СРЕДИ ВОИНОВ ОКОЙОНГА

СРЕДИ ВОИНОВ ОКОЙОНГА

Дорога в Окойонг была трудная. Лил, не прекращаясь, дождь. Мэри Слессор вместе с пятью африканскими ребятишками и всеми своими пожитками разместилась в длинном выдолбленном каноэ, которое продвигалось по реке очень медленно из-за сильного течения, хотя рослые гребцы усердно работали веслами. Уже совсем стемнело, когда они добрались до берега. А еще нужно было идти пешком 4 мили через лес. Плача, с большим трудом дети пробирались по грязным тропинкам сквозь мокрые заросли, и только мужество и вера Мэри воодушевляли их продолжать путь.

Когда они наконец добрались до Икенджа, одного из городов Окойонга, их встретили далеко не гостеприимно. Люди «праздновали» похороны матери одного из воинов. Это означало, что они будут пьянствовать несколько дней беспрерывно. Мэри уложила детей спать в хижине, а сама, уставшая, вернулась к реке, чтобы с помощью гребцов переправить коробки с продуктами и имуществом в ее новое помещение. Уже в полночь ей удалось немного поспать. Все тело ныло от усталости, а на душе было ужасно грустно.

Первым домом в Икендже для нее стала грязная, отвратительная комнатушка в одном из углов женского двора, принадлежавшего старейшине Идему. Комната кишела крысами и тараканами, было так тесно, что каждый вечер приходилось выносить за дверь все лишнее, чтобы освободить место, где Мэри и ее семья могли бы спать. Люди ни на минуту не оставляли ее одну. Они стояли возле дверей, таращились на Мэри и детей, громко обсуждали ее внешность, одежду, пожитки.

Особое внимание Мэри привлекла одна женщина. Это была Ма Эме, огромная толстуха, сестра старейшины, которая командовала всеми остальными. Она следила, чтобы Мэри давали пищу, помогала понять обычаи народа, с которым ей пришлось жить.

«Первые посещения городов Окойонга не сильно меня воодушевили,— писала Мэри Слессор подруге— Люди, казалось, боятся встречи с нами, а когда мы все же собрались все вместе, они пришли вооруженные до зубов». Жители Окойонга не доверяли ни приезжим, ни даже друг другу и никогда не выходили из дому без оружия. Единственный раз, когда они забыли свои ссоры, была смерть «большого человека». Тогда они собрались все вместе, чтобы выпить и попировать. Все, что Мэри Слессор когда-либо читала, слышала или видела про варваров, было здесь: колдовство, испытание ядом, убийство близнецов и охота за черепами.

Мэри открыла школу в Икендже и в Ифако, что в двух милях от Икенджа. Сперва к ней на занятия приходили люди всех возрастов, движимые любопытством, что же собой представляет эта белая «Ма». Позже взрослое население потеряло к ней интерес и оставило ей только детей. Она учила их писать первые буквы на песке или на необструганных кусках досок. Они заучивали на память главы из Библии и, возвращаясь вечером домой, рассказывали их односельчанам. Каждый учебный день заканчивался молитвой. Мэри учила их и гимнам ификов, и знакомила с шотландскими псалмами. Одним из самых любимых был гимн, сложенный ею самой.

«Esiere Mufan mi, о Esiere nde,

Ikot Jesus ifekhere ekim ye okoneyo.

Ima ye emem Esie ofuk nyin nte mba.

Usiere enyene nyim, edide uwem edide mkpa».

В переводе это звучит так:

Спокойной ночи, друзья, и снова спокойной ночи,

Народ Иисуса не страшит ни темнота, ни ночь.

Его любовь и доброта накрыли нас крылом.

И Свет — Он наш, при Нем приходит жизнь и смерть.

Они пели этот гимн на мелодию одной из популярных шотландских песен.

Медленно, очень медленно люди из Окойонга проникались уважением к белой чужестранке в своей среде. За ней часто посылали, когда кто-нибудь заболевал, и она никогда не отказывалась прийти в любое время суток. Если ей удавалось спасти жизнь мужчине или женщине, то она могла уберечь целую деревню от испытания ядом. Даже Идем, старейшина Икенджа, стал обращаться к ней за советом.

* * *

Совершенно случайно Мэри услыхала, что между двумя деревнями Окойонга должна произойти битва. Она сейчас же пошла к Идему и завела с ним беседу, стараясь задержать его в доме. Стало темнеть, Идем забеспокоился: ему было неловко. Наконец он предложил Мэри вернуться домой, так как было уже поздно.

— О, мне здесь очень удобно,— заявила простодушно Мэри.

Через несколько минут он снова попытался отправить ее домой.

— Ма, вы заболеете лихорадкой, ночной воздух очень свежий.

— Тебя волнует мое здоровье? — спросила Мэри спокойно— Идем, мой друг, я знаю твои планы на сегодняшний вечер. Я знаю, твой народ ждет, что ты поведешь его в бой. Но вспомни, вы обещали мне, что не будете воевать. Вот почему я сижу здесь и слежу, чтобы ты сдержал свое слово.

Идем поднялся и молча ушел на свою половину. А Мэри Слессор срочно вызвала Ма Эме.

— Я буду спать здесь,— сказала она.— Но если Идем выйдет хотя бы на минуту, сейчас же буди меня.

В середине ночи она почувствовала чью-то руку на своем плече. При свете луны она могла различить огромную фигуру Ма Эме, склонившуюся над ней. Африканка ничего не сказала, только указала на открытую дверь. Мэри быстро соскользнула с кровати и вышла. Недалеко от поселка, на опушке леса, она столкнулась со старейшиной Идемом, который шагал с мечом в руке. Она знала, что в кустах полно вооруженных людей и все они ждут только приказа, чтобы начать битву.

— Куда ты направляешься, Идем? — спросила Мэри.

— Я собрался прогуляться,— ответил он.

— Хорошо, я иду с тобой,— голос Мэри звучал спокойно.

Без лишних слов они прошли через лес, оставляя одну за другой лесные тропинки. Наконец они повернули к поселку, и Мэри знала, что этой ночью битвы не будет. Целую неделю она наблюдала за Идемом, днем и ночью не спуская с него глаз. В конце недели он подошел к ней и положил свой меч у ее ног.

— Я сдаюсь, Ма,— сказал он, и Мэри поняла, что она победила. Воин уступил миссионерке.

* * *

Спустя какое-то время люди помогли ей построить собственный дом для себя и своей африканской семьи. Он был сделан из бамбука, скрепленного грязью, с обычной соломенной крышей. В одной из двух комнат она соорудила себе буфет, также скрепленный грязью и обложенный камнями, и такой же диван. В другой комнате находились ее коробки, книги и кровать. Следующим было построено здание в Ифако для повседневной работы Мэри. По воскресеньям это здание называлось «Ufok Abase» (Дом Божий), а всю остальную неделю — «Ufok Nwed» (дом книг).

Примерно через год комитет миссии прислал мистера Овенза, миссионера-плотника, чтобы помочь Мэри построить постоянный дом. Это свидетельствовало о том, что они признали важность и значение ее работы. Икендж стал постоянной базой миссии. Мистер Овенз прибыл в понедельник и обнаружил, что Мэри проводит богослужение.

— Почему вы путешествуете в воскресенье? — спросила она вместо приветствия.

Он удивленно взглянул на нее.

— Сегодня понедельник. Вчера было воскресенье. Я в этом совершенно уверен, так как дважды посетил кирху в Дюк-Тауне.

Мэри смутилась.

— Я потеряла счет дням,— призналась она.— Но люди думают, что сегодня воскресенье, пусть будет два воскресенья на этой неделе.

На следующее утро мистер Овенз приступил к работе над новым зданием с настоящими дверьми, окнами, верандой, кухней и амбулаторией. Он был впервые в этой стране, и это было его первое задание. Вскоре он освоился со всем, что происходило в Окойонге и в окружении Мэри, и стал оказывать ей посильную помощь. Все время кто-то приходил и приносил новости: что должны родиться близнецы, что где-то происходит пьяный бунт, что кого-то обвинили в колдовстве и собираются судить. Не один раз шотландскому плотнику приходилось откладывать свои инструменты и присматривать за детьми вместо Мэри, которая спешила на помощь.

Однажды утром он работал над чем-то и вдруг заметил, что Мэри Слессор скрылась в лесу.

— Что случилось на этот раз? — подумал он.— Жаль, что я не знаю языка этой страны. Здесь никогда не знаешь, что может случиться.

Он позвал своего помощника калабарца и попросил его сбегать за Ма Слессор.

Очень быстро парень вернулся с известием, что произошел несчастный случай.

— Ма говорит, приходите быстрее и приносите лекарства,— произнес он, задыхаясь от быстрого бега.

Мистер Овенз нашел Мэри, стоящую на коленях перед телом молодого африканца, а вокруг вопила толпа односельчан.

— Это Итим, сын Идема,— объяснила она быстро по-английски.— Его ушибло упавшим деревом. Боюсь, что это серьезно, мне кажется, у него сломана шея... Сейчас он без сознания. Если он умрет... — Она не закончила предложения, но плотник прочитал ее мысли. Смерть такого важного человека положит начало господству ужаса во всем районе.

Мистер Овенз и его помощники сделали примитивные носилки и перенесли раненого юношу в Икендж, в дом его матери. Две недели Мэри посещала его, молясь за его выздоровление. Но однажды в воскресенье утром она обнаружила такую сцену: родственники юноши подняли его и фанатично пытались вернуть душу в умирающее тело. Они вдували ему дым в ноздри, натирали жгучим перцем глаза, отчаянно кричали ему в уши, но уже бездыханный Итим ничего не чувствовал и не слышал. Он был мертв. При виде этого страшный вопль вырвался из уст окружающих. Сам Идем был вне себя от ярости и отчаяния.

— Мой сын убит колдовством,— кричал он.— Приведите знахаря, пусть он узнает, кто это сделал.

При этих словах возникла такая паника, что все население деревни, взрослые и дети, бросились в лес. Никто не знал, кто будет обвинен первым. Но знахарь объявил, что в смерти Итима виновата другая деревня. Идем созвал своих воинов. Они быстро отправились в указанное место, схватили всех, кто там находился, и притащили в цепях на подворье Идема.

Вот когда мистер Овенз понял, из какого теста слеплена Мэри Слессор. Ситуация была тяжелой, но Мэри не отчаивалась. Порывшись в сундуках в здании миссии, она принесла гору старомодной одежды и орнаментов, которые были привезены из Шотландии. Пошла к Идему и сказала ему, что скорбит о смерти его сына.

—Я займусь его похоронами,— объявила она.— Он будет похоронен достойно его происхождению.

И она сдержала свое слово. Тело было одето в новый костюм и покрыто ярким шелком. На голову одет шелковый тюрбан, украшенный перьями. Бусы из больших медных пуговиц обвивали его шею. Тело усадили в кресло на женском подворье под ярким зонтиком. И как последний штрих: Мэри Слессор поместила зеркало перед Итимом, чтобы отражать все это великолепие. Люди были в восхищении. Никогда раньше в Окойонге не было такого величественного зрелища. Они плясали в диком безумии вокруг трупа, паля из ружей и воспевая хвалу погибшей юности.

Дни и ночи продолжалась оргия. Но Мэри твердо знала, что опасность еще не миновала. Захваченные пленники находились еще в цепях, привязанные к подпоркам веранды старейшины. Стручки ядовитой фасоли были стерты в порошок в большом количестве, приготовленные для испытания ядом. Утомленные, но терпеливые мисс Слессор и мистер Овенз наблюдали за пленными, он днем, она ночью.

Толпа зверела. Она встретила Мэри враждебными криками, когда та стала настаивать, чтобы яда не было.

— Верни к жизни нашего хозяина,— кричали они,— и мы отдадим тебе пленников.

В середине ночи наступил кризис. Пленную женщину расковали и поставили перед Идемом, чтобы она выпила яд. Ее стража покачивалась в пьяном угаре, но Мэри нашла выход. Она схватила перепуганную женщину за руку и помогла ей бежать. Вместе они миновали темный поселок и попали в безопасное убежище миссии. Оставив мистера Овенза охранять женщину, Мэри вернулась к бурлящей толпе. Просила и умоляла сохранить жизнь другим жертвам. Наконец Идем согласился похоронить Итима, только вместо толпы рабов принести в жертву корову для загробной жизни. Впервые в истории Окойонга обошлось без человеческих жертв при похоронах человека высокого ранга.

* * *

Мэри Слессор часто вспоминала свое письмо из Дюк-Тауна, отправленное много лет тому назад: «Христос никогда не спешил, повседневные обязанности выполняются регулярно, в остальном положитесь на Бога». Подражая своему Господину, доверчиво и терпеливо жила она и трудилась. В ее жизни не было ни эффектных христианских побед над язычниками, ни переполненных церквей, ни образцовых школ. Но ее влияние на племя было огромно. Старейшины просили у нее совета. Она была законником, учителем, целителем и другом для каждого. В ней они видели любовь Бога в действии.

Она обычно привозила своих черных гостей домой и показывала им свое нехитрое имущество. Обнаженные черные женщины трогали одежду миссионерки, занавески, покрывала. Они задыхались от восторга при виде кастрюль, сковородок и посуды. Мужчины ограничивались тикающими часами, показывающими время суток. Чудом казалось простое зеркало. Они пробовали сгущенное молоко, которое Мэри держала для младенцев, странный белый сахар, называя его «слишком сладким».

Учитывая их интересы, Мэри написала письмо своим друзьям в Калабаре с просьбой прислать каноэ с товарами. Она уверяла, что племя охотно будет покупать товары. Однако ифики, опасаясь за свою жизнь, не отважились отправиться вверх по реке. Мэри написала снова, на этот раз королю Эйо VII в Крик-Таун, который был христианином. Она просила пригласить к себе старейшин Окойонга. Он выполнил ее пожелание, и вожди очень неохотно отправились вниз по реке, а с ними и белая Ма. Король принял их достойно, показал все свои вещи и обещал открыть торговлю. С того времени Окойонг начал прибыльную торговлю пальмовым маслом и зерном. В обмен на это новые и разнообразные товары стали приплывать в Икендж и Ифако, в другие деревни внутренней части страны. Меньше оставалось времени для пьянства и войн.

Впервые отправляясь в Окойонг, Мэри писала: «Я еду к новым племенам вверх по реке, к диким и жестоким людям. Я не боюсь боли, но чтобы победить их страшные предрассудки, потребуется мужество и твердость с моей стороны». И через несколько лет она стала их признанной королевой, а воинственный народ сложил оружие к ее ногам. Она победила благодаря мужеству, любви и молитвам.