Сказка про возвращение

Сказка про возвращение

Случилось это не на нашей планете, а на какой-то совсем другой, ужасно от нас далёкой. Может быть, это даже в другой вселенной случилось, но вполне могло случиться и в нашей. Мало ли в ней неизвестных уголков…

На этой планете все жили одним народом, одной страной. Очень дружно жили. Наверное, благодаря Кристаллу. Он был один на всю планету – этот Кристалл, – и все им очень дорожили. Огромный, сверкающий, светящийся, он находился в прекрасном дворце, который выстроили для него ещё в древние времена. Каждый считал большой радостью время от времени посетить этот дворец. Говорили, что лучи Кристалла каждого пропитывают бодростью и добротой. И все знали, что это общий Кристалл. Никто никогда не пытался завладеть им для себя.

Но вот однажды на этой планете было сделано историческое изобретение: летающая тарелка. Стоило сесть в неё, захлопнуть крышку и ткнуть пальцем в карту на специальном пульте, как тарелка оказывалась точно в том месте космоса, куда ткнул твой палец. А если не ткнуть, а вести пальцем по карте, то тарелка летела как раз по линии, которую вёл палец. Вот почему её назвали летающей. Зря. Надо было бы называть возникающей. Ведь она позволяла тебе возникать, где захочешь.

Такую тарелку оказалось очень просто смастерить. Так просто, что скоро у каждого была своя тарелка. Вот только все эти тарелки были одноместными: сделать устройство на нескольких человек было невозможно. Если вместе лететь, то каждому приходилось садиться в свою тарелку. Но всё равно вместе плохо получалось. Трудно разным людям абсолютно точно в одно и то же место пальцем ткнуть. В общем, поодиночке летали. Но летали все без удержу.

Ещё бы! Весь космос теперь был для них открыт. Лети куда хочешь. А если понравится, так и живи где хочешь. Столько всего повсюду интересного! Столько необычного! Столько прекрасного!… Переносишься с места на место, на свою планету не успеваешь и заскочить. Если случайно со знакомым и встретишься, то всё на лету, некогда и словом перемолвиться.

И вот представляете: со временем на всей планете остался один только последний житель. Какой-то неприметный человечек, никто даже и не помнил, как его зовут. Так и говорили о нём при мимолётных встречах: Последний, – вот и всё.

У этого Последнего даже летающей тарелки не было. Он всё приговаривал: "Мы же не можем совсем нашу планету покинуть. Мы же не можем с нашим Кристаллом расстаться". Никогда не говорил "я", только "мы" да "мы". Поселился возле самого дворца, где находился Кристалл. Подметал там, пыль вытирал повсюду, Кристаллом любовался.

Бывало, что какие-нибудь инопланетяне туда залетали. Присматривались, не поселиться ли им на этой милой планетке. Но тут Последний разводил руками и говорил: "Извините, ребята, нас тут много живёт. Просто остальные отлучились ненадолго". Вздыхали инопланетяне (уж больно нравилась всем эта планета) – и летели себе дальше. Иногда пробовали уговорить Последнего: мол, давно твой народ по космосу рассеялся, никто уже не вернётся, а ты у нас самым главным на планете будешь, самым уважаемым… Нет, ни на что и ни за что Последний не соглашался. Всё своих ждал. А силой действовать инопланетяне боялись: Кристалл мог так на забияк полыхнуть, что только спасайся!

Много, много лет прошло, прежде чем надоело землякам Последнего по космосу прыгать. Правда, и возвращаться они боялись. Думали, что давно их заброшенную планету другой народ заселил. В космосе ведь это запросто. Все они по Кристаллу своему тосковали, да тоже не смели надеяться, что он уцелел.

Потом один, другой, третий – решались всё-таки, прилетали к себе домой. И надо же: планета их ждёт, Кристалл всё так же сияет, а вокруг него во дворце красота и чистота, как и прежде.

Так все постепенно повозвращались к себе домой, к своему Кристаллу. И стали жить по-прежнему, даже ещё дружнее. Каждый был благодарен Последнему, что он столько времени берёг один их общую планету. Последний, когда ему об этом говорили, смущался, пожимал плечами: что тут такого? И добавлял: "Мы ведь всё равно все вместе были, я же это чувствовал".

А вот как на самом деле Последнего звали, никто узнать не смог, он только это имя и признавал. И уже до конца дней своих не мог отучиться говорить "мы" вместо "я".