12 сентября 2007 г. [71]

12 сентября 2007 г.[71]

В черный день 22 июня от нас ушел отец Георгий Чистяков. Это было совсем недавно. Поэтому сегодня мы посвятим наш вечер не только отцу Александру Меню, но и отцу Георгию.

Два этих имени не случайно стоят рядом. Отец Георгий как бы принял эстафету из рук отца Александра. Он считал себя его учеником и действительно был им. Верным, истинным учеником, человеком того же духа, обладавшим сильной харизмой. Он почитал своего учителя и посвятил ему несколько вдохновенных проповедей.

В одной из них он сказал: «Чем дальше уходит в прошлое день, когда о. Александр ушел из видимой жизни, тем яснее становится, до какой степени великим праведником он был, до какой степени отметил Господь его печатью святости.

Это становится ясно с каждым годом всё более и более. И каждая новая книга его, которая выходит сейчас, — это событие для всех, кто открывает эти книги и читает их. Оказывается, что в отличие от многих людей, которые, чем дольше проходит время от того, когда они жили, всё больше и больше уходят в прошлое, — святые не уходят, они остаются здесь, они остаются среди нас. Они навсегда остаются нашими современниками. Отец Александр был именно таким современником дня сегодняшнего, и молитва его чувствуется в нашей жизни. Сколько людей в последние годы признаются, что узнали силу его молитвы. Поэтому будем благодарить Бога за то, что у нас есть такой наставник и такой духовный отец, молитвами которого мы живем.

Отец Александр из тех людей, которых называют «друзья Христовы». И это видно не только из нашего опыта общения с ним, это видно из каждой строчки «Сына Человеческого», его удивительной книги. Это видно из каждой строчки текстов, которые он нам оставил. Конечно, несмотря на то, что годы летят, как?то очень трудно представить, что отца Александра нет в нашей жизни физически. Это действительно очень трудно и больно себе представить. Но Господь дает общение с ним через Таинство Евхаристии, через молитву, через чтение его книг. Господь дает нам общаться с отцом Александром, и будем за это благодарить и воспевать Бога».

В другой своей проповеди отец Георгий сказал: «Он ушел, с нашей земной точки зрения, несправедливо рано, недопустимо рано. Но с другой стороны, понятно, что он ушел, чтобы оставить нас со Христом один на один. Он ушел и, уходя, сказал, что не бросит нас, потому что с нами Христос». Еще отец Георгий говорил, что «отец Александр ни на кого не похож. Он был абсолютно сам собой, и, конечно, можно было прямо и смело сказать — таких людей не бывает. И, тем не менее, именно такой человек был послан в нашу страну, к нашим современникам, прежде всего к людям с разрушенным внутренним миром».

Удивительно, что всё или почти всё, что говорил отец Георгий об отце Александре, относится к нему самому. Он ушел несправедливо рано. Он остается нашим современником. Он оказался лично близок нам. Он оставил нам замечательное наследие. Он тоже молится за нас, и его молитвами мы живем.

Конечно, отец Георгий — другой человек, уникальная, неповторимая личность. Тем не менее духовно он очень похож на отца Александра. И у того, и у другого не было границы между жизнью и проповедью, между жизнью и христианством. Их жизнь и была проповедью, и была христианством. Она была горением духа.

Я уже говорил на поминках, что отец Георгий — явленное нам чудо Господне, большее чудо, чем мироточивая икона. Отец Сергий Булгаков, когда?то сказал о Павле Флоренском: в нем «встретились культурность и духовность, Афины и Иерусалим». То же самое мы можем сказать об отце Георгии, только к Афинам и Иерусалиму надо бы еще добавить Рим и Москву. Он показал, что наука и вера, вера и культура не только совместимы, но могут быть гармонически соединены.

Отец Георгий, как и отец Александр, впитал, вобрал в себя мировую культуру и был ее интегральной частью. Он был выдающимся ученым–филологом. Но он не только блестящий филолог, знаток греческого и латинского языка, знаток античной литературы, но и художник слова. У него был поразительный дар слова, живого слова, напоённого огнем веры. Это слово, казалось, само изливается из его сердца. Оно всегда было живым и новым. Помню, да и вы помните, как он вздымал руки, и речь его лилась, как поток.

Отец Георгий сочетал в себе физическую немощь и духовную мощь. Он был человеком без кожи. Всякая неправда его ранила. На всякое отступление от истины, особенно в Церкви, он реагировал бурно. У него был абсолютный слух на фальшь, на ложь — он их физически не переносил. У него был в высшей степени развит дар различения духов. Тут обмануть его не было никакой возможности. И вы, наверно, заметили, как много он говорил о боли. Это потому, что он ощущал боль другого как свою, особенно если это касалось детей. А вы знаете, через что ему пришлось пройти в детской республиканской больнице. Это было, выражаясь его словами, «нисхождение во ад», и не разовое, а многолетнее.

Он был непримиримым врагом смерти, не принимал ее. Я не разделяю сверхоптимистического настроя, когда говорят, что надо радоваться тому, что отец Георгий на небесах, что никуда он не ушел, не преставился и т. д. Да, это правда — у нас теперь есть еще один заступник на небесах. Но можно ли по этому поводу только эгоистически радоваться? По мне, такая односторонняя радость (и чтоб никакой скорби!) противоестественна.

Почему в заупокойном православном каноне поётся: «Плачу и рыдаю, когда помышляю смерть»? Почему плакал Христос, когда умер его друг Лазарь? Уж кто?кто, а Он?то знал, что Лазарь будет спасен! Чего ж он не радовался, а плакал?

Я помню, как плакал отец Александр Мень на поминках по Елене Александровне Огнёвой. Почему рыдал отец Георгий вместе с матерями, когда умирали в муках от смертельной болезни их девочки и мальчики? Чего ж они не радовались? Ведь эти дети стали маленькими ангелами. Веселиться надо!.. Это какой?то нелюдской, нечеловеческий взгляд — сугубо догматический и отвлеченный.

Сам отец Георгий писал своей статье «Нисхождение во ад», что если мы считаем себя верующими, а говорим, что смерть не страшна, что на всё воля Божия, что не надо горевать по умершему, потому что тем самым мы ропщем на Бога, а значит не любим Его, и т. п., то в этом случае мы хуже неверующих: мы не только сами отворачиваемся от боли — мы еще другому даем наркотик, своего рода духовную анестезию, а когда ее действие кончается, человеку становится еще хуже. А надо просто быть рядом с этим человеком, разделять его боль. Так отец Георгий всегда и делал. Он не утешал лицемерно, а был рядом со страдающим человеком, брал его боль на себя.

«Помогать тем, кто нас окружает, — в этом смысл христианской жизни. Просто служить им. Вот это, наверно, самое главное», — так говорил отец Георгий. Он и служил всю жизнь Богу и людям, нам и Христу.

Отец Георгий говорил, что отец Александр Мень умел открыть людям, как никто, присутствие Христа. И он рассказывал, что примерно через год после смерти отца Александра он был в Париже и пришел к парижскому кардиналу Жану–Мари Люстиже, и когда вошел в его кабинет, кардинал прямо сказал, что отец Александр — святой, что отец Александр стоит у престола Господня, что отец Александр молится за нас.

Сейчас они вместе стоят у престола Господня и молятся за нас. А мы можем только благодарить Господа за оказанную нам невероятную милость — за то, что Он послал к нам, недостойным Его созданиям, лучших Своих служителей.