Самаряне, прозелиты, язычники (Палестина — Сирия, 36 — 43 гг).

Самаряне, прозелиты, язычники (Палестина — Сирия, 36 — 43 гг).

Св. Филипп и ап. Петр в Самарии

Неожиданное обращение Павла, отставка Кайафы и приезд в Иудею прокуратора вернули жизнь Церкви в мирное русло. Кроме того, над всей страной нависла угроза, и внутренние религиозные конфликты отошли на задний план. Осенью 37 года солдаты провозгласили императором двадцатипятилетнего Гая Калигулу. Его любили за воинскую храбрость, но вскоре оказалось, что новый цезарь — настоящее чудовище, так стали называть его сами римляне.Психически больной человек, маньяк и садист, он всерьез возомнил себя богом и потребовал, чтобы в честь него повсюду строились алтари и храмы.

В империи со времен Августа к этому уже привыкли, но евреи, разумеется, воспротивились приказу и отправили в Рим депутацию во главе с Филоном, надеясь добиться отмены распоряжения. Калигула встретил посланцев издевательствами и велел наместнику Сирии Петронию поставить царскую статую в самом иерусалимском Храме. Если потребуется, ему разрешалось применять насилие. Иудея закипела, народ готов был взяться за оружие. Петроний оттягивал время, понимая, что, если он выполнит волю Калигулы, войны не миновать. Агриппа I, внук Ирода Великого, живший при дворе императора, убеждал его не идти на крайние меры. Наконец, все вздохнули свободно, — 24 января 41 года заговорщики расправились с Гаем и возвели на престол Клавдия.

За это время, полное тревожных ожиданий, многие назаряне возвратились в Иерусалим и жили там, не испытывая притеснений. Правда, жизнь общины изменилась; теперь общность имущества была заменена организованной заботой о бедных членах общины.

В это время до апостолов дошла поразительная весть: эллинист Филипп, один из Семи, крестил в Самарии первых лиц неиудейского исповедания.

Историки и биографы Савла Тарсянина часто склонны видеть в нем главного инициатора обращения язычников, чуть ли не единственного, кто «вывел Церковь на широкие просторы мира». На самом деле он отнюдь не первый вдохновился мыслью о проповеди народам. Начало ей было положено эллинистами, покинувшими Иерусалим после гибели Стефана. Их миссия шла концентрическими кругами: от самарян к прозелитам и, наконец, к язычникам. Они были уверены, что надо спешить, чтобы до нового явления Христа разнести повсюду весть о Нем.

Филипп играл среди этих проповедников ведущую роль. Молодой и энергичный, готовый при любых обстоятельствах возвещать о Христе, он целиком посвятил себя делу евангелизации.

Узнав об обращениях среди самарян, Петр и Иоанн Зеведеев немедленно отправляются в Самарию. Иерусалимский центр чувствовал свою ответственность за все происходящее в Церкви. Путь апостолов недолог: два — три дня пути — и они на месте.

Отыскав Филиппа, апостолы убеждаются, что Бог благословил его отважное начинание. Ему удалось добиться быстрого успеха и сломать стену отчуждения. Быть может, помогло и то, что Филипп не был коренным иерусалимлянином и говорил по–гречески. Язык этот самаряне понимали хорошо: со времен Помпея и Ирода их столица подверглась сильной эллинизации и получила название Себастии.

«И была радость великая в том городе» (Деян 8: 8), — замечает св. Лука. Филипп учил, исцелял больных, крестил новообращенных. В их числе оказался и некто Симон Гиттонский, который слыл пророком и заклинателем. Эта странная личность пользовалась у самарян огромной популярностью. Симон на первых порах был неразлучен с Филиппом, и это, должно быть, еще больше способствовало евангельской проповеди.

В истории фигура Симона как бы раздваивается. В Деяниях он выглядит человеком простодушным и суеверным. Однако соотечественник гиттонца, св. Юстин (родившийся ок. 100 г.), изображает его теософом — мистиком, автором запутанной оккультной доктрины.[85] Рассеянные у других античных писателей сведения о Симоне крайне противоречивы. Одни утверждали, что он был апологетом [86] самарийского культа, другие — что он верил в некое верховное божество, в сравнении с которым библейский Бог — существо низшее и несовершенное.

Позднее заклинатель много странствовал и вводил в свою систему различные элементы модных тогда учений. В Александрии Симон познакомился с воинствующими антиеврейскими писаниями Апиона и приспособил его взгляды к своим. Так, он якобы утверждал, что «всякий верующий в Ветхий Завет подлежит смерти». Если это верно, значит, Симон посягал на саму Тору. Однако в момент встречи с Филиппом он находился еще в процессе исканий и готов был примкнуть к новому движению.

Исцеления, которые совершил Филипп, поразили Симона, жадного до всяческих чудес. Но еще большее впечатление произвел на него апостол Петр. Самарянин увидел в рыбаке могущественного кудесника, владеющего главными секретами «секты». Когда Петр прибыл в Самарию, он стал собирать на молитву новокрещеных. На каждого апостол возлагал руки, и Дух Божий осенял их. Это была как бы самарийская Пятидесятница. Люди непостижимо преображались, ощущая на себе десницу Господню.

Гиттонец вознамерился во что бы то ни стало овладеть этой, по его мнению, магической властью. Он явился к Петру с деньгами, прося посвятить в тайну низведения Духа. Апостола его предложение глубоко оскорбило. Значит, самарянин смотрел на благодать Христову как на волшебный дар, который может быть механически передан или куплен!

— «Серебро твое да будет в погибель с тобою, — вырвалось у Петра, — потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги!» (Деян 8: 20).

Симон был растерян, испуган и стал просить прощения. Однако едва ли его раскаяние было искренним. Когда он понял, что не сможет занять в общине место, на которое рассчитывал, он отделился и основал собственную секту. Впоследствии ее считали христианской, хотя она не имела ничего общего с Евангелием. Согласно преданиям, Симон многие годы противодействовал ап.Петру и даже в Риме продолжал соперничать с ним.[87]

Отцы Церкви видели в Симоне Гиттонском «родоначальника всех ересей». Действительно, его теософия — насколько можно судить о ней — открыла длинный ряд попыток подменить христианство пестрой смесью народного суеверия и гностического оккультизма. Люди тех дней, как и в каждую кризисную эпоху, тянулись ко всевозможным тайным учениям, которые могли бы «все объяснить». Это позволило симонианам просуществовать несколько столетий.

Между тем Петр и Иоанн завершили свою миссию среди новокрещеных и вернулись в Иерусалим. По дороге они уже сами обращались со словами благовестия к жителям этой области. Посещение Самарии показало, как строго Церковь оберегает свое духовное единство. С тех пор апостолы и их преемники будут внимательно следить за всем, что происходит в рассеянных общинах, и сохранять с ними живую связь.

Крещение первого иноплеменника

Через двадцать лет после описываемых событий евангелист Лука познакомился с Филиппом в Кесарии. От него он и узнал о дальнейшем ходе проповеди в Палестине. В частности, Филипп рассказал ему об одном эпизоде, которому придавал огромное значение. Он покинул Самарию внезапно, повинуясь велению свыше. Бог указал ему дорогу на юг, ведущую из Иерусалима в Газу. Это могло показаться бессмысленным, так как со времени разрушения Газы войсками Александра, город и его окрестности оставались безлюдными. Но благовестник знал, что Господь призывает его туда не случайно.

В самом деле, на старом заброшенном тракте показалась одинокая колесница. Она явно принадлежала чужеземцу: в Иудее ими давно не пользовались. Филипп, не раздумывая, поравнялся с едущим и зашагал рядом. В коляске сидел темнокожий, причудливо одетый человек и читал вслух развернутый свиток, но, как бывает при долгой однообразной езде, попутчики разговорились. Приезжий оказался евнухом, царедворцем эфиопской царицы Аксума. На его родине давно существовала иудейская колония, и немало эфиопов склонилось к возвышенному единобожию Библии. К их числу принадлежал и этот вельможа, который возвращался из паломничества в Иерусалим. Минуя Газу, он держал путь вдоль моря в далекую черную Африку.

Эта удивительная беседа представителей столь чуждых культур стала возможной лишь благодаря двум факторам: еврейской диаспоре и распространению эллинской цивилизации. Оба спутника знали греческий язык и имели общую веру. Эфиопский пилигрим читал перевод Книги Исайи. Филипп заинтересовался, понятно ли ему написанное. Тот ответил, что хотел бы получить некоторые разъяснения, и предложил эллинисту сесть к нему в колесницу.

Замечательно, что Филипп не столько предлагал чужеземцу новое учение или правила жизни, а, как выражается Лука, «благовествовал ему об Иисусе» (Деян 8: 35). Слова его были так убедительны, что спутник, увидев при дороге водоем, вырытый, вероятно, пастухами–кочевниками, прямо спросил: «Вот вода, что препятствует мне креститься?» (Деян 8: 36).

Филипп всегда действовал быстро и по наитию. Он пренебрег тем, что все наставление эфиопу свелось к дорожной беседе, и что тот, строго говоря, даже не был прозелитом. Настоящими прозелитами считались лишь полностью вошедшие в иудейскую общину, а евнухов в нее не принимали. Словом, он был готов перешагнуть через все правила. Остановили лошадей, и оба — эллинист и африканец — вошли в воду… Так в семью учеников Христовых вступил первый представитель народов, которым еще древний пророк обещал спасение.

В ранней Церкви сохранилось предание, что именно этот человек, крещенный Филиппом, положил начало христианству на своей родине.

Последующие годы Филипп провел в городах Израиля, расположенных у берегов Средиземного моря, где продолжал проповедовать. В Кесарии он нашел себе жену и надолго обосновался в этом эллинизированном городе. У него было четыре дочери, которые прославились пророческим даром. Вокруг Филиппа образовалась община верных, ей суждено было иметь долгую и славную историю, связанную с именами Оригена, Памфила, Евсевия.

Центурион Корнилий

Как мы уже говорили, опыт в Самарии установил традицию посещать новообразованные церкви. Около 40 года возникла необходимость посетить палестинское приморье. Апостол Петр, на сей раз один, снова отправился в путь, «обходя всех» (Деян 9: 32). Главная его цель заключалась в заботе об устроении молодых общин; для них же приход Петра был дорог прежде всего тем, что в нем люди видели свидетеля жизни и воскресения Мессии. Лука говорит о двух чудесах, совершенных Петром в приморье, слух о которых разнесся далеко по округе. Апостол продолжал дело Учителя.

В Яффе он задержался надолго. Тамошняя церковь состояла в основном из бедного люда, близкого душе апостола. Он выбрал себе жилье у одного кожевника, в квартале, который, по мнению раввинов, считался «нечистым».

Деяния подчеркивают, что в этой «церкви бедняков» люди отличались особой сердечностью и по возможности помогали друг другу. Единственным состоятельным членом яффского братства была некая Тавифа, но и она отдавала все силы на служение людям. Вместе с набожными вдовами она шила одежду для неимущих.

В языческую Кесарию ап. Петр попал при необычайных обстоятельствах. Правоверные евреи не любили этот город, где жил прокуратор, где их взор оскорбляли статуи и имперские эмблемы. Быть может, и Петр не решался идти туда, тем более, что церкви там еще не было (Филипп пришел в Кесарию позднее). Но Бог судил иначе.

Однажды знойным полднем апостол поднялся на кровлю дома кожевника, чтобы совершить положенную в это время молитву. Кончив, рыбак хотел сойти в горницу, где женщины готовили ему обед. Но в это мгновенье он словно в полусне увидел, как перед ним опустился большой кусок ткани, привязанный за четыре угла. В нем были животные, запрещенные в пищу Законом. «И был глас к нему, — пишет св. Лука, — Встань, Петр, заколи и ешь». Апостол увидел в этом испытание его набожности и решительно отказался. «Нечистая пища» не коснется его уст! Вековые традиции, которые помогали ветхозаветной Церкви отделяться от язычников, Петр впитал с молоком матери. Традиции эти были освящены кровью мучеников. Но таинственный голос сказал: «Что Бог очистил, того не почитай нечистым». Три раза повторялось видение. Петр недоумевал, но скоро убедился, что оно имело глубокий смысл (Деян 10: 9 — 18).

Апостол еще не вошел в дом, как к воротам приблизились три незнакомца: римский солдат и с ним еще двое. Они сказали, что их послал кесарийский центурион[88] Корнилий. Их господин давно и искренне верит в единого Бога и дружит с иудеями. Он принадлежит к «богобоязненным», или полупрозелитам, которые, не выполняя всех обрядов Закона, заменяют их делами милосердия. И ныне Бог повелел ему встретиться с неким Петром, живущим в Яффе у кожевника.

Приглашать в дом язычников и бывать у них в гостях, даже у верующих в Бога, значило поступать вопреки принятым обычаям. И Петр, наверное, заколебался бы, не находясь под впечатлением странного видения. Не говорило ли оно о воле Божией, позволяющей нарушить старый порядок? Он радушно принял римлян, оставил их у себя, а наутро последовал за ними в Кесарию. Чтобы подчеркнуть важность встречи, он взял с собой несколько еврейских братьев из Яффы.

Шли они вдоль морского побережья быстро, не задерживаясь. И наконец перед ними открылась панорама города с таможнями, театрами и дворцами. Рыбак впервые оказался в городе, где все говорило о присутствии римлян. Корнилий уже ждал их, собрав, как на праздник, родных и ближайших друзей. Это был командир привилегированной Италийской когорты, в которой служили добровольцы из римских граждан Италии (основную массу гарнизона составляли сирийцы, греки и самаряне); но, забыв о гордости офицера и римлянина, он встретил галилейского рыбака у порога и по–восточному склонился перед ним до земли. «Встань; я тоже человек», — поднял его смущенный Петр и вошел в дом.

Увидев собравшихся, он сразу предупредил их, что его приход вызван особыми обстоятельствами. «Вы знаете, — сказал он, — что Иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог открыл, чтоб я не почитал ни одного человека скверным или нечистым» (Деян 10: 24 — 28).

Завязалась беседа, во время которой Корнилий рассказал о бывшем ему видении. Апостол сразу понял, что попал в среду людей, отмеченных глубокой верой. Он был поражен, — старые представления отступали перед новой реальностью. «Истинно познаю, — признался он, — что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему. Он послал сынам Израилевым слово, благовествуя мир через Иисуса Христа; Сей есть Господь всех» (Деян 10: 34 — 36).

Присутствующие могли слышать о Человеке, Которого прокуратор казнил лет десять назад, и вот теперь они узнают, что «Бог воскресил Его», что Он явился избранным свидетелям, которые ели и пили с Воскресшим. «О Нем, — заключил Петр, — все пророки свидетельствуют, что верующий всякий в Него получит прощение грехов именем Его» (Деян 10: 43).

Римляне стали славить Бога и горячо молиться. Их состояние было так знакомо Петру! Не так ли Дух Божий окрылил апостолов в день Пятидесятницы.

— «Кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святого Духа?» — воскликнул Петр. (Деян 10: 47).

Было время, когда для вхождения в Завет необходимо было «стать иудеем». Теперь Бог открывает иные пути, ибо Иисус Назарянин — «Господь всех». Границы народа Божия раздвигаются, доходя до края земли.

Апостол оставался в доме Корнилия несколько дней. Крестив центуриона и его близких, он беседовал с новообращенными как друг, ел с ними за одним столом. Хотя формально полупрозелит входил в разряд иноверцев и, следовательно, трапезу с ним делить было нельзя, для Петра центурион стал братом. Галилейский рыбак не знал, что в это время далеко на юге колесница уносит на родину первого африканца–христианина.

Если в Кесарии апостол забыл о всех условностях, то по возвращении в Иерусалим ему о них напомнили. Двенадцать и старейшины уже знали, что Симон «ходил к людям необрезанным и ел с ними» (Деян 11: 3). На Петра посыпались упреки. Гордые древними традициями иерусалимляне продолжали жить в старом мире. Апостолу пришлось оправдываться, ссылаясь на видение и на сошествие Духа на «язычников».

«Выслушавши это, — пишет Лука, — они успокоились и прославили Бога, говоря: видно и язычникам дал Бог покаяние и жизнь» (Деян 11: 18). На самом деле «успокоились» они ненадолго, и понять их чувства легко: ведь Закон был дан свыше. Может ли одно видение перечеркнуть то, чем люди жили веками? Старейшины были уверены, что войти в Церковь можно только став сначала иудеем. Само понятие крещеный язычник было для них парадоксом.

Инерция консерватизма будет не раз возникать в христианстве, меняя свои облики и формы.

Св. Варнава в Антиохии

Итак, иерусалимляне решили, что случай с кесарийским офицером — исключение. Но не прошло и года, как их вновь смутило очередное известие, которое принесли люди из столицы сирийской провинции, Антиохии.

Речь шла о некоторых эллинистах, добравшихся до Финикии и Кипра. Сначала они проповедовали только среди евреев, но в Антиохии рискнули обратиться со словом благовестия прямо к язычникам: не к прозелитам и не к богобоязненным, вроде Корнилия, а к людям, которые чтили римских, греческих и сирийских богов (Деян 11: 20). Этот дерзкий поступок не укладывался ни в какие рамки.

Мало того, что миссия внутри Израиля была далека от завершения, — разве возможно приобщать к Церкви Нового Завета тех, кто даже не ведал об истинах Завета Ветхого?

По уже сложившемуся обычаю, в Антиохию решили отправить посланца. Остановились на Иосифе Варнаве, — все знали его такт и умение быть на высоте в самых сложных ситуациях. Именно он принял Павла, когда другие готовы были от него отвернуться. К тому же Варнава происходил с острова Кипр и хорошо знал те края.

Неутомимый ходок, Иосиф, вероятно, предпочел пеший путь через Дамаск и Хамат, который можно было преодолеть за две недели. Приближаясь к Антиохии, он едва ли догадывался, что идет в город, который будут называть второй столицей христианства.

Рим и Иерусалим по сей день играют большую роль в мировых событиях. Антиохия же — вся в прошлом, и сейчас на ее месте ютится захолустный арабский поселок. Но в дни апостолов она была «жемчужиной Востока», резиденцией римского наместника всей Сирии и Палестины. Прошло немногим более 300 лет, как эллинистические монархи возвели и укрепили город на реке Оронте, чтобы связать Средиземноморье с Востоком. Императоры Рима продолжали расширять и украшать Антиохию.

Подходя к ней, Варнава мог видеть ровные ряды зданий, утопавших в зелени садов и общественных парков. Среди кипарисов и миртовых деревьев белели роскошные виллы знати. Стены города примыкали к розоватым скалам горы Сильпия, а с другой стороны — к широкой судоходной Оронте.

Многоэтажные дома Антиохии были богато украшены. Нередко встречались арки и колонны, обложенные листовым золотом. Мастера, украшавшие этот третий по величине (после Рима и Александрии) город, приноравливались к грубоватым вкусам заказчиков. Культурный уровень был не высок. Столица Сирии по сути не знала ни выдающихся ученых, ни писателей, ни художников.

Почти четверть миллиона жителей населяло Антиохию. На рынках, как говорили, можно было познакомиться с обычаями всех стран. Кроме сирийцев, свои кварталы имели греки, римляне, финикийцы, евреи. Древний эротический культ Астарты с его шествиями и исступленными оргиями переплелся с привозным, эллинским культом. Знаменитая роща Дафне, посвященная Аполлону, привлекала массу путешественников со всего света.

Антиохийская публика отличалась живым, свободным нравом. Ей ничего не стоило освистать прославленного актера или сбросить на землю статую императора. Но до серьезных бунтов дело доходило редко. В городе шла торговля, устраивались спортивные состязания и спектакли, изобретались всевозможные увеселения. Праздники часто продолжались всю ночь. На улицах до утра не гасли фонари. Притоны заманивали клиентов. Кабачки, таверны, а также куртизанки, флейтисты и танцовщицы составляли неотъемлемую часть антиохийской жизни.

Таким был город, который позднее стал родиной св. Игнатия Богоносца и св. Иоанна Златоуста, а также родиной отшельников и аскетов.

В этом царстве суеты и разгула, смешения народов, языков и вер евреи составляли замкнутый мир, как бы город в городе. Но при всей замкнутости они не могли избежать частых контактов с греками, сирийцами и другими язычниками. По словам Иосифа Флавия, антиохийские евреи, «привлекая к своей вере множество эллинов, сделали их, до известной степени, частью своей общины».

Чтобы попасть в иудейский квартал, посланцу Иерусалима пришлось пройти почти шесть километров по центральному проспекту, который пересекал Антиохию. Вдоль него стояли статуи и тянулась крытая колоннада, защищавшая от зноя и непогоды. Через час после того, как Варнава миновал ворота, он был уже среди своих на Сингонской улице.

Встреча с братьями изумила Иосифа. Он не только нашел большое число язычников, крестившихся прямо из «эллинства», но увидел, что эти люди горят духом ревности и веры. Все сомнения отпали. Сама жизнь доказала правоту смелых эллинистов, не побоявшихся ввести в Церковь тех, кто еще вчера чтил идолов.

Возможно ли было отвергнуть этих людей, ушедших из мира суеверий и разнузданных нравов ради чистой жизни во Христе? Апостол, пишет Лука, «увидев благодать Божию, возрадовался и убеждал всех держаться Господа искренним сердцем, ибо он был муж добрый и исполненный Духа Святого и веры» (Деян 11: 23 — 24).

Варнава остался в городе, послав в Иерусалим сообщение, что община Антиохии процветает. Как представителя Церкви–матери его молчаливо приняли в число наставников. Но иметь дело с «эллинами» было труднее, чем с иудеями, воспитанными на Слове Божием. Одного отвращения к прежней жизни было недостаточно. Нужно было полностью перестраивать нравственные и религиозные понятия неофитов, учить их, словно младенцев, что порождало массу вопросов. В какой мере вводить их в религию Завета? Чем заменить им правила и обряды, данные Писанием и отцами Израиля? И вообще, должны ли они стать чем–то вроде прозелитов в лоне Церкви?

Верующие из евреев продолжали жить по Закону, то есть регламентировать свой повседневный быт указаниями отеческой религии. Это неизбежно отделяло их от новокрещенных из язычников. Словом, трудностям и проблемам не было конца. Иосиф понял, что справиться с ними одному не под силу.

И тогда он вспомнил о Тарсянине, которого когда–то так радушно принял в Иерусалиме. Вот уже несколько лет, как он удалился в родной город, и о нем ничего не было слышно. Рассчитывая отыскать Павла, Варнава покинул Антиохию и двинулся по северной дороге в Тарс.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.