Дефицит любви

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дефицит любви

Столетие после казни на кресте стало для Римской империи периодом упадка. Из деревень и мелких городов люди потоком хлынули в большие города, сталкивались с чуждыми культурами и народами, зачастую справлялись с этим приливом без помощи родичей. Знаток античности Э. Р. Доддс писал о «лишенных корней обитателях больших городов» империи: «Урбанизированный член племени, земледелец, пришедший в город в поисках работы, демобилизованный солдат, рантье, разоренный инфляцией, и отпущенный на волю раб»[781].

Происходящее чем-то напоминало события рубежа XX века в США, когда индустриализация повлекла американцев в шумные города, прочь от разветвленных семейных кланов. В то время, как отмечал социолог Роберт Патнам, неприкаянные горожане прибивались к перспективным социальным организациям — таким, как «Клуб лосей» или Ротари-клуб. Можно предположить, что и в древней Римской империи сложились сопоставимые условия, способствующие росту подобных организаций. И действительно, римские города увидели рост добровольных объединений[782]. Одни представляли собой профессиональные гильдии, другие скорее походили на клубы, третьи — на религиозные культы (в древнем понимании, как группы людей, объединенных поклонением одному и более богам, а не в современном, как сборища эксцентричных маргиналов). Но какой бы ни была форма этих организаций, они зачастую становились тем, что один исследователь назвал «фиктивными семьями» для людей, настоящие семьи которых остались в какой-нибудь далекой деревушке или провинциальном городке[783].

Услуги по замене близких, предлагаемые этими группами, варьировались от материальных, например похорон умерших, до психологических, — так они создавали у людей ощущение, что о них есть кому позаботиться. В обоих случаях раннехристианские церкви соответствовали потребностям времени. И в материальном отношении: церковь, как писал Доддс, «обеспечивала элементарную социальную защиту», заботилась о «вдовах и сиротах, стариках, безработных и немощных; финансировала похороны бедных и ухаживала за больными во времена эпидемий»[784]. И в психологическом: в текстах Павла «братья» — синоним «последователей Иисуса». Церковь была одной большой семьей.

В ТЕКСТАХ АПОСТОЛА ПАВЛА «БРАТЬЯ» — СИНОНИМ «ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ ИИСУСА». ЦЕРКОВЬ БЫЛА ОДНОЙ БОЛЬШОЙ СЕМЬЕЙ

Значит, в каком-то смысле «братолюбие» Павла было всего лишь продуктом его времени. Христианская церковь предлагала тот же дух родства, в котором нуждались люди и который обеспечивали другие организации. Чаще всего такие организации именовали thiasos — «сотоварищества»; язык братства сам по себе новшеством не был[785]. Тем не менее в ранних христианских текстах «использовался лексикон родственных связей — настолько широко, что это нельзя сравнить с современными социальными организациями», как отмечал один исследователь[786]. В Первом послании к Коринфянам, которое так часто выбирают для свадебных церемоний, Павел упоминает о «братьях» более двадцати раз.

Нетрудно понять, по каким причинам ощущение семьи у ранних христиан превосходило среднестатистическое. Например: они были монотеистами. Если язычники, составлявшие большую часть населения, могли делить свою преданность между несколькими религиозными культами, то христиане поклонялись в одном и только в одном собрании. Отношения с товарищами по собранию были столь же тесными. Но в некотором смысле это лишь запутывает загадку Павловой преданности теме любви. Если братолюбие было таким естественным для монотеистических собраний Римской империи, зачем же тогда Павлу понадобилось тратить столько времени на его проповеди?

Ключ к пониманию того, почему именно Павел стал «апостолом любви» и символом всеобщего братства, — тот факт, что он был не просто преданным последователем Иисуса, но и весьма честолюбивым человеком. Его амбиции носили, по-видимому, исключительно духовный характер, были поставлены на службу вести, которую Павел считал верным путем к спасению. Тем не менее полезно сравнить Павла с современными предпринимателями с более приземленной мотивацией. Павел хотел распространить свой бренд, бренд Иисуса, хотел основать франшизы — собрания последователей Иисуса — в крупных городах всей Римской империи. Как ни странно, эти имперские стремления наполнили проповеди Павла упоминаниями о братской любви, которая могла бы никогда не появиться в них, если бы Павел довольствовался возможностью торговать в единственном семейном магазине.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.