10 марта 1991 г. [20]

10 марта 1991 г.[20]

Вы знаете, по какому случаю мы собрались здесь: полгода прошло. И не прошло, а пробежало, промчалось. Тем более, что это было время бешеной динамики — социальной, политической, да и духовной. Полгода — срок небольшой, но этого достаточно, чтобы осознать тяжесть потери.

Отца Александра убили те же силы, которые убили Христа, — власть и чернь, власть духовная и светская. Я воспринимаю это преступление не только как злодейство, но и как покушение на святыню. Он был слишком хорош для этого мира. Мир не мог вместить такой объем света. Конечно, убить человека нетрудно — его плоть не защищена. И отец не был защищен. Но он был богатырем духа и в этом смысле защищен так, что никакие силы зла не могли справиться с ним. И в этом поражение сил зла: дух не уничтожим.

Отец Александр выполнил свое предназначение, и за него можно быть спокойным. Но он беспокоился о нас, и не зря. Он видел, что вера наша слаба, что дух наш немощен, что нас раздирают мелкие страсти и суетные мысли. Я уже говорил, что надо оставить все счеты друг к другу: нас объединяет гораздо большее, чем разъединяет. Я, например, чувствую сейчас близость со многими, с кем близок не был.

Отец Александр, как евангельский сеятель, бросил нам в душу зерна добра, света и любви. И хотя эта наша почва довольно тощая, но я уверен, что многие семена проросли и дадут свои плоды. Я верю, что не напрасно отец Александр так долго трудился на этой ниве, взращивал каждый росток, удобрял и окучивал эту землю. Как добрый садовник, он заботился о своем саде и, я уверен, заботится о нем и сейчас.

Я бы хотел, чтоб этот вечер был не таким, какие уже были, а другим — интимным, личным. Здесь собрались в большинстве своем прихожане отца, и было бы хорошо, чтоб они поделились с нами своим опытом — как они ощущают связь с отцом Александром, его присутствие. Многие говорили мне, что это присутствие очень явственно, связь, — может быть, сильней, чем прежде.

Я тоже могу сказать об этом. И я хочу рассказать вам о том, как это было со мной.

Весь прошлый год меня стала преследовать мысль: что я буду говорить на похоронах отца Александра? Мысль была дикая и выплывала она из подсознания, как?то внезапно, потому что разумом?то я думал совсем другое. Я думал: «Какое это счастье, что есть отец Александр, я ведь старше его», и я заранее радовался, что он меня отпоёт. А тут вдруг такое. Мысль была кощунственной, и я ее отгонял, но она возникала всё снова и снова. А до 90–го года такого не было.

8 сентября весь день меня преследовала фраза, невесть откуда взявшаяся:

И пойду я на голос печали.

Мне почему?то это было неприятно. Я не хотел знать, что будет дальше, не хотел плыть по этой волне и усилием воли отгонял ее. Я не хотел продолжения. Но фраза всплывала все снова и снова:

И пойду я на голос печали.

А 9 сентября я проснулся в седьмом часу (тот самый час!) и записал:

Распахни мне туманные дали,

Засвети над порогом звезду,

И пойду я на голос печали

И на голос разлуки пойду.

И я все?таки не понимал: почему «голос печали» и с кем разлука? Но настроение стало отвратительным. А потом мне позвонили, и я понял — с кем.

Мне отец Александр снился не раз. Первый раз был в черной рясе. Я знал, что он будет убит и что ничего нельзя сделать, и страшно метался. Он — тоже знал, но был спокоен. И я подошел, обнял его и сказал ему на ухо: «Я люблю Вас».

А потом он снова снился мне и был уже в светлом одеянии, и я ему исповедовался.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.