в особенности после грехопадения, когда притупилось и извратилось нравственное чувство и сознание. Поэтому и учит апостол Павел, что закон дан по причине преступлений, т. е. вследствие грехопадения (Гал. 3, 19). Действительно, тот закон, который мы имеем в настоящее время в Библии, дан вследствие грехопадения и теснейшим образом связан с испорченным состоянием человека. Когда совесть человека затмилась и исказилась, тогда ей на помощь дан через Моисея закон, в котором воля Божия ясно выражена. Апостол Павел указывает и на другое значение закона Моисея: «Закон пришел после, и таким образом умножилось преступление» (Рим. 5, 20), или «Законом познается грех» (3, 20), и еще: «Без закона грех мертв… когда пришла заповедь, то грех ожил» (7, 8–9); и в другом месте: «Закон производит гнев» (4, 15). Все эти изречения показывают, что закон дан не только для уяснения людям воли Божией, но и для раскрытия им собственного их испорченного состояния. Чтобы врачевать болезнь, надо сначала вывести наружу ее скрытый яд. А более общее значение ветхозаветного закона высказано апостолом в послании к галатам, где закон назван пестуном или детоводителем ко Христу (3, 24) и ему дается воспитательное значение. Закон должен был дисциплинировать жизнь еврейского народа и побуждать его поступать согласно с предписаниями Божественной воли, делаясь праведным и святым. Но наконец этот народ должен был убедиться, что одного закона недостаточно для достижения этой цели («Делами закона не оправдается перед Ним никакая плоть; ибо законом познается грех» (3, 20)) и необходима была новая высшая помощь, явленная пришествием на землю Господа Иисуса Христа. Язычники признавали необходимость этой помощи историческим опытом хождения по собственным путям, а иудеи – откровенным законом.

Ветхозаветный нравственный закон, сокращенно изложенный в декалоге, дан среди грома и молнии, и он начинается величественными и грозными словами: «Я Господь Бог твой!» Величие и могущество Законодателя, требующего послушания, – вот первое, что внушается ветхозаветным законом и что требуется при воспитании, особенно такого грубого и склонного к языческим увлечениям народа, какими были евреи. Бог говорит, а народ должен только слушаться и исполнять. При этом каждое повеление сопровождалось угрозой немедленного наказания в случае неисполнения и обетованием награды при исполнении его: «Я Господь Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исх. 20, 5–6). Содержание закона объемлет всю жизнь человека и все его отношения. Первые четыре заповеди говорят о правильном отношении человека к Богу, а последние шесть – о правильном отношении к ближним. Исполняя эти заповеди, а также и другие частные предписания Пятикнижия, человек вступает в правильное отношение к самому себе. Есть предписание и насчет отношения к природе – например, не заграждай уста волу, когда он молотит (Втор. 25, 4).

Касаясь всевозможных отношений человеческой жизни, предписания закона простираются до мелочей и направлены преимущественно на внешнюю сторону жизни. Этого требовала воспитательная задача, чтобы через внешнее привести человека к внутреннему. Этим же объясняется то обстоятельство, что закон выражен главным образом в форме запрещений: почти каждая заповедь начинается частицей «не». Вследствие преобладания юридического характера в ветхозаветном нравственном законе он не отличается строго от закона обрядового и гражданского, которые столь же священны для Древнего Израиля, как и нравственный закон. В Пятикнижии предписания этих трех законов перемешаны между собой. Несмотря на определенные на каждый случай требования, чтобы согласовать человеческую волю с волей Божией, сердце Израиля и его воля постоянно расходятся с требованиями закона, и для объединения с ним необходимо частое повторение заповеди – не делай того или другого. В силу всех этих обстоятельств ветхозаветный закон есть закон рабства, по выражению Апостола (Гал. 5, 1), и сам по себе он не мог дать человеку новое сердце и спасти его: законом никто не оправдается перед Богом (Гал. 3, 11). Не могли искупить грехов и приносимые жертвы: невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи (Евр. 10, 4).

Тем не менее апостол говорит, что закон свят и его заповеди святы, праведны и благи (Рим. 7, 12). И Моисеев закон сам по себе совершенен, но он ограничен ввиду несовершенства времени и народа, получившего закон. В Пятикнижии весьма ясно отражены совершенства закона и необходимость соответствующей ему совершенной жизни. Так Бог, говорящий в законе среди грома и молнии, есть тот самый Бог, который давал патриархам обетования и вывел израильтян из Египта. Следовательно, за строгостью закона открываются благость и милость Божия, через закон Бог ведет человека к благодати и избавлению. И сам Моисей, хотя был усердным и строгим охранителем правды, но назван кротчайшим всех людей на земле (Числ. 12, 3). Далее, хотя закон был направлен против внешних и грубых действий, но частое повторение в законе – «не пожелай» – показывает, что воспрещаются не только преступные дела, но и самые скрытые мысли и желания, направленные во вред ближним и разрушающие нравственную сущность человека. А главная христианская заповедь, заповедь о любви, есть и в Ветхом Завете: «Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всеми силами твоими» (Втор. 6, 5), «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19–18). Весь обрядовый Моисеев закон, хотя сильно держал в оковах евреев своей чувственной стороной, но имел символическое значение, т. е. посредством видимых предметов хотел выявить духовные и невидимые предметы. Например, все предписания о пище чистой и нечистой, о несмешении различных родов семян, скота, даже нитей в одежде и т. д. имели в виду выявить идею разумного различения, идею установленного Богом и самой природой порядка и чистоты. А главный пункт обрядового закона – первосвященнического служения и жертвы, сопровождаемые многими чувственными знаками, были тенью грядущих благ (Евр. 10, 1), т. е. указывали на то дело (самый образ вещей, по выражению Апостола), которое совершено с явлением Господа Иисуса Христа.

В идее воспитательного значения ветхозаветного закона заключается основание для вопроса об отношении к этому закону новозаветного времени. В воспитании есть всегда нечто такое, что с возрастом должно быть устранено, но и нечто такое, что должно быть сохраняемо воспитываемым. Это сохраняемое по мере совершенствования воспитываемого лучше им уясняется, и в то же время ему сообщаются новые средства для высшей жизни.

Закон обрядовый, как имеющий преобразовательное значение и воспитывавший израильский народ системой видимых форм и внешних действий, в новозаветное время отменен. Эта отмена предсказана пророками («Отметется жертва и возлияние, и во святилище мерзость запустения будет» Дан. 9, 27) и засвидетельствована Апостолом (Еф. 2, 15). Отсюда не следует, что сама идея обрядности потеряла всякое значение с наступлением новозаветного времени. Пока человек живет на земле и для него имеет значение этот видимый и чувственный мир, до тех пор ему будут нужны и обряды. Потому обряды существуют и в христианском мире, но они здесь проще, чище, одухотвореннее. Апостол Павел заповедует христианам прославлять Бога не только в душах, но и в телах (1 Кор. 6, 20). Апостол Петр призывает христиан, как живые камни: «…Устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу» (1 Пет. 2, 5). Но так как обрядовая сторона имеет в новозаветное время второстепенное значение, то Господь Иисус Христос дал на этот счет лишь самые общие указания (как учением, так и Своим примером), предоставив более точные определения внешнего богослужения последующему времени, церковному законодательству. А тем более идея нравственного закона, возвещенного в Ветхом Завете, присуща и Новому Завету. И не только идея, но и весь в совокупности нравственный закон имеет значение и силу и в Новом Завете, как содержащий в себе непреложную и вечную истину. Потому Иисус Христос и сказал: «Не думайте, что Я пришел разорить закон или пророков: не пришел разорить, но исполнить» (Мф. 5, 17).

Иисус Христос продолжал строить на том основании, которое заложено в древнее время пророками. Но Его здание совершеннее: Он исполнил и в то же время восполнил закон. Во-первых, Он освободил нравственный закон от связи с юридическим порядком, с законом внешних дел, и возвысил его на степень не только дел, а главным образом внутреннего настроения, сердечного расположения. Это ясно из Нагорной проповеди: «Слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду… Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем» (Мф. 5, 21 и далее). А переводя закон с внешнего на внутреннее, Он объединяет его в одно с собственными внутренними влечениями и требованиями человека, делает его законом свободы, законом духа (Гал. 4, 26; Рим. 3, 27). В этом смысле апостол говорит о праведнике, что закон положен не для них (1 Тим. 1, 9). Во-вторых, возвышая закон на степень духа и свободы, Господь Иисус Христос в то же время открывает существенное и сокровенное зерно закона, состоящее в требовании самоотвержения и бескорыстной любви: «Вы слышали, что сказано: око за око, и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую… Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего, а Я говорю вам: Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас» (Мф. 5, 38 и далее). В-третьих, сводя Моисеев закон к закону совести и сердца, вследствие чего он написан уже не на каменных скрижалях, а на скрижалях сердца (Рим. 8, 10), Господь возводил нашу мысль от земных и временных благ, которыми израильтяне побуждались к исполнению закона, к благам нетленным и вечным, устремляя мысль христианина к небу, как цели его существования, побуждая не заботиться о земных выгодах и славе, но искать прежде всего Царствия Божия и правды его, а все прочее само собою приложится (Мф. 6, 33). Потому новозаветный закон назван законом благовестия и веры (Гал. 2, 5; Рим. 3, 27). Наконец, что самое важное, Господь Иисус Христос не только сообщил людям закон, но и даровал им силы к исполнению его, между тем как ветхозаветный закон в этом отношении был немощен (Рим. 3, 11–21).

Исполнивши Сам закон, Господь Иисус Христос и теперь всегда исполняет его в нас и за нас, невидимо пребывая в наших душах и сообщая нам благодать Святого Духа. Не только слова Господа, но и личность Его постоянно действует в нас. Если, например, заповедь о любви названа новой заповедью, то не потому, что она не была известна в Ветхом Завете, а главным образом потому, что теперь в человека вдохновлен новый дух, новое желание, силой которого он может достигнуть идеала любви. Потому-то новозаветный закон назван законом благодати (Гал. 2, 21), он есть сила Божия во спасение всякому верующему (Рим. 1, 16).

Священномученик Ириней Лионский в 4-й книге «Против ересей» подробно объясняет отношение новозаветного закона к ветхозаветному. А святитель Василий Великий так говорит об этом предмете: «И светильники полезны, но только до солнца; приятны и звезды, но только ночью. А если смешон тот, кто при солнечном свете зажигает светильник, то гораздо смешнее тот, кто при евангельской проповеди остается под сенью закона». А так как солнце Евангелия взошло навсегда, для всех веков и народов, то и евангельский закон, в отличие от ветхозаветного, сохранит свою силу до скончания мира. Потому закон Христов (и Новый Завет) назван вечным (Евр. 13, 8—10). Если бы даже мы, говорит Апостол, или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема (Гал. 1, 8–9). Задача христианской Церкви не новые откровения Божии присоединять к откровению Божественному во Христе, а только объяснять и растолковывать Христово откровение.

Чтобы наглядно представить отношение Господа Иисуса Христа к ветхозаветному нравственному закону, состоящее в том, что Господь и сохраняет старое, и привносит новое, проведем параллель с отношением Моисеева еврейского закона к законам других народов, языческих. По букве Моисей немного прибавил в десяти заповедях к тому, что было известно человеческому роду до него. Что убийство, непочтение к родителям, нарушение супружеской верности и т. д. являются преступлениями, было известно не только евреям. Потому заповеди декалога в более или менее полном виде встречаем и у других народов, особенно в египетской «Книге мертвых». Но тем не менее израильский народ чтил Моисея как своего нового законодателя. Новое здесь заключается, во-первых, в толковании старого закона, доведенном до обязанности любить ближних, а во-вторых, закон дан от лица всемогущего и святейшего Яхве, учреждающего отныне новый порядок в жизни. Таково же положение Господа Иисуса Христа по отношению к ветхозаветному закону. По букве Он не сообщает нового закона; но Он сообщает его в таком возвышенном смысле, что закон поистине является доселе неизвестным, следовательно, новым. Кроме того, учредивши Новый Завет Своим явлением на землю и искупительной жертвой, Он сообщает новую, плодоноснейшую почву для нравственного делания и успешного исполнения заповедей.