6. БУДДИЗМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. БУДДИЗМ

6.1. Обширная литература буддизма имеет традиционную классификацию, именуемую трипитака («три корзины»): сутры (учение самого Будды), виная (дисциплинарные правила), абхидхарма (толкование учения). К ним примыкают многочисленные шастры, систематизирующие трактаты известных авторов, и джатаки, или жизнеописания Будды.

Канон трипитака существует в следующих формах: фрагментарные записи монахов Тхеравады из Юго-Восточной Азии, составленные на языке пали; тексты Сарвастивады и Махасангхики в переводе на китайский язык; наконец, тибетские списки буддийского канона (Ганджура и Данджура), являющиеся наиболее полными. До наших дней также сохранилось немало текстов на санскрите.

Будда советовал своим ученикам изъясняться на местном наречии; одним из таких наречий (провинции Аванти) являлся пали, язык канонического текста Тхеравады, имеющий мало общего с наречием, на котором изначально проповедовал Будда. Вот почему употребление терминов пали не всегда научно оправдано, в отличие от терминов буддийского санскрита, варианта санскрита, содержащего множество слов пракрита.

6.2. Будда, чье имя на пали и на санскрите означает «Просветленный», изначально, без сомнения, является лицом историческим. Однако в его жизнеописаниях, или джатаках, преобладают мифологические данные, превращающие Будду в индийский прототип «божьего человека» (см. джайнизм, 10.3), персонаж, принадлежащий к культовой системе, существующей во многих географических регионах. Составной частью этой системы является теос андрес греков, а также более поздние мифические обладающие своими биографиями основатели мировых религий: Иисус, Мани и т. д. Хотя подлинные эпизоды с трудом вычленяются из жизнеописания Будды, ряд фактов свидетельствует о том, что будущий Будда был сыном правителя небольшого царства Шакья на северо-западе Индии. Дату его рождения помещают в промежуток от 642 до 448 г. до н. э. Мать его умерла через несколько дней после родов, однако ей успели сообщить, что она произвела на свет существо необыкновенное. Согласно докетическим версиям легенды о рождении Будды, он явился на свет в результате непорочного зачатия и столь же непорочного периода беременности, так что после появления его на свет мать его по-прежнему была девственна. На теле Будды были обнаружены приметы будущего владыки мира.

В шестнадцать лет Сиддхартха,[4] взяв в жены двух принцесс, вел беззаботную жизнь в отцовском дворце. Но, трижды покидая пределы дворца, он познал три неизбежных зла: старость, страдание и смерть. Выйдя из дворца в четвертый раз, он встретил нищего монаха, и, видя сколь тот спокоен и просветлен, обрел лекарство против земных зол. Пробудившись посреди ночи и глядя на истомленные тела своих спящих сожительниц, он вновь осознал бренность всего земного. Тотчас покинув дворец, он начал вести аскетический образ жизни и сменил свое имя на Гаутама. Постигнув под руководством двух учителей философию и технику йоги, он вместе с пятью учениками принялся истязать свою плоть. Однако не достигнув цели и поняв бесполезность подобного рода подвижничества, он стал принимать подношения рисом и начал им питаться. Возмущенные подобной слабостью, ученики покинули его. Тогда Шакьямуни[5] (аскет из царства Шакья) уселся под смоковницей[6] и решил не двигаться с места, пока на него не снизойдет Просветление. Он выдержал натиск божества Мары, воплощающего Смерть и Зло. На рассвете, одержав победу над Марой, он стал Буддой, обладателем четырех истин; в Бенаресе он стал наставлять в этих истинах учеников — тех, кто прежде покинул его. Первая истина утверждает, что все есть Страдание (сарвам дуккхам): рождение — это страдание, смерть — это страдание, болезнь — это страдание, все непостоянное (анитья) является страданием (дуккха). Вторая истина утверждает, что причиной страдания является вожделение (тришна). Третья истина утверждает, что освобождение от вожделения ведет к освобождению от страданий. Четвертая истина указывает восьмеричный (аштапада), или Срединный Путь, ведущий к освобождению от страдания: Мнение (драшти), Мысль (самкальпа), Слово (вач), Действие (карманта), Образ жизни (аджива), Усилие (вьямана), Внимание (смрити) и Созерцание (самадхи). Четыре истины близко отражают подлинное послание Будды.

После первой проповеди в Бенаресе община (сангха) новообращенных ощутимо пополнилась брахманами, царями и аскетами — многие, по мнению Просветленного, даже были лишними, ибо ему пришлось допустить в монастыри и женщин. В связи с этим он предсказал закат Закона (дхармы). Ревность соперников и пустые ссоры монахов не могли не затрагивать Будду. Согласно некоторым источникам, его родственник Девадатта попытался убить его, дабы стать его преемником. Будда умер в возрасте восьмидесяти лет от несварения желудка. По мнению ученых, подобная деталь слишком натуралистична, чтобы она могла быть выдумана приверженцами Будды. Поэтому, скорей всего, так и было на самом деле.

6.3. После похорон Будды (паринирвана)[7] во главе сангхи стал Махакашьяпа, а не Ананда, верный ученик Будды, который двадцать пять лет прислуживал Просветленному,[8] заботился о его нуждах, а потому не имел времени, чтобы изучить технику медитации и стать архатом, т. е. тем, кто достигает нирваны и таким образом прерывает цикл реинкарнаций. Махакашьяпа, созвавший архатов на собор[9] в Раджагрихе, не пригласил туда Ананду. Ананда же, уединившись, быстро постиг йогическую технику и стал архатом. Отвечая на вопросы Махакашьяпы, Ананда прочел наизусть сутры, а ученик Упали сформулировал правила учения (виная).

Так в чем же, согласно этим почтенным свидетельствам, изначально состояло истинное учение Будды?

Несмотря на авторитетное мнение многих ученых, буддизм нельзя приравнять к «пессимизму». Исходно речь идет о весьма характерном для общего комплекса мировых религий учении, основанном не на утверждении, а прежде всего на отрицании. Путь Будды — это путь превращения Я в ничто, и, как следствие, превращения в ничто явлений окружающего мира. Определения, допускаемые Буддой, являют собой образец недоверия по отношению к любым метафизическим постулатам и имеют негативный характер; поэтому сторонники строгой логики могли заметить определенное сходство между методикой Будды и методиками некоторых неопозитивистов, в частности Витгенштейна.

В этом смысле самым характерным остается пример монаха Малункьяпупы (Мадждхима никая, сутта 63), опечаленного тем, что Будда одновременно проповедует, «что мир вечен, и что мир не вечен, что мир конечен, и мир бесконечен, что душа и тело едины, и что они не едины, что архат живет после смерти и что архат не живет после смерти, что он существует и не существует…» Явившись к Будде, дабы тот наставил его, монах получил следующий ответ: «Это как если бы человек, раненный отравленной стрелой, пока его друзья и родные спешат доставить к нему врача, говорил бы: „Я не позволю извлекать из моего тела стрелу, прежде чем не узнаю, кто меня ранил: кшатрий, брахман, вайшья или шудра[10]… Как его имя, и к какому роду он принадлежит… Высокого ли он роста, или среднего, или низкого… Черные ли у него волосы, или просто темные или же светлые… и т. д.“»

Равным образом, когда странствующий монах Ваччха представил все утверждения, только что нами упомянутые, и их опровержения, дабы попытаться составить себе представление об учении Будды, Будда разом отверг и утверждения, и отрицания, провозгласив себя «свободным от любых теорий». Заметив растерянность Ваччхи, рассуждавшего согласно законам простейшей логики (если А ложно, значит, истинно не-А), Будда спросил его, сможет ли он ответить на вопрос: «Куда отправился затухший огонь, на восток, на запад, на юг, на север?» Собеседник признался в своем невежестве, что позволило Будде сравнить архата с угасшим огнем: каждое утверждение, касающееся его существования, можно было бы оспорить (Мадждхима никая, сутта 72).

На том же основании, подводящем его к отрицанию любой теории, Будда выступает против учения брахманов о Я (атмане) как о неизменном начале человеческого существа, однако при этом он и не утверждает противоположного — что именно смерть влечет за собой полное уничтожение архата (ср. Самьютта никая, 22, 85), по той простой причине, что то, что называется словом «архат», является, как и всякая иная вещь, простой лингвистической условностью (ср. Милинда-паньха 25), и мы не смогли бы придать ему никакого реального существования. Вот почему во вселенной нет ничего, кроме страдания и угасания:

Есть одно лишь Страдание,

нет того, кто страдает.

Нет того, кто существует,

есть одно лишь Существование.

Есть Нирвана, но нет

того или той, кто взыскует ее.

Есть Путь, но нет

того или той, кто идет по нему.

Висуддхимагга, 16

Отказавшись от тупикового пути спекулятивных рассуждений, Будда проповедует прежде всего спасение. Сформулировав закон «Колеса перерождений» (пратитья самутпада — Самьютта никая, 22, 90), Будда выводит все космические процессы из незнания или омраченности (авидья), а все, что ведет к спасению, из прекращения незнания: незнание (авидья) изначально порождает содеянное (санскара), содеянное порождает сознание (виджняна); сознание порождает элементы материальной и духовной жизни (намарупа), которые порождают шесть основ для сознания (шадаятана), а они порождают соприкосновение (спарша); соприкосновение порождает чувство (ведана); чувства порождают вожделение (тришна); вожделение порождает привязанность (упадана); привязанность порождает бытие (бхава); бытие порождает рождение (джати); рождение порождает старость и смерть (джарамарана). Таким образом, лекарство от старости и смерти — это преодоление «омраченности», что приравнивается к принятию Будды, его закона (дхармы) и его общины (сангхи).

После второго Собора, состоявшегося в Вайшали, сангха раскалывается, и в результате образуется ряд буддийских школ, которые мы последовательно рассмотрим.

Император Ашока (274/268–236/234), внук Чандрагупты (ок. 320–296), основателя династии Маурья, обратившись в буддизм, послал свои миссии в Бактрию, Согдиану и Шри-Ланку (Цейлон). Успех миссии на Шри-Ланке был потрясающим: сингалезцы остаются буддистами до наших дней. Из Бенгалии и Шри-Ланки буддизм завоевывает страны Индокитая и острова Индонезии (I в. н. э.). Через Кашмир и восточный Иран буддизм попадает в Центральную Азию и в Китай (I в. н. э.), из Китая в Корею (372 г.н. э.), из Кореи в Японию (552 или 538 гг. н. э.). В VIII в. н. э. буддизм проникает в Тибет.

С 100 по 250 г. н. э. развивается новая форма буддизма, стремящаяся, по сравнению с учениями прошлого, обосновать способ высшего освобождения. Новое направление именует себя махаяна («Большая Колесница»), чтобы отмежеваться от прежнего буддизма, получившего название хинаяна («Малая Колесница»). Первоначально уничижительный термин сохранился в хронологии и таксономии буддизма, утратив свое отрицательное значение. Процесс формирования махаяны подробно неизвестен, но его срединный этап (ок. 100 г. н. э.) оставил нам достаточно письменных свидетельств. Около VII в. н. э. махаяна утрачивает свою жизнеспособность. Ему на смену приходит тантрический буддизм, разновидностью которого является ваджраяна или «Алмазная Колесница». Тантризм довольно рано распространился в Китае (716 г. н. э.).

Махаяна и ваджраяна преподавались в индийских университетских центрах, среди которых наиболее значительными являлись Наланда и Викрамасила. Когда — соответственно в 1197 и 1203 гг. — эти университеты были разрушены тюркскими завоевателями, буддизм в Индии фактически прекратил свое существование. В сущности, невозможно внятно объяснить, почему именно буддизм не устоял перед натиском ислама, в то время как и индуизм, и джайнизм сохранились. Возможно, причина в том, что пока буддизм испытывал влияние индуизма, индуизм также вбирал в себя множество буддийских идей и обрядов. Дальше мы проследим (см. 6.7–10) судьбу буддизма в Азии и на Западе.

6.4. С позиций системного анализа направление буддизма хинаяна необычайно интересно; не менее интересно сравнить его с другими сложными системами, включающими в себя многочисленные школы, например, с джайнизмом, христианством и исламом. Напомним, что столкновение учений является основным мерилом масштабности системы, так что вряд ли стоит пытаться интерпретировать ее, используя экономические или социополитические ключи. Какова бы ни была цель, религиозная «программа» предшествует «действу», являющемуся составной частью спектакля, именуемого историей человечества, и увековечивает себя в терминах религии; влияние культовых систем на другие подсистемы, формирующие историю, непредсказуемы, и чаще всего неожиданны.

Система школ хинаяны сложна, и нам не хватает целого ряда звеньев, чтобы реконструировать ее. Однако, как и в иных, упомянутых выше, религиях, в ней существует фундаментальное различие между «бедной» и «богатой» доктринами, между доктриной антропоцентрической и доктриной трансцендентальной. В первом случае упор делается на человеческую масштабность фигуры основателя, во втором — на его божественном величии.

Первый раскол среди буддистов произошел в Паталипутре, после второго Собора в Вайшали и до вступления на царство Ашоки.[11] Поводом для раскола стал спор об архате: беспорочный ли он праведник или может невольно осквернить себя. В пяти спорных пунктах «богатая» традиция оставляет архату право на ошибку, тогда как «бедная» традиция — как более консервативная — требует от архата безупречного совершенства. К дискуссионным вопросам принадлежат следующие: может ли архат во сне подвергнуться искушению; может ли он постоянно обладать частицей незнания; имеет ли он право усомниться в вере; имеет ли он право принять помощь, когда взыскует знания; может ли он достичь высшей Истины посредством восклицания «Аум!» Обе партии пришли к компромиссу в пяти оспариваемых пунктах, однако в вопросе, который невозможно миновать, а именно о ночных поллюциях архата, сообщество разделилось: большинство сангхи (махасангхика) придерживалась мнения, что во сне архат может быть соблазнен богинями, тогда как «Старшие» (стхавиры, откуда стхавиравадины) отрицали саму возможность этого. С тех пор стхавиравадины представляют антропоцентрическую, а сторонники махасангхики — трансцендентальную доктрины буддизма.

Последующий раскол стхавиравадинов происходит из-за несходства толкования понятия «личности» (пудгала). Как соотнести понятие личности с пятью скандхами, составляющими человеческое существо: рупа (качества, сравнимые с «формами» Аристотеля), ведана (чувства), саньня (восприятие), санскара (волевые акты и другие способности) и виджняна (общее понятие сознания)? Ортодоксальные стхавиравадины считают пудгалу несуществующей, простой лингвистической условностью, в то время как Ватсипутра и его последователи утверждают, что пудгала, не будучи равной пяти скандхам, не отличается от них, к ним не принадлежит, но и не находится вне их. Таким образом, пудгала является некой квинтэссенцией, перемещающейся из тела в тело; данное утверждение дало основание противникам упрекнуть ватсипутриев в том, что они тайно восприняли прежнее понятие брахманов об атмане (душе), от которого отмежевался Будда.

Спустя пятьдесят лет от древа махасангхики отделились две новые школы: экавьявахариков, полагающих, что интеллект по природе своей пребывает выше всякой скверны, и гокуликов (известен ряд вариантов названия), отрицающих значение пяти скандха.

Возможно, что в последнем указе императора Ашоки Маурья (237 г. до н. э.), симпатии которого склонялись к стхавиравадинам, содержится намек на изгнание из общины Старших нескольких монахов, которые затем составят ядро одной из основных сект хинаяны: Сарвастивады (от сарвам асти — «все существует»). Согласно учению сарвастивадинов, все дхармы, или феномены, имеют реальное существование как в прошлом, так и в будущем. Ортодоксальные же стхавиравадины утверждали, что ни прошлого, ни будущего не существуют, в то время как представители еще одной ветви того же дерева — кашьяпийи или суваршики — считали, что существуют только действия в прошлом, которые еще не успели свершиться.

Распространение противоречивых абхидхарм (комментариев к сутрам) породило четыре новые школы, вышедшие из учения ватсипутриев: дхармоттария, бхадраяния, самматия и шаннагарика. В дошедшей до нас абхидхарме самматиев пудгала рассматривается как простое понятие.

Полемика вокруг абдхидхарм стала причиной раскола гокуликов и появлением бахушрутийев, которые стали проводить важную в махаяне грань между «земными» и «трансцендентными» наставлениями Будды, а также праджняптивадинов (от праджняпти — «понятие»), для которых любая форма существования является всего лишь концептуальной.

Еще ближе к будущей махаяне стоит локоттаравада («трансценденты»),[12] отделившаяся от ствола махасангхики. Для приверженцев этой школы Будда по сути своей трансцендентен (локоттара); они исповедуют своего рода докетизм. Примечательно, что система буддийского докетизма почти полностью совпадает (оставляя в стороне мифологию) с более поздней системой, выработанной в христианской (или парахристианской) среде.

Нет нужды помещать здесь список всех школ хинаяны. Упомянем только, что обосновавшиеся в Шри-Ланке в середине III в. до н. э. тхеравадины, название которых — всего лишь палийская форма санскритского стхавиравадины, являются ветвью вибхаджаявадинов. Невозможно полностью восстановить систему школ: сведения скудны и противоречивы, отсутствуют многие соединительные звенья. Однако историческую картину формирования школ можно отчасти восстановить путем логического анализа всего «комплекса отношений», представленных в истории Будды, начиная с первой общины и ранней теологии, непосредственно вытекающей из его учения. Таким образом, уже известные секты строят свои доктрины на противопоставлениях Будда/сангха, сутра/абхидхарма, переселение/не-переселение скандха и т. д.

Сколь бы ни были сложны ответвления системы, однако в них логически прослеживаются два направления: антропоцентристское и трансцендентальное. На первый взгляд, когда стхавиравадины заявляют, что архат не подвержен скверне, они, похоже, придерживаются второго направления. На самом же деле это махасангхики, которые, признавая возможность греховности архата, лишь в скобках упоминают о человеческой природе Будды, это означает, что пути к совершенству лежат вдали от способностей человека, ибо совершенство существует отныне и впредь. Развивая это положение, формируются многочисленные школы махасангхики, породившие то множество идей, из которых впоследствии образовалось направление махаяна.

6.5. Сложность буддизма махаяны с самого начала требует системного подхода; однако проследить этапы ее становления — процесс филигранный и нелегкий, и здесь осуществить его невозможно.

Учение махаяны первоначально упоминается в литературе — сутрах о Высшей Трансцендентной Теологии (праджняпарамита), возникновение которой следует отнести к 100 г. н. э. Это смена идеала совершенства, знаменующая переход от хинаяны к махаяне. В то время как адепты буддизма хинаяны стремятся стать архатами, т. е. существами, постоянно пребывающими в состоянии нирваны, дабы никогда не возвращаться в ненавистное состояние сансары или реинкарнационный цикл, адепты махаяны стремятся стать Бодхисаттвой, т. е. существом, которое, достигнув Просветления, жертвует своим благосостоянием ради блага всего человечества, предпочитая проявляться в миру, нежели уходить в нирвану. Бодхисаттва не превратится в Пратьека Будда, Будду молчаливого,[13] но будет истинным Просветленным, говорящим, действующим, приходящим на помощь несчастным: считается, что подобный путь развития возник под влиянием индуистского учения поклонения божествам (бхакти).[14]

Если идеал Бодхисаттвы, похоже, характеризуется состраданием к прозябающему в незнании человечеству, то школа махаяны берется за сложную задачу разработки логики, которая позволила бы однозначно оперировать противоречивыми понятиями. Иногда эту логику называют «негативной», хотя по сути речь идет о неаристотелевой логике, которая, не признавая принципа исключенного третьего, одновременно выходит за пределы утверждения и отрицания. И вполне понятно, почему некоторые научные умы, возжаждавшие религии, недавно обнаружили, что махаяна дает им ценную модель для понимания парадоксов современной физики, отныне оперирующей данными неевклидовой геометрии и использующей концепцию многомерности пространства. В действительности же совпадение двух систем только видимое: в случае буддизма — это отказ от простой альтернативы (если А не верно, значит, верно не-А), приводящий к дерзким спекулятивным построениям, в то время как физика выводит свои фантастические топологии с одной стороны, из отказа от евклидова постулата о двух параллельных прямых, а с другой, из учения визионеров Четвертого Измерения — таких как Чарльз Говард Хинтон (1853–1907 гг.)

Буддийская логика «возможного третьего» изложена во многих писаниях, начиная с текста ранней махаяны Саддхармапундарика (сутра о Лотосе), где Будда как существо вечное не познал Просветления, ибо он всегда был Просветленным. Не существует того, в чем можно было бы получить Просветление, ибо нирвана не субстанциальна. Согласно школе йогачара, трансцендентное существо, каковым является Будда, ради спасения человечества может бесконечно множиться — в различные эпохи или в одну и ту же эпоху. Помимо «абсолютного тела» (дхармакая[15]) махаяна наделяет его «эфирным телом» (самбхогакая, букв, «тело блаженства»), в котором Будда «вкушает блаженство» от своих собственных религиозных заслуг в раю, именуемом Чистой Землей, и, наконец, «тело призрачное» (нирманакая), в которое он воплощается, дабы привести к спасению человеческие существа.

Парадоксы, представленные в премахаянических текстах и в текстах ранней махаяны, получили окончательное выражение в почти мифическом сочинении Нагарджуны (ок. 150 г. н. э.), автора «срединной системы» — мадхьямики. Прежде всего Нагарджуна крайне скептически относится ко всем традиционным философским мнениям (драшти), ибо все сущее непознаваемо и неописуемо (прасанга). Таким образом, изначально отрицая эссенциализм брахманов, он утверждает, что все вещи лишены своей сущности, и, как следствие, все сущее — пусто (шунья). Эта последняя истина, противостоящая эмпирической и дискурсивной истине повседневности, обретает себя в пустоте (шуньята) нирваны и сансары, феноменальном существовании, обусловленном кармическими циклами и их прерыванием.

Около 450 г. н. э. от школы мадхьямики отделяется направление, усвоившее только отрицательный урок Нагарджуны, — скептики или прасангхики, и направление, усвоившее положительный урок, — сватантрики. Проникнув в Китай и Японию, буддизм мадхьямики в десятом веке исчезает, оказав решающее влияние на появление буддизма чань (японский дзэн).

Другая большая школа махаяны — йогачара — развивается из различных текстов, таких как Ланкаватара Сутра и других, где провозглашается, что вселенная всего лишь порождение мысли, и, как следствие, не смогла бы существовать без какой-либо «реальности», пусть даже реальность эта и иллюзорна. Некий Майтрея, персонаж то ли исторический, то ли мифический (ибо Майтрея — это имя Будды грядущего мирового порядка), выступает в качестве основателя учения йогачары. Но распространение его учения является делом братьев Асанга и Васубандху, развивших идею читта матра («единого сознания») и давших ей психокосмическое обоснование в алая-виджняне, буквально «сознание-сокровищница», где пребывают все сущности, и следы всех прошлых деяний (карма) определяют последующие существования. На Западе подобная идея изначально доминировала у сторонников гностицизма (см. 11), — радикального течения в платонизме. После Плотина она была принята большинством неоплатоников. На Востоке, как и на Западе, проблема заключается в том, чтобы прийти к полному «сжиганию» этих зародышей, связывающих нас с космосом.

6.6. Буддийский тантризм. Возникнув под воздействием индуизма и народных верований, буддийский тантризм постепенно берет верх над махаяной (VIII в.) и в конце концов вытесняет ее. Известно множество школ индийского буддийского тантризма. Самой значительной является ваджраяна или «Алмазная Колесница», в названии которой уже содержится намек на сексуальный символизм (ваджра — фаллос), доминирующий в значимых структурах тантризма, ее многоуровневом «тайном языке». В самом деле, тантрические понятия напоминают мифического змея, кусающего себя за хвост, так как обладают способностью беспрестанно превращаться из одного в другое, отчего любой текст всегда имеет двойное прочтение. Например, бодхичитта, «мысль о Просветлении», на уровне сексуального прочтения является скрытым наименованием спермы, а «Женщина-Знание» (праджня) одновременно является партнершей, конкретной или воображаемой, в ритуальном половом акте и центральным проводником церебральной энергии. Каждый тантрический текст также содержит две возможности экзегезы: референтным уровнем одной выступает тайный обряд, приводящий в результате к сексуальному единению с целью Просветления; референция другой находится на метафизическом уровне.

6.7. Буддизм в Юго-Восточной Азии. Буддизм, утвердившийся на юго-востоке Азии и в Индонезии (откуда его потом вытеснил ислам) — это учение тхеравады, вариант стхавиравады, распространявшейся миссиями императора Ашоки. Однако до XV в. н. э., пока пришедшая из Шри-Ланки ортодоксальная тхеравада, не была воспринята государствами Индокитая, индокитайский буддизм оставался учением эклектическим. Цейлонский буддизм окреп в XI в. н. э. Примечательно, что в Бирме, Таиланде, Лаосе, Камбодже (современная Кампучия) и Вьетнаме Будда рассматривался не как проповедник отрешенности от мира, но как чакравартин, тот, кто вращает колесо дхармы, Владыка. Подобный взгляд способствовал зарождению симбиоза между буддизмом и политической властью. Политическая власть, желая доказать свое благочестие, стала сооружать монументы, своего рода энциклопедии в камне, способствующие достижению состояния медитации, представляющие квинтэссенцию учения и инициационный путь, ведущий к Просветлению.

Столкнувшись с западным колониализмом, буддизм народов Индокитая отчасти содействовал сохранению у них чувства собственной неповторимости и одновременно противостоял неизбежной модернизации этих стран. Процесс разложения буддизма ускорился в результате коммунистических революций, потрясших некоторые из этих стран. Поэтому можно утверждать, что в настоящее время буддизм в Юго-Восточной Азии переживает критическую стадию.

6.8. Китайский буддизм. Проникновение буддизма в Китай, зафиксированное около 130 г., началось со столицы Ханьской империи Чанъань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.), где в то время царило окостеневшее схоластическое конфуцианство. Изначально буддизм был принят за разновидность даосизма — главным образом потому, что первые полные переводы индийских текстов на китайский появились только в конце III в. н. э., и в них для передачи понятий новой религии использовались даосские эквиваленты.

После завоевания севера гуннами буддизм сохраняется на малонаселенном юге, в аристократической придворной среде, из которой вышел Хуэйюань (334–416), основатель амидаизма (культа Будды Амитабхи), или учения Чистой Земли. В VI в. император У Лиан, изгнав даосизм, обращается в буддизм. Однако еще раньше «простонародный» буддизм, а затем и амидаизм преодолевают яростное сопротивление конфуцианства, и буддизм вновь укрепляется на севере Китая. Именно на севере в V в. обосновался великий переводчик Кумараджива.

При императорских династиях Суй и Тан во вновь объединенном Китае буддизм широко проник во все слои общества. Его повсеместное распространение осуществлялось благодаря школе чань (дзэн по-японски; от санскритского дхьяна — «медитация»), проповедующей имманентность Будды и специальные приемы погружения в состояние медитации с целью немедленного обретения просветления. Считается, что школа чань создана Бодхидхармой, который вполне мог бы считаться двадцать восьмым — начиная от самого Будды — патриархом индийского буддизма.

Еще одна очень влиятельная школа — Тяньтай (японская Тэндай), основанная на одноименной горе в провинции Чжэцзян монахом Чжии (535–97 гг.).

Необычайная жизнестойкость и успех буддизма вызвали ревность двора; в 842–845 гг. буддисты подверглись особенно жестоким преследованиям: культ был запрещен, святилища разрушены, а монахов заставили вернуться в мир. Китайский буддизм пришел в упадок, и в конце концов уступил место конфуцианству (см. 19), ставшему государственной религией (XIV в.).

Выдающийся специалист по китайскому буддизму Энтони К. Ю неоднократно подчеркивал, что любое китаеведение, вдохновляясь идеями Просвещения, предпочитает игнорировать фундаментальный вклад буддизма в китайскую культуру. Жизнеспособность буддизма, несмотря на гонения и утраты позиций перед конфуцианством подтверждается романом Си ю цзи, или Путешествие на Запад, создание которого приписывается чиновнику У Чэнъэню (XVI в.). Подобно Полю Мюсу, составившему для нас историю буддизма в Южной Азии, начиная от описания храма в Боробудуре на индонезийском острове Ява, Энтони Ю в своем полном переводе Си ю цзи представил нам историю китайского буддизма во всей его полноте, начав описание с его индийских книжных истоков и завершив периодом его широчайшей популярности. Роман рассказывает о приключениях монаха Сюаньцзана, который в 627 г. отправился в Индию за книгами буддийского канона. Однако Сюаньцзан, над которым то и дело подшучивает автор, — не основной герой рассказа. Главный его персонаж, сразу же завладевающий вниманием читателей, — обезьяна, полубожественный предок, обладатель всевозможных магических способностей. Этот одновременно величественный и смешной герой воплощает два противоречивых начала мифического прошлого — духовную силу и примитивный комизм.

6.9. Буддизм в Корее и Японии. Начиная с IV в. н. э. буддизм распространяется из Китая в Корею; первый в этой стране буддийский монастырь, названый «Царством отшельников», был воздвигнут в 376 г. Как следствие, корейский буддизм во всем подражал своему китайскому собрату и следовал за всеми его видоизменениями. Как и в Китае, до X в. буддийские храмы процветали; но вместе с процветанием материальным уменьшался их духовный потенциал. Запутавшись в безжизненных хитросплетениях схоластики, сторонники буддизма Чонджи (чань, японск. дзэн) создали независимое объединение. Но раскол в среде буддизма не стал причиной его упадка, как это наблюдалось в Китае в конце IX в. Только много позже, в период правления династии Ли (1392–1910), государственной религией Кореи становится конфуцианство. Буддизм, хотя и сохраняется, однако с 1400 по 1450 гг. подвергается суровой регламентации, за которой следует его формальное объединение в две церкви, Церковь медитации Чонджи и доктринальную церковь Чогё. В наши дни корейский буддизм развивается в полном согласии с буддизмом японским.

Сегодня самым креативным, интеллектуальным буддизмом, без сомнения, является японский буддизм. Буддизм попал в Японию через Корею во второй половине V в., однако сначала успеха не имел. Обращение императрицы Суйко (592–628 гг.), постригшейся в монахини, и ее племянника, принца-регента Сётоку (573–621 гг.), положили начало эпохе процветания буддизма, продолжившейся в столице Наре, основанной в 710 г. (эта эпоха именуется временем «Шести школ»). Позднее, когда столица была перенесена в Хэйан (Киото, 794–868 гг.), буддизм был поставлен под строжайший контроль государства. Широчайшее распространение среди народных масс буддизм получил во время сёгуната династии Камакура (1185–1333), благодаря амидаизму или учению о Чистой Земле (Дзёдо), западном Рае Будды Амитабхи, чье имя «Нэмбуцу» представляет простую и действенную формулу для медитации. Сёгуны из династии Токугава (1600–1868), перенесшие свою столицу в Эдо (Токио), сами были приверженцами Дзёдо и оказывали покровительство адептам этой школы. Но «Указы» Токугавы (1610–1615) приравнивают буддизм к официальному Синто (см. 24) и ставят его под строгий контроль государства.

В эпоху Мэйдзи (1868–1912) мирному сожительству буддизма и синто был резко и безжалостно положен конец; было заявлено о незаконности буддизма и движения, именуемого хайбуцу кисяку. «Убивайте буддистов и плюйте на канон!». Призыв не остался без ответа: многие служители культа погибли или обратились к мирской жизни, многие святилища были разрушены или превращены в храмы синто.

Наконец, если бы сейчас пришлось говорить о креативной, интеллектуальной роли современного японского буддизма, то следовало бы отметить, что она не является плодом процветающей организации, и ее никак нельзя сравнить с креативностью бесприбыльных религиозных организаций, например, в Соединенных Штатах. В самом деле, многочисленные реформы, начиная с 1945 г., равно как и радикальная модернизация всей страны, повсеместно лишили буддийские храмы их традиционной экономической базы.

Распространение буддийских доктрин в Японии, если и следовало в целом эволюции китайского буддизма, тем не менее не лишено оригинальности. Как мы увидим, некоторые удивительные совпадения между системой христианского учения и системой буддийских доктрин ведут к общим проблемам, которые периодически затрагиваются — и в одном ключе — реформаторами обоих религий.

Среди дискутирующих между собой Шести старых Школ можно определить, из каких направлений индийского буддизма они выросли. Школы Дзёдзицу, Куся и Рицу принадлежат к хинаяне; секты Санрон, Хоссо и Кэгон — к буддизму махаяны.

Тэндай (китайский Тяньтай, от названия горы), введенный в Японии в 806 г. монахом Сайтё (767–822), был благосклонно встречен императорским двором в Хэйане. Опорный канонический текст этой школы — Саддхармапундарика в переводе Кумарадживы (406 г. н. э.); ее основное положение: все существа наделены природой Будды и принимают участие в его дхармакае.

Учение Сингон (китайский Чжэньянь, от санскр. мантра) — одна из форм тантризма «правой руки», то есть без сексуального подтекста, систематизированная монахом по имени Кукай (774–835), который в 804–806 гг. совершил путешествие в Китай, а также получил наставления от индийского учителя в Кашмире. Иконография Сингона имеет большое значение в религиозном искусстве Японии.

Третья школа, амидаизм или Дзёдо-сю, основана монахом Хонэном (иначе Гэнку, 1133–1212).

Наконец, школа дзэн (китайская чань, из санскр. дхьяна), породившая в Китае множество сект, проникла в Японию в двух вариантах: Риндзай-сю, завоевавший многочисленных сторонников среди самураев, был введен монахом Эйсайем (1141–1215) и Сото-сю, более созерцательный и простонародный, введенный монахом Догэном (1200–1253). Социальный состав адептов обеих школ выражен в формуле: риндзай сёгун, сото домин — «Риндзай для знати, Сото для крестьян».

Эти четыре большие секты японского буддизма заняли различные позиции по отношению к проблеме благодати, вызвавшей на Западе дискуссию между Пелагием и Августином, а затем противопоставившей друг другу протестантов и католиков. Противостояние Тэндай и Дзёдо, с одной стороны, и Дзэн и Сингон, с другой происходило в более созерцательной форме. Школа Тэндай утверждает, что человек с самого рождения наделен просветлением, поэтому надо только суметь обрести его. Дзёдо-сю, как и Августин в своей полемике против Пелагия, утверждает, что никто не может обрести просветление своими собственными усилиями (дзирики), а любое спасение проистекает от благодати Будды (тарики). Столкнувшись с той же самой проблемой, Синран (1173–1262), ученик Хонэна и основатель Дзёдо Син-сю, или Истинной школы Чистой Земли, находит решение, которое можно было бы назвать лютеровским, если бы у него не отсутствовало понятие, ставшее основным в той части учения Лютера, которая основана на трудах Августина: понятие предопределения. В самом деле, Синран, будучи школой весьма демократической, подобно анабаптистам, утверждает, что весь мир уже спасен, и, как следствие, нет необходимости блюсти аскезу и, соответственно, можно вступать в брак.

Напротив, Сингон утверждает принцип сокусин дзёбуцу: можно стать Буддой в непосредственном настоящем, если исполнять определенные тантрические обряды.

Согласно учению Дзэн, обрести просветление можно посредством личных усилий; согласно же учению Риндзай добиться просветления можно сравнительно несложными способами, например при помощи коан — парадоксального вопроса, который часто сопровождается неожиданными жестами; учение Сото знает лишь один способ приобщения к просветлению: медитация в сидячем положении (дзадзэн).

Японская школа буддизма Нитирэн-сю основана монахом Нитирэном (1222–1282); Нитирэну, изначальному приверженцу Тэндай, вскоре стало тесно в рамках этой школы, и он решил ее реформировать. Личность живописная и неординарная, он упорно и яростно нападал на буддизм своего времени, обвиняя его в упадничестве; он присвоил себе моральное право напрямую выражать свои критические замечания, ибо был убежден, что является Бодхисаттвой, и даже несколькими Бодхисаттвами одновременно. Неоднократно изгоняемый, приговоренный к смерти, но потом получивший помилование, он ведет вечную войну с монахами, правительством, жалкой и прогнившей эпохой, свидетелем рождения которой он стал. Его послания, составленные на смертном одре, необычайно эмоциональны, благодаря им он пользуется широчайшей популярностью: «Я, Нитирэн, — заявляет он в Каймоку сё («Трактат об открывании глаз», 1272), — был обезглавлен в промежутке между часом Крысы и Быка, на двенадцатый день девятого месяца прошлого года: тогда во мне умер глупец. Я пришел в Садо в здравом уме и во второй месяц второго года написал этот трактат, чтобы послать его своим адептам. Но написан он был духом, и это, возможно, приведет вас в ужас».

В настоящее время буддизм подразделяется на многочисленные школы, количество которых значительно превосходит численность прочих религиозных организаций Японии: сто шестьдесят две в 1970 г.

6.10. Тибетский буддизм. Индийский монастырский буддизм, учение (виная) Муласарвастивадинов, утверждается в Тибете к концу VIII в.; но уже в середине IX в. он подвергается разнообразным влияниям, исходящим главным образом из Китая; также отмечается влияние индийского тантризма. В XI в. наблюдается возрождение тибетского буддизма на основании обращения к индийским первоисточникам: в Тибет приглашается (1042–1054) монах Атиша, совершеннейший гуру (лама); один из его учеников становится основателем монастырской школы Кадампа; Марпа-Переводчик (1012–1096) совершает путешествие в Индию, откуда привозит в Тибет каноны аскетического тантризма, которые преподавал ему его гуру Наропа (956–1040) и которые он, в свою очередь, передал знаменитому Миларепе-Гампопа, основателю школы кагьюдпа и гуру Гампопа. Один из адептов сакьяпы, основатель школы Кармапа («Черные шапки»), используя эзотерические данные, установил порядок следования Великих Лам. Этот ритуал был воспринят другими школами, в частности школой гелугпа или «Желтыми шапками» (XIV в.), глава которых Далай-Лама,[16] получил в XVII в. право осуществлять гражданскую власть в Тибете, обладая при этом правами главы власти духовной, полученными от другого Великого Желтого Ламы, чья резиденция находится в монастыре Ташилхунпо.

Установить различия в доктринах ортодоксальных школ и в многочисленных, отпочковавшихся от них сектах, в рамках данной книги было бы слишком самонадеянно. Наряду с вышеуказанными оформились в отдельные школы приверженцы пре-буддийского культа (см. 27) Бон (Бон-по) и Старшие буддисты (Ньингмапа), первым гуру которых считается Падмасамбхава (VIII в.) — его практика и учение в большинстве случаев предвосхищает ренессанс XI в.

Адепты Бон-по, открыто исповедующие свое неортодоксальное учение, исключены из ассоциации буддийских школ, где главную роль играют Желтые шапки (гелугпа). Тем не менее они вполне могут претендовать на присоединение к ней, ибо их диалектическое учение сформировалось в те времена, когда буддизм только начинает проникать в Тибет. Бон-по, используя аргумент давности, претендуют на сакральное происхождение непосредственно из мифической туманной западной страны Шамбалы (Тарсиг) и имеют собственного Будду — в отличие от самозванца Шакьямуни. Их шаманские и магические обряды оказали большое влияние на Старших (Ньингмапа или «Красные шапки», одну из двух школ, избравших этот цвет), обвиненных вследствие реформы Желтых шапок, основателем которых был Цзонхава (1375–1419), в небрежении обрядами и суеверии.

В результате противостояния Красным шапкам была создана самая могущественная буддийская ламаистская школа в Тибете, и вполне понятно, почему Желтые монахи отрицают истинность доктрин Красных монахов, тогда как другие школы проявляют к ним терпимость. Ситуация осложняется тем, что у Старших и у Бон-по имеется сходный ритуал обретения «утраченных сокровищ» (тер-чхой) — апокрифов, создание которых приписывается самому Падмасамбхаве или же другим почтенным старцам — которые скрыты в потайных местах или же просто в бесконечных глубинах духа того или иного индивида. Школы тибетского буддизма располагаются между двумя крайностями, воплощенными Желтыми и Красными монахами.

Ламаистский буддизм стал государственной религией в Монголии, где он распространялся двумя волнами — в XIII в. и в XVI в.

6.11. Библиография. О буддизме в целом см. Eliade, H 2/147–54; 185–90; F.E.Reynolds et Ch.Hallisey, Buddhism: An Overview, in ER II, 334–51; F.E.Reynolds, Guide to the Buddhist Religion, Boston 1981; Edward Conze, Buddhism. Its Essence and Development, New York 1959.

Литература о Будде: F.E.Reynolds et Ch.Hallisey, Buddha, in ER II, 319–32; Andre Bareau, Recherches sur la biographie du Buddha dans Sutrapitaka et les Vinayapitaka anciens, 2 vol., Paris 1963–1971.

Об истории буддизма в Индии см.: LO.Gomez, Buddhism in India, in ER II, 351–385; Etienne Lamotte, Histoire du Buddhisme indien des origines a l’ere Saka, Louvain 1958; A.K.Warder, Indian Buddhism, Delhi-Patna-Varanasi 1970; John S.Strong, The Legend of King Asoka. A Study and Translation of the Asokavadana, Princeton 1983.

О приверженцах хинаяны см.: A.Bareau, Buddhism, Schools of: Hinayana Buddhism, in ER II, 444–57; Andre Bareau, Les Sectes bouddhiques du Petit Vehicule, Saigon 1955; работа этого же автора: Les Premiers Conciles bouddhiques, Paris 1955; Nalinaksha Dutt, Buddhist Sects in India, Calcutta 1970.

О приверженцах махаяны см.: Nakamura Hajime, Buddhism, Schools of: Mahayana Buddhism, in ER II, 457–71.

О буддийском тантризме см.: A.Wayman, Buddhism, Schools of: Esoteric Buddhism, in ER II, 472–82.

О буддизме в юго-восточной Азии см.: D.K.Swearer, Buddhism in SE Asia, in ER II, 385–400; об основных понятиях сингальского буддизма см.: Nyantiloka, Buddhist Dictionary. Manual of Buddhist Terms and Doctrines (1952), Colombo 1972; о сращении буддизма с королевской властью в Таиланде см.: S.J.Tambiah, World Conqueror and World Renouncer. A Study of Buddhism and Polity in Thailand against a Historical Background, Cambridge 1976.

О китайском буддизме см.: E.Zurcher, Buddhism in China, in ER II, 414–26; S.Weinstein, Buddhism, Schools of: Chinese Buddhism, in ER II, 482–87; Arthur F.Wright, Buddhism in Chinese History, Stanford-Londres 1959; Paul Demieville, Le Bouddhisme chinois, Paris 1970; Kenneth K.S.Ch’en, The Chinese Transformation of Buddhism, Princeton 1973; W.Pachow, Chinese Buddhism: Aspects of Interaction and Reinterpretation, Lanham MD 1980. Полный перевод романа «Путешествие но Запад» выполнен Anthony C.Yu, The Journey to the West, 4 vol., Chicago 1977–1983; ему же принадлежит работа Religion and Literature in China: The «Obscure Way» of The Journey to the West, in Ching-i Tu (Ed.), Tradition and Creativity: Essays on East Asian Civilization, New Brunswick-Oxford 1987, 109–154; «Rest, Rest, Perturbed Spirits Ghosts in Traditional Chinese Prose Fiction, in Harvard Journal of Asiatic Studies 47 (1987), 397–434.

О корейском буддизме см.: R.E.Buswell, Jr., Buddhism in Korea, in ER II, 421–6. О буддизме в Японии см.: Tamaru Noriyoshi, Buddhism in Japan, in ER II, 487–93; Araki Michio, Buddhism, Schools of: Japanese Buddhism, in ER II, 487–93; Joseph M.Kitagawa, Religion in Japanese History, New York 1966; Japanese Religion. A Survey by the Agency for Cultural Affairs, Tokyo-New York-San Francisco 1972; E.Dale Saunders, Buddhism in Japan. With an Outline of its Origins in India, Philadelphia 1964; A Short History of the Twelve Japanese Buddhist Sects (Tokyo, 1886). Translated from the Original Japanese by Bunyin Nanjio, Washington 1979. Об учении сингон см.: Minoru Kiyota, Shingontsu, in ER XIII, 272–8; об учении синран см.: А.Bloom, Shinran, in ER XIII, 278–80; об учении дзэн см. в первую очередь D.T.Suzuki, Essais sur le Bouddhisme Zen, перев. под ред. Jean Herbert, Paris 1972 (1940). Большая подборка текстов основоположников японского буддизма см. в сборнике Honen, Shinran, Nichiren et Dogen, Le Bouddhisme japonais. Textes fondamentaux de quatre moines de Kamaruka. Предисл. и перев. на франц. G.Renondeau, Paris 1965. L’Eveil a la Verite de Nichiren, перев. N.R.M.Ehara, The Awakening to the Truth or Kaimokusho, Tokyo 1941 (перев. на франц. под названием Le Traite qui onvre les yeux, в кн. Renondeau, 190–296).

Об учении кукая см.: Thomas P.Kasulis, Reference and Symbol in Plato’s Cratylus and Kukai’s Shojijissogi, in Philosophy East and West 32 (1982), 393–405.