Глава XIV Священномученик Поликарп Смирнский и мученики Галлии

Глава XIV

Священномученик Поликарп Смирнский и мученики Галлии

Через год после Иустина пострадал в Малой Азии другой святой муж, имя которого было славно во всем христианском мире, – Поликарп, епископ Смирнский.

Имя св. Поликарпа уже знакомо нашим читателям. У него останавливался св. мученик Игнатий на пути в Рим, о нем он упоминал в своих посланиях как о муже добродетельном и достойном великого уважения. Поликарп был еще молод, когда удостоился такой похвалы. Шестнадцать лет прошло с этих пор, и св. Поликарп, достигнув преклонных лет, был самым уважаемым епископом во всей Малой Азии. В ранней молодости он слушал апостолов и был одним из любимых учеников св. Иоанна Богослова. По назначению апостолов он принял священство от епископа Смирнского, св. Вукола. Во время его посвящения чудное явление указало народу, что он – избранник Божий. Предание говорит, что необыкновенный свет вдруг озарил его, что белая голубица летала над его головой, что многие из верных увидели его озаренным славой; другие же – в воинственном вооружении, как бы готовым на брань. Немало трудов и опасностей предстояло святому мужу в продолжение его долголетнего служения Богу. В гонениях при Домициане, при Траяне, Адриане, Антонине он являлся твердым и неустрашимым пастырем Церкви, готовым жертвовать жизнью за имя Христа. Но гонения миновали его, по милости Божией, он долго служил верующим живым образцом всех христианских добродетелей, и все с благоговением слушали наставления ученика апостольского. Поликарп бесстрашно проповедовал слово Божие, оспаривал еретиков, ревностно заботился о распространении Евангелия не только в области, вверенной его попечению, но и в отдаленных странах. Он послал несколько учеников проповедовать в Таллин, нынешней Франции. Уже в преклонных летах Поликарп ездил в Рим для совещания с Римским епископом Аникитой о времени празднования Пасхи. Церковь Смирнская и некоторые другие Малоазийские Церкви праздновали Пасху в четырнадцатый день первого месяца после весеннего равноденствия. Церковь же Римская – в первое воскресение после полнолуния того месяца. Каждая Церковь основывала обычай свой на апостольском предании. Совещание привело не к соглашению, а к решению спора в истинно христианском духе любви и мира. Так как вопрос касался не сущности догмата, а лишь местного обычая, то решили, что каждая Церковь сохранит свое обыкновение, и мир не был нарушен из-за этого.

В Риме Поликарп успешно опровергал лжеучения еретиков, особенно Маркиона, и ревностно старался оградить верующих от заблуждений. Вскоре после возвращения его в Смирну вспыхнуло страшное гонение.

Достоверные подробности об этом сохранились в послании, написанном в то время Смирнской Церковью к Церкви Филомелийской и приведенном Евсевием в своей «Истории». Гонение было жестоким. В Смирне жило много иудеев, которые еще больше, чем язычники, ненавидели христиан. Много христиан было замучено: кто был забит до смерти, кто после различных пыток отдан на съедение зверям. Один молодой мученик, по имени Герман, отданный на съедение зверям, своей молодостью вызвал жалость у губернатора, который стал увещевать его, чтобы он отрекся. Герман с улыбкой отвечал, что лучше умереть тысячу раз, нежели спасти жизнь отречением от Христа, и сам пошел навстречу льву. Другой христианин, по имени Квинт, не будучи призван на суд, сам выдал себя, но устрашился, когда увидел зверей, и отрекся от веры, доказав тем, что Богу не угодно, чтобы опрометчиво и безрассудно искали опасности. Язычники и иудеи каждый день требовали новых казней, и, наконец, в цирке стали требовать казни Поликарпа.

Святого епископа не было в городе. Он не страшился мученической смерти, напротив, считал счастьем умереть за имя Христа, но друзья убедили его удалиться на время, и Поликарп счел обязанностью своей не подвергаться добровольно опасности. Он удалился в загородный дом, где день и ночь молил Господа о мире Церкви. Однажды во время молитвы видение предвозвестило ему близкое мученичество. Он увидел, что изголовье его пылает огнем, и спокойно сказал бывшим при нем: «Я буду сожжен за имя Господа Иисуса». Действительно, вскоре воины были присланы за ним. Друзья Поликарпа убедили его скрыться в другую деревню, но воины прибыли и туда. Поликарп мог бы выйти из дома, но сказал: «Да будет воля Господня», – и сам пошел навстречу искавшим его. Их поразил величавый и спокойный вид святого старца. Поликарп велел дать им поесть, а сам встал на молитву. Пока воины обедали, Поликарп молил Бога, чтобы дал ему силу исполнить Его волю до конца и даровал мир Церкви, гонимой всей вселенной. После этого воины, уже желавшие спасти святого вопреки своему внутреннему убеждению, посадили Поликарпа на осла и повезли его в Смирну[94].

Дорогой к Поликарпу подъехали два смирнских сановника, которые, хотя и были язычниками, уважали епископа и желали его спасти. Они уговорили Поликарпа пересесть к ним и начали убеждать его спасти жизнь, стремясь, подтолкнуть к согласию на требования судей. «Что за беда, – говорили они, – присягнуть гением кесаря?» Поликарп отвечал решительно: «Не стану делать того, что вы мне советуете». Тогда они рассердились и столкнули его. Поликарп упал и повредил себе ногу, но однако бодро продолжал путь.

Город Смирна. Византия

Когда привели его на место общественных зрелищ, то Поликарп и некоторые бывшие тут христиане ясно услышали с неба слова: «Мужайся, Поликарп!» Язычники же и иудеи, бывшие в цирке, подняли страшный шум, восклицая радостно: «Взят Поликарп нечестивый!» Поликарп, приведенный к судье, твердо исповедал, что он христианин. Судья стал, по обычаю, требовать от него, чтобы он присягнул гением императора, чтобы он раскаялся и, наконец, чтобы он произнес хулу на Христа.

– Я восемьдесят шесть лет служу Христу, и Он не сделал мне никакого зла, – отвечал Поликарп. – Как же могу я хулить Царя и Спасителя моего?

Долго проконсул еще убеждал Поликарпа, но святой епископ остался тверд и непоколебим.

– Если не образумишься, брошу тебя зверям, – сказал проконсул.

– Как хочешь, – отвечал Поликарп, – я все-таки не променяю лучшее на худшее. Хорошо менять только зло на добро.

– Ты не страшишься зверей? – сказал проконсул. _– Я предам тебя огню, если не повинуешься.

– Ты грозишь мне огнем угасающим, но не знаешь о вечном огне, уготованном нечестивым. Впрочем, для чего медлить? Делай, что хочешь.

Поликарп говорил спокойно и с лицом, сияющим неземной радостью; в эту трудную минуту Господь силой и благодатью Своей укреплял верного служителя. Проконсул, потеряв надежду склонить его к отречению, велел провозгласить, что Поликарп исповедал себя христианином. Тогда яростные крики поднялись из толпы: «Он отец христиан! он учитель Азии! истребитель наших богов; он научил многих не приносить жертвы и не поклоняться богам!» И весь народ приступил к азиарху[95] Филиппу с требованием выпустить льва на Поликарпа, но азиарх возразил, что это будет противозаконно, потому что потешные игры уже кончились. Тогда люди завопили: «Сжечь Поликарпа живым!» Проконсул согласился.

Тотчас же народ стал собирать дрова и хворост по окрестным баням и лавкам, и в один миг костер был готов. Усерднее всех работали иудеи. Поликарп сам снял с себя верхнюю одежду. Его хотели приковать к костру железными цепями, но он попросил, чтобы этого не делали. «Этого не нужно, – сказал он. – Тот, Кто дал мне волю страдать за Него, даст и силу оставаться недвижимым на костре». Исполнили желание старца, связали только руки за спиной, и он сам взошел на костер. Взглянув на небо, он громогласно воскликнул: «Отец возлюбленного и благословенного Сына Твоего Иисуса Христа, через Которого Ты открылся нам, благодарю Тебя, что Ты причислил меня к мученикам Твоим и сподобил меня чаши страданий Христа Твоего, да с Ним буду и причастником жизни вечной. Прими меня ныне, как жертву благоугодную. За все восхваляю Тебя! благословляю Тебя, прославляю Тебя чрез Господа Иисуса Христа, первосвященника вечного! Чрез Него, Тебе с Ним в Духе Святом слава ныне и в грядущие века. Аминь».

Город Смирна. Современный вид

Едва он произнес эти слова, как зажгли костер. Пламя окружило святого старца, сходясь над ним наподобие свода, но не касаясь его тела, которое оставалось невредимо и изливало благоухание. Тогда начальники велели его пронзить длинным копьем; из раны истекло столько крови, что костер погас. Это очень удивило язычников. Иудеи, заметив, что христиане желают взять тело Поликарпа, попросили консула, чтобы он велел сжечь его. Они говорили, что христиане станут поклоняться ему, как Христу.

Город Смирна. Современный вид

Очевидцы страданий святого мученика в письме своем, в частности, сообщают: «Они (иудеи) не знают, что мы не можем отступить от Христа, пострадавшего за спасение всех, и поклониться кому-либо другому. Ему мы поклоняемся как Сыну Божию; а мучеников достойно любим как учеников и подражателей Господа; любим за их неизменную приверженность к своему Царю и Учителю. Да сподобимся и мы быть их общниками и соучениками! Сотник, видя настойчивость иудеев, положил тело на огонь. А мы потом собрали его кости, сокровище драгоценнее дорогих камней и чистого золота, – и положили их, где следовало. Туда, как только можно будет, мы станем собираться с веселием и радостью; и Господь соизволил нам праздновать день его мученического рождения, – как в память уже совершивших свой подвиг, так в научение и утверждение будущих подвижников. Сие посылаем вам через брата Марка; а когда прочтете, то доставьте сие послание прочим братьям, дабы и они прославили Бога, показавшего нам такого верного избранника и могущего и нас исполнить Своею благодатью, и ввести в Вечное Царство Сыном Своим Единородным Иисусом Христом, Ему же честь и царство и величество во веки. Аминь!»

Со II века вошло в обычай тщательно записывать допросы мучеников и образ их кончины. Эти повествования Церкви сообщали одна другой, и везде совершали память мученика. На том же месте, где лежали его останки, все верующие собирались в годовщину кончины или, как говорили древние христиане, в день его рождения для жизни вечной, и торжественно отмечали это в память о нем. При совершении богослужения читалось повествование о его кончине, и все со святой радостью благодарили Господа, давшего усопшему брату силу совершить свой земной подвиг. Богослужение оканчивалось общественной трапезой (агапой или вечерей) любви. От обычая совершать богослужение над гробницами мучеников возникло впоследствии обыкновение строить храмы[96] на местах, где они были погребены, а еще позднее – включать в антиминс частицы святых мощей. Это основывалось и на том, что в откровении св. Иоанн видел под алтарем души убиенных за веру.

Во всех обычаях христиане резко отличались от язычников и иудеев. Язычники сжигали тела умерших, иудеи считали осквернением прикосновение к трупу, христиане же благоговейно предавали земле тела усопших братий, с молитвой и пением псалмов и духовных песен. Так как похороны большей частью совершались по ночам, то верующие несли свечи или факелы; отсюда у нас традиция сопровождать усопшего, держа в руках свечи. Места, где хоронили умерших, христиане называли усыпальницами, выражая тем, что смерть только сон, за которым следует пробуждение – воскресение. В Риме хоронили умерших в катакомбах или подземных галереях. Надписи и живопись над гробницами выражали твердое упование на жизнь загробную и радостную надежду воскресения во Христе.

Ни твердость мучеников, ни добродетельная жизнь христиан не могли убедить Марка Аврелия в истине христианской веры и склонить его в пользу христиан, но одно чудесное событие сильно поразило его, и на короткое время он велел прекратить жестокие меры против христиан. В 174 году Марк Аврелий вел войну с маркоманами и квадами, германскими племенами. Окруженные со всех сторон неприятелями в Богемских горах, его войска томились жаром и жаждой, и положение их было уже безнадежным. Один легион (полк) состоял весь из христиан. Христиане пали на колени и молили Бога помочь им. Внезапно небо покрылось тучами, и обильный дождь освежил римских воинов, между тем как страшная буря с молнией и громом разразилась над неприятелем, который искал спасения в бегстве. Все единодушно признали это событие сверхъестественным. Некоторые из язычников, конечно, приписали чудо богам своим, но сам Марк Аврелий признал, что войска его обязаны своим спасением молитве христиан, и велел прекратить гонение.

Самая жизнь христиан могла бы убедить Марка Аврелия в превосходстве их учения над прочими учениями. В некоторых областях Италии и в самом Риме появилась заразная язва[97], до того сильная, что боялись прикоснуться к страдающим. Одни христиане с самоотвержением и мужеством посвящали себя служению ближним. Они ходили за больными и хоронили умерших, подавая помощь и язычникам, и единоверцам своим.

Но и это не произвело сильного действия на Марка Аврелия, ибо он вскоре возобновил гонения. Некоторые христиане подавали ему апологии в защиту христиан. Самые известные среди них были: Мелитон, епископ Сардийский, Аполлинарий Иера польский, который упоминает в своей апологии о громоносном легионе[98], и Афинагор, ученый философ, обратившийся из язычества к христианству. Но предубеждения императора мешали ему добросовестно вникнуть в этот вопрос. Язычники считали его одним из самых лучших и добрых римских государей, и он сам в своих сочинениях излагал правила нравственности и добродетели, основанные на изучении философии. Между тем не хотел видеть, что христиане во всех своих действиях являли гораздо более высокую и чистую нравственность, чем та, которую проповедовали философы. В его царствование пострадало огромное количество христиан, и гонение свирепствовало во всех областях обширной Римской империи.

Франция в древности называлась Галлией и тоже входила в состав Римской империи. Некоторые древние писатели[99] утверждают, что Крискентий, ученик апостола Павла, проповедовал там христианскую веру, другие – что апостол Лука посещал Галлию, но вообще знают очень мало об успехах евангельского учения в этой стране в I столетии и в начале II. Около половины второго века св. Поликарп Смирнский послал в Галлию проповедников. Среди них наиболее известны Пофин и ученик Поликарпа Ириней. С Божией помощью святые проповедники вскоре обратили многих язычников, и Пофин стал первым епископом в Лионе, одном из значительнейших городов Галлии. Во Вьенне, недалеко от Лиона, многие тоже приняли христианскую веру. Вначале язычники относились довольно равнодушно к новому учению. Но когда христианство стало быстро распространяться, то поняли, что оно скоро совсем вытеснит языческое идолопоклонство, и с яростью встали на защиту своих богов. Однако вера Христова к этому времени уже глубоко укоренилась в сердцах, и сотни христиан, укрепленные непоколебимым упованием на Бога, были готовы встретить гонение с твердостью.

Враги истинной веры стали распространять о христианах ужасную клевету, обвиняли их в преступлениях, в развратном поведении, рассказывали, что они едят человеческую плоть и тому подобное. Этими слухами удалось до такой степени возбудить негодование и ненависть народа, что христианам стали везде наносить всевозможные оскорбления: избегали их, не принимали в дома, запрещали входить в народные бани, в присутственные места, гнали даже с площадей, всеми средствами старались обидеть и оскорбить. Сбывались слова Спасителя: Приидут дни, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Ин. 16, 2). Христиане все переносили с терпением и кротостью, устремив все надежды и помыслы к будущей, лучшей жизни. Они без страха слушали крики и угрозы разъяренной толпы, терпеливо переносили оскорбления, ругательства, побои и все, что дух вражды внушал язычникам.

Возбудив таким образом ненависть народа против христиан, враги Христовы наконец формально обвинили их перед судом. В 177 году начались допросы, пытки и казни. Подробности об этом гонении содержатся в послании, написанном, как полагают, Иринеем от имени христиан Лиона и Вьенны и обращенном к Церквам Малоазийским. Из этого послания, сообщенного историком Евсевием[100], мы извлекаем наш рассказ. Гонение, как видно, было жестоким. «Нельзя словами пересказать, нельзя пером описать всех ужасов, которые слепая вражда внушала язычникам, ни всех страданий блаженных мучеников», – говорит повествователь.

После того как зачинщики гонения представили обвинение на некоторых христиан, их повели на площадь; судья при огромном стечении народа стал их допрашивать. Они все с твердостью исповедали свою веру, и их заключили в темницу до приезда главного начальника (или проконсула) области. Через несколько дней он прибыл и призвал их. При допросе он обращался с ними грубо и сурово. Один молодой христианин, по имени Веттий Епагат, не бывший в числе обвиненных, а стоявший между народом, не мог сдержать негодования. Он выступил вперед и попросил позволения сказать несколько слов в защиту обвиненных, обещаясь доказать, что они ни в чем не виновны. Епагата уважали во всем городе за честную и праведную жизнь. Услышав его слова, проконсул спросил: уж не христианин ли он сам, что защищает христиан? Он отвечал утвердительно, и проконсул приказал тотчас же присоединить его к числу обвиненных, назвав его ходатаем христиан. Пример Епагата одушевил и других верующих, находившихся в толпе народа, они объявили, что веруют в Иисуса Христа. К сожалению, из них оказалось человек десять, которые впоследствии, устрашась мучений, отреклись от веры. Всех заключили в темницу и в продолжение десяти дней присоединяли к ним еще других христиан, так что все городские темницы наполнились узниками. Между ними находились все те, которые благовествованием основали Церкви в Лионе и Вьенне.

Начались пытки. Судьи старались вынудить от христиан сознание в преступлениях, захватили некоторых рабов, служивших у христиан, и пытали их, допрашивая о преступлениях господ. Устрашась мучений, они дали ложные показания, которых добивались судьи, и язычники с торжеством и радостью стали везде повторять эту клевету. Ненависть язычников росла с каждым днем. Не было истязаний, которых бы они не применили, чтобы заставить христиан отречься от веры или сознаться в преступлениях, но ничто не могло победить твердости истинных служителей Христовых. Они не боялись ни пыток, ни смерти. Среди истязаний славили и благодарили Господа. Одного только они страшились пуще смерти: как бы кто из них не отрекся от Христа. Не доверяя собственным силам, они в темнице беспрестанно молились, да дарует им всем Господь помощь Свою и силу совершить до конца начатый подвиг.

В числе узников была молодая девушка, Бландина, рабыня одной из обвиненных христианок. Все боялись, что она не вынесет истязания, ибо была молода и слаба. Но Господь помог девице; среди самых страшных истязаний она только повторяла: «Я христианка, и никаких преступлений не совершается между нами». «Казалось, – замечает повествователь, – что исповедание имени Христова придавало ей всякий раз новую, сверхъестественную силу». Но такая удивительная твердость только больше воспламеняла ярость мучителей, и они придумывали новые пытки. Все христиане претерпели истязания, в особенности же Бландина, Матур, диакон по имени Санкт и Аттал, уроженец Малой Азии. Но пытки не вынудили у них ни отречения, ни сознания в преступлениях. Они только молились, славили Бога и повторяли: «Мы христиане!» Видя такую твердость, некоторые из тех, которые отреклись было от Христа, снова признали себя христианами и объявили мучителям, что скорее вынесут всевозможные истязания, чем отступят от Спасителя. Между ними была женщина по имени Вивла. Ее пытками вынуждали дать ложное показание на христиан, и она, отрекшаяся было от Христа, среди истязаний вновь исповедала Его и громко свидетельствовала о честной жизни христиан. Некоторые из осужденных скончались во время истязаний, другие предали душу Богу в сырой и смрадной темнице еще до казни.

Потребовали к допросу Лионского епископа Пофина. На руках внесли в судилище святого старца, которому было за 90 лет, он уже не мог ходить. Но он не устрашился ни яростных криков, ни угроз. На вопрос проконсула: «Кто Бог христиан?» Он спокойно отвечал: «Узнаешь, если будешь достоин». Тогда народ с яростью бросился на него, осыпая его ругательствами и побоями. Били его кулаками и палками, бросали в него камнями. Наконец его отнесли едва живого в темницу, где он через два дня предал Богу душу.

Бландину, Матура и Санкта вывели в цирк на съедение зверям, но вначале опять подвергли их пыткам. Бландину привязали крестообразно к столбу и выпустили на нее зверей, но звери не коснулись ее, и ее вновь отвели в темницу. Матура и Санкта закололи после борьбы. Народ с яростными криками требовал, чтобы предали зверям Аттала, который был человеком значительным по сану и состоянию. Но так как он был римским гражданином, то надо было ждать разрешения высшего начальства. Его только провели вокруг арены, неся перед ним доску с надписью: «Аттал – христианин». И это название, надежда и слава верующих, было осыпано ругательствами и насмешками. Затем его вновь отвели в темницу, где и прочие осужденные ждали распоряжений из Рима.

Все это дело длилось долго. Христиане в темницах молились Богу и примером и молитвой одушевляли тех, которые отреклись было от веры. Их заключили вместе с исповедниками, потому что они тоже считались виновными в преступлениях. Их положение было жалким. К оскорблениям от язычников присоединялись упреки совести за отступничество, но мученики поддерживали их любовью своей и при помощи Божией возвратили к жизни многих из этих отпавших членов Церкви, так что, раскаявшись в прежнем малодушии, они вновь исповедали имя Иисуса Христа.

Автор послания говорит с удивлением о кротости и смирении святых исповедников и об их снисходительности к падшим. «Они столь ревностно подражали Христу, – пишет он, – что хотя достигли великой славы, исповедав неоднократно Иисуса Христа, хотя носили на теле славные следы страданий за веру, но они не считали себя заслужившими названия мучеников, и негодовали, когда мы, в речи или письме, называли их мучениками. "Иисусу Христу, – говорили они, – принадлежит это название: Первенцу из мертвых и Начальнику жизни. Мученики – те, которые сподобились скончаться в исповедании и которых мученичество Христос запечатлел смертью, а мы только слабые и смиренные исповедники". И, обливая слезами наши руки, они просили нас молиться, да поможет им Бог довершить подвиг их. Но они на деле доказывали, что вполне достойны славного названия; доказывали это терпением, кротостью и непоколебимостью духа… Они смирили себя под крепкую руку Всевышнего; и эта рука возвеличила их над всяким земным величием… Любовь была в их сердцах вместе со смиренномудрием. Любовь побуждала их защищать угнетенных, внушала им снисходительность к согрешившим. Они всех защищали и никого не обвиняли, всех разрешали и никого не вязали; они прощали врагам, молились за мучивших их, говоря, как первомученик Стефан: Господи, не поставь им сего во грех… Они не превозносились над падшими; подавая им руку помощи, подымали их; восполняли их скудность своим изобилием, любили их, как любит детей своих нежная и жалостливая мать, и молились о них Отцу Небесному, чтобы Он вновь оживил их. Всегда любя мир и предлагая мир, в мире и отошли они к Отцу, не произвели ни скорби в сердце матери Церкви, ни нестроения и вражды между братьями; но оставили радость, мир, единодушие и любовь».

Через некоторое время был получен ответ из Рима. Марк Аврелий повелел казнить всех тех, которые не отрекутся от христианской веры, а кто отречется, тех отпустить. Для казни было назначено время какого-то празднества в честь императора Августа; множество народа со всех окрестностей прибыло в Лион. Проконсул призвал всех узников, допросил их и, получив от всех один ответ, исповедание веры во Христа, произнес им смертный приговор. Он надеялся, что те, которые вначале отреклись от Христа, теперь повторят свое отречение, но почти все объявили, что они христиане и готовы умереть за веру свою. Один врач, по имени Александр, присутствовавший при допросе, исповедал себя христианином и был причислен к мученикам.

На следующий день начались истязания христиан. Проконсул в угождение народу превзошел повеление царя: перед смертью он мучил христиан и заставлял их присутствовать при казни братий. Так, Бландина и пятнадцатилетний Понтик присутствовали несколько дней подряд при истязаниях прочих христиан. Аттала, вытерпевшего страшные мучения, в конце концов положили на железную скамью, раскаленную в огне. Когда от его горевшего тела начал подниматься смрад, он сказал народу: «Вот о вас можно поистине сказать, что вы питаетесь человеческими телами; а мы, христиане, не знаем сих кровавых трапез». После всех вывели на казнь Бландину и юного Понтика. По требованию народа их вначале истязали, требуя, чтобы они присягнули идолам. Бландина не переставала увещевать Понтика, забывая собственные страдания, она страшилась только за него, но пятнадцатилетний мальчик все перенес с твердостью и, молясь, предал душу Богу. Бландину мучили еще долго, бросили зверям, которые волочили ее по окровавленной арене, наконец, закололи ножом. Сами язычники удивлялись ее необыкновенной твердости духа и не понимали, откуда такая сила терпения в юной и слабой девице.

Сама смерть христиан не утолила ярости мучителей. Они издевались над телами убиенных, некоторые бросали собакам, другие, собрав в груду, стерегли и днем и ночью, чтобы братья не могли предать их земле. Язычники, смеясь над христианами, говорили: «Где теперь Бог их, и к чему послужила им их вера, ради которой они пожертвовали жизнью?» Через шесть дней сожгли все останки убиенных и бросили пепел в реку Рону, думая этим отнять у христиан надежду на воскресение убиенных мучеников. «Ибо, – говорили они, – надеясь на будущую жизнь, христиане проповедуют странную веру, презирают самые жестокие мучения и умирают с радостью. А теперь увидим, восстанут ли они опять, и силен ли Бог их избавить их из рук наших».

Не понимали язычники, что ни мучения, ни смерть не могли отлучить христиан от любви Христовой и что христиане, умирая, оставались победителями и получали венец жизни, обещанный Богом тем, которые пребудут в вере до конца. Сорок восемь мучеников положили жизнь за веру во время этого гонения. Когда оно утихло, лионские христиане избрали себе в епископы Иринея.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.