Глава 3. Иудо-христиане и язычники-христиане
Глава 3. Иудо-христиане и язычники-христиане
1. Агитация среди язычников
Первая коммунистическая христианская община была организована в Иерусалиме. У нас нет никакого основания подвергать в этом случае сомнению свидетельство Деяний апостолов. Но вскоре возникли общины и в других городах с иудейским пролетариатом. Между Иерусалимом и другими частями Римской империи, именно восточной половины ее, поддерживались самые оживленные сношения, уже при помощи хотя бы сотен тысяч, быть может, даже миллионов паломников, которые из года в год направлялись в Иерусалим. А многочисленные, неимущие тунеядцы без семьи и крова непрерывно кочевали с места на место, как они это делают и теперь в Восточной Европе, оставаясь на каждом новом месте, пока не истощались благотворительные источники. В соответствии с этим находятся предписания, даваемые Иисусом апостолам:
«Не берите ни мешка, ни сумы, ни обуви, и никого на дороге не приветствуйте. В какой дом войдете, сперва говорите: мир дому сему; и если будет там сын мира, то почиет на нем мир ваш, а если нет, то к вам возвратится. В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть, ибо трудящийся достоин награды за труды свои; не переходите из дома в дом. И если придете в какой город и примут вас, ешьте, что вам предложат, и исцеляйте находящихся в нем больных, и говорите им: приблизилось к вам Царствие Божие. Если же придете в какой город и не примут вас, то, выйдя на улицу, скажите: и прах, прилипший к нам от вашего города, отрясаем вам; однако же знайте, что приблизилось к вам Царствие Божие. Сказываю вам, что Содому в день оный будет отраднее, нежели городу тому» (Лк. 10:4-12).
Заключительная угроза особенно характерна для мстительности нищего, который разочаровался в своих ожиданиях. Он готов сжечь за это весь город, но поджог этот должен произвести за него мессия.
Апостолами считались все странствующие агитаторы новой организации, а не только те двенадцать, имена которых переданы нам преданием как людей, которым Иисус поручил благовествовать его учение. В упомянутом выше «Дидахе» («Учение двенадцати апостолов»), относящемся к второму столетию, говорится еще об апостолах, которые действовали в общине. По-видимому, их было гораздо больше, чем желательно было общинам.
«И всякий апостол, который придет к вам, да будет принят, как Господь. И останется он не больше, чем один день, но если нужно, то и два дня. Если же останется он три дня, то это — лжепророк. И если апостол уходит, то он ничего не должен брать с собой, кроме хлеба, но не больше, чем потребно до следующей ночевки. Если же он требует денег, то это — лжепророк» (11:4–6).
По-видимому, добрые апостолы в некоторых общинах оставались слишком долго и обременяли их требованием денег.
Именно эти «тунеядцы и заговорщики», исполненные, как им казалось, священного духа, распространяли основы новой пролетарской организации, именно они несли «благую весть», евангелие[48] из Иерусалима, в соседние иудейские общины, а затем все больше и дальше, до самого Рима. Но как только евангелие покинуло почву Палестины, оно попало в совершенно новую социальную среду, которая придала ему совершенно другой характер.
Наряду с членами иудейских общин апостолы встретили там находившихся с ними в самом тесном общении иудейских «попутчиков»,[49] «боявшихся бога язычников», которые поклонялись иудейскому богу, посещали синагогу, но не решались проделывать все иудейские обряды. В лучшем случае они еще соглашались на церемонию купания, крещения; но они и слышать не хотели об обрезании отказывались признавать законы о пище, субботний отдых и другие внешние формы ритуала, которые слишком резко отделили бы их от их «языческой» среды.
Социальное содержание евангелия должно было встретить хороший прием в пролетарских кругах таких «боящихся бога язычников». Через их посредство оно было принесено и в другие, неиудейские пролетарские слои, где имелась благоприятная почва для учения о распятом мессии, поскольку это учение возвещало социальное обновление и организовало учреждения взаимопомощи. Напротив, эти круги относились ко всему специфически иудейскому не только отрицательно, но даже с антипатией и с насмешкой.
Чем дальше распространялось новое учение в иудейских общинах вне Палестины, тем яснее становилось, что оно в бесконечной степени увеличило бы свою пропагандистскую силу, если бы оно отказалось от своих специфических иудейских особенностей, если бы оно перестало быть национальным и сделалось исключительно социальным.
Первый признал это и энергично начал отстаивать новый взгляд Савл, иудей, который, по сохранившемуся преданию, был родом не из Палестины, а из иудейской общины греческого города Тарса, в Киликии. Обладая пылким темпераментом, он со всей своей энергией отстаивал сначала принципы фарисейства, и, как фарисей, ожесточенно преследовал родственное с зелотством христианство, пока наконец, будто бы в силу видения, не ударился в противоположную крайность и стал христианином. Он примкнул к христианской общине, но сейчас же выступил в ней революционером по отношению к традиционному взгляду и горячо настаивал, чтобы велась пропаганда нового учения среди неиудеев и чтобы от последних не требовали перехода в иудейство.
Для его тенденций характерна перемена иудейского имени Савла на латинское имя Павла. Такая перемена имени охотно практиковалась иудеями, которые желали добиться известного значения в неиудейских кругах. Если какой-нибудь Манассия называл себя Менелаем, то почему Савл не мог назвать себя Павлом.
Теперь очень трудно сказать с уверенностью, что именно является исторически достоверным в рассказе о Павле. Как и всегда, когда речь идет о фактах, относящихся к отдельным личностям, евангелия представляют и в этом пункте очень мало надежный источник со многими про тиворечиями и невероятными легендами. Но личные деяния Павла не имеют существенного значения. Решающее значение имеет коренная противоположность прежнему воззрению христианской общины. Нашедши в нем свое олицетворение, эта противоположность возникла из существа самого дела, она была неизбежна и, как бы ни искажали Деяния апостолов отдельные перипетии борьбы между обеими тенденциями внутри христианской общины, сама эта борьба представляет несомненный факт. Деяния апостолов представляют, в сущности, тенденциозное сочинение, возникшее как результат этой борьбы, чтобы вести пропаганду в пользу павликианства и в то же время затушевать противоположность между обоими направлениями.
Сначала новое направление выступало еще очень скромно, требуя только терпимости в некоторых пунктах, на которые первоначальная община должна была смотреть сквозь пальцы. Так, по крайней мере, видно из рассказа Деяний апостолов, которые, правда, рисуют действительность в розовых красках и указывают на мир там, где фактически свирепствовала ожесточенная борьба.
Так, например, о периоде агитационной деятельности Павла в Сирии Деяния апостолов рассказывают следующее:
«Некоторые, пришедшие из Иудеи (в Сирию), учили братьев: если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись. Когда же произошло разногласие и немалое состязание у Павла и Варнавы с ними, то положили Павлу и Варнаве и некоторым другим из них отправиться по сему делу к Апостолам и пресвитерам в Иерусалим. Итак, быв провожены церковью, они проходили Финикию и Самарию, рассказывая об обращении язычников, и производили радость великую во всех братиях. По прибытии же в Иерусалим они были приняты церковью, Апостолами и пресвитерами, и возвестили все, что Бог сотворил с ними и как отверз дверь веры язычникам. Тогда восстали некоторые из фарисейской ереси уверовавшие и говорили, что должно обрезывать язычников и заповедывать соблюдать закон Моисеев» (Деян. 15: 1–5).
Тогда собрались апостолы и пресвитеры, стало быть, до известной степени центральный комитет общины. Петр и Иаков произнесли примирительные речи, и, наконец, решение было послать Иуду, Варнаву и Силу, также «мужей начальствующих между братьями», в Сирию, чтобы они возвестили находящимся там братьям следующее: «Угодно святому духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда». Таким образом, начальствующие мужи отказались от обрезания языческих прозелитов. Но учреждения взаимопомощи не должны были быть оставлены в пренебрежении: «Только чтобы мы помнили нищих, что и старался я исполнять в точности», как сообщает об этом Павел в своем Послании к галатам (2:10). Организацией взаимной помощи одинаково интересовались как иудео-христиане, так и язычники-христиане. Этот вопрос не служил для них пунктом разногласия. Поэтому он так мало затрагивается в их литературе, которая служила почти исключительно целям полемики. И совершенно ошибочно, на основании этих редких упоминаний, делать вывод, что этот вопрос не играл никакой роли в раннем христианстве: он не играл только никакой роли в его внутренних раздорах.
Разногласия продолжали укрепляться, несмотря ни на какие примиренческие попытки.
В только что цитированном Послании Павла к галатам против защитников обрезания выдвигается упрек, что они поступали так из оппортунистических соображений: «Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезываться только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов» (6:12).
После вышеупомянутого конгресса в Иерусалиме апостол Павел, по рассказу Деяний апостолов, предпринимает агитационное путешествие в Грецию с целью пропаганды среди язычников. Вернувшись в Иерусалим, он отдает отчет товарищам об успехах своей агитации.
«Они же, выслушав, прославили Бога и сказали ему: видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям» (Деян. 21: 20–21).
Ему предлагают очиститься от этого обвинения и доказать, что он благочестивый иудей. Он выражает с своей стороны полную готовность, но ему помешало возмущение против него иудеев, которые хотели убить его как изменника народа. Римские власти арестовали его и спасли его таким образом из рук народа, чтобы в конце концов отослать его в Рим, где он мог, совершенно иначе, чем в Иерусалиме, вести свою агитацию без всяких затруднений, «проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно» (Деян. 28:31).
2. Противоположность между иудеями и христианами
Вполне естественно, что язычники-христиане тем решительнее отстаивали свою точку зрения, чем больше возрастало их число. А вместе с этим увеличивалась противоположность между ними и иудео-христианами.
Чем больше продолжало существовать это разногласие, чем больше становилась плоскость трения между обоими направлениями, тем враждебнее стали они относиться друг к другу. Эта противоположность усиливалась еще больше вследствие обострения отношений между иудейством и народами, среди которых оно жило в течение последних десятилетий до разрушения Иерусалима.
Именно пролетарские элементы в иудействе, в особенности в Иерусалиме, относились все с большей ненавистью к неиудейским народам, и главным образом к римлянам. Римлянин — это самый жестокий угнетатель и эксплуататор, его худший враг. А эллин был союзником римлянина. Поэтому все, что отличало от них иудеев, подчеркивалось теперь больше, чем когда-либо. И вполне понятно, что те, кто придавал главное значение пропаганде среди иудейства, уже в силу агитационных соображений отстаивали более резкое выделение иудейских особенностей, строгое соблюдение всех иудейских постановлений, к чему они уже с самого начала склонялись под влиянием иудейской среды.
Но вместе с ростом фанатической ненависти иудеев к угнетавшим их народам, увеличивались и среди последних антипатия и отвращение, которые испытывали по отношению к иудеям массы. А это, в свою очередь, приводило к тому, что язычники-христиане и их агитаторы не только все больше требовали освобождения от иудейских постановлений, но и подвергали их все более резкой критике. Противоположность между иудео-христианами и язычниками-христианами у последних превращалась все больше во враждебность к иудейству. Но вера в мессию, а также и распятого мессию слишком глубоко срослась с иудейством, чтобы язычники-христиане могли совершенно отрицать последнее. От иудейства они переняли все мессианские пророчества и другие подтверждения мессианских чаяний и в то же время выступали все более враждебно по отношению к нему. Это прибавило еще одно противоречие к тем многим, на которые мы уже указывали в христианстве.
Мы видели уже, какое значение придавали евангелия происхождению Иисуса от Давида, к каким удивительным натяжкам приходилось прибегать, чтобы место рождения Галилеянина оказалось именно в Вифлееме. Снова и снова цитируют они различные места из священных иудейских книг, чтобы доказать мессианскую миссию Иисуса. Он сам протестует против обвинения, что он хочет нарушить иудейский закон:
«Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (Мф. 5:17; ср. Лк. 16:17).
Своим ученикам Иисус говорит:
«На путь к язычникам не ходите, и в город Сама-рянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 10:5).
Здесь пропаганда вне иудейства прямо запрещается. Аналогично, хотя мягче, высказывается Иисус у Матфея в ответе одной финикиянке (у Марка гречанке, но родом сирофиникиянке). Она обратилась к Иисусу с следующими словами:
«Помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час» (Мф. 15:22–28).
Иисус дает себя в этом случае уговорить. Но вначале он очень немилостив к гречанке и только потому, что она не иудейка, хотя она называет его в духе иудейской веры в мессию, сыном Давида.
Так же иудейски звучит обещание Иисуса своим апостолам, что они в будущем царстве будут восседать на двенадцати тронах и судить двенадцать колен Израиля. Эта перспектива могла казаться очень привлекательной только иудею, да и то иудею в самой Иудее. Для пропаганды среди язычников она не имела никакого значения.
Но если евангелия сохранили такие сильные следы иудейского мессианства, то рядом с ними мы встречаем такие же сильные взрывы ненависти к иудейству, воодушевлявшей их авторов и редакторов. Иисус на каждом шагу полемизирует против всего, что было особенно дорого благочестивому иудею, против постов, против законов о пище, против субботы.
Язычников он ставит выше иудеев:
«Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф. 21: 43; ср. Мк. 7:27–30).
В другом месте Иисус просто проклинает иудеев:
«Тогда начал Он укорять города, в которых наиболее явлено было сил Его, за то, что они не покаялись: горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься, ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные в тебе, то он оставался бы до сего дня; но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежеле тебе» (Мф. 11: 20–24).
Слова эти дышат ненавистью к иудеям. В них говорит уже не одна секта в иудействе против другой секты в среде того же народа. Нет, вся иудейская нация клеймится как низшая в моральном отношении, выставляется как особенно злобствующая и закоренелая в грехе нация.
Это же настроение замечается и в евангельских пророчествах относительно разрушения Иерусалима, скомпонованных, конечно, после этого события.
Иудейская война, раскрывшая таким неожиданным образом для римлян всю силу и опасность иудейства, этот бешеный взрыв дикого отчаяния, довели противоположность между иудейством и язычеством до крайней степени: они произвели такое же действие, как в XIX столетии июньская бойня и Парижская коммуна на классовую ненависть между пролетариатом и буржуазией. Все это углубило пропасть между иудео-христианами и язычниками-христианами и все больше лишало иудео-христианство почти всякой опоры. Разрушение Иерусалима лишило самостоятельное классовое движение иудейского пролетариата его основы. Такое движение предполагает независимость народа. Со времени разрушения Иерусалима иудеи существовали только на чужбине, среди врагов, которые ненавидели и преследовали всех их одинаково, богатых и бедных без различия, и заставляли их держаться вместе. Милосердие имущих к бедным соплеменникам достигало поэтому в иудействе высокой степени развития, чувство национальной солидарности в многих случаях побеждало классовую вражду. Так иудео-христианство теряло свою пропагандистскую силу. Христианство с того времени становится все больше языческим христианством, все больше превращаясь из партии в иудействе в партию вне иудейства, и даже в противоположность иудейству; христианство и юдофобство становились все больше тождественными понятиями.
Но вместе с падением иудейского государства потерял всякую почву и иудейский национальный мессианизм. Он мог еще сохранять некоторое практическое значение, он мог еще вызвать несколько предсмертных судорог национального отчаяния, но гибель иудейской столицы нанесла ему смертельный удар, как реальному фактору политического и социального развития.
Но это не имело никакого значения для мессианских чаяний язычников-христиан, которые отмежевались от иудеев и которых не затронула их судьба. Свою жизнеспособность мессианская идея сохраняла только в форме идеи распятого мессии, в форме внеиудейского, «переведенного на греческий язык» мессии, Христа.
Христиане сумели даже превратить трагическое событие, означавшее банкротство иудейских мессианских чаяний, в торжество своего мессии. Иерусалим стал теперь врагом Христа, разрушение Иерусалима являлось теперь местью Христа иудейству, страшным доказательством его победоносной силы. Лука рассказывает о въезде Иисуса в Иерусалим:
«И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (Лк. 19:41–44).
Сейчас же вслед за этим Иисус снова заявляет, что дни разрушения Иерусалима, дни гибели беременных и питающих сосцами матерей, будут днями отмщения (См: Лк. 21: 22–23).
Но разрушение Иерусалима имело еще и другие последствия для христианского мышления. Мы уже указали, что христианство с этих пор приобретает мирный характер. Только у иудеев сохранялась еще в начале императорского периода сильная демократия. Другие народы того времени сделались уже неспособными к борьбе и трусливыми, а так же как и пролетарии среди них. Разрушение Иерусалима уничтожило в империи последний оплот демократии. Всякое восстание было осуждено теперь на неудачу. И христианство становилось с тех пор все больше языческим христианством, оно делалось все более покорным, даже рабски послушным.
Но повелителями в империи были римляне. Прежде всего нужно было приобрести их расположение. Если первые христиане были пламенными иудейскими патриотами и врагами чужеземного господства и эксплуатации, то христиане-язычники присоединили к юдофобству почитание Рима и императорской власти. Эта новая черта нашла свое выражение в евангелиях. Возьмем хотя бы известный рассказ о провокаторах, которых подослали к Иисусу «книжники и первосвященники», чтобы поймать его в государственной измене:
«И, наблюдая за Ним, подослали лукавых людей, которые, притворившись благочестивыми (т. е. последователями Иисуса), уловили бы Его в каком-либо слове, чтобы предать Его начальству и власти правителя. И они спросили Его: Учитель! мы знаем, что Ты правдиво говоришь и учишь и не смотришь на лице, но истинно пути Божию учишь; позволительно ли нам давать подать кесарю, или нет? Он же, уразумев лукавство их, сказал им: что вы Меня искушаете? Покажите Мне динарий: чье на нем изображение и надпись? Они отвечали: кесаревы. Он сказал им: итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Лк. 20: 20–25).
Итак, согласно этой своеобразной теории денег и финансов, монета принадлежит тому, чье изображение и подпись она носит. Мы, следовательно, только возвращаем кесарю назад его же деньги, когда мы платим ему подати. Тот же самый дух проникает писания наиболее выдающегося апостола среди язычников-христиан. Так, в послании Павла к римлянам мы читаем:
«Всякая душа да будет покорна, высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение… ибо начальник… не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божий служители, сим самым постоянно занятые. Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим. 13:1–7).
Как далеко все это от того Иисуса, который требовал от своих учеников, чтобы они купили мечи, и проповедовал ненависть к богатым и сильным мира сего, как далеко также все это от того христианства, которое в Откровении Иоанна с ужасными проклятиями обрушивалось на Рим и союзных с ним царей: «Вавилон (Рим), великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу… всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши ее… И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею» и т. д. (Откр. 18: 2, 3, 9).
Лейтмотивом Деяний апостолов служит подчеркивание вражды иудейства к учению о распятом мессии и снисходительности римлян к проповеди этого учения. Все, что желало христианство или ожидало после разрушения Иерусалима, выставляется в них как факт. Если верить Деяниям апостолов, христианская пропаганда в Иерусалиме ожесточенно преследуется иудеями. В то время как последние гонят христиан и побивают их камнями, где только могут, римские власти оказывают христианам покровительство. Мы видим уже, как о Павле рассказывается, что он свободно и невозбранно мог проповедовать в Риме. В Риме — полная свобода, в Иерусалиме — насилие и притеснение!
Особенно ярко проступают ненависть к иудеям и лесть в адрес римлян в истории страстей Господних, в истории страданий и смерти Христа. Тут можно отчетливо просле дить, как первоначальное содержание рассказа изменилось под влиянием новых тенденций и было, наконец, превращено в свою противоположность.
Так как история страданий Христа представляет самую важную часть евангельской историографии, единственную, по отношению к которой можно говорить об истории, так как она, кроме того, отчетливо характеризует особенности ранней христианской историографии, то мы ее подробно рассмотрим в отдельной главе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.