Самый трудный вопрос и ответ на него
Самый трудный вопрос и ответ на него
О последнем — замечательном — абзаце следует немного порассуждать. «Глава церковной иерархии — патр. Никон — хотел стать выше царя». Нечто подобное можно сказать и о митр. Исидоре, и о митр. Филиппе II — они не покорились московским самодержцам, сопротивлялись им; самодержцы, несомненно, думали о них (вероятно, и говорили): он хочет стать выше меня. Именно и буквально так думал и говорил о патр. Никоне царь Алексей Михайлович. Как, почему эти святители на это решились? Потому, что они были митрополитами (предстоятелями) всея Руси и чувствовали за своей спиной всю Русь. Не часть, и не половину, а всю Русь. Предстоятели всея Руси иногда могли и иногда решались и осмеливались конкурировать с самодержцами всея Руси.
После Никона патриархи московские сохранили свой титул, но далеко не сохранили его содержание. Они на деле были уже не предстоятелями всея Руси, а только ее «православной» части; у их власти и влияния появился «противовес» — многочисленное (не на бумаге, но фактически) упорное старообрядчество. То же можно сказать и о «Всероссийском» Синоде; он был таковым только по названию, на бумаге. Императоры же были Всероссийскими и на бумаге, и на деле; они были императорами православных, старообрядцев, лютеран, мусульман, и т. д., и т. д. Их реальную власть над их неправославными подданными никто не мог и не думал отменять или умалять.
Ранее я задал имп. Екатерине вопрос: «если «Никоновы» реформы так плохи, как ты утверждаешь, так почему же ты их не отменишь?» Там же я и ответил за нее; думаю, что этот ответ удовлетворил не всех читателей. Она — хитрый человек и тонкий политик — понимала, вероятно, что: 1) цель реформы — сближение грекоязычных Церквей и русской Церкви — достигнута настолько, насколько она может быть достигнута, и дальнейших успехов в деле этого сближения ожидать не следует; 2) дело создания всеправославной монархии на обрывках монархии турецкой движется, в общем, медленно, но верно (а как раз при имп. Екатерине даже и не медленно); 3) это движение не остановится и не прервется, если в России будет восстановлен старый обряд, так как в такой остановке не заинтересованы ни русские, ни «греки»; 4) цена, заплаченная Россией за новый обряд (эта цена — раскол) — несообразно велика. Так почему же не отменила? И ее предки и потомки — тоже? Потому что она и они чувствовали, и, отчасти, вероятно, понимали, что властвовать без конкурента (патриарха единой Церкви) — проще и спокойнее. И это было важнее, чем религиозное единство русского народа, которое после отмены реформ восстановилось бы в несколько лет и, вероятно, на очень долго. Вот главная причина того, что ни один из русских императоров не попытался вернуть всю Россию к старому обряду.
Хотя несомненно, что некоторых из них заботила трещина, расколовшая и разделившая русский народ; это видно даже из того, что единоверие было «сконструировано» при имп. Екатерине II и имп. Павле I и впоследствии всегда поддерживалось государством несмотря на молчаливое неодобрение Синода. Единоверие имело, конечно, целью зарастить и загладить эту трещину (если бы оно удалось), или расколоть и ослабить старообрядчество (если бы не удалось). Реализовалось (отчасти)второе.