Исторические параллели

Исторические параллели

Не только в России и не только в середине XVII в. государственная власть (которая во всех средневековых государствах не была, хоть ее и называют так, «светской») при поддержке власти церковной репрессировала «еретиков и раскольников». В христианской Европе это — самое обычное дело. В первую очередь вспоминаются преследования кальвинистов во Франции и в Нидерландах. Эти и подобные преследования протестантов католическими властями существенно отличаются от русских тем, что: 1) имели место на 100 лет раньше; 2) старая, традиционная Церковь — католическая — пыталась уничтожить новую, недавно возникшую — лютеранскую или кальвинистскую.

Гораздо более схожи с русскими современные им события в Ирландии, где английские власти (как короли, официально и фактически возглавлявшие англиканскую церковь, так и пуританские власти) — завоеватели и властители этой издревле католической и упорно верной католицизму страны — , поддержанные покорным им английским (как англиканским, так и пуританским) духовенством, угнетали ирландцев с такой же жестокостью, как русские цари — старообрядцев. Поразительное (до мелочей) сходство между событиями в Ирландии и в России объясняется тем, что: 1) они имели место одновременно, следовательно русские и английские монархи имели сходную (со всеми оговорками) психологию — психологию человека и христианского монарха своего времени, 2) было сходно их отношение к Церкви: русский (фактически) и английский (фактически и официально) монархи были главами своих Церквей, 3) было сходно отношение духовенства русской и английской государственных Церквей как к своим монархам, так и к «еретикам» — старообрядцам и католикам соответственно, 4) было очень сходно отношение к вере и Церкви ирландцев и старообрядцев.

«Частью программы Кромвеля <после 1650 г.> было искоренение папистов. Все церкви католиков были отобраны в казну и переданы протестантам. Места для католического культа не осталось. Но не должно было оставаться и служителей католической церкви. С этой целью было издано распоряжение, запрещавшее пребывание в Ирландии католическим духовным лицам. Оказавшийся после издания этого распоряжения в Ирландии католический священник или епископ подвергался смертной казни через повешение, обезглавление или четвертование. Укрыватель священника подвергался конфискации имущества, а в известных случаях и смертной казни. Напротив, открыватели духовных лиц получали вознаграждение за донос в размере не менее 10 ф. ст. За влиятельных духовных лиц или же лиц высшаго ранга платилось и дороже, смотря по важности открытаго духовнаго католика. <…> За каждаго убитаго волка казна платит 5 ф. ст., за волчицу 10 ф. ст., за пойманнаго папистскаго священника тоже 10 ф. ст. и за тори 20 ф. ст. <…> На первом плане стоит гнет религиозный. Вся Ирландия подчиняется протестантской церкви. Эта церковь незначительнаго меньшинства населения навязывается большинству, и последнее обязано содержать ее из своих доходов. Налог в пользу протестантской церкви введен был в виде десятины со всякаго дохода от земли и от скота. Ничтожные съемщики земель должны были платить его без всякаго исключения. <… Протестантским> священникам было хлопотно самим взыскивать десятину, поэтому они обыкновенно отдавали ее на откуп. Откупщик выплачивал вперед священнику условленную сумму и затем свободно распоряжался сбором десятины. Само собою разумеется, что он не проявлял к несчастному плательщику большей жалости, чем бесерменские купцы во время татарскаго ига. Притеснения этих откупщиков стали причиной той глубокой ненависти, которая развилась в ирландцах против англиканскаго духовенства и церкви.

Католическое богослужение было запрещено, и асе церкви были отобраны от католиков и им запрещено было строить новыя. Католическим священникам и монахам было запрещено пребывание в Ирландии под страхом строгих наказаний и даже ссылки и смерти. <…> Католик не имел права завещать своего имущества, и его дети обязательно должны были разделить поровну доставшееся им наследство. Этим законом, противоположным английскому майорату, имелось в виду предупредить образование более или менее значительных поместий в руках католиков. Католик не имел права покупать землю или приобретать ее иным путем. Католик не имел права арендовать участок более или менее значительный или даже просто выгодный. <…> Католик не имел права владеть лошадьми дороже пяти фунтов ст. Если он нарушал это запрещение, то каждый протестант имел право отнять у него его лошадь, заплатив ему за нее только пять фунтов, сколько бы она ни стоила. И такие случаи действительно бывали. <…> Католик не имел права быть опекуном сирот. Если же сын его переходил в протестантство, то не только остальные дети лишались своего наследства, и все имущество переходило к ренегату, но для того, чтобы отец не мог его так или иначе растратить, то еще прн жизни его опека переходила к его сыну-отщепенцу или вообще к протестанту. Трудно себе представить более отвратительный социальный строй, как тот, в котором ради целей национально-религиозных родителей подчиняли опеке детей-отступников. В Ирландии это было и держалось довольно долго. Католик не имел права давать своим детям образование в католической школе; он не мог даже учить их дома при посредстве католика учителя. Все католические школы и католические учителя преследовались так же, как и католические священники. Иные ирландцы стали отсылать своих детей во Францию, чтобы они там могли получить образование, согласное с их религиозными верованиями. Это тоже преследовалось. Шериф должен был следить за тем, чтобы не было ни католических училищ, ни католическаго преподавателя на-дому. Он же следил за тем, чтобы дети не отсылались за границу. От времени до времени он посещал дома и осведомлялся, все ли дети дома, и если какого-нибудь из них не оказывалось, то считалось, что он отослан за границу, если не будет доказано противное, и в таком случае родители подвергались штрафу или иному наказанию. Для того, чтобы разыскивать священников и учителей легче было, как мы знаем, с самаго начала назначены награды тем, кто обнаружит священника. Платилось за священника 5-10 ф. ст., и даже 50 ф. ст. за отысканнаго епископа. Развился целый класс людей, которые из охоты за папистскими священниками сделали себе промысел и этим жили. <…> Но чем энергичнее происходило преследование духовенства, тем настойчивее духовный дети скрывали своих пастырей. Богослужение обыкновенно происходило где-нибудь в лесной глуши, под тенью вековых дерев. Строились тайные молитвенные дома, в которых старались закрыть священника от глаз сыщика. Между престолом и молящимися устраивалась занавеска, так что священника не было видно, и только слышны были слова богослужения. Когда посвящали во священники, то старались, чтобы не видно было, кто именно его рукополагает. Для этого многие протягивали руки к голове посвящаемаго. Благодаря всем подобным стараниям, несмотря на старания сыщиков, невзирая на соблазн наград, обещанных правительством, духовенство оставалось в стране, и богослужение совершалось, хотя, конечно, с риском и с трудностями.

<…Подобно имп. Николаю I в России, пытавшемуся погубить свою, русскую (но старообрядческую) промышленность и торговлю, английские власти угнетали и, фактически, уничтожили промышленность подвластной им (но католической) Ирландии:> В 1663 году <…> ирландцам запрещено было ввозить на своих кораблях товары в Англию и в ея колонии. Это запрещение погубило ирландское судоходство. Ея <т. е. Ирландии> верфи мало-помалу закрываются и коммерческий флот постепенно исчезает <;…В том же году> издается распоряжение, стесняющее привоз из Ирландии кормленнаго скота, ибо оно ограничивало привоз его только первым полугодием каждаго года. Но уже через два года было издано новое распоряжение, которое запретило ввоз из Ирландии в Англию всякаго скота, живаго или мертваго. Этим нанесен был сильный удар разведению круп-наго скота; но разведение овцеводства продолжалось. <…> В 1699 году дублинский парламент издал закон, по которому вывоз <из Ирландии> сукна и других шерстяных тканей обложен был 20 % вывозной пошлиной. Пошлина такой высоты была равна запрету; но английский парламент дополнил ее еще запрещением, чтобы эти предметы никуда не были вывозимы за исключением Англии. Этими распоряжениями шерстяная промышленность Ирландии была убита, а овцеводство потеряло значительную часть своей выгоды. В округах, где процветала шерстяная промышленность, к 1722 году не осталось ни одного станка.» [109, с. 76–77, 87–95].

Остается только добавить, что католиков-ирландцев притесняли и вытесняли в эмиграцию завоеватели-англичане, чуждые им по крови, языку и религии искреннейшие фанатики протестантизма (при всей искренности своего фанатизма не забывавшие и ограбить «еретиков»), а старообрядцев — свои же русские цари, даже не вполне доверявшие грекам и их наставлениям. Под религиозным фанатизмом английских королей скрывался второй (вполне материальный) слой мотивации — ограбление и ослабление Ирландии, в результате вполне достигнутое; точно также под преследованиями старообрядцев скрывался, как показано выше, вполне материальный план — разрушение Турецкой и создание всеправославной империи, в результате достигнутое лишь в небольшой степени и не на долго. Основное различие между этими двумя религиозно-политическими конфликтами — это отношение русских старообрядцев и ирландских католиков к своим монархам. Старообрядцы, как показано выше, всегда сохраняли преданность царю и монархии, ирландцы же многократно восставали против власти английских королей и парламентов, и эти восстания английские войска буквально топили в крови.

Здесь следует, я думаю, сравнить старообрядчество с религиозным движением, самым близким ему по вероучению и психологии (а не по историческим обстоятельствам). Я имею в виду сопротивление иконо-почитателей реформаторским эдиктам императоров-иконоборцев в Константинопольском патриархате в VIII–IX вв. В XVII в., как и в VIII:

а) существовали две молитвенные практики;

б) русские цари и византийские императоры, имея мiрские (меркантильные, политические и военные) цели и расчеты, при помощи целенаправленно селектированного ими епископата запретили одну (более древнюю и предпочитаемую большинством народа) и предписали другую (более молодую и предпочитаемую меньшинством);

в) подавляющее большинство народа и непокорная часть духовенства и монашества воспротивились;

г) цари ответили на протест пытками, казнями и приказами уничтожить старые святыни: в VIII в. — иконы и, отчасти, монастыри, в XVII — книги и, отчасти, иконы (с перстосложением);

д) общества и иерархии раскололись;

е) значительная часть репрессируемых погибла или эмигрировала. Отмечу и существенную разницу между этими двумя конфликтами.

До 726 г. обе практики — поклонения и непоклонения иконам — фактически присутствовали в Церкви, почти не вызывая споров и ни разу не вызвав чего-либо похожего на раскол; в этом вопросе господствовала свобода. Избрав одну из этих практик, императоры-иконоборцы поддержали не запрещенную еще тогда Церковью точку зрения меньшинства населения и епископата. Они отменяли и запрещали не зафиксированную в догматических постановлениях вселенских соборов веру, а всего лишь повсеместно распространенный обряд, обычай — поклонение иконам, которое до эпохи иконоборчества не было утверждено или хотя-бы формулировано соборно, хотя и существовало фактически в Церкви, как обычай большинства христиан, с Ее древнейшей эпохи — с катакомб-ных веков. В 1652 г. царь и патриарх потребовали от русских принять троеперстие, прямо и недвусмысленно запрещенное (как и всякое недвуперстие) многими древне-церковными авторитетами и стоглавым собором русской Церкви.

Результаты же этих двух движений оказались противоположными: в IX в. константинопольские иконопочитатели победили потому, что их твердо и без колебаний поддержали христиане и иерархи Запада и Востока, в том числе высший тогда в Церкви авторитет — римский епископ; в XVII в. старообрядцы потерпели поражение потому, что их не поддержал никто.