От эпохи Юстиниана до начала упадка Византийской империи. Дальнейшее осложнение отношений между Западной и Восточной Церквами. Христиане и ислам. Последние Вселенские Соборы. Торжество Православия
От эпохи Юстиниана до начала упадка Византийской империи. Дальнейшее осложнение отношений между Западной и Восточной Церквами. Христиане и ислам. Последние Вселенские Соборы. Торжество Православия
1. Исторические события, на фоне которых протекала церковная жизнь, рассмотренные нами в предыдущем параграфе, завершаются вступлением на византийский престол военачальника Юстина I. Как уже говорилось, будучи человеком малограмотным, он сделал своим советником, вернее канцлером, своего племянника, которого задолго до этого заботливо опекал и которому дал прекрасное образование. В лице Юстина Православие одержало решительную победу: со времени его воцарения в религиозной политике Византии начинается новая эра. Юстин прежде всего принял указ, в котором под страхом строгих наказаний потребовал сперва от солдат, а вскоре и от всех граждан, принятия христианского символа веры. Избранный при Анастасии Константинопольский патриарх Иоанн II был вынужден в храме Св. Софии публично и безоговорочно признать решения Халкидонского Собора и отречься от эдикта императора Зенона «Генотикон», который был попыткой примирить и объединить православных с монофизитами и которому патриарх ранее был привержен. Иоанна удалось заставить произнести проклятие в адрес Савера Антиохийского, признанного вождя монофизитов, после чего Юстин лишил Савера епископства и отправил в ссылку. В Египте опальный патриарх организовал могучую антихалкидонскую оппозицию и после смерти коптами в Египте и яковитами в Сирии и Месопотамии был причислен к лику святых; на антиохийскую кафедру был назначен бескомпромиссный противник монофизитов Павел II.
Главным следствием такой религиозной политики Юстина I, активно поддержанной Римом, стало восстановление разорванных почти на 40 лет связей между Восточной и Западной Церквами.
Дмитрий Солунский.
Фрагмент мозаики базилики Св. Дмитрия.
Во время ссоры римские папы были «изъяты из диптихов», т. е. не упоминались во время богослужений. Ценой согласия с папой было низложение и ссылка приверженных монофизитству епископов Сирии, Малой Азии, Палестины и Египта, что вызвало серьезные волнения среди верующих. Этой же политики придерживался Юстиниан I в начальные годы своего правления (с 527 г.) после смерти Юстина. В 533 г. он издал указ о вере, адресованный населению Константинополя и главных городов империи, а вскоре сам составил подробный рескрипт, полностью основанный на халкидонских решениях, где сообщил, что довел его до сведения папы Агапита I, поскольку «он есть глава всех святейших Божьих священников» и сдерживает ереси авторитетом своего престола.
Однако межцерковный мир был нарушен уже в 537 г., когда на место умершего Агапита избрали Сильверия, порицавшего императрицу Феодору за ее деятельную поддержку низложенных епископов-монофизитов, а самого Юстиниана – за некоторое смягчение его религиозной политики. Эта позиция стоила Сильверию папского престола – по тайному поручению императрицы уже в конце 537 г. византийский полководец Велизарий, взявший Рим, несправедливо обвинил папу в измене и связях с готами и низложил Сильверия, а на его место от имени императора возвел диакона Константинопольской кафедры Вигиния. Вигиний устраивал Юстиниана и Феодору своей сговорчивостью, а также тем, что происходил из римской знатной семьи.
Юстиниан считал себя богословом. Он не только смещал и назначал епископов, бесцеремонно вмешиваясь в дела Церкви, но и писал богословские сочинения, которые требовал утверждать на созываемых им Соборах. Так было с императорским указом 544 г., включавшим так называемые «три главы» богословского характера, вынесенные Юстинианом на V Вселенский Собор в Константинополе, что привело к ряду недоразумений. Императора заинтересовал спор о православии Оригена, в частности рассуждения Учителя Церкви о человеческом образе Бога и его теория всеобщего спасения, согласно которой грешники, даже самые закоренелые, не исключая Сатану, после мучительного очищения будут приняты в жизнь вечную. По этому поводу Юстиниан написал трактат, где осудил некоторые положения учения Оригена и предложил анафематствовать их на Соборе, что и было сделано. Этот трактат и соответствующий эдикт интересны тем, что в них выражены принципы церковной и государственной политики императора.
«Нашим ревностным стремлением всегда было и остается сохранение в неприкосновенности истинной и незапятнанной веры и прочного положения кафолической и апостольской Божьей Церкви. Это мы всегда считали главнейшей целью нашего правления и во имя этой цели вели большие войны за правую веру в Бога и за свободу наших подданных». Идея единой империи и единой Церкви была еще у Диоклетиана, а затем у Константина Великого, но у них главной ролью единой Церкви было укрепление единства империи. Юстиниан на первое место поставил Церковь, а расширение и укрепление империи у него служили божественному делу распространения в мире православного вероучения. В самом начале своего правления, в 528 году, он издал закон, в котором говорится: «Всю заботу мы обращаем на процветание Церкви во славу Пресвятой, нерушимой и единосущной Троицы, уповая тем самым на спасение нас самих и нашего государства… С помощью светлейшей Церкви мы надежно утверждаем нашу империю и милостью человеколюбивого Бога укрепляем общество». В этих словах Юстиниана уже видны очертания его дальнейшей государственной политики, главная цель которой – утверждение синергии, или «симфонии», в отношениях между мирской властью, данной Богом императору, и православной церковью. Этот идеал стремились реализовать, правда без заметного успеха, многие правители и патриархи православных государств.
Церковным делам посвящены многие положения знаменитого свода законов, составленного при непосредственном участии Юстиниана. Наиболее важная часть «корпуса», не потерявшая своей ценности до настоящего времени, – первый его раздел, так называемый «кодекс Юстиниана», который вместе со вторым, учебным, представляет собой «Энциклопедию римского права». Третий раздел содержит описание и толкование конкретных правовых ситуаций, что необходимо юристу для его практической деятельности. Наконец, в четвертом разделе собраны «новеллы» – постановления и указы самого Юстиниана, которые дополняют, а иногда изменяют положения прежних императоров, вошедшие в «кодекс». «Корпус» открывается церковно-политическими законами: первый назван «О Святой Троице и кафолической вере» и носит характер символа веры, а второй начинается словами: «Так как мы безраздельно преданы нашему Спасителю и Господу Иисусу Христу, нашему истинному Богу, мы стремимся, насколько это в силах грешной человеческой природы, походить на Него смирением и снисхождением». Во введении к шестой новелле император пишет о двух величайших дарах Бога людям: епископской власти и власти императора – первое служит божественному, второе – мирскому: «И то и другое имеет свое начало в одном первоисточнике, и то и другое украшает человеческое бытие. Сердцу императора ничто не дорого так, как благоговение перед епископством, которое, в свою очередь, должно денно и нощно молиться за императора».
По своей натуре Юстиниан плохо вписывается в рамки общепринятых представлений о великих правителях – он не был склонен к делам государственного управления, не участвовал в военных действиях, хотя во время его императорства Византия постоянно с кем-нибудь воевала. Юстиниан тяготел к деятельности ученого и писателя, проявляя в этих занятиях удивительную трудоспособность и упорство. Он был, по словам современников, «самым бодрствующим из императоров» и нередко спал по два часа в сутки. Замечательный историк эпохи Юстиниана Прокопий Кесарийский утверждал, что «ночи напролет» он без охраны ведет изощренные беседы, пытаясь со старыми священниками разгадать тайны христианства. Свой дворец Юстиниан покидал крайне редко, и можно сказать, что империей он правил из-за письменного стола.
Будучи человеком проницательным, Юстиниан привлекал к делам военным и управленческим талантливых людей, таких как, например, полководец Велизарий, победоносные походы которого подробно описал сопровождавший его Прокопий. Мужество и решительность, которых императору явно недоставало в трудные минуты, в большой мере восполняла императрица Феодора. Без деятельного участия Феодоры и Велизария правление Юстиниана могло бы бесславно закончиться уже в первые годы, точнее в январе 532 года, во время бунта «Ника» (клич «побеждай!», греч. №к1, был лозунгом восставших). Об этом бунте следует рассказать подробнее.
Грандиозные планы Юстиниана – расширить владения Византии до прежних границ Римской империи, вернуть империи былое могущество и величие и распространить во всех ее пределах православную веру – для своей реализации требовали огромных средств, которыми казна не располагала. Поэтому уже в 527 г., т. е. сразу после восшествия на престол, Юстиниан ввел закон: «Будет справедливо тех, кто почитает не истинного Бога, язычников и еретиков, лишить мирских благ, дабы погибали они в нищете». Начались жестокие конфискации, резко повысились налоги, все это позволило собрать необходимую сумму для первоначальных завоевательных войн и для строительства церквей. Но это же вызвало и резкое недовольство всех слоев населения; для борьбы с властью объединились ранее враждовавшие партии «голубых», склонных к монофизитству, и православных «зеленых». Все началось с неудачной казни зачинщиков уличных беспорядков в столице – то обрывалась веревка, то ломалась виселица. Толпа, увидевшая в этом знамение, обличавшее власть, освободила преступников и двинулась по городу, круша, грабя и поджигая все на своем пути. Пострадали прежде всего богатые кварталы, были разрушены многие известные сооружения, сгорели построенный Константином Великим храм Св. Софии и находящиеся поблизости царские дворцы.
На пятый день был избран новый царь – племянник императора Анастасия Ипатий, от этой чести всячески отказывавшийся. Армия и полиция склонялись на сторону мятежников. Юстиниан собрался бежать, и для этого уже были подготовлены суда. Но тут вмешалась Феодора; по свидетельству Прокопия, она сказала императору: «Лишним было бы теперь рассуждать о том, что женщине неприлично быть отважнее мужчин, которые находятся в нерешительности. По-моему, бегство теперь для нас невыгодно, хотя бы оно и вело к спасению жизни. Тому, кто пришел на свет, нельзя не умереть; но тому, кто царствовал, скитаться изгнанником невыносимо. Не дай мне Бог лишиться этой багряницы и дожить до дня, в который встречающиеся со мной не будут приветствовать меня царицею. Итак, государь, если хочешь спасти себя бегством, это нетрудно. Но смотри, чтобы после, когда ты будешь спасен, не пришлось тебе предпочесть смерть такому спасению. Что до меня, так я остаюсь. Мне по душе старинные слова: царский пурпур – лучший саван».
Мужество Феодоры заставило императора отказаться от бегства и попытаться подавить мятеж с помощью дружины Велизария и отряда германских наемников, преданных законной власти. О подавлении бунта Прокопий пишет: «Толпы народа, не ожидавшие нападения и не составлявшие строя, видя, что покрытые латами воины, заслужившие великую славу храбростью и опытностью, поражали всех подряд без пощады, с громким криком обратились в бегство. Но тут их встретил отряд наемников; победа была полная, убито великое множество народу. Полагают, что тогда погибло более 30 тысяч человек. Ипатий и Помпей были схвачены и убиты, имущество их, как и других сенаторов, к ним приставших, отписано в казну». Этой победой над бунтовщиками Юстиниан положил конец притязаниям городских сословий и установил в империи эру абсолютной царской власти.
Своего прекрасного историка эпоха Юстиниана имела в лице Прокопия Кесарийского. Его «История войн» в восьми книгах – о персидской войне, о войне с вандалами в Северной Африке и о войне с готами, преимущественно в Италии, участником которой Прокопий был как советник полководца Велизария, а также сочинения «О постройках», где подробно рассказано о множестве грандиозных сооружений, церковных и гражданских, на которые император не жалел средств, – панегирик Юстиниану и Феодоре и их ближайшим сподвижникам.
Церковь Панагии Дросианни. Наксос. IX в.
В предисловии к «Постройкам» Прокопий пишет: «Как рассказал я в книгах о войнах, Юстиниан возвеличил и прославил колебавшуюся империю; он отовсюду прогнал варваров, которые издавна творили насилие в ромэйских областях. Некогда превозносили Фемистокла за то, что он расширил город, а Юстиниан приобретал целые государства. Расширив империю новыми владениями, он построил бесчисленное множество городов. Нашедши в империи разные вероучения и мнения, он уничтожил пути, приводившие к заблуждениям и утвердил веру на твердых основаниях. Дав новые законы, он выказывал милость к преступникам, благотворил бедным, благодетельствовал несчастным и всем этим создал в государстве порядок и благополучие. Империю, открытую со всех сторон набегам варваров, он обезопасил постройкой крепостей и сильными гарнизонами на окраинах».
Строил Юстиниан действительно много, по всей империи выросли великолепные церковные и гражданские сооружения. После пожаров во время «Ники» он отстроил центр Константинополя и на месте сгоревшего храма Св. Софии воздвиг крупнейшую церковь христианского мира, сохранившуюся до нашего времени, правда, впоследствии достаточно безвкусно переделанную турками в мечеть. Много храмов построил Юстиниан в святых местах: в Иерусалиме он расширил и украсил храм Гроба Господня и на юго-западном склоне горы Сион соорудил грандиозный «новый храм Пресвятой Богородицы», остатки которого, поражающие воображение, были обнаружены археологами уже в наше время.
В «Божественной комедии» Данте поместил Юстиниана на второе небо Рая среди великих честолюбцев, вложив в его уста такую самохарактеристику: «С тех пор как взмыл, послушный Константину, Орел противу звезд…/ Господня птица двести с лишним лет/ На рубеже Европы пребывала,/ Близ гор, с которых облетела свет;/ И тень священных крыл распростирала/ На мир, который был во власть ей дан,/ И там, из длани в длань к моей ниспала./ Был кесарь я, теперь – Юстиниан;/ Я, первою любовью вдохновленный,/ В законах всякий устранил изъян./ Я верил, в труд еще не погруженный,/ Что естество в Христе одно, не два,/ Такою верою удовлетворенный./ Но Агапий, всех пастырей глава,/ Мне свой урок преподал благодатный/ В той вере, что единственно права./ Я внял ему; теперь мне так понятны/ Его слова, как твоему уму/ В противоречье ложь и правда внятны./ Я стал ступать, как Церковь; потому/ И Бог меня отметил, мне внушая/ Высокий труд; я предался Ему,/ Оружье Велисарию вверяя,/ Которого Господь в боях вознес,/ От ратных дел меня освобождая».
В качестве комментария к этим дантовским словам следует сказать, что в начале 536 г. папа Агапий I приехал в Константинополь, чтобы уговорить Юстиниана прекратить разрушительную войну в Италии; там он провел беседы с императором на богословские темы, разъяснив ему Халкидонский символ.
У Прокопия Кесарийского есть еще одно скандально знаменитое произведение, написанное в самом конце жизни, уже после смерти императорской четы. Это так называемая «Тайная история», которую сам Прокопий назвал А>?к6ота (анекдотической), где Юстиниан и особенно Феодора изображены как кровожадные, коварные и развратные чудовища. Не следует удивляться такой полярности точек зрения Прокопия на императорскую чету и упрекать историка в непоследовательности, а тем более в неискренности. Писать «Тайную историю» при жизни Юстиниана значило немедленно лишиться головы, о чем Прокопий пишет сам в предисловии к книге: «Я рассказал, где, как и какие войны вели ромеи; в предлагаемом же теперь сочинении руководствуюсь другим планом. Мне нельзя было писать правдивую историю, пока были живы те, дела которых я описывал. Тогда невозможно было укрыться от множества доносчиков, а если бы они узнали, не избежать бы мне самой мучительном смерти; нельзя было полагаться тогда даже на самых близких родственников».
Не правда ли, знакомая картина из нашего недавнего прошлого?..
Поэтому здесь уместно привести короткое рассуждение о характере правления тиранов, заполучивших самодержавную власть, поскольку в Византии, как и у ее наследницы по вере, России, которой посвящена вторая книга, Православие и самодержавие были неразрывно связаны. История знает немало примеров, когда выдающимся правителям держав с тоталитарным режимом – а Византия времен Юстиниана, несомненно, была государством тоталитарным в самом прямом смысле этого понятия – удавалось одновременно с делами на пользу страны и народа творить бесчеловечные зверства. Удачным символом для такого типа правителей может служить надгробный памятник Хрущеву работы Эрнста Неизвестного: одна половина – черная, другая – белая, без полутонов и плавных переходов. Таким правителям много внимания уделил Никколо Макиавелли в своем знаменитом «Государе», и нельзя сказать, чтобы судил он их слишком строго за жестокость и злодейства. Он подробно описывал, как «сицилианец Агафокл, выйдя из самого низкого состояния, сделался царем Сиракуз и на всех ступенях своего жизненного пути вел себя злодеем. Тем не менее, он соединил со своими преступлениями такую силу души и тела, что вскоре сделался претором… Однажды утром, собрав народ и сенат Сиракуз, как будто имея в виду обсудить важные дела, велел солдатам перебить всех сенаторов и самых богатых людей из народа, после чего он захватил и удерживал господство над городом без всякого сопротивления со стороны остальных граждан… Кто станет разбирать жизнь и заслуги Агафокла, не найдет ничего или очень мало, что можно приписать милостям судьбы, ибо он достиг власти и затем удержал ее с бесконечными трудностями и опасностями, принимая смелые и отчаянные решения. Нельзя, конечно, считать заслугой убийство своих сограждан, измену друзьям, отсутствие жалости, вероломство и нечестивость – таким путем можно добиться власти, но не славы. Однако, если посмотреть, с какой отвагой Агафокл встречал и побеждал опасности, с какою силою духа он выносил и преодолевал неудачи, то вряд ли он окажется ниже самого блестящего полководца… Можно спросить, как Агафоклу удалось после своих бесчисленных предательств и жестокостей долго и спокойно жить, защищать родину от внешних врагов, и никогда против него сограждане не устраивали заговоров; в то же время многие другие, при всей их свирепости, не могли удержать власти даже в мирное время, не говоря уж о смутной поре войны. Думаю, что это зависит от того, как применена жестокость – дурно или хорошо».
В нашу эпоху «Декларации прав человека» – от принятой в 1793 г. революционным конвентом и до «Всеобщей декларации» 1948 года – эти слова Макиавелли у многих вызывают возмущение: его несправедливо называют циником, аморальным человеком. Однако «Макиавелли скорбный», как метко окрестил его Пушкин, слишком хорошо знал человеческую натуру, чтобы при решении крайне запутанной проблемы власти ограничиться однозначными сентенциями. В главе «Государя», которая называется «О жестокости и милосердии и о том, лучше ли быть любимым или внушать страх» он говорит, что «желательно было бы и то, и другое, но так как совместить это трудно, то для государя гораздо вернее внушить страх, чем быть любимым, если уж от чего-нибудь одного пришлось бы отказаться. Ведь о людях можно вообще сказать, что они неблагодарны, изменчивы, лицемерны, трусливы и жадны до наживы. Пока им делают добро, они покорны, но как только приближается нужда, люди начинают бунтовать, и государь, который всецело положится на их слова, находя другие меры ненужными, погибает… При этом люди меньше боятся обидеть человека, который внушил им любовь, чем того, кто внушил страх. Ведь любовь держится узами благодарности, но т. к. люди дурны, то эти узы легко рвутся пря всяком выгодном для них случае. Страх же основан на боязни, которая не покидает их никогда».
Составители деклараций прав, напротив, исходят из предположения, возведенного ими без достаточного основания в постулат о доброй исходной природе человека, которую можно несколько испортить социальной или прочими несправедливостями; поэтому устранение этих несправедливостей хорошими законами и «общественными договорами» приведет человечество к прочному миру и всеобщему благополучию. Эта утопия имеет свою правду в меру того, что Вл. Соловьев называл «добром от Бога» в человеке, включающим, прежде всего, совесть, милосердие и стыд. Истина же, как всегда, антиномична и содержит обе крайности, что согласно с христианской антропологией и что хорошо понимали, например, старцы православных монастырей.
Платон, творения которого почти два с половиной тысячелетия питают мудрость человечества, считал наилучшим способом устройства государства тоталитарный, но с философом-правителем во главе. Такое государство он описал в самых обширных диалогах «Государство» и «Законы». Автора настоящей книги нельзя обвинить в симпатии к тоталитарным режимам и к их правителям-тиранам. Между нами и Платоном – два тысячелетия христианства, однако вовсе отбрасывать его идеи о власти как устаревшие, по мнению автора, не следует. Ведь не зря за Платоном утвердилось имя «божественный»…
Некоторые самодержцы, тот же Юстиниан, старались играть роль философа на троне, гордясь своей просвещенностью и на этом основании активно вмешиваясь в далекие от их разумения области религии и науки. Среди богатого советского «самиздатского» фольклора есть известные строки: «Товарищ Сталин, вы большой ученый,/ В языкознаньи вы познали толк,/ А я простой советский заключенный/ И мне товарищ серый брянский волк». Кстати, настольной книгой Сталина, как говорят, был «Государь» Макиавелли.
Однако пора вернуться к основным историческим фактам эпохи Юстиниана I. Расширение империи Юстиниан связывал с главной задачей своего правления – истреблением ересей и остатков язычества. В законе 533 г. он писал: «Об одном мы молим святую и славную Деву Марию, чтобы по ходатайству Ее удостоил Господь меня, Своего последнего раба, воссоединить с Римской империей то, что от нее было отторгнуто, и довести до конца высочайший долг наш».
Между крупнейшими державами того времени – Византией и Персией – постоянно происходили войны. Юстин заключил с персидским царем Кабадом 30-летний мир, который неоднократно нарушался небольшими стычками, но формально разорван не был. В начале своего правления, в 528 г., Юстиниан поручил бывшему тогда на Востоке империи вблизи персидской границы Велизарию построить ряд укреплений в Месопотамии, что было воспринято персами как враждебные намерения. Кабад послал в этот район большое войско; после ряда сражений, проходивших с переменным успехом, Велизарий нанес тяжелое поражение персам, значительно превосходившим по численности византийское войско, в битве под Дарой. В 531 г. Кабад умер, и его сменил знаменитый царь Хосров I. Он сразу же вступил в переговоры с Византией, в итоге которых был заключен так называемый «вечный мир» (который в действительности просуществовал менее 10 лет). Была восстановлена прежняя граница между империями, а за дополнительную плату персы обязались охранять опасные для Византии кавказские переходы от набегов многочисленных кочевников. Эта, пусть небольшая, победа над Персией была воспринята в империи как превосходство христианской религии над зороастризмом персов. Велизарий вернулся в Константинополь накануне бунта «Ника» и сыграл решающую роль в его подавлении.
Далее Юстиниан решил покончить с арианством, распространенным среди германских племен. Племя вандалов-ариан в V в. захватило исконные земли империи в Северной Африке и южной Испании, образовав там свое государство, а остготы-ариане установили господство над Италией. К марту 534 г. Велизарий полностью покорил государство вандалов, о чем Юстиниан писал: «Господь наградил меня Своею милостью, дозволив мне возвратить одну из римских провинций и уничтожить народ вандалов. Теперь там будет господствовать единство веры». Последствия этого похода ужасают: целый народ был практически полностью стерт с лица земли, а сама провинция подверглась разрушению, опустошению и страшному обнищанию.
В 535 г. к Византии был присоединен остров Сицилия, а правоверные католики Италии, преследовавшиеся готами, ждали прихода войск Велизария.
Церковь Св. Петра. IX в. Нови-Пасар, Сербия
В 536 г. была занята южная Италия и первый раз взят Рим (до 551 г. Вечный город пять раз переходил из рук в руки). Уничтожение готов в Италии и подчинение ее Византии завершил в 555 г. сменивший в 551 г. Велизария приближенный Феодоре скопец Нарсес, проявив себя талантливым полководцем. В результате этой кровавой войны Италия была опустошена, ее население гибло от голода и эпидемий, а главные города, такие как Рим, Неаполь и Равенна, почти полностью разрушены. Такая же участь постигла области, завоеванные Византией в Галлии. К Византии перешли районы на восточном побережье Черного моря, а также Верхний Египет, Эфиопия и юг Аравийского полуострова. Таким образом, расширение империи и установление в ней единства веры достигалось дорогой ценой.
Притязания Юстиниана были безграничны – своей миссией он считал распространение христианства не только на территории Римской империи времен ее расцвета и могущества, а на весь мир. Пафос этой утопии в свое время передал «отец христианской истории» Евсевий Кесарийский в своей «Жизни Константина»: «Было время, когда мир был разделен по народам и областям на множество владений, тираний и княжеств с различными почитаемыми божествами.
Фреска. Вторая четверть XI в. (около 1040 г.). Церковь Св. Петра
Ныне же крест, орудие спасения и победы, явился на земле, и дело пожилых богов рассыпалось прахом. Один Бог владычествует над всеми и одна империя для обладания всеми народами. В одно и то же время по небесному повелению появились Римская империя и христианская вера, предназначенные соединить весь человеческий род в вечном единении… Весь мир составит одну нацию с общей верой, все люди соединятся в одну семью под общим скипетром».
Однако уже в 540 г. Хосров I начал успешную войну против Византии. Разгромив небольшие гарнизоны, оставленные Юстинианом на Востоке, он занял Месопотамию и Сирию, взяв приступом Антиохию и Эдессу. Захват Антиохии – древнейшего центра христианства – и Эдессы, города, охраняемого, по преданию, Богородицей, произвел на жителей империи громадное впечатление. С трудом Юстиниан уговорил Хосрова освободить захваченные земли; это стоило империи больших денег, не говоря о захваченных персами сокровищах и произведениях искусства. Памятниками, вывезенными из Актиохии, был украшен новый город, построенный персами для пленников из Византии и названный Антиохией Хосрова. Огромные суммы, потраченные Юстинианом на ведение войн, постройку храмов и новых городов, на роскошную жизнь двора, не могли погасить грабительские налоги и конфискации. Поэтому к концу его правления народ империи обнищал до предела, а сама империя напоминала Колосса, истукана из сна Навуходоносора, разгаданного пророком Даниилом, – голова истукана из чистого золота, а ноги – глиняные, и достаточно удара камнем, чтобы его обрушить.
Так и произошло после смерти Юстиниана I, последовавшей в 565 г., при его бездарных ближайших преемниках. У Юстиниана и Феодоры не было своих детей, но было много племянников, между которыми сразу началась жестокая борьба за престол. Сперва его занял старший сын брата Юстиниана Германа, Юстин II, затем усыновленный Юстином Тиверий. После Тиверия в течение двадцати лет сравнительно благополучно для империи правил Маврикий (582–606 гг.). Маврикия вместе со всем его семейством убил Фока, захвативший престол и правивший до 610 г. Фоку, прославившегося невероятной жестокостью, превосходившей, по свидетельству современников, жестокость Нерона, сменил император Ираклий (610–641 гг.). Его правление заслуживает более подробного рассказа.
Ираклий был коронован на царство патриархом Сергием. Историк Феофан пишет: «Ираклий нашел дела Ромейского государства в парализованном состоянии, ибо Европу опустошили авары, а Азию – персы». В первые годы правления императора Греция была занята славянами, а Сирия и Египет – персами. В 614 г. персы во главе с царем Хосровом II захватили Иерусалим и увезли вглубь своей страны многие христианские святыни, в том числе и Животворящее древо Креста Господня. Это был чувствительный удар по всему христианскому миру. В 616 г. персы завоевали Египет, а через год – большую часть Малой Азии, угрожая Константинополю. В империи начался голод, так как поставки хлеба из Египта прекратились; в Константинополе разразилась эпидемия моровой язвы. Завоеватель Хосров издевательски говорил: «Да не обманет вас тщетная надежда. Если Христос не смог спасти себя от евреев, убивших его на кресте, то как же Он поможет вам?»
Решалась судьба империй, и вот, собрав войско и заключив мир с некоторыми из соседей, Ираклий начал победоносный персидский поход, который ряд историков сравнивают с блистательными походами Александра Македонского. Большие средства на эту войну собрала Церковь, поскольку одной из главных целей похода было освобождение Иерусалима и возвращение христианам их религиозных святынь. На второй день Пасхи, 5 апреля 622 года, Ираклий помолился в церкви Св. Софии и обратился к патриарху Сергию со словами: «Оставляю сей город и сына моего на попечение Божие и Богоматери и в твои руки». Затем, взяв в качестве знамени нерукотворный образ Спасителя, сел на готовый к отплытию корабль.
Осенью 622 г. Ираклий освободил от персов Малую Азию и двинулся в Армению. Там и на берегах Черного моря он провел зиму и основал ряд баз для дальнейшего наступления в центр Персидского царства. Хосров задумал способ отвести византийское войско от Персии; он заключил договор с хазарским каганом, предложив ему напасть с севера на Константинополь. Однако каган, оценив ситуацию, предпочел договор с Ираклием, но вскоре нарушил его и во главе войска, главную часть которого составляли славяне, подступил к имперской столице. Осада длилась долго, пока защитники города не применили неизвестно откуда появившийся у них так называемый греческий огонь, который сжег все деревянные укрепления нападавших, что заставило тех в панике отступить. Таким образом, к 626 г. Ираклий мог продолжать свое победное шествие в самой Персии, так что в 627 г. Рождество и Новый год он отпраздновал в одном из дворцов Хосрова; византийское войско значительно пополнилось освобожденными Ираклием воинами, взятыми персами в плен из разных стран. С сопротивлявшимися персами Ираклий безжалостно расправлялся, разрушая их города и селения, «дабы дать почувствовать Хосрову, какие страдания испытали ромеи, когда он жег и опустошал их города».
В начале 628 г. Ираклий отправил Хосрову письмо, в котором говорилось: «Своим движением вперед я стремлюсь к миру, ибо не по своей охоте предаю огню персидские селения, а вынуждаемый тобой. Прекратим военные действия и заключим мир». Однако Хосров упорствовал, чем вызвал недовольство как народа, так и правящей верхушки. В результате устроенного ими переворота Хосров был убит, и на престол вступил его сын, который сразу же начал переговоры с Ираклием. В апреле 628 г. между Византией и Персией был заключен «вечный мир», в итоге была восстановлена прежняя граница между империями, отпущены все пленные, в числе которых был патриарх Захарий, а для христиан всего мира главным следствием договора стало возвращение Животворящего древа Креста Господня и других религиозных святынь. 15 мая в храме Св. Софии перед торжественным богослужением было прочитано письмо императора: «Да возрадуется небо и да возвеселится земля, и да наслаждается море и все в них находящееся, и все христиане, хваля и славословя, возблагодарим единого Бога, радуясь со светом Его имени радостию великою. Ибо пал высокомерный и богоборный Хосров, пал и низвержен в преисподнюю, и истребилась от земли память его. С шумом погиб тот нечестивый, который в надменности и презрении изрыгал нечестие на Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога, и на пречистую Матерь Его, благословенную владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию».
В 630 г. Ираклий отправился в освобожденный от персов Иерусалим, захватив с собой на время визита возвращенные христианские святыни. Однако Святой город недолго оставался христианским – уже родился ислам, и в середине VII века начались молниеносные завоевания мусульман. Противостоять арабам Византия не имела сил – несмотря на возвращение Ираклием прежних территорий, она оставалась колоссом на глиняных ногах. При этом еще во время Юстиниана начался резкий духовный упадок; борясь с язычеством, император по недоразумению закрыл главный центр высшего образования, афинскую Академию, где обучались многие Отцы и Учители Церкви. Духовный кризис в империи углублялся при преемниках Юстиниана; историки восточного христианства считают последним носителем творчески-богословского духа св. Максима Исповедника, ровесника императора Ираклия I, который в 614 г. сделал св. Максима своим «первым секретарем». Православие до сих пор сохранило два нововведения со времен правления Ираклия: праздник Крестовоздвижения и литургию с акафистом Богородице. Можно утверждать, что в основе войн, проводимых Ираклием лежало глубокие религиозное чувство; оно же присутствовало в настроениях современного ему византийского общества.
Ко времени перемирия 628 г. между Византией и Персией обе мировые державы были крайне ослаблены, и поэтому в последующие десятилетия значительная часть их владений стала сравнительно легкой добычей для мусульман, полных сил, энергии и воодушевленных новой монотеистической религией.
Церковная политика Ираклия, особенно в последний период его правления, была примирительной. Хотя Халкидонский Собор решительно осудил монофизитсво, появилось течение, пытавшееся объединить халкидонскую формулу с элементами монофизитства, в результате чего возникло так называемое монофелитство, признававшее две полноценные природы в Иисусе Христе, но при этом единую волю. Эту ересь сперва поддержал патриарх Сергий, а после ряда его бесед с императором – и Ираклий. Главными противниками монофелитов выступили св. Максим Исповедник и папа Мартин I, тяжело пострадавший за свою твердую православную позицию. Но подробно об истории этой основной ереси VII века будет рассказано позже.
После смерти Ираклия в 641 г. власть над империей перешла к его внуку Константу, сыну старшего сына Ираклия Константина. Констант правил более четверти века.
Основные военные события в Византии второй половины VII в. связаны с действиями против арабов-мусульман. Первые столкновения произошли еще при жизни пророка Мухаммеда. Один из его отрядов прошел до Мертвого моря и в битве при Муте потерпел сокрушительное поражение. В 634 г., через два года после смерти пророка, первый из четырех так называемых праведных халифов, Абу-Бакр, отец младшей и самой любимой Мухаммедом жены Айши, отправил войско в Сирию для войны с неверными. Сначала арабы были вынуждены отступить, но затем в битве на реке Ярмук вблизи Тивериадского озера после кровопролитной схватки победили, открыв мусульманам путь в Сирию. Дальнейший ход событий связан с именем второго праведного халифа, Омара, великого полководца, за 10 лет своего правления (634–644 гг.) завоевавшего для ислама огромные территории: Сирию, Палестину, Египет, Северную Африку и Персию.
В 638 г. мусульмане осадили Иерусалим и взяли город после продолжительных переговоров, в которых главным участником со стороны осажденных был патриарх Софроний. Арабов представлял сам наместник пророка халиф Омар, который произвел на христиан благоприятное впечатление скромностью поведения и суровым образом жизни. Надо сказать, что Мухаммед и первые халифы терпимо относились к христианам и иудеям как к «людям Книги», т. е. Библии, ведь большинство сказаний, приведенных в Коране, взяты из Библии. Согласно учению ислама, Мухаммед – «печать пророков», то есть завершение откровения, а предшествовали ему некоторые ветхозаветные персонажи и, конечно, Иисус – Иса, рожденный в результате чуда – беспорочного зачатия.
Омар начал постройку в Иерусалиме знаменитой мечети над тем местом, где, как говорит предание, Авраам должен был по указанию Бога принести в жертву единственного законного сына Исаака (мусульмане, правда, переделали этот библейский рассказ, и согласно их версии, Бог повелел принести в жертву Измаила, родоначальника арабов и сына Авраама от рабыни Агари). Мечеть Омара – «купол над скалой» – замечательное сооружение, которое возвышается над старым городом, сверкая своим огромным золотым куполом.
В 711 г. выдающийся арабский полководец Тарик из занятого мусульманами Магриба (запад Северной Африки) через Гибралтарский пролив переправился в Испанию, основав на высоком европейском берегу город Гибралтар («гора Тарика» – Джебель-аль-Тарик), сжег за собой весь флот и победил короля вестготов Родриго; в кровавой битве при Франтере погиб Родриго и весь цвет испанского рыцарства. Уже в следующем году Тарик победоносно прошел всю Испанию и, перейдя Пиренеи, занял Южную Галлию. Однако не менее блестящий полководец франков Карл Мартелл, основатель династии Каролингов, в 732 г. разгромил арабов в битве при Пуатье и заставил их убраться за Пиренеи. Правда, до 759 г. порт Нарбонна и прилегающая к нему часть побережья Лионского залива оставались в руках мусульман, пока Карл Великий не оттеснил их за горы, заняв также север Испании с Барселоной.
Церковь Св. Лазаря в Ларнаке. IX в. Кипр
Что касается Византии, то после Ираклия она под натиском мусульман все более скукоживалась и вместе с территориями теряла свою главенствующую роль в мировом устройстве.
С современником Карла Великого халифом Харун-ар-Рашидом, чье имя часто встречается в «Сказках 1001 ночи», связывают начало эпохи расцвета мусульманской культуры. Сам Харун и его ближайшие преемники воевали редко; они покровительствовали занятиям мирным – искусствам, наукам, строили роскошные дворцы, мечети, библиотеки, астрономические обсерватории; их казна пополнялась оживленной торговлей. Любовь к путешествиям привела купцов-мусульман в Индию и дальше на Восток, а также в другие далекие страны, делая их, подобно древним финикийцам, посредниками между Востоком и Западом.
Культура ислама тех времен создавалась представителями народов, завоеванных арабами: персами, сирийцами, египтянами, а затем – испанцами; халифы создали благоприятные условия для возрождения богатейших духовных традиций этих стран. В мусульманских столицах процветали литература и искусства: поэзия, музыка (тогда была введена нотная система), архитектура и орнаментальная живопись (изображения людей и событий священной истории у мусульман, как и у иудеев, если не запрещались категорически, то считались делом предосудительным и дерзким, поскольку содержали попытку дублировать творения Аллаха). Многочисленные библиотеки хранили переводы наиболее известных произведений античных писателей и ученых, а в медресе (школах) обучали богословию, философии, правоведению, грамматике, математике (слово «алгебра» арабского происхождения и означает «воссоединение раздробленного», т. е. составление и решение уравнений), а также астрономии, естествознанию и медицине.
Интерьер церкви Св. Лазаря в Ларнаке.
Под главным алтарем расположен саркофаг св. Лазаря
Согласно имеющимся документам, Карл Великий и Харун-ар-Рашид вели переписку, которая преимущественно касалась положения христиан в мусульманских странах. По тем временам это положение было вполне сносным: за религиозные воззрения христиан не преследовали, хотя, правда, лишили некоторых льгот, прежде всего увеличили размер налогов. Тем не менее, многие христиане приняли ислам, и с тех пор обширные территории, где находились древнейшие патриархаты, оказались практически потерянными для христианства.
О проблемах культуры в переписке владык не говорилось; Карлу было не до того – всю жизнь он вел войны, в итоге которых возникла Священная Римская империя, по сути, та объединенная Европа, реализовать которую пытаются в наше время европейские страны. Завоевание огромных территорий не является главной заслугой Карла Великого – до своего распада империя просуществовала сравнительно недолго, менее столетия, – гораздо важнее завершившийся в эпоху Карла Великого, и в значительной степени благодаря ему, процесс перехода Западной Европы от поздней античности к средневековью. Начался этот процесс примерно за два столетия до Карла, и у его истоков стоял величайший из Римских пап послеапостольского времени св. Григорий I Великий. Благодаря авторитету в христианском мире Григорию I удалось начать освобождение Западной Церкви от диктата византийских императоров. Причиной осложнения международных отношений послужило письмо, отправленное в Рим Константинопольским патриархом Иоанном IV Постником, где он горделиво именовал себя патриархом Вселенским. В ответном письме Григорий I смиренно, хотя и не без некоторого лукавства, назвал себя «servus servorum Dei», т. е. «слугой слуг Божиих» (изящное определение, принадлежащее, кстати, блаж. Августину, заставляет вспомнить иную ситуацию, когда советские и партийные деятели рядились в тогу «слуг народа»).
Много внимания Григорий I уделял контактам с церковными иерархами и светскими правителями. При нем возникла широкая миссионерская деятельность. Так, например, благодаря успехам посланной им миссии во главе с Августином Кентерберийским к юрисдикции Римского папы была присоединена английская Церковь. Этим готовилась почва для дальнейшего объединения Европы. Спустя столетие дело Григория I продолжили св. Григорий II и занявший престол после его смерти св. Григорий III. Во время правления иконоборческих императоров в Византии Григорий II и Григорий III решительно выступили в защиту иконопочитания. На VII Вселенском Соборе в Никее в 787 г., восстановившем (на время) иконопочитание в империи, были зачитаны послания Григория II к рьяному иконоборцу, византийскому императору Льву III Исавру, при этом председательствующий на Соборе патриарх Тарасий сказал: «Блаженный Отец Григорий, подражая блаженному апостолу Петру, провозгласил нам истину из Рима». В 731 г. Лев III Исавр послал в Рим флотилию с целью уничтожить там иконопочитание, но буря потопила корабли, в чем христиане увидели знак Провидения.
Оба Григория активно поддерживали миссионерскую деятельность; именно в их время в Германии и соседних с нею странах успешно проповедовал «апостол Германии» св. Бонифаций, один из наиболее почитаемых католических святых, чью миссию благословил Григорий II; ей содействовал Григорий III, который возвел Бонифация в сан архиепископа и дал ему право основывать новые епископства и аббатства. Помощь св. Бонифацию оказывал Карл Мартелл и его сын Пипин Короткий, отец Карла Великого, с которого начинается новый, средневековый характер отношений Церкви и государства. Мартелла, а не Византию просил Григорий II защитить Рим от нашествия на Италию германского народа лангобардов; со второй половины VIII века Святой престол демонстративно игнорировал указы Восточной империи и, по сути, прекратил с нею контакты.
Избрание нового папы Льва III в 795 г. в утверждении византийским императором уже не нуждалось. Даже уведомление об этом важном для Церкви событии было послано только на Запад, «защитнику Церкви» Карлу Великому, вместе с ключами от гроба ап. Петра и городскими знаменами. Это означало передачу гражданской и военной власти над Римом в руки короля франков. В 799 г. после подавления с помощью франков восстания против папы и возвращения в Рим бежавшего к Карлу Льва III стал серьезно обсуждаться вопрос о перенесении на Запад императорской короны. Один из зачинателей Каролингского возрождения, соратник и друг Карла Великого, основатель и руководитель знаменитой Палатинской академии, философ Алкуин писал своему венценосному другу: «Доселе в мире существовали три власти: апостольская, представляемая викарием блаженного Петра; затем следует императорское достоинство, т. е. гражданская власть второго Рима, однако правитель этой империи недавно был безбожно низвергнут и притом не чужими, а своими ближними; наконец, следует королевская власть, в каковой промышлением Господа нашего Иисуса Христа вы поставлены главой христианского народа. Могуществом вы выше упомянутых властей, мудростью славней, достоинством царства превосходнее. В тебе одном почиет спасение христианской Церкви, ты мстишь злодеям, ты исправляешь заблудших, утешаешь печальных, поощряешь добрых».
Проект был ускорен приездом делегации из Иерусалима, захваченного мусульманами, с подарками и святынями от Гроба Господня. От имени патриарха христиане святого города просили помощи у могущественного государя Запада и защитника Церкви. В конце 800 г. Карл Великий предпринял поездку в Рим в сопровождении многочисленной свиты. В праздник Рождества Христова, 25 декабря 800 года, при огромном стечении народа в храме Св. Петра папа возложил на голову Карла корону; народ громко восклицал: «Многие лета и победы над врагами Карлу, благочестивейшему и Богом венчанному августу, великому и миролюбивому императору!» При этом, повторяя давний римский церемониал, папа пал ниц перед коронованным им императором.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.