Глава двенадцатая Народный старец

Глава двенадцатая

Народный старец

Анатолий Младший Оптинский

Преподобный иеросхимонах Анатолий Младший, в миру Александр Алексеевич Потапов (? – 30 июля/12 августа 1922)

В середине июля 1922 года келейник старца Анатолия, отец Варнава, хватившись, что его наставник, ушедший на прогулку, долго не возвращается, бросился искать старца. «Не случилось бы чего, – обеспокоенно думал монах, – ведь опять совсем разболелся батюшка, в чем только душа держится». Он нашел своего наставника стоящим возле могилы старца Амвросия. Не решаясь побеспокоить, отец Варнава тихонько подошел и остановился на почтительном расстоянии от старца, который, словно прикидывая что-то, негромко разговаривал сам с собой. Прислушавшись, келейник разобрал: «А тут ведь вполне можно положить еще одного. Как раз место для одной могилки. Да, да, как раз…» Через две недели, 29 июля, в Оптину пустынь нагрянули чекисты. Начались повальные обыски, бесконечные допросы, аресты. Сразу потребовав: «Где тут который „народный старец"?» – старца Анатолия подвергли длительному допросу.

– Собирайся, дедуля, – почти ласково предложил усталый следователь, откладывая в сторону ручку и с хрустом потягиваясь. – Ты арестован. Поедешь с нами.

– Поеду, – легко согласился старец. – Только, видите ли, стар я очень, все делаю медленно, а вы – люди занятые, серьезные, не хотелось бы вас задерживать. Позвольте потихоньку собраться до завтра, тогда и заберете. Следователь коротко посовещался с товарищами: «Отсюда он все равно никуда не денется» – и разрешил.

– Только смотри, – предупредил он, – чтобы к утру готов был, мы рано за тобой вернемся. Старец Анатолий согласно кивнул.

Он уединился у себя в келье и всю ночь усердно молился перед иконами. Под утро ему стало плохо. Отец Варнава поспешил за фельдшером, отцом Пантелеимоном. Когда они вошли в келью, старец стоял на коленях перед иконами.

Опыт мирской и монастырский

Александр Алексеевич Потапов пришел в Оптину пустынь зрелым тридцатилетним мужчиной. Родом из московской, старинного патриархального уклада купеческой семьи, он с нежных лет подумывал об уединенной монашеской жизни. Но судьба распорядилась иначе.

Отец Александра рано умер, и семья, потеряв кормильца, переехала жить в Калугу. Заботы о благополучии семьи легли на плечи юного Александра.

Он устроился служить приказчиком. Занимаясь торговлей, по долгу службы он повидал множество людей, научился разбираться в них. Однако мысль о монашестве его не покидала. Неоднократно Александр просил мать отпустить его в монастырь, но та была непреклонна. Понять ее можно, кроме сына заботиться о ней было некому.

Только после смерти матери Александр смог осуществить мечту. 15 февраля 1885 года, покинув мирскую суету, которой тяготился, он пришел в Оптину пустынь. Вскоре брата Александра вместе с иноком Нектарием, будущим великим старцем, благословили стать келейниками у старца Амвросия.

Мудрый старец Амвросий, предвидя в скором будущем совместное старческое служение обоих своих келейников, часто посылал их друг к другу за разъяснениями в разных вопросах, постепенно приучая к сотрудничеству.

К удивлению многих, инок Александр, будучи келейником старца Амвросия, проявлял не только любовь и сострадание к многочисленным посетителям старца, но и обнаружил дар прозорливости. О первых проявлениях этого дара оставила воспоминания одна учительница, в будущем духовная дочь старца Анатолия. Она часто посещала Оптину пустынь и однажды взяла с собой знакомую барыню. Барыня хоть с неохотой и согласилась ехать, но всю дорогу ворчала: «Ну что теперь в Оптиной! Это когда-то были старцы, а нынче их уж больше нет!» Когда приехали в монастырь, барыня сходила с учительницей в храм на службу, а от посещения скита отказалась, повторив, что старцев все равно более нет, и отправилась в гостиницу. Через несколько дней эта дама, нарядно одетая, решила прогуляться по монастырю. Дорожка привела ее к скиту, она подошла к воротам и села с книгой в руках на лесенку хибарки, в которой старец Амвросий принимал женщин. Из кельи вышел келейник старца, собиравшийся за водой к колодцу. Увидев женщину, сидящую на лесенке, он принял ее за посетительницу и ласково спросил: «Откуда ты, раба Божья?» Дама с гневом подумала: «Вот они, хваленые монахи, сразу пристают с вопросами» – и отвернулась в гордом молчании. Инок Александр набрал воды, а когда возвращался, подошел к даме, поставил ведра на землю и тихо, словно сам себе, начал подробно рассказывать, кто она, откуда, невзначай напомнил нечто, о чем ей вспоминать не хотелось. Возмущенная дама сначала подумала, что это ее подруга разболтала о ней молодому монаху. Но келейник, словно прочитав ее мысли, стал рассказывать то, о чем кроме самой дамы ни одна живая душа не знала. Только тут она поняла, что перед ней стоит монах не простой, а наделенный особыми дарами. И она упала в дорожную пыль ему в ноги: «Вы святой!»

Через десять лет послушничества, уже после смерти своего наставника старца Амвросия, 3 июня 1895 года он принял монашеский постриг с именем Анатолий. Старца Анатолия (Зерцалова) уже тоже не было в живых, и отца Анатолия (Потапова) стали называть Анатолием Младшим.

В 1906 году отец Анатолий был посвящен в иеромонаха и назначен духовником Шамординской обители. После кончины старцев Иосифа и Варсонофия отцу Анатолию и отцу Нектарию суждено было стать продолжателями старчества в Оптиной пустыни.

Утешитель «второй Серафим»

Старцы принимают всех, не делая различий ни по сословиям, ни по другим признакам. Но если к старцу Нектарию больше тянулись монашествующие и интеллигенция, то к старцу Анатолию нескончаемым потоком шел простой народ, чтобы вверить ему свои хлопоты, жалобы, скорби и болезни.

Старец Анатолий пользовался всеобщей любовью, ему доверяли, в народе его ласково называли утешителем и вторым Серафимом. Он и внешне, и по манере стремительно выходить к посетителям в черной полумантии, и по радостному, смиренному и полному любви обращению с людьми многим напоминал знаменитого старца Серафима Саровского.

К старцу Анатолию ежедневно стекалось множество народа. К 1908 году количество людей, желавших посетить старца, увеличилось настолько, что это мешало жившей в скиту братии. Однажды даже настоятелю Оптиной пустыни архимандриту Ксенофонту не удалось протиснуться через толпу, чтобы попасть к старцу на исповедь. Тогда, по благословению настоятеля, старец Анатолий переселился в монастырь, в келью при больничной церкви Владимирской Божьей Матери. Здесь он имел возможность принимать посетителей без ограничения времени – с утра до ночи. Так он и поступал, несмотря на накапливающуюся усталость и частые болезни. В Оптиной часто можно было наблюдать такую картину: в самом монастыре полная тишина, даже монахов не видно, а Владимирская церковь открыта и полна народа.

Далеко за полночь становился старец Анатолий на келейную молитву. Для сна оставалось не более двух часов. Единственным временем, когда он позволял себе маленький отдых, было время чтения кафизм на утренней службе в церкви, когда по уставу садились. Только тогда старец Анатолий погружался в короткий сон. От молитвенных бдений и долгих стояний у старца Анатолия началась болезнь ног, сопровождаемая постоянным кровотечением. От множества положенных им земных поклонов он страдал ущемлением грыжи. По этим причинам, но только в последние годы жизни, он принимал исповедь сидя. И все же, несмотря на собственные немощи и боли, он всегда был приветлив, ласков и сердечен, открыт навстречу тому, кто пришел к нему за помощью. Знавшие его, перешептывались, что отец Анатолий вообще почти не спал, всего себя отдавая молитве и служению людям.

А за помощью шло все больше и больше народу – отец Анатолий стал действительно всенародным старцем. Князь Н. Д. Жевахов, приехавший в Оптину пустынь накануне Февральской революции, чтобы испросить благословения старца на занятие должности товарища обер-прокурора Святейшего Синода, вспоминал: «Подле кельи отца Анатолия толпился народ. Там были преимущественно крестьяне, прибывшие из окрестных сел и соседних губерний. Они привели с собой своих больных и искалеченных детей и жаловались, что потратили без пользы много денег на лечение. Одна надежда на батюшку Анатолия, что вымолит он у Господа здравие неповинным. Глядя на эту массу верующего народа, я видел в ней одновременно сочетание грубого невежества и темноты с глубочайшей мудростью. Эти темные люди знали, где Истинный Врач душ и телес: они тянулись в монастырь, как в духовные лечебницы, и никогда их вера не посрамляла их, всегда они возвращались возрожденными, закаленными молитвой и беседами со старцами. Вдруг толпа заволновалась: все бросились к двери кельи. У порога показался отец Анатолий. Маленький, сгорбленный старичок, с удивительно юным лицом, чистыми, ясными, детскими глазами, отец Анатолий чрезвычайно располагал к себе. Он был воплощением любви, отличался удивительным смирением и кротостью, и беседы с ним буквально возрождали человека. Казалось, не было вопроса, который бы отец Анатолий не разрешил; не было положения, из которого этот старичок Божий не вывел своей опытной рукой запутавшихся в сетях сатанинских. Это был воистину старец, великий учитель жизни…»

Князю как бы вторит другой очевидец: «В нем ясно чувствовались дух и сила первых великих оптинских старцев». Главное – вокруг старца всегда царила неповторимая атмосфера, погружаясь в которую человек ощущал себя, словно «побывавшим под благодатным золотым дождем».

Как-то в соседней с Оптиной пустынью деревне крестьянин оказался в безвыходном положении: с большой семьей на улице без крыши над головой, имея в кармане всего пятьдесят рублей. Помочь ему было некому, все родственники – бедны. Крестьянин с горя впал в отчаяние и надумал деньги, что были, пропить, жену с детишками оставить, а самому отправиться в Москву наниматься в работники. С тем и спать лег. А наутро, когда проснулся, словно кто сказал ему: «Сходи к старцу Анатолию». Крестьянину было уже все равно – решил сходить. Подходит к старцу под благословение, а тот его благословляет, словно дважды в лоб ударяет. Кладет старец благословение медленно, чинно. Крестьянин не выдержал, пожаловался старцу:

– Погибаю я, батюшка, хоть совсем умирай.

– Что так? – вроде как удивился старец.

– Да вот так вот. – рассказал крестьянин о своей беде старцу.

Тот выслушал, еще раз благословил крестьянина и сказал:

– Не падай духом, через три недели в свой дом войдешь.

Крестьянин не поверил, но и задуманное исполнять не стал. Однако старец оказался прав: поспели благодетели с помощью, новый дом помогли построить.

Одна сельская учительница, духовная дочь старца Анатолия, рассказывала, как стала свидетельницей проявления старцем дара прозорливости и дара исцеления. «Однажды послал батюшка со мной грушу моему брату. Я удивилась, почему именно младшему. Приехала домой и узнала, что брат очень болен. Доктор сказал, что мало надежды на выздоровление. Я дала брату батюшкину грушу, он стал ее есть по маленькому кусочку и постепенно начал поправляться, а вскоре и совсем выздоровел». Эта же учительница утверждала, что целебной силой обладала даже одежда старца Анатолия. Однажды он подарил ей свой подрясник, и с тех пор она во время простуды всегда накрывалась этим подрясником и сразу выздоравливала.

В 1914 году, накануне Первой мировой войны, в жизни Оптиной пустыни совершилось особо памятное событие: обитель посетила великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра царствующей императрицы. В первый же день пребывания в обители великую княгиню познакомили со старцем Анатолием. Она исповедовалась у него, и между ними состоялась длительная беседа. Содержание этой беседы осталось тайной. Есть предположения, что прозорливый старец Анатолий, предвидевший грядущую мученическую кончину великой княгини Елизаветы Федоровны, духовно подготовил ее к грядущим испытаниям.

Среди почитателей старца был и знаменитый московский «старец в миру» священник Алексей Мечев, служивший в храме Николая Чудотворца на Маросейке. Между старцами существовала молитвенная связь, отец Анатолий всегда направлял приезжавших в Оптину москвичей к отцу Алексею. По словам философа и богослова Павла Флоренского, хорошо знавшего обоих, отец Анатолий и отец Алексей «виделись в жизни только однажды, но между ними было всегда внутреннее сообщение, которое близкие называли „беспроволочным телеграфом"». Отец Алексей говорил об отце Анатолии: «Мы с ним одного духа».

В 1916 году, осенью, старец Анатолий приехал в Петербург на закладку Шамординского подворья. Остановился у купца Усова. Очевидица так вспоминала об этом приезде старца: «Купец Усов был известным благотворителем, мирским послушником оптинских старцев. Когда мы вошли в дом Усовых, то увидели огромную очередь людей, пришедших получить старческое благословение. Очередь шла по лестнице до квартиры Усовых и по залам и комнатам их дома. Все ждали выхода старца. Ожидало приема и семейство Волжиных – обер-прокурора Святейшего Синода. В числе ожидающих стоял еще один архимандрит, который имел очень представительный и в себе уверенный вид. Скоро его позвали к старцу. Там он оставался довольно долго. Кое-кто из публики возроптал по сему поводу, но кто-то из здесь же стоявших возразил, что старец не без причины его так долго держит. Когда архимандрит вышел, он был неузнаваем – низко согнутый и весь в слезах, куда девалась гордая осанка! Вскоре показался сам старец и стал благословлять присутствующих, говоря каждому несколько слов. Отец Анатолий внешностью походил на иконы преподобного Серафима Саровского – такой же любвеобильный, смиренный облик. Это было само смирение и такая, не передаваемая словами любовь! Нужно видеть, а выразить в словах – нельзя!..»

Во время посещения Петербурга накануне Февральской революции старец показал, что ему открыто многое в судьбах России, в том числе и гонения на Церковь. Одному из духовных детей он писал: «Бойся Господа, сын мой, бойся потерять уготованный тебе венец, стой в вере и, если нужно, терпи изгнание и другие скорби, ибо с тобой будет Господь».

Известны некоторые пророчества старца, произнесенные им в эти дни, касавшиеся трагической судьбы России и государя Николая II. Старец Анатолий высоко чтил царя и горячо молился за него. Он высоко ставил служение государю. В беседе с князем Н. Д. Жеваховым старец говорил: «Коли царь зовет – значит, зовет Бог. А Господь зовет тех, кто любит царя, ибо Сам любит царя и знает, что и ты царя любишь. Нет греха больше, как противление воле помазанника Божьего. Береги его, ибо им держится земля русская и вера Православная. Молись за царя. Судьба царя – судьба России. Заплачет царь, – заплачет и Россия, а не будет царя – не будет и России. Как человек с отрезанной головой уже не человек, а смердящий труп, так и Россия без царя труп смердящий». Страшные слова, жестокие слова.

Во время Февральской революции 1917 года старец Анатолий оказался в Москве, у знакомых. Зная, где старец остановился, к нему приходили многие его духовные дети, обеспокоенные происходящим, и спрашивали: «Что же теперь будет?» И слышали в ответ: «Будет шторм. И русский корабль будет разбит. Да, это будет, но ведь и на щепках и обломках люди спасаются. Не все же погибнут…» Все были потрясены, подавлены, многие невольно плакали. Старец подошел к монахине, утиравшей слезы, и, положив руку ей на голову, сказал:

– Ничего, ничего не бойся только. Бог не оставит уповающих на Него. Надо молиться, надо всем каяться и молиться горячо, – и обведя всех присутствующих взглядом, спросил: – А что после шторма бывает?

– Штиль, – чуть слышно прошептала монахиня.

– Вот ведь так, – кивнул отец Анатолий. – И будет штиль.

Многие робко возразили, что корабля уже не будет! Корабль разбит, погиб, все погибло!

– Не так, – нахмурился старец. – Явлено будет великое чудо Божие, да. И все щепки и обломки волею Божией и силой Его соберутся и соединятся, и воссоздастся корабль в своей красе, и пойдет своим путем, Богом предназначенным. Так это и будет, явное всем чудо.

Старец покинул Москву и вернулся в Оптину пустынь. Теперь он ни от кого не скрывал тайну о движущейся навстречу бурям России. Он не пугал, но старался поднять в каждом силу духа для величайшего подвига терпения во имя веры в спасительный промысел Божий.

«Рассадник контрреволюционной пропаганды»

Февральская революция была только преддверием грозы, глухими раскатами грома. Но вскоре ударили молнии Октябрьского переворота. На Россию обрушились репрессии и гонения, в первую очередь затронувшие Церковь.

Монастыри закрывали, отбирали монастырские ценности, монахов арестовывали, ссылали. Духовные дети старца Анатолия уговаривали его хотя бы на время покинуть обитель, но старец отвечал: «Что же в такое время я оставлю святую обитель? Меня всякий сочтет за труса, скажет: когда жилось хорошо, то говорил – терпите, Бог не оставит, а когда пришло испытание, первый удрал. Я, хотя больной и слабый, но решил так и с Божьей помощью буду терпеть. Если и погонят, то тогда только покину обитель святую, когда никого в ней не будет. Последний выйду, и помолюсь, и останкам святых старцев поклонюсь, тогда и пойду».

До последней возможности старец принимал в обители страждущих, утешал, наставлял, помогая пережить тяжелые времена. Он прекрасно предвидел не только судьбу России, но и судьбы Оптиной пустыни, ее последних старцев и свою собственную.

Однажды, во время одного из участившихся приступов болезни, старец попросил мать Амвросию, дежурившую возле его постели, почитать ему одну книжку. В книжке описывалось, как во время шторма тонул в море корабль. Застигнутые стихией люди спасались кто как мог: садились в лодки, хватались за доски, кто-то просто плыл, надеясь доплыть до берега. И только капитан стоял у руля и молился до самого конца, до того момента, когда корабль стал уходить на дно. И в этот момент перед капитаном разверзлись небеса, и он увидел Спасителя. Чтением этой книги старец как бы указывал на смысл подвига последних оптинских старцев, до последней возможности остававшихся у руля накренившегося корабля России, не покидая его во время шторма революции.

Вскоре после закрытия Оптиной пустыни последовал ряд арестов монахов обители. Пришли с обыском и к старцу Анатолию, забрав из убогой кельи то немногое, что старец не успел еще раздать братии. Старца арестовали и повезли в Калугу, но по дороге у него опять обострилась болезнь. Сопровождающие подумали, что у старца тиф, испугались и сдали его в тифозную больницу. Там ему, как всем больным тифом, сразу же остригли волосы и бороду. Когда выяснилось, что за тифозного больного старца Анатолия приняли по ошибке, доктор отпустил его.

Вернулся старец в обитель, как и предсказывал, через неделю. Многие монахи не узнали его в таком непривычном виде – остриженного наголо и без бороды. Старец вошел в свою келью, перекрестился на оставшиеся иконы и весело сказал: «Слава Тебе, Боже! Посмотрите, какой я молодчик!» Даже во время ареста он молился за своих врагов и не держал на них зла.

В конце 1918 года для Оптиной пустыни настали тяжелые времена: закончились припасы, не хватало хлеба, братия и старцы терпели жестокую нужду и голод. Старец Анатолий смиренно просил своих духовных детей привозить для братии хлеб, а шамординских сестер благословил ездить в другие губернии хлеб выменивать. Благодаря молитвам и заботам старца и благодаря не боявшимся жертвовать даже в эти непростые времена, обитель в самые жестокие дни голода и разрухи выжила.

Но средств и пожертвований хватало только на то, чтобы не умереть с голоду. Топить кельи было нечем, Оптина осталась без дров. А тут еще в монастырь стали часто забредать воинственно настроенные группы молодежи. Одурманенные водкой и коммунистической пропагандой, они грозили монахам скорой расправой, били стекла в окнах. У старца Анатолия в келье выбили все стекла. Окна затыкали чем попало, в нетопленой келье в морозы было так холодно, что вода покрывалась коркой льда.

Все это не могло не сказаться на болезненном старце Анатолии. Он был так плох, что в 1921 году принял схиму. При совершении обряда он от слабости не мог удержать свечу в руке. Но после посвящения ему стало неожиданно лучше, и он немедленно стал принимать посетителей. Люди шли в Оптину, их мучили вопросы: как пережить эти страшные времена и как жить дальше? Старец Анатолий отвечал: «Живи просто, по совести, помни всегда, что Господь видит, а на остальное не обращай внимания».

Последние старцы Оптиной пустыни вселяли в народ надежду, укрепляли в людях веру. Этого новая власть простить им не могла. Монастырь был объявлен «рассадником контрреволюционной пропаганды». Вслед за этим должны были неизбежно последовать репрессии. И они последовали.

…Утром 30 июля 1922 года машина с чекистами остановилась возле кельи старца Анатолия. На крыльцо вышел келейник отец Варнава.

– Старец готов? – спросил, выходя из машины вчерашний следователь.

– Да, готов, – ответил отец Варнава.

Стуча сапогами, чекисты вошли в келью. Перед ними на столе стоял гроб с телом старца Анатолия, ушедшего во время своей последней молитвы в лучший из миров. Он умер свободным.

Его похоронили, где он и хотел, между могилами старцев Амвросия и Макария. Когда копали для него могилу, случайно задели гроб старца Макария. Тело старца оказалось нетленным. Это стало для всех оставшихся монахов обители утешением, знамением того, что в будущем обязательно будут прославлены святые старцы Оптиной пустыни.

«Положись на волю Господню, и Господь не посрамит тебя. Пред кончиною своею будешь благодарить Бога не за радости и счастье, а за горе и страдания, и чем больше их было в твоей жизни, тем легче будешь умирать, тем легче будет душа твоя возноситься к Богу» – так учил старец Анатолий и подтвердил эти слова жизнью своей и своей кончиной.

Советы и наставления Анатолия Младшего Оптинского

Вот вы спрашиваете скорейший путь к смирению. Конечно, прежде всего следует сознать себя немощнейшим червяком, ничего не могущим сделать доброго без дара Духа Святаго от Господа нашего Иисуса Христа, подаваемого по молитве нашей и ближних наших и по Своему милосердию…

Окончательно ничего не предпринимайте, не отслужив молебна Спасителю, Матери Божией и всем святым. Если духом будете покойны, то намерение можете приводить в исполнение, если же страх и боязнь по болезни почувствуете, то не следует.

Гордость бывает разная. Есть гордость мирская – это мудрование, а есть гордость духовная – это самолюбие…

Наш учитель – смирение. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать, а благодать Божия – это все… Там тебе и величайшая мудрость. Вот ты смирись и скажи себе: «Хотя я и песчинка земная, но и обо мне печется Господь, и да свершается надо мной воля Божия». Вот если ты скажешь это не умом только, но и сердцем, и действительно смело, как подобает истинному христианину, положешься на Господа, с твердым намерением безропотно подчиняться воле Божией, какова бы она ни была, тогда рассеются пред тобою тучи, и выглянет солнышко и осветит тебя и согреет, и познаешь ты истинную радость от Господа, и все покажется тебе ясным и прозрачным, и перестанешь ты мучиться, и легко станет тебе на душе…

От того и трудной стала жизнь, что люди запутали ее своим мудрованием, что, вместо того чтобы обращаться за помощью к Богу, стали обращаться за помощью к своему разуму да на него полагаться… Не бойся ни горя, ни страданий, ни всяких испытаний: все это посещения Божии, тебе же на пользу…

Говорят, храм скучен. Скучен, потому что не понимают службы! Надо учиться! Скучен, потому что не радеют о нем. Вот он и кажется не своим, а чужим. Хотя бы цветов принесли или зелени для украшения, приняли бы участие в хлопотах по украшению храма – не был бы он скучен.

Не бойся ни горя, ни страданий, ни всяких испытаний: все это посещения Божии, тебе же на пользу… Пред кончиною своей будешь благодарить Бога не за радости и счастье, а за горе и страдания, и чем больше их было в твоей жизни, тем легче будешь умирать, тем легче будет возноситься душа твоя к Богу.