Святая Земля

Святая Земля

Источник - http://agios.org.ua

Об отречении.

Всякое отречение есть ложь. Отрекаясь, мы утверждаем подлинную реальность того, что почитаем злом и, таким образом, воплощаем зло в сущее всяким своим отречением.

Отречение всегда путь в плоскости, в двух измерениях, и никогда в нем нет преображения в новое измерение, в нем нет глубинности.

Для того, чтобы найти подлинное, человеку надо уметь не отрекаться, а преображать. Все, что суще, может и должно быть преображено. И только постигая возможность преображения, мы до конца отрицаем и уничтожаем зло.

Таким образом зло является реальностью, поскольку мы его опознаем, как реальность, и этим самым, даже отрекаясь от него, воплощаем его, как один из возможных путей.

В действительности зло не путь, а состояние непреображенности. И в этом смысле степени зла могут быть различны, так же, как различны могут быть степени преображенности.

Все в исходных точках не преображено.

Все в пределе преображаемо.

Из этого нет исключений. Утверждение же исключения, — это утверждение равной значимости зла и добра, Бога и диавола», и равной их подлинной воплощенности.

О путях

К полноте преображенного бытия есть много путей. И в полноте преображенного бытия не может быть пути, не приводящего. Все истинно сущие пути ведут к Богу.

В этом смысле пути отречения — не истинно сущие. Они, — только кружение вокруг центра, а не движение к нему по радиусу.

Истинный подвиг не отрекается, а только преображает, подымается из степени в степень.

Предопределенность человеческой жизни заключается в ее причастности к одному из многих путей. Человек как бы «талантлив» к данному пути и «бездарен» к другому. И в этом отношении каждому отдельному человеку многие удаленные от него пути в сути своей понятны.

Первый шаг, — это органическое угадывание предопределенного пути. В выборе его нет свободы, как нет свободы в выборе своей талантливости.

Зато полная свобода в достижении степеней преображения своего пути.

Человек волен оставить его в первоначальной тьме. И человек может усилиями свободной воли, свободного подвига преобразить его до предела святости.

В полноте преображенного бытия все пути необходимы. ?ир?строительство осуществится из всех камней, существующих в жизни.

Но в течение времен, в незавершенности, есть дороги, никогда не пересекающиеся, и люди, идущие по ним, никогда не могут встретиться, — да и встреча эта им не нужна.

Есть дороги одинокие, не связанные с другими дорогами.

И, наконец, есть дороги, как бы взаимно обусловливающие свое бытие, необходимые, главным образом, по своей взаимной связанности, по вечным взаимным отдачам и получаниям.

И если у человека есть «талант» к одной из таких дорог, то в нем неизбежно полное понимание, полная мера любви по отношению к сопричастной ему дороге.

Взаимно связанные дороги, — всегда дороги любви и отдачи.

О земле.

Один из таких путей, обусловленный наличием другого пути, — это путь земли.

Пусть идут к истине те, кто земли не знает. И нельзя мерить, легок или тяжел их путь. Но надо, чтобы они, не видя, и не зная, благословили землю и не думали, что земля это то, что нужно преодолеть, отчего нужно отречься.

В исходной точке земля, — это мрак. В приближении к Богу земля, — Святая Земля, Преображеннная Плоть.

В этом смысле она не исключает, а как все подлинно сущее, она может и должна быть преображена.

Но путь, стоящий под знаком земли, всегда связан с другим путем, он целиком определяет другой, противоположный путь, и целиком определяется им.

Тут вечная отдача и вечное восполнение.

В путях земли нельзя всегда, шаг за шагом, подыматься в гору.

В путях земли минуты падения кажутся последними минутами, и во время принесения жертвы кажется, что эти жертвы не могут быть оправданы. В путях земли нет ровного полета, а есть часто падение в пропасти, из которых надо потом выкарабкиваться, потому что крыльев на этих путях не дано.

Тут очень трудно быть зрячим, потому что все отдается на другой путь, и все получается с другого пути и никогда по этому нельзя мерить, сколько придется отдать, и сколько можно получить.

В путях земли много труда и пота.

И трудом, и потом, и слепотой, и жалостью, — земля свята.

О степенях.

От темноты до преображения на всяком пути много степеней.

Когда из недр земли прорастает семя, непреображенная земля несет свою непреображающую жертву. Слепая родит слепую жизнь и отдает ее в жертву слепым.

Путь рождающих земных недр и путь прозябающего семени, — два смежных пути, взаимно неизбежных и противоположных.

Но это в пределах непреображенности.

На других путях можно проследить степени преображенности.

На отдельном человеческом пути, например, личность воспринимает себе первоначально, как некое органическое единство. Человек утверждает себя, как сущее, но не как преображенное сущее.

Следующая ступень будет восприятиe себя, как некоего психического единства.

По отношению к первоначальному состоянию это уже степень преображения.

Но по отношению к последующему тут духовная тьма не преодолена, надо искать духовного ощущения себя, своего перевоплощения в следующую степень преображенности.

Можно найти другой пример в единстве многих.

Первоначальная степень, не просветленная преображением, — это единство в количестве, механическое сочетание коллектива. Тут могут быть такие утверждения:

— «Мы вместе идем на охоту, потому что только десять рук, а не одна и две руки, способны осилить силу дикого зверя».

И тут не важно индивидуальное лицо того, кто идет, потому что имеет значение только счет рук, кому бы они не принадлежали.

До известной степени коллектив, осуществляемый сейчас в России, основная сущность большевизма, — это тоже исчисление количества, — не Иван, Петр, Сидор и так далее… а один, два, три, сто, тысяча!!! Не органическое слияние свободных путей, а механическое их сочетание.

В путях преображения Иван, Петр, Сидор начинают существовать, как органически и свободно слитые воли. Тут «свободное волеизъявление не всего народа». Тут гармонически осуществленное народоправство. Количество не соединяется механически, а становится единым целым организмом, народом, имеющим свое единое лицо и включающим в себя отдельные индивидуальные лица. Это не горсть песка коллектива, а крепкое единство всех частей каменной глыбы.

В пределе преображения в полноте там, — «где двое или трое во Имя Мое там и Я посреди них».

Другими словами, двое или трое не слагаются, как отдельные механические единицы коллектива. Двое или трое не срастаются, как органическое единство творящего свою волю народа. А слагаясь, сращаясь, они не остаются равными себе, но приобретают от факта сложения, сращения еще нечто, что в них не заключено нечто, что по существу больше их, что преображает и вновь определяет их.

В этих линиях можно искать многих путей. Тут пути наши, пути демократии, пути социализма.

Три эти слова определяют большую и подлинную степень преображения первоначальной тьмы коллектива. Они возможны лишь при достижении значительного совершенства.

Но, конечно, они не завершение, они не окончательное преодоление, не окончательное преображение, не святость, не полнота последней реальности, не момент слияния с Богом.

И в этом отношении движение мыслится бесконечно долгим и трудно определимым в отрезке времени наших жизней.

Тут важно только утвердить подлинную реальность, подлинную сущность этих путей.

Кто имеет к ним «талант», тот должен и вправе идти по ним, потому что в пределе они ведут к последней полноте Божества.

От камня до духа, — все суще и все неизбежно в последней полноте.

О материнстве.

Слепая земля несла в своих недрах слепое семя. Не она выбирала судьбу свою и не семя волей своей избрало себе недра земли, а так было назначено им.

И в отдаче своего плода миpy земля принесла не своей волей избранную слепую жертву.

Дальнейшая степень преображения этого пути, — опознавшее себя материнство.

Часть себя становится иной жизнью и остается кровно слитой с начальной жизнью.

В материнстве есть воплощенное существование в себе и в другом, — в другом, отдельном от себя. Мать, оставаясь в сыне, отдает его всем дорогам земным, всем полям земным, всем страданьям, и соблазнам. Мать уже не вольна в судьбе сына, и вместе с тем неразрывно связана во всех его путях с ним.

В материнстве предельное ощущение гибели, потому что нет никаких сил вмешаться в сыновний путь.

В материнстве самая великая любовь, потому что оно издали и без возможности что?либо изменить влечется за сыновним путем и как бы соживет в своей раздельности с этим сыновним путем.

Материнство не имеет крыльев, потому что оно не может решать. Оно только разделяет чужое решение. Оно страдает чужим, вольно избранным страданием, и для него это страдание не вольно избранно, а только неизбежно принято.

Материнство не виновато, но ответственно. И вместе с тем даже в ответственности оно не может выбирать своих решений.

Материнский путь в степенях преображения может иногда стоять неизмеримо ниже сыновнего пути, но даже и это не избавляет его от ответственности и боли за более преображенную степень.

Тут все не волею избрано, а до конца неизбежно.

Тут в гибели нет сознания преодоления, в страдании нет ощущения достиженья, тут земля молчит, а звери воют, а люди исходят мукой от не завершаемой жалости.

Но ничего, ничего изменить нельзя.

Потому что можно не вести и выводить, а только сопутствовать.

О сыновстве.

Сопутствовать, — другому.

Земной путь, материнский путь сопряжен с существованием сыновнего.

Для матери нужен сын.

Для воплощения материнства воплощение сыновства.

Важно знать, — есть ли и обратная необходимость и обратная зависимость.

Или вышло семя из недр земли, принесла земля миpy свой плод, — и дальше, — пути не встретятся.

Или, — в другой степени, — отдала мать сына всем дорогам жизни и больше к ней сын не вернется.

Еще точнее, — нужно ли и неизбежно ли для сына сопутствие матери.

Все люди сыновья.

Но есть сыновья, не причастные сыновству. Это те, дорога которых иначе намечена, которые имеют крылья иных путей.

Много плодов земных идет в пищу птицам и зверям и не все вновь обращаются, как семя, в земные недра.

Но есть люди, причастные сыновству. Это те, кто знает и нуждается в вечном следовании за ними матерей, не могущей помочь и бессильной что?либо изменить.

Причастны сыновству те, кто даже будучи вождями, всегда остаются ведомыми, те, кто идет не в одиночку, а всегда чувствует за собой идущих и ведомых им.

Это те, перед которыми впереди не прорубленная дорога, а заросшая лесная чаща.

И наконец, — главное, — причастные сыновству, идут не к победе в легкой борьбе, а могут побеждать, только принесением себя в жертву. Плоды же победы, — не для них.

Сыновство определяет их подвиг, как жертву, как защиту собою, — своей кровью и мукой, — тех, кто стоит за ними.

И вот тут ясно, что самый высокий подъем их в степенях преображенности, не исключает, а наоборот предрешает минуты бессилия, минуты звериного воя, минуты такие, когда они падают на землю и ничего не могут, и хотят только, чтобы чья?то, тоже ничего не могущая изменить рука, прикоснулась к ним, чтобы путем прикосновения к матери они осознали, что они не до конца одиноки, что ничего не меняющая связь их с недрами дает передышку, наполняет новыми силами.

Путь сыновства неизменим, — это путь вольно выбранной жертвы. Но он осуществим только при наличии матери, в бессилии своем покрывающей силу сына.

Тут важно только знать, что в своей степенности они могут быть не равноценны. Сын может быть в предельных степенях преображения, в приближении к святости. А мать может быть в это время лишь темными земными недрами.

И несмотря на это их встреча неизбежна и необходима для обоих. Прикоснувшись к темным земным недрам, сын получает право на свой подвиг и силу для него.

Никакая «косая сажень в плечах» не может казаться матери чем?то, чего она не может покрыть собой.

Богоматерь.

Не знаю, мог бы кто?нибудь понять святость земли, и святость материнского пути, если бы мы не имели его перед глазами в полном его преображении.

Преображение и обожение земли, плоти, матери, — это Богоматерь.

Путь Богоматери, — не Голгофа. Она не могла даже молить, чтобы ее миновала горькая чаша ее пути. Она могла только принять его любовью, жалостью, неизбежностью, обреченностью.

Это не вольные страдания крестной смерти, а заранее предрешенный и неотвратимый обоюдоострый меч, проходящий в сердце.

Сыновство Христа одновременно сыновство не только Богу, но и Богоматери. Сыновство, преображенное до последней полноты. И в этом сыновстве, в этом подвиге жертвы не было возможности щадить мать; оберечь ее от обоюдоострого меча в сердце.

Богоматерь, — Преображенная Плоть, Святая Земля. И защищена она, и обожена она, и искуплена она страданиями Сына. Для искупления ее, — а в ней всех, — он пришел в мир. Путь сыновства, — путь жертвы за мать. И путь этот вместе с тем есть путь, пронзающий сердце матери обоюдоострым мечом.

Земля свята своим стоянием у креста. Земля искуплена мечом, ее пронзившим. Но земля не на кресте. Земля не волею своей избирает путь свой, а волею Сына, жертвы влекома и идет по пути своему.

Но это все в последних вершинах преображения.

Человеческое.

В осуществлении материнского начала вне пределов отдельных человеческих путей, а в общем историческом раскрытии и пути всего человечества, есть та же устремленность к последним пределам преображения, к полноте бытия.

Человечество по сути своей сыновно и путь человеческий, — путь сыновний.

В пределе, преображенному человечеству противостоит Святая Земля, изначальная мать его, влекущаяся за его крестным путем и предстоящая его преображающей Голгофе.

И в пределе нескончаемая человеческая Голгофа заключена в вечном утверждении себя, как Богочеловечестве. В этом последняя степень преображения пути человеческого, до слияния его с полнотой.

Но в каждое данное время воплощение в Богочеловечество не является предельным, всегда лишь в становлении.

Сыновству человечества сопутствует материнское начало земли.

Земля как бы усыновляет божественную ипостась сына. И Голгофу человечества, определенную божественной ипостасью богочеловечества, воспринимает, как обоюдоострый меч, неизбежность которого отвратить нельзя.

При всей реальности понятия «человечество» оно реально неузнаваемо. При всей реальности понятия земли, она тоже не дана физическому постиганию.

Поэтому в области постигаемых реальностей надо говорить об отдельных лицах, воплощающих в себе частично или сыновний путь человечества, или материнский путь Святой Земли. И только так можно познавать эти два начала.

Путь человеческого сыновства, путь вольно избранной жертвы и искупающей смерти, сознаваемой, как гибель, как последний предел, — удел многих, тех, кто является подлинными отобразителями человечества.

И так же в отдельных людских путях отображен лик святой земли, бессильной изменить и отвратить что?либо, но принимающей обоюдоострый меч.

На этих путях люди не ищут и вольно избирают жертву, а неизбежно предстоят чужой жертве, не страдают, а сострадают, не борются, а облегчают борющихся, не побеждают, а стенают от трудности победы.

Путь этот не крылат. Путь этот никуда будто бы и не выводит, потому что преображается только чужим преображением.

По он в общем миростроительстве так же свят и неизбежен, как путь сыновний, потому что нестерпим был бы сыновний путь, если бы у Голгофы не стояло материнство, если бы не было сознания, что Голгофа воспринимается материнством, как меч, пронзающий душу.

И можно утверждать, что в любое время и в любых степенях преображенности, люди материнского пути опознают тех, кто на путях сыновних.

И обратно.

Ни время, ни место, ни степень тяжести, ни внутренняя значимость ее, — не могут помешать мгновенному опознанию.

Дальнейшее определяется только одним, — нужно ли вот сейчас, вот на этот крик броситься к данному сыну данной матери, или — вернее, — действительно ли истинно и неотвратимо она влекома сейчас по окрестному пути данного сына.

Во временном.

В историческом раскрытии Богочеловечества, в приближении к состоянию, когда все будут едино, — есть эпохи, стоящие под различными знаками, как бы исключительно посвященные одному из начал, входящих в единое человеческое лицо.

Часто в чередовании их противоположной значимости они как бы отрицают друг друга. И истины, найденные на других путях, тогда объявляются ложью. Тут опять утверждение реальности зла путем отрицания истинности одного из путей к человеческому преображению.

Эпохи, стремящиеся к утверждению человеческих начал в постепенно преображающемся Богочеловечестве, часто кощунственно отрекаются от предшествующих эпох, когда человеческая мысль была устремлена к постижению своей причастности Богу.

А эпохи устремленные к Богу, как бы отрекаются от своего человеческого естества и предают его.

Надо иметь любовь, чтобы видеть в пределе преображения святость обеих естеств.

И может быть человечество в течении и восхождении своем было бы рассыпано, раздроблено на части, вечно бы отрекалось от своего вчерашнего дня и этим самым предавало бы себя злу не могло бы иметь единого лица и единого пути, — если бы при всех муках этих попыток отречься, предать, раздробиться и рассыпаться, если бы при всевременном предавании себя вольной смерти, — человеческому роду не предстояла бы Мать.

Земля не отречется от человечества и не предаст своего материнства. Земля объединит разрозненные временем муки. Земля оправдает и минуты исканий своих человеческих путей, и минуты когда дух человеческий приближается к слиянию с Богом.

Потому что минута даже величайшего подвига звенит в духе матери как вопль:

— Боже мой, Боже мой, вскую оставил меня?

Родина и народ.

Родина — родившая — Мать — родная земля. Народ — народившийся, — Сын. Для нас мать, — из всех земель самая Земля, из всех матерей наша мать, Россия.

И сыновен путь русского народа по отношению к ней.

Надо только понять, что каждый отдельный человек может быть корнями своими более причастен русскому народу или более причастен России. Русский народ вольно выбрал сыновнюю гибель свою и взошел на Голгофу. Можно отдельному человеку вместе с ним восходит на Голгофу и вместе с ним вольно избирать крест свой

Материнский путь России, страны, земли, мука не вольно избранная, а претерпеваемая. И вместе с ней можно отдельным людям разделять меч Голгофского креста, пронзающий сердце. Материнская мука России, путь ее преображения. И в ней она как бы утверждает себя, как исконно материнский путь, путь по преимуществу материнский.

Среди миpa Poccии, — всего более земля, Святая Земля, мать, удел Богородицы.

Народам даны разные пути.

Poccии же дан материнский путь и в этом нельзя не видеть конечную цель ее служения.

Россия сопутствует сострадает миру. Россия не вольным хотением берет, и отрекается, и вновь берет свой крест, а силой своего материнства влекома за миром, за народом своим, пронзена мечом крестной муки человечества. И силой материнства своего может она покрыть сильного.

И вместе с тем мир, народ, не может пощадить матери.

Должное.

Уже века познается истинное имя Poccии и истинное имя ее народа.

Исторически чередуются различные эпохи.

Они могут быть эпохами, стоящими под знаком материнства. Или эпохами, стоящими под знаком сыновства.

А в сыновстве, — в пути не родины а народа, — есть всегда воплощаемое Богочеловечество.

Другими словами, соборно–единый русский народ в пределе своем может быть переображен в подлинное Богочеловечество.

Но эпохи дробятся и дальше. Иногда народ со всей страстью и мукой посылает своих детей на смерть и на гибель, в тюрьмы, и на виселицы, для утверждения и раскрытия полноты своего человеческого лика.

Дерзновенность человеческого начала определяет себя, как должное. Человеческая справедливость говорит о человеческом равенстве и бьется до смерти против рабства.

Материнство, Родина, Россия сопутствует человеческому пути своего народа, благословляет его, и стоит у его креста.

И путь этот человеческий в пределах преображенности свят, не отрицаем, необходим, как один из частей преображенного Богочеловечества.

И если в чередовании эпох за таким поколением идет другое, отрицающее его, и избирает муки духа, очищение миpa личной углубленностью, то в отречении народ раскалывает себя, теряет единый путь, утверждает хаос, зло, отсутствие цельности.

В самом себе каждый истинно сущий путь ведет к полноте Божества. И поэтому тут вопрос только в том, к какому пути «талантливо» данное поколение.

Но синтез всех путей, цельность раз–родных частей народа, собирание всех подвигов в единый народный подвиг, дает материнство.

Родина, родившая, Святая Земля, Россия — влеклась раньше за сыновним путем своего народа, когда он утверждал свою человеческую свободу. Она же влечется и сейчас за ним, когда, отрекаясь от человеческой борьбы, от боя за свое человеческое право на равенство и на хлеб, начинает народ мукой воплощать заложенную в нем божественную Ипостась.

В пути матери соприкоснутся пути народа. Единой материнской мукой сольются в единый лик две ипостаси народа.

И вместе с тем только жертвой народа может быть искуплена мать.

К этому надо только еще добавить, что в историческом процессе эпохи, отрицающие друг друга, конечно, не единственные.

Есть еще эпохи полноты синтеза.

В конечном счете только они определяют степень воплощенности Богочеловечества.

И эта степень воплощенности для каждого исторического момента определяется сочетанием всех творческих достижений в области человеческой, с полнотой неподвижной божественной истины.

Да оно и не может быть иначе, потому что в Богочеловечестве элемент Божественный неподвижен и в приближении к нему происходит только его раскрытие.

Человеческий же элемент всегда творим, в человеческом элементе нет данной заранее полноты, а преображение его идет через творение новых ценностей.

Так оно и в церкви: церковь вечно должна сочетать в единое соборное Богочеловечество полноту неподвижной божественной истины с текучим и вечно творимым началом человечества.

Е. Скобцова.

Журнал"Путь"№6 (1927)