3. Обличья демонов

3. Обличья демонов

Мы уже знаем, что демоны могут принимать любой облик, какой только пожелают. Такое мнение выражали многие демонологи; но некоторые предпочитали стричь всех бесов под одну гребенку и пытались стандартизировать дьявола, утверждая, что и он сам, и все его подручные рогаты, хвостаты и имеют копыта. Наконец, были специалисты, которые приписывали отдельным обитателям ада вполне определенный телесный облик, который являлся их истинной формой, а не маской, скрывавшей под собой «ничто». Такого мнения придерживался Иоганн Вейер. Он много путешествовал и, въезжая в очередную страну, первым делом осведомлялся о том, какие здесь водятся черти. Так ему удалось собрать внушительную коллекцию инфернальных существ, из которых мы упомянем лишь нескольких, изображенных мастером-гравировщиком Луи Бретоном «в соответствии с официальными документами».

Ваэль — это великий адский король, властвующий над Востоком. Он является о трех головах: жабы, человека и кошки. Ваэль говорит хриплым голосом. Он — знаток права и большой любитель дискуссий. Он дарует человеку мудрость, а также может сделать его невидимым. В подчинении у него находятся шестьдесят шесть легионов демонов. Форрас, или Форкас, — великий инфернальный покровитель. Выглядит он сильным, крепким мужчиной. Мудрость его велика: лучше всех демонов он разбирается в чудесных свойствах трав и камней. Форкас тоже может сделать человека невидимым. Но и это еще не все: он обучает риторике, логике и математике. С его помощью маг может находить сокровища и утерянные вещи. Форкас делает человека жизнерадостным и изобретательным. Буэр — еще один великий адский покровитель и специалист по этике и логике; главная область его интересов — целебные соки растений. Буэр снабжает человека духами-помощниками, а потому весьма полезен для заклинателя. Под его началом находится пятьдесят легионов демонов. Вейер пишет, что Буэр является в виде знака пятиконечной звезды, и Луи Бретон интерпретирует это указание весьма оригинально.

Мархозий — великий адский маркиз. Он является с крыльями грифона и змеиным хвостом. «Изо рта он изрыгает что-то, — пишет Вейер. — Что это такое, я не знаю». Принимая человеческий облик, Мархозий становится похожим на бравого солдата. Он правдиво отвечает на заданные ему вопросы. До падения Сатаны Мархозий принадлежал к ангельскому чину властей. Теперь у него в подчинении тридцать легионов бесов. Мархозий надеется, что по истечении двенадцати сотен лет он снова взойдет на седьмой небесный престол, но, — успокаивает нас Вейер, — это тщетная надежда. Астарот — могучий князь, являющийся в облике уродливого ангела. Он восседает на адском драконе и держит в когтях гадюку. Астарот знает все о прошлом, настоящем и будущем, ему ведомы все тайны. Он охотно рассуждает о сотворении и падении духов, о том, как они согрешили и были низвергнуты в ад. При этом Астарот заявляет, что сам он пал не по доброй воле, — а следовательно, он все еще скорбит о былом блаженстве. Астарот — покровитель свободных искусств. В заключение упомянем грузного Бегемота, столь эффектно изображенного Бретоном. В «Псевдомонархию демонов» Вейер Бегемота не включает, но упоминает его в другом разделе своего объемистого трактата «О проделках демонов», приводя слова, сказанные Всевышним Сатане: «Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол. Вот его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его…».* Кроме этого чудища, которого Вейер благоразумно исключил из состава инфернального правительства, все князья ада наделены великой мудростью и искусны в ремеслах, согласно древней традиции, с которой Вейер наверняка был хорошо знаком. Его демоны — это схоласты, демагоги и софисты, всецело принадлежащие городской культуре.

Однако крестьяне не желали расставаться с привычными для них образами бесов. Сельский черт не учит философии. Он дает гораздо более практичные советы и сокровищам мудрости предпочитает деньги. Крестьянину дьявол являлся и по-прежнему является в старомодном зверообразном облике — с рогами, копытами и хвостом. Так его изображали и в «черных книгах» прошлого столетия; единственной данью прогрессу иногда становилась куртка с бахромой. Три рога, венчающие его голову, похожи на дурацкий колпак, а козлиные копыта напоминают о его далеком предке, Пане. В руках у него кошель с деньгами, что объясняет, почему к Сатане нередко питали симпатию. Однако чертовы деньги ненадежны: довольно скоро они превращаются в конский навоз или угольки. Поэтому волшебники всегда стараются как можно скорее избавиться от этого эфемерного богатства. Если дьявольские деньги бросали наземь, они вспыхивали ярким пламенем. Иногда бес принимал облик вола, как мы узнаем из книги заклинаний «Черная курица», где дьявол, между прочим, изображен в облике старомодного щеголя в расшитом сюртуке с брыжами. Но не следует обманываться: и в бархате, и в кружевах он остается все тем же Врагом, «лукавым» и «нечистым».

Различие между деревенским и городским бесом подметил Фрэнсис Барретт, лондонский профессор химии, натурфилософии и оккультной философии, опубликовавший в 1801 году свою знаменитую книгу «Маг». В этом сочинении Барретт предпринял попытку вернуть владыкам ада их истинный облик, что было весьма характерно для эпохи острого осознания перемен, творимых историей. Барретт лишает демонов всех украшений, которые они приобрели за минувшие века. Ради этой реформаторской задачи Барретт берет на себя труд охарактеризовать подлинную внешность отдельных демонов, привлекших его интерес. Асмодея он изображает с коротким носом и длинными зубами, а Тевтуса — как исключительно добродушного англосакса, прячущего безвольный подбородок под окладистой бородой. Зато сладострастный Инкуб приобрел язвительную ухмылку, которая, должно быть, производила немалое впечатление на студенток Барретта, слушавших его лекции по каббале и церемониальной магии. В книге Барретта приводится немало адских портретов, источником вдохновения для которых, похоже, послужили фонтаны или архитектурные орнаменты старого доброго Лондона.

Коллен де Планси, которому дьявол предстал воочию в первой четверти девятнадцатого века, во многом подтверждает крестьянскую версию. Искуситель на самом деле оказался рогат и хвостат, но копыт не имел. В высоту он достигал восьми футов, но был отлично сложен. К несчастью, когда-то он повстречался со святым Дунстаном, который прищемил дьяволу нос раскаленными докрасна клещами и отпустил лишь после того, как нос вытянулся на целый фут! Святой Дунстан, архиепископ Кентерберийский, жил в X веке, но память о столь необычном деянии не изгладилась из памяти английских крестьян по сей день. Коллен де Планси поясняет, что во всех уродствах дьявола повинны люди, — во всяком случае, так утверждает сам владыка тьмы. От природы он был далеко не так безобразен, как нынче; но Господь постановил, что все черты, которые люди припишут дьяволу, будут сохраняться в его облике. «Вот, например, в начале моего изгнания у меня не было хвоста, — говорит дьявол, — но затем народная молва наградила меня им». Рогами голову дьявола украсили няньки, «которые хотели запугать своих маленьких подопечных». Так нечистый и обрел то, чего не имел от природы. Уши у него вечно опухшие, поскольку ему достается каждая оплеуха, которой экзорцист пытается привести в чувство одержимого. Итог своему плачевному состоянию дьявол подводит так: «Я так обезображен, что сам себя не узнаю. Какими только словами меня не обзывают! Какие только уродства мне не приписывают!» Представление о том, что дьявол якобы безлик, ошибочно. Из неопровержимого первоисточника мы узнаем, что Сатана имеет вполне определенную исходную форму — в каковой он и явился де Планси, добавив, правда, что временами он забавы ради принимает и другие обличья. Но при этом он телесен, материален и осязаем, точь-в-точь как утверждал Пселл еще в XI столетии. А следовательно, он способен ходить, писать, спать, говорить и душить свою жертву; на договор со смертным, продающим ему свою душу, дьявол ставит печать из настоящего воска, на котором собственноручно оттискивает свой знак — не менее вещественный, чем печать мэра. Он оставляет причудливые росчерки на титульных страницах гримуаров, дабы показать, что полностью одобряет содержание этих дьявольских книг. Одним словом, дьявол вполне конкретен и реален, и отрицать это пытаются только те, кто вообще не терпит никаких изображений. Эти иконоборцы не могут взглянуть на себя в зеркало из страха, что увидят за стеклом Сатану. Но все, кто имеет отношение к художественному творчеству, так или иначе связаны с Адом.

Виктору Гюго Сатана представлялся в образе мыслителя-атлета, воплощая несбыточную мечту поэта о том, чтобы сила его интеллекта сочеталась с физическим совершенством. Даже в пожилом возрасте Гюго не избавился от этих юношеских мечтаний. Адальберт фон Шамиссо изобразил дьявола в облике опрятного и унылого горожанина в цилиндре и аккуратно застегнутом на все пуговицы камзоле. Однако столь заурядная на вид личность могла творить удивительные чудеса. Шамиссо пытался превратить буржуазную посредственность в художника, разрываясь между стремлением к независимости и желанием обеспечить себе постоянный доход. Эту дилемму он так и не разрешил, ибо окончил свои дни профессором Берлинского университета. Представление Коллена де Планси о дьяволе также становится яснее, если принять во внимание биографию этого автора. Де Планси подавлял свою тягу к религии; он писал о дьяволе так много лишь потому, что втайне желал проникнуть на небеса через черный ход. Он часто цитировал источники, в которых всячески подчеркивается безобидность дьявола: Жана Бодена, полагавшего, что бесы могут творить добро, а ангелы — зло; святого Августина, заявившего, что «дьявол — это пес на привязи: он лает, но не кусает»; святого Бернарда, уверенного в том, что «даже имей дьявол силу творить зло, он этого не желал бы». Кроме того, де Планси боялся. Опубликовав книгу под названием «Черт малюет себя сам», он вскоре обратился в католичество.