О православии
О православии
Прививка от самобытности
Все знают, что такое прививка. Подучая поддельный, фальшивый препарат туберкулеза или оспы, мы теряем восприимчивость к настоящей инфекции. Этим оружием мы защищаем наш организм от многих смертельных врагов.
Однако противник куда более опасный, невидимый враг нашей души, сегодня использует против нас то же самое оружие. Кампания прививок против самобытности – культурной, религиозной, этнической и пр. – ударными темпами распространяясь по всему миру, захлестывает нашу многострадальную землю.
Лживую, поддельную «самобытность» (она же идет в оборот под этикетками «плюрализма» и «толерантности») вводят нам во все части тела шприцами всевозможных калибров. «Российская нация? – Национализм себя изжил… Русский язык? – У нас многоязычное общество… Русская культура? – Позвольте, но есть ведь и ислам… Христианская нравственность? – Не все ее держатся… Брак и семья? – Вы забываете о педерастах… Православие в школах? – Ну, это прямой шовинизм!» Противник рассчитывает вызвать в нас устойчивую реакцию отторжения, чтобы мы утратили склонность и волю к самобытности. И действительно, то и дело приходится слышать: «В интересах глобализации… С точки зрения современности… Требования международного сообщества…»
Но я уверен, что враг просчитался: прививка от самобытности на нас не подействует. Каждый нормальный человек, – а в особенности молодой человек, – получив парочку уколов такого сорта, должен встать во весь рост и сказать во всеуслышание:
– Да! Мы тоже за самобытность, не меньше вашего. Мы и в самом деле самобытные. Наша речь не похожа на газетную заметку, одежда не следует модным журналам, и манеры наши не те, что вы видите в американском кино. Но это мелочи: наша самобытность куда глубже и шире. Ваши увлечения нам чужды, и вам незнакомы наши интересы. Мы не разбираемся в том, что для вас так важно, и вы понятия не имеете о предметах нашей заботы. Ваши радости – не наши радости, и наша печаль не сродни вашим печалям. Мы осуждаем то, что вы любите, и любим то, что вы отвергаете. Мы смеемся над вашими кумирами и поклоняемся Тому, Кого вы ненавидите.– Могу ли я считать себя православным, если не верю в Бога? Для меня Православие – это в первую очередь нация и культура. Я полюбил Православие совсем недавно – когда прочитал «Историю государства Российского» Карамзина. Но в сверхъестественные силы я не верю. Родители в детстве не научили, а у самого не было повода, чтоб уверовать. Многие люди говорят, что они принадлежат к какой-либо конфессии: но верят ли они вообще? И что такое православная вера? Что в ней главное?
– Как говорил один пожилой священник, если вы не верите в Бога – не унывайте: главное, что Он в вас верит. И это вовсе не острота, не риторический прием опытного проповедника: здесь содержится очень глубокая, исключительно христианская истина.
В 60-е годы прошлого века в США образовалась Ассоциация унитарианцев и универсалистов – одна из несметного множества религиозных групп разных направлений, столь характерных для этой страны. Нам она интересна лишь одним: как отмечают специалисты, принадлежность к ней не требует ни веры в Бога, ни каких бы то ни было верований и убеждений. Ну а все остальные известные религиозные течения ждут от своих последователей веры «во что-то».
Еще сравнительно недавно серьезные мыслители считали возможным противопоставлять веру знанию. Дескать, знание (особенно с эпитетом «научное») – это нечто общеобязательное, в отличие от веры, которая-де остается личной прихотью отдельных граждан. Сегодня ошибочность такого взгляда стала наконец очевидной. Современная теория познания вместе с математикой и логикой, продолжая искания лучших умов прошлого от Платона до Канта, подтверждает: вера есть предпосылка всякого знания, знание без веры не существует и существовать в принципе не может.
Итак, водораздел проходит не между знанием и верой, а между предметами веры: во что человек верит. Одни придерживаются религиозной веры различного вида, другие – материалистической. И когда речь заходит о христианстве, люди, не слишком хорошо с ним знакомые, начинают перечислять те или иные вероучительные тезисы, которые, на их взгляд, составляют его сущность. И впадают тем самым в безнадежное заблуждение.
Доказать это очень просто. Если бы христианство сводилось к учению, к набору тезисов или правил, то тем самым был бы опровергнут его главный, основополагающий тезис: Бог стал Человеком, был убит и воскрес. Ведь это все оказалось бы совершенно ненужным, лишним и неуместным, и христианство пополнило бы длинный ряд других религий, каждую со своими положениями, которые предлагается принять на веру…
Но если Бог действительно стал Человеком, то христианство из веры «во что» превращается в веру «в Кого», и в этом его ключевая особенность. Такую веру очень точно определяет однокоренное слово: верность. А верность подразумевает взаимоотношения двух субъектов, двух лиц: человека – с одной стороны, и Богочеловека – с другой.
И если я – человек – в этих взаимоотношениях оказываюсь не на высоте (что, на трезвый взгляд, неизбежно), «если мы неверны, Он пребывает верен». Он не сводит со мной счетов, Он не мстит мне: Он отдает Себя на смерть, чтобы меня спасти. Так мы возвращаемся к словам старого священника.
Теперь можно вкратце ответить на ваш вопрос. Главное в Православии не «что», а «Кто»: Иисус из Назарета, истинный Бог и истинный Человек. Стать православным христианином – значит, узнать Его и ответить любовью на Его любовь, жертвой – на Его жертву.– Быть православным очень трудно: надо постоянно ходить в церковь, молиться, поститься, читать Евангелие, подавлять природные желания, менять привычки, отказывать себе в удовольствиях, следить за своим поведением, за чувствами и помыслами. Если я стану православным, есть ли гарантия, что это мне поможет?
– Во-первых, что значит «поможет»? Поможет чему? Физическому здоровью? Долголетию? Успеху в коммерции? Приобретению имущества? Разумеется, нет. Если вы становитесь православным не ради любви к Богу и ближнему, а ради земных эгоистических целей, ваша затея обречена на провал.
Во-вторых, никакой гарантии нет и быть не может. Бог в Своей Православной Церкви дает вам средства к вечной жизни и спасению, а уж как вы их используете – дело вашей свободной воли.
И наконец, в-третьих, православным быть совсем нетрудно. Трудным выглядит Православие лишь при взгляде со стороны. Так, наверное, четвероногие изумляются нашему с вами умению ходить на двух ногах. Попробуйте встать на ноги.– Я всю жизнь хотела быть счастливой и думала, что Христос тоже этого хочет. А недавно мне сказали, что это бесовский помысел, что христианство состоит совсем не в этом.
– А в чем же тогда? Выгнать мужа, убежать от детей, ходить в уродливом тряпье, мучить себя голодом, ломать хребет на непосильном «послушании» – и главное, безоговорочно подчиняться какому-нибудь самозваному «старцу» или «матушке»? И не смей пикнуть! Так, что ли?
Да, Господь ставит нам задачу: быть счастливыми. Счастливыми и в этой жизни, и в будущей. Каждому ясно, что нынешнее счастье – ничто, если оно не имеет продолжения. Спаситель открывает Свою Нагорную проповедь (Мф. 5) «заповедями блаженства», «макаризмами»: каждый стих начинается со слова блаженны – по-гречески mak=rioi (макарии), что в точном переводе на русский как раз и значит счастливы.
Что такое счастье? Продолжайте читать Нагорную проповедь, и вы убедитесь, что Христос опровергает привычные стереотипы. Счастливыми Он называет не гордых, но нищих духом, то есть смиренных, не удовлетворенных, но алчущих и жаждущих правды, не победителей, но миротворцев.
И хотя счастье в конечном итоге зависит от того, что есть во мне самом, что происходит в моей душе, мы прекрасно понимаем: «поиски счастья внутри себя» – дело абсолютно гибельное. Ведь душа-то наша несовершенна, не свободна от греха, требует покаяния и исправления… Отсюда простой вывод: счастье возможно и достижимо только с Иисусом Христом, только на пути к Нему и за Ним.– Больше всего я хочу закрыть глаза, мечтать и никогда не выходить в реальный мир. Разве это плохо?
– Очень плохо.
Когда водитель за рулем станет мечтать, закроет глаза и изолируется от реального мира, то реальный мир напомнит ему о себе страшным ударом, скрежетом, пламенем и смрадным дымом, кровью на мостовой и носилками с накрытым телом.
Коль скоро вы доверились мне, как священнику и старшему другу, я обязан уберечь вас от такого исхода. А о том, что каждый день и каждый час гибнут вот такие любители помечтать и не выходить в реальный мир, вам скажут не только священники, но и врачи, и работники правоохранительных органов. Но об этом разговор при личной встрече. А пока – читайте, смотрите, слушайте новости, переходите на новую работу, обретайте новую жизненную среду, учитесь, совершенствуйтесь, живите в реальном мире.– Всегда ли покой в душе свидетельствует о духовном благополучии? Бывает ли покой души неспасительный?
– Разумеется, бывает. Чувство покоя в душе может быть обманчивым и губительным: человек укореняется в своих грехах, успокаивается и перестает искать выход. «Покой в душе» становится для него непреодолимой преградой к покаянию.
Как-то в молодые годы в альпинистском лагере на Кавказе был у нас один инструктор, немолодой, по нашим тогдашним меркам, мужчина: настоящий образец спокойствия, душевного равновесия, надежности, доброжелательности, умения и готовности помочь – всех тех качеств, которые особенно необходимы на горном маршруте. Неудивительно, что девушки смотрели на него с обожанием… И вот с той же спокойной уверенностью он воспользовался расположением одной из своих почитательниц. Помнится, у нас, далекой от Христа молодежи, это событие вызвало тогда лишь недоуменное любопытство… Сегодня я могу охарактеризовать его в гораздо более резких и трезвых выражениях.
– Позволительно ли священнику заниматься бизнесом?
– Здесь ключевое слово – последнее. Что такое «бизнес»? Новообразование, варваризм, лишь недавно атаковавший нашу речь. Разве сто или двести лет назад не было на Руси купцов, промышленников, предпринимателей? Конечно были! Так зачем же нам понадобилось новое слово? Выходит, весь его смысл в новизне?
Одни смотрят на «бизнес» с надеждой, как на «приобщение к ценностям Запада», другие, наоборот, со злобой, как на разрушение наших национальных корней. Зачем нам попадать в плен к слову? Не лучше ли вообще изъять его из лексикона и спросить: «Позволительно ли священнику иметь частное предприятие?»
И тогда ответ появится сам собой: «Смотря какое». Ведь и в старой России священники сельских приходов наравне с крестьянами участвовали в полевых работах. И Святейший Патриарх недавно с огромным уважением и одобрением отозвался о священниках Русской Зарубежной Церкви, которые никогда не берут плату за требы, а семьи свои обеспечивают собственным трудом. Так что нет ничего предосудительного, если священник откроет частную школу, музыкальную студию или издательство – смотря по своим способностям.
Конечно, есть виды деятельности явно злокачественные, вызывающие у людей законные нарекания: в таких предприятиях ни священнику, ни вообще кому-либо участвовать не следует. Даже от обычного магазина я бы посоветовал священнику держаться подальше: не потому, что в нем есть нечто греховное, а ради снисхождения к верующим, которые по своим предрассудкам и неразумию связывают торговлю со стяжательством и обманом.– Допустимо ли православному христианину работать продавцом винно-водочных и табачных изделий?
– Думаю, нежелательно. Хотя алкоголь сам по себе не греховен (на бракосочетании в Кане Галилейской Господь превратил воду в вино, и в таинстве евхаристии виноградное вино прелагается в Кровь Спасителя), но пьянство – то есть злоупотребление алкоголем – на сегодняшний день причиняет нам колоссальный вред. А курение табака – это всегда грех.
Есть и другие виды деятельности, которые еще более недостойны православного. Так, например, недавно на исповедь пришел студент, который поступил в казино учиться на должность крупье. «У вас что, безвыходное положение? Дети умирают от голода? Разве нет другого способа заработать деньги?» — спросил его священник. Он ничего не ответил, но занятия своего не оставил. И пришлось его отлучить от причастия, поскольку он совершает вольный, ничем не оправданный грех и не желает каяться.– Как быть с развлечениями и смехом?
– Есть разные развлечения. И смех тоже разный.
Вспоминается недавняя история с гастролями каких-то клоунов-комедиантов в Японии. Программа их была построена на анекдотах и юморесках про дедушек и бабушек. Она шла «на ура» в России и европейских странах, но у японских зрителей почему-то вызывала только недоуменное пожатие плечами. Когда артисты попытались выяснить причину холодного приема, им тактично намекнули, что потешаться над пожилыми людьми у местных жителей не принято.
Поступайте просто: представьте, что рядом с вами стоит Христос – а ведь Он действительно стоит рядом с вами в каждую секунду вашей жизни. Станет ли Он развлекаться вместе с вами? Станет ли смеяться над тем, что вам смешно?
Если да – прекрасно. А если нет – просите у Него прощения и принимайте меры: выключите телевизор, закройте идиотский журнал, оставьте дурную компанию – и, главное, оградите от всего этого семью, чтобы во всех радостях вашего дома участвовал Сам Спаситель.– Как Православие относится к работе в фирмах по дистрибуции косметики? Можно ли православному содействовать развитию таких фирм?
– Непонятно, откуда берется ваше предубеждение: чем косметические средства и товары хуже любых других товаров? Конечно, некоторые женщины (да и мужчины в наше время!) злоупотребляют косметикой, и это огорчительно. Но точно так же злоупотребляют чем угодно: от топоров и ножей до конфет и печенья… Не наложить ли проклятье и на них заодно? Как и большинство других материальных объектов, косметические средства сами по себе нейтральны, но их употребление людьми может быть источником добра или зла.
А вот дистрибуция – это другое дело. Православное мировоззрение требует оберегать родную культуру от засорения бессмысленными варваризмами. Что, разве современный русский язык бессилен, чтобы точно описать коммерческую деятельность? Розничная и оптовая торговля, сбыт, реклама и распространение – разве все это не годится? Надо бережно относиться к родному языку. Ведь вместе с варваризмами в наше сознание входят грех, чуждая, агрессивная, разрушительная идеология.
Есть о чем подумать, не правда ли?– При оформлении платежа по автомобильной страховке оказалось, что некоторых документов не хватает, и для упрощения дела мне предложили маленькую хитрость. Я знаю, что так делают все – но все же это обман, грех… Любой обычный человек в ответ на мои сомнения назвал бы меня сумасшедшим. – Как отмечал иеромонах Серафим (Роуз), опасность часто состоит не в самих поступках (как, например, данный), а в невнимании к ним, в снисходительно-пренебрежительном отношении к «мелочам». Подумайте, как можно было бы избежать этой «хитрости» – вовремя написать запрос в страховую компанию, проследить за исполнением и пр. Но, пожалуй, главная беда, причем не только личная, но и социальная, и гражданская, состоит в том, что так делают все, и думают, что так и надо. Сегодня «любой обычный» человек назовет вас сумасшедшим за ваше желание не обманывать, завтра он сунет взятку милиционеру или чиновнику, а послезавтра произойдет трагедия Беслана, где продажные «стражи порядка» открыли бандитам зеленую улицу, по существу, продали им собственных детей.
– Уважает ли Православная Церковь права человека?
– Вопрос, вынесенный в заголовок, на сегодняшний взгляд совершенно безумен. Но он недаром волновал знаменитого литературного персонажа, а вместе с ним изрядную часть интеллигентной публики на исходе бодрого, рационального и самоуверенного XIX столетия. Ведь тупой, занудный рационализм вкупе с непробиваемой самоуверенностью, как хорошо известно врачам-психиатрам, служит верным признаком душевной болезни. И наоборот, разумному человеку сегодня, как и в далеком прошлом, свойственно скептическое отношение к своим способностям. «Я знаю лишь то, что ничего не знаю», – говорит Сократ, а преподобный Иоанн Лествичник рекомендует «посмеиваться над собственной премудростью».
Сегодня, почти полтора века спустя, рассуждения Раскольникова звучат стопроцентным бредом: «Я просто запросто намекнул, что “необыкновенный” человек имеет право… то есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия…» Очевидно, однако, что современники воспринимали его по-другому: иначе Достоевский не заслужил бы своей славы. И спор Порфирия Петровича с Раскольниковым в контексте романа выглядит скорее не как разговор здорового с умалишенным, а как диспут на равных. Автор вынужден даже вернуться к этому спору и привлечь к нему других участников, другие художественные средства: «Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая, или право имею… – Убивать? Убивать-то право имеете? – всплеснула руками Соня».
Неудивительно, что Раскольникову нечего ей ответить. Безумие девятнадцатого века, словно в хрестоматийной истории болезни, развивалось от симптома к симптому при всеобщем благосклонном попустительстве, пока не вылилось в яростный взрыв в двадцатом. И лишь сегодня, несколько присмирев от крови, пролитой в поисках и утверждении «прав человека», люди понемногу стали приходить в себя, разбираться в том наследии, которое оставили им «прогрессисты», «либералы» и «просветители»…
Под правами человека понимают, по меньшей мере, два различных направления этической, юридической и политической мысли. Первое направление формулирует, главным образом, отрицательные тезисы: свобода от принуждения или преследования того или иного рода, невмешательство государства в те или иные сферы человеческой жизни. Второе выдвигает положительные требования: как, например, право на труд, социальное обеспечение, образование, медицинское обслуживание и пр., декларируя, напротив, активное государственное участие в повседневной жизни людей. Иногда их называют первым и вторым поколением прав человека. Первое, соответственно более раннее, базируется на политической философии индивидуализма XVII–XVIII веков; второе – на более поздних социалистических теориях.
На первый взгляд права человека в такой формулировке, будь то первого или второго поколения, выглядят разумно и привлекательно: с кровавыми фантазиями раскольниковых у них как будто нет решительно ничего общего. Но это только на первый взгляд. Еще американская Декларация независимости была основана на положении, мягко говоря, весьма сомнительном с точки зрения здравого смысла и христианского мировоззрения: «Мы считаем самоочевидным, что все люди созданы равными и в равной мере наделены Создателем неотъемлемыми правами…» Не слишком ли много берет на себя человек, объявляя Создателя своим контрагентом в юридической процедуре? А если все же такое случилось бы, то по какой причине Создатель, наделивший свое создание некими правами, не может с той же легкостью отъять их?..
Однако основателей Американской республики, при всем нашем к ним критическом отношении, нельзя обвинять в идиотизме. Они исходили из популярной некогда концепции так называемого «естественного права», распространившейся на Западе вместе со средневековой схоластикой и впоследствии дискредитированной как в практической жизни, так и в теории. Условие равенства людей недаром легло в основу
Декларации независимости, а несколькими годами позже, наряду с конкретной свободой и фантастическим братством, оказалось в числе базовых принципов Французской революции. Однако скажите, часто ли вам приходилось видеть, помимо однояйцевых близнецов, двух абсолютно равных людей?
Вас, конечно, поспешат убедить, что речь идет лишь о равенстве людей перед законом в противоположность, дескать, старинным феодальным порядкам, когда за одно и то же нарушение с аристократа приходилось столько-то, а с простолюдина столько-то. Но не спешите поддаваться на убеждения. Лучше обратите внимание на порочный круг: «права человека» формулируются на основе того самого равенства людей, которое затем выводится из них как юридическая норма…
Так или иначе, ко времени Раскольникова права человека привлекают устойчивый интерес, причем привлекательность их, разумеется, стоит в обратной пропорции к достижимости. В особенности это касается прав второго поколения. А поскольку равенство людей – фактическое, а не юридическое – давно оказалось самоочевидным вздором, естественно, возникает мысль о дифференциации: разным человекам, так сказать, разные права.
Так что не стоит удивляться, что долгая сага о правах человека сегодня, в XXI столетии, вывела нас по диалектической кривой к третьему поколению этих самых прав – к «групповым правам» всевозможных меньшинств: национальных, сексуальных и прочих. В СССР времен застоя практиковались ограничения и предпочтения в приеме на работу, в вузы и пр. представителей некоторых национальностей, и все скрежетали зубами по поводу такой несправедливости, с тоской и надеждой глядя в сторону прогрессивного Запада. Но на прогрессивном Западе, особенно в американской колыбели демократии, те же самые (и гораздо худшие) ограничения и предпочтения давно не вызывают почти никаких эмоций. Помню, в 1985 году, когда в США все мне было внове, я стал слушать радиопередачу Брюса Уильямса – консультации в открытом эфире по трудовым и коммерческим делам. В студию позвонил некий незадачливый бизнесмен англосаксонского происхождения с жалобой на городскую управу, где он никак не мог получить контракт. Бизнесмен спрашивал, не сменить ли ему в этой связи фамилию на Гонзалес или Суарес… Воистину, анекдоты не знают границ.
Так что же права человека? Как говорят дети: «хорошие» они или «плохие»? Ведут ли они к благополучию и справедливости или же к злоупотреблениям: к топору и динамиту? За ответом можно обратиться к другому русскому автору, А. К. Толстому, герой которого участвовал в дискуссии об «уважении к мужику»:…Есть мужик и мужик —
Если он не пропьет урожаю,
Я тогда мужика уважаю!
Точно так же следует ответить и нам: есть права и права. Если они действуют в качестве рабочего инструмента общественных и экономических отношений, если не пытаться утверждать их в вакууме, в отрыве от живой традиции данного общества и подрывать тем самым национальные интересы и суверенитет страны – тогда мы уважаем эти права, охраняем и заботимся о них.
Но такие права не нужны нашим «правозащитникам», которые двадцать лет спустя после освобождения России от большевистского гнета продолжают жить идеями разрушения и ненависти к своей стране, не видят и не хотят видеть ее новой жизни. Их уместно уподобить бородачу с автоматом, который вышел из лесу навстречу перепуганной старушке:
– Бабка, где немцы?
– Немцы?! Немцев, касатик, уже двадцать лет как прогнали.
– Да ну? А я-то все поезда под откос пускаю…
Бородач, по крайней мере, сумел переосмыслить свою
миссию. Куда там «правозащитникам»! Версия вышеприведенной истории в оформлении «борцов за права человека» звучала бы по-другому:
– …Немцев, касатик, уже двадцать лет как прогнали.
– Кремлевская пропаганда! Пущу-ка для верности под откос еще парочку пассажирских составов…
Если «права человека» становятся наднациональной силой, неким идолом или демиургом, который бросает вызов Творцу и заменяет собою трезвый христианский взгляд на человека и общество, – тогда простите, таким правам у нас нет места. И не будет.– Кто имеет право называть себя православным христианином?
– Можно смело ответить одним словом: никто. Если кому-то, по примеру вышеупомянутого Раскольникова, придет в голову утверждать для себя подобное «право», такой человек заслуживает глубокого сочувствия.
У нас нет и не может быть никакого «права» на имя христианина. У нас есть Христос – наш Бог, Создатель и Спаситель, Который принял крестную смерть ради жизни каждого из нас и Которого мы призываем в надежде, что, несмотря на все наши грехи, недостатки и слабости, мы окажемся достойны Его святого имени. Эта надежда мобилизует нашу волю к борьбе: назвать себя христианином – значит пойти добровольцем на войну с грехом и злом в своей душе.
В некоторых случаях, однако, приходится примеривать это имя не к себе, а к другим. Скажем, приходит в церковь человек и просит помолиться о его умерших родных, а мы спрашиваем его, были ли они православными. Здесь мы должны проявлять максимум снисходительности и милосердия: в самом деле, возможно ли утверждать, что кто-либо не был христианином, если Сам Христос принял в райские обители висевшего на кресте разбойника и злодея? Поэтому в такой ситуации мы следуем самому простому и широкому правилу: считаем православным всякого, кто был крещен в Православной Церкви и не покончил свою жизнь самоубийством.– Что такое толерантность и как она уживается с самобытностью? Можно ли вообще говорить о какой-то самобытности, если от нас требуется толерантность ко всему подряд?
– В Обращении Святейшего Патриарха Алексия на Епархиальном собрании 2007 года говорится:
– На Западе, особенно в США, 14 февраля отмечают День святого Валентина, праздник влюбленных. Пытаются насадить его и у нас. Как появился этот праздник? Христианский ли он?
– В Римо-Католической Церкви 14 февраля совершают память мученика Валентина, епископа города Интерамны (современный Терни) в Италии. Вместе со своими учениками он принял смерть за Христа около 270 года, во время преследования христиан при императоре Клавдии II – одной из многократных попыток на протяжении двух с половиной сотен лет уничтожить под корень христианскую веру. Вот таков истинный День святого Валентина.
Православная Церковь, разумеется, чтит память этого святого – но не 14 февраля, а 12 августа (нового стиля). В январе 2003 года из Терни в Москву была доставлена частица мощей святого Валентина. Она находится в храме Христа Спасителя, и каждый верующий может помолиться перед ней святому мученику об укреплении веры, о просвещении и спасении.
Откуда же взялся День влюбленных? Оказывается, в Западной Европе с глубокой древности бытовала примета: в середине февраля ласточки разбиваются на пары и начинают строить гнезда. По совпадению дат у людей возникла ассоциация с днем памяти святого. В Британской энциклопедии (издание 2000 г.) на этот счет говорится об «отсутствии связи со св. Валентином или событиями его жизни». Так что все истории о такого рода связях для доверчивых слушателей, зрителей и читателей проходят по разряду творчества сивого мерина.
Характерно, что в Средние века День влюбленных в народном сознании был неотделим от создания семьи, от дома, от рождения детей. Но впоследствии ситуация меняется. Уже в «Гамлете» Шекспира Валентинов день становится предметом непристойного бреда обезумевшей от горя Офелии (IV акт, сцена 5), а дьявол в «Фаусте» (часть I, сцена 19) цитирует эти строки, издеваясь над несчастной Маргаритой:Не жди, не верь:
Войдешь теперь
Девицей в дверь,
А выйдешь не девицей!
С чем ассоциируется сегодня Валентинов день, думаем, никому разъяснять не надо. Его недавнее вторжение в нашу жизнь из «цивилизованных западных стран» несет с собой безошибочную печать назойливой коммерции и полового разврата. Сами видите, что это за «праздник» и много ли в нем христианского.
– Какое право имеют христиане брать в руки оружие, если Христос прямо сказал: «Не противься злому»? А что война – это зло, никому объяснять не надо. – Потому мы и берем в руки оружие, из двух зол выбираем меньшее: покориться врагу или дать ему вооруженный отпор. Подробнее на эту тему смотрите VIII раздел «Основ Социальной концепции Русской Православной Церкви». Что касается цитаты из Евангелия, то перечитайте внимательно Нагорную проповедь, в частности конец 5-й главы Евангелия от Матфея, и убедитесь, что здесь идет речь о вашем личном противнике, а не о защите ваших близких. И впредь старайтесь не ссылаться на Писание в отрыве от контекста, как это делают «иеговисты» и другие враги Христа.
– Почему православные поклоняются изображениям на иконах, Божией Матери, просят у Нее помощи и поддержки? Где об этом сказано в Священном Писании?
– Вопрос этот, как и всякий серьезный, глубокий вопрос, может иметь ответы на нескольких различных уровнях. Иногда можно ответить просто «да» или «нет», иногда бывает уместно вспомнить мудрую русскую пословицу: «Простота хуже воровства».
Итак, 1-й уровень. Вы спрашиваете про «поклонение изображениям», «поклонение Божией Матери». Однако даже детям известно, что православные христиане поклоняются одному истинному Богу – как того требует от нас Он Сам. Людям же, составляющим тело Церкви – святым, или Небесным Силам, или священным книгам (например, Библии), или священным изображениям и предметам, – воздается подобающее почитание. Разница между тем и другим зафиксирована Седьмым Вселенским собором более 1200 лет тому назад.
Что касается выражений о «поклонении», которые можно встретить в некоторых богослужебных текстах и проповедях, то все они имеют метонимический или метафорический смысл (как мы, например, говорим «страшно доволен», или «отряд в сто сабель»), что совершенно ясно из контекста и ни у кого, кто мало-мальски знаком с христианством, не вызывает никаких недоумений.
И далее, в связи с другим вопросом: где-нибудь в Писании сказано, что надо просить помощи и поддержки у вашей родной матери? или что не надо переходить улицу на красный
свет? или что дважды два – четыре? Так зачем же вслед за «иеговистами» и другими разносчиками религиозного товара, врагами Христа и России, лицемерить и лгать на Тело Христово – Его Святую Церковь?..Данный текст является ознакомительным фрагментом.