Великий Канон: история и иконографические параллели

Великий Канон: история и иконографические параллели

Протоиерей Николай Погребняк

Андрей досточтимый, отец преблаженный,

пастырь Критский, не переставай молиться за воспевающих тебя...

Богослужебные тексты Великого поста – неиссякаемая сокровищница воздержания и плодов. Ведя своих чад поприщем Святой Четыредесятницы, обращаясь к духовному опыту прежде покаявшихся, Церковь даёт им разум спасения, во оставление грехов. Но среди множества прекрасных великопостных песнопений, несомненно, самое любимое и известное – читаемый на 1?й и 5?й седмицах Великого поста Великий канон, творение преподобного Андрея Критского. Все исследователи, в разное время занимавшиеся изучением творчества святого Андрея, единодушны во мнении, что Великий канон «представляет драгоценность литургического богословия Православной Церкви» [3].

Состоящий из 250 тропарей, Великий канон «велик не только по числу стихов, но и по внутреннему достоинству, по высоте мыслей, по глубине чувств и силе выражений» [25]. Духовно созерцая чреду событий и лиц Ветхого и Нового Заветов, преподобный Андрей побуждает нас к строгому трезвению, научает высоким духовным истинам, призывает, имея глубокую скорбь о своих грехах, не терять упования на Бога, всегда готового принимать кающихся грешников.

Преподобный Андрей обогатил Церковь многими творениями: «Блаженный Андрей, сияющий светом Святой Троицы, ты воспел священные песни благозвучно, явился миру светилом светлейшим солнца… Ты верное правило богословия, ясно открывающее славу всеславной Троицы… Матерь Господа воспел ты медоточивыми словами, святых апостолов и сословие блаженных мучеников» (из службы святому Андрею, 4 июля).

Биографические сведения о святом Андрее Критском довольно скудны [27]. Современные агиографы считают, что он родился около 660 г. в Дамаске, а скончался 4 июля 740 г. в Эресосе, на острове Лесбос. Основным (и наиболее ранним из сохранившихся) источником о жизни святого Андрея является житие, написанное не позднее 843 г. патрикием[748] и квестором[749] Никитой; переработанный текст этого жития включил в свои Великие Минеи Четьи святитель Макарий. Это житие содержит биографические сведения, но ничего не говорит о гимнографическом творчестве составителя Великого канона. Второе по значимости житие было написано монахом Макарием Макрисом в 1422 г. и переведено на новогреческий язык святым Никодимом Святогорцем (в составе «Нового сборника», Neon Eklogion), – здесь святой Андрей именуется ритором, гимнографам и мелургом, автором многих канонов и тропарей.

Святитель Андрей, архиепископ Критский (греч. AndreaV o KrhthV, IerosolumithV), как говорит составленное Никитой патрикием житие, родился в семье благочестивых родителей Георгия и Григории. До семи лет ребёнок не говорил, и первые слова произнёс в семилетнем возрасте после причащения Святых Христовых Таин. Начальное образование получил в Дамаске, где изучил основы грамматики, риторики и философии. Уже в пятнадцатилетнем возрасте святой Андрей поступил в Святогробское братство при храме Воскресения Христова в Иерусалиме; там он был пострижен в монашество, посвящён в чтеца, а затем назначен нотарием и экономом; этим объясняется второе распространённое именование преподобного Андрея – Иерусалимлянин. В 685 г. он вместе с двумя другими иерусалимскими монахами повёз в Константинополь принятые Иерусалимской Церковью акты VI Вселенского Собора и был оставлен в столице при храме святой Софии. Здесь он был посвящён в диакона и прослужил в этом сане свыше 20 лет; в его ведении находились сиротский приют и богадельня. При Константинопольском патриархе Кире (706–712) Андрей был хиротонисан в епископа и получил назначение на кафедру в г. Гортина на острове Крит с титулом архиепископа Критского [21].

В 712 г. император Филиппик Вардан издал указ, который, под предлогом установления мира в империи, фактически возобновлял осуждённую VI Собором ересь монофелитства. Как свидетельствует святой Феофан Исповедник, епископы Критский Андрей и Кизический Герман (будущий святитель, Патриарх Константинопольский), были в числе отвергших деяния VI Вселенского Собора под давлением императора Филиппика. Но это, видимо, было актом недостойной уступчивости (или «икономии»), но не отступничества [27]. В 713 г. Филиппика свергли; Православие было восстановлено, списки актов VI Вселенского Собора вновь были разосланы, приняты и подписаны всеми бывшими участниками лжесобора 712 г. Считается, что раскаяние преподобного Андрея в том, что он подписал еретическое определение, было одной из причин составления Великого канона. На Крите архиепископ Андрей строил церкви, в том числе по образцу знаменитой Влахернской в Константинополе, устраивал приюты и богадельни. Предание свидетельствует, что по молитвам святителя совершались многочисленные чудеса. Несколько раз святой Андрей совершал поездки в Константинополь; в 740 г. по пути на Крит он заболел и умер на острове Лесбос, где его мощи были положены в храме мученицы Анастасии (ныне эта церковь носит имя святителя). Святого Андрея знали на Руси; русские паломники – анонимный автор «Хождения в Царьград» (конец XIV – начало XV в.) и Стефан Новгородец (путешествовавший в 1348–1349 г.) в своих записках рассказывают об исцелениях от нетленных мощей Андрея, находившихся в Константинопольском монастыре его имени.

Творения святого Андрея – это около шестидесяти проповедей на церковные праздники, вошедшие в греческие менологии, синаксари и различные сборники поучений. В числе его бесспорных творений – слова на Рождество Христово, Обрезание, Преображение, Благовещение, Рождество Пресвятой Богородицы, Введение в храм, Зачатие Пресвятой Богородицы, Успение, Воздвижение Честного Креста, Усекновение главы святого Иоанна Предтечи, на дни памяти апостолов и евангелистов Луки и Иоанна Богослова, праведных Иоакима и Анны, святых бессребреников Космы и Дамиана, святителя Николая, преподобного Патапия, 10 мучеников, великомученика Георгия Победоносца, а также из цикла Триоди Постной и Цветной: на Неделю мытаря и фарисея, мясопустную, сырную, ваий, на Святую Четыредесятницу, о поклонении святым иконам, в Субботу Акафиста, на Четверодневного Лазаря, на Страдания Господа, в неделю о расслабленном, о Святом Духе. Современный Типикон указывает чтения слов святителя Андрея на Рождество Богородицы, на Успение Богородицы и на неделю ваий. Преподобный Андрей известен также как автор многочисленных ирмосов, самогласных тропарей и стихир, находящихся в греческих рукописных и печатных ирмологиях, минеях, триодях, стихирех и феотокариях (сборниках Богородичных стихир [21]). По-видимому, святой Андрей был первым составителем канонов; большинство из его канонов очень рано вышли из употребления [27]. Каноны эти в первоначальном виде были рядом тропарей, без ирмосов, или точнее – рядом стихир. Ирмосы позднее были составлены преподобным Иоанном Дамаскином, которому и принадлежал труд соединения тропарей в стройное целое [25]. Кроме знаменитого Великого канона преподобному Андрею принадлежали каноны на главные праздники, некоторые из которых входят в состав современных богослужебных книг; это каноны на Рождество Христово, Богоявление, Сретение, Благовещение, Неделю ваий, Пасху, Преображение и др., каноны, трипеснцы и самогласные стихиры на многие дни Постной Триоди. Известно около 70 канонов, приписываемых святому Андрею Критскому. Характерные черты канонов преподобного Андрея – отсутствие акростиха, наличие 2?й песни, число тропарей песни обычно превышает 4, песни его канонов могут иметь по 2 ирмоса. В Великом каноне это очевидно.

Преосвященный Филарет [25] отмечает, что во время жизни преподобного Андрея Критского самого понятия «канон» ещё не было; его творение, которое мы знаем как Великий канон, называлось стихирой или «стихами святоградца» (напомним, что за преподобным Андреем сохранилось имя Иерусалимлянина), а также «последование песней святоградца» (agiopoltitkon Vichron, akolouyia jaltwohmatwn agiopolitkwn).

Великая стихира преподобного Андрея в канон была сформирована позднее, причём были добавлены тропари преподобной Марии Египетской, поскольку и самое чтение Великого канона положено на день её памяти, на утрени в четверг пятой седмицы Великого поста [8]. Это преобразование великой стихиры святоградца в форму канона принадлежит трудам преподобного Иоанна Дамаскина [25] или преподобного Феодора Студита [9]. В качестве ирмосов песен Великого канона преподобный Андрей использовал, по-видимому, непосредственно библейские песни [8].

Когда был написан Великий канон? Выше уже указывалось, что одной из причин написания Великого канона могло быть личное раскаяние преподобного Андрея в связи с участием в лжесоборе 712 г., т. е. время его написания – не ранее 713 г. Исследователь Постной Триоди профессор И.А. Карабинов называл Великий канон «покаянной автобиографией преподобного Андрея Критского» и относил время его создания к последним годам жизни Критского пастыря; это был покаянный труд перед смертью. В отдельных тропарях канона действительно имеются указания на написание этого произведения святым Андреем в старости. По мнению Карабинова, Великий канон не имел связи со Святой Четыредесятницей, и лишь позднее был принят Церковью для чтения в дни Великого поста. Другие исследователи видят в нём несомненную связь со временем Великого поста: «Быв усвоен особенно времени покаяния, этот канон совершенно соответствует сему времени своим содержанием, своим духом и направлением, по которому он справедливо называется иначе каноном покаянным или умилительным» [15]. Об этом же свидетельствует и сама Церковь словами синаксаря Триоди на утрени четверга пятой седмицы, где указывается, что канон имеет «умиление несчётно», что он «поущает всякую душу – еликим убо благим повести ревновати и подражати по силе, еликих же злых отбегати, и присно Богу востекати покаянием, слезами и исповеданием и иным яве благоугождением; обаче (сей канон) толико есть широкий и сладкогласный, яко и саму жесточайшую душу доволен умягчити и к бодрости благой воздвигнути, аще точию с сокрушённым сердцем и вниманием подобным поётся». Следует признать, что если Великий канон святого Андрея Критского и является его «покаянной автобиографией», то «его преподобный автор несомненно думал и о душах человеческих, как пастырь и епископ, располагая верующих во Христа к спасительному и животворному покаянию в дни Великой Четыредесятницы» [8].

Хотя толкования Великого канона известны достаточно давно, фундаментальная работа об этом замечательном произведении византийской духовной поэзии появилась лишь недавно [20]. Из упоминающихся в литературе толкований на Великий канон преподобного Андрея отметим составленный в начале XIII в. комментарий Акакия Савваита, рукопись (рубежа XIV–XV в., ГИМ) Великого канона с пространным толкованием неизвестного автора. Хотя канон не надписан там именем Андрея, но в толковании говорится, что именно святой Андрей творец его; толкование 103 стиха начинается так: «Эта лествица, говорит творец тропарей, благоговейный Андрей, изображает нам действенное восхождение». В толковании другого тропаря Андрей Критский назван писателем сего канона и там же замечено, что «святой отец наш Андрей, по месту рождения называемый иерусалимлянином и, по священноначальству на острове Крите, критянином» [25].

На Руси преподобный Андрей Критский, Иерусалимлянин, был известен и почитался уже в самые ранние годы: первое упоминание о нём содержится в месяцеслове Мстиславова Евангелия (конец XI – начало XII в.). В Минее XII в. содержится служба преподобному Андрею. В нестишный Пролог, переведённый в первой половине XII в., включены под 4 июля память святого Андрея без жития, а под 4 июня – краткое житие святого (древнейший список XIII в.). В 1?й половине XIV в. краткое житие святого Андрея Критского вновь было переведено (по-видимому, сербскими монахами на Афоне) в составе Стишного Пролога. Кроме основного праздника 4 июля в ряде календарей память святого Андрея указывается под другими датами (по более древней византийской традиции): 29 апреля (в Апостоле конца XIII в.; Хлудовское собрание, ГИМ) и 4 июня (Румянцевский Обиход; первая половина XIV в., РГБ). Гимнографические произведения и Слова преподобного Андрея Критского в русской письменности XI–XVII вв. были распространены очень широко. Имя Андрея Критского упоминается в «Повести о взятии Царьграда турками в 1453 году» (сочинении второй половины XV в., приписываемом Нестору Искандеру), вошедшей в состав Воскресенской летописи. Здесь при описании достопримечательностей Константинополя, связанных со строительной деятельностью Юстиниана и Феодосия II, делается ссылка на авторитет преподобного: «И тако наполниша град преславными и дивными вещами, имиже и блаженный Андрей Критцкий удивися, рече: Воистину град сей выше слова и разума» [ПСРЛ, т. 8]. Святого Андрея особо почитали в княжеской среде: видимо, он являлся небесным покровителем святого благоверного князя Андрея Боголюбского, а также Андрея, сына св. Александра Невского [20], [21].

Но с конца XVI в. и на протяжении XVII, XVIII и XIX вв. в России распространяется «Повесть об Андрее Критском», в которой преподобный представлен не как подвижник, а напротив, – как великий грешник. Автора этого апокрифического повествования не смутило то, что речь идёт о святом муже. Конечно, житие преподобного Андрея не имеет ничего общего с «Повестью», которая переносит действие в полусказочный и вневременной «град Крит» [12]. Единственным связующим звеном обеих «биографий» Критского архиепископа оказывается Великий канон: в «Повести» говорится, что Андрей пишет его во время покаяния в погребе. «Повести», однако, пользовалась популярностью – сохранилось более пятидесяти её списков. Примечательно, что переписчики отдавали себе отчёт в псевдоисторичности «Повести»; в одном из списков сделана приписка: «Зри! В печатном Пролозе сей святой родился от благородных родителей града Дамаска», т.е. читателю была известна вполне уважительная память об Андрее Критском – подвижнике [2].

Поэтому приведём отрывок одной из рукописей, содержащей традиционный текст Жития (Софийское собрание, РНБ, N№1323): «Умер, обрете трудом венец велий Критский пастырь, ему же труды Велико правило, восхищён на небеса, взведён бысть Андрей в 4?й (день июля). Сей родися от благолюбивых родителей града Дамасского. Изучив меньшая письмена, ко грамотикийскому художеству вдав себя, четыренадесятым летом возрастом сый и вменён быв в священнический причет Феодором патриархом Святого града. И нотарием назнаменован, и бяше всем яко всячески. Святому же и Вселенскому VI собору бывшу в Константине граде, послан бысть сей Патриархом на собор и добрыя ради добродетели и разума, поставлен бысть диакон Великия церкви, и помале сирым питатель, таже архиепископ Критский, в некоем острове бысть, нарицаемом Ерис, близ Метилена, и тамо житие оставль, премногая писания Церкви оставль, и того самого Великого канона на пение и пользу многих и боголюбезных душ» [2].

Иконография преподобного Андрея Критского имеет два типа изображений: в монашеском и в святительском облачении. Видимо, изображение его как преподобного (в хитоне, куколе, мантии) более древнее; именно так он изображён на фреске IX в. капеллы в Гёреме (Каппадокия), это самое раннее из сохранившихся изображений святого Андрея. На Руси было распространено изображение святого Андрея как святителя – в фелони, омофоре, с Евангелием в руках, с недлинной седой бородой. Из русских памятников, изображающих святого Андрея, известны икона Божией Матери «Благодатное Небо» (40?е годы XVII в.) церкви Троицы в Никитниках (Москва), а также шитьё середины XIV в. на малом саккосе Фотия, митрополита Московского. В Большаковском иконописном подлиннике (XVIII в.) указано: «Сед, аки Власий, риза кресты, во омофоре, испод вохра с белилом» [21]. В его честь был в 1883 г. устроен придел в колокольне церкви Харитона Исповедника в Огородниках в Москве. Частицы мощей святого Андрея были вложены в воздвизальный Крест (1494–1495 гг., Музеи Московского Кремля), в панагию-мощевик Иоанна Грозного, в крест-мощевик начала XVII в. из Благовещенского собора Московского Кремля [21].

Некоторые сочинения преподобного Андрея Критского в древнерусских сборниках XVII в. сопровождаются миниатюрами. Таков, например, список его «Канона на исход души» (РНБ, собр. ОЛДП); но особенно примечателен сборник РНБ, в состав которого вошло «Слово Андрея Критского о чести и поклонении святых икон»: перед текстом изображён его автор в святительских одеждах, в рост, с книгой в поднятой левой руке. Это рисунок пером, чернилами с лёгкой раскраской [2].

Конечно, было бы наивно предполагать, что может существовать иллюстрированная рукопись Великого канона преподобного Андрея: невозможно выстроить изобразительный ряд из 250 сюжетов, непосредственно иллюстрирующих тропари Великого канона. Однако можно провести некоторые параллели между излюбленными сюжетами византийской и древнерусской книжной миниатюры и теми яркими покаянными образами из Священного Писания, – от Адама до Благоразумного разбойника, – которыми наполнил свой Великий канон Критский пастырь.

Предварим наше более подробное рассмотрение содержания Великого канона замечанием протоиерея Георгия Флоровского: «Догматические мотивы у преподобного Андрея выражены мало. Преобладает покаянная лирика…» [27], позволим себе не вполне согласиться с маститым богословом и попробуем разыскать в «Великой стихире» Критского пастыря догматические истины. Не будем касаться тропарей троичных и богородичных: догматы истины в них сконцентрированы, как говориться, «по определению» (а безоговорочных сведений об авторстве Иерусалимлянина нет).

Если задачей преподобного Андрея было в ответ на запросы времени (как видим, не только своего, но и нашего) изложить те истины веры, которые касаются домостроительства нашего спасения, то буквально все тропари Великого канона об этом говорят: первородный грех и милость Божия к падшему человеку; обетования Божии и пророчества о спасении; Боговоплощение и Приснодевство Богородицы; Искупление и плоды покаяния в Церкви Христовой, – всё, о чём говорит преподобный Андрей, имеет одну главную мысль – содействовать нашему спасению.

Но вспомним мнение о том, что Великий канон был «покаянной автобиографией» Критского пастыря: где-то святой Андрей должен был исповедать то, от чего под давлением Филиппика на время отступил. Такой ответ преподобного Андрея на соблазны монофелитов есть в шестом тропаре 9?й песни Канона: он говорит о вочеловечении Христа, приобщении Его человеческой плоти и добровольном переиспытании Им всего, – за исключением греха, – свойственного естеству, т. е. у Воплотившегося Христа присутствуют две естественные воли.

Кто из современников или ближайших предшественников преподобного Андрея столь же внимательно взирал на спасение через призму покаяния? Первое приходящее на ум имя – преподобный Исаак Сирин. Был ли Иерусалимлянин знаком с трудами преподобного Исаака (все его сочинения написаны по-сирийски и первые переводы на греческий язык «Монашеских правил» появились лишь в IX в.), можно лишь гадать, но интересные параллели прослеживаются.

Первый из трёх этапов духовного восхождения, которые видит преподобный Исаак Сирин, – покаяние; это есть высший дар для человека, вторая благодать (после крещения), второе возрождение от Бога. Ради покаяния инок уходит в уединение, отрекается от мира. Мир – некая внутренняя реальность: «Мир есть имя собирательное, охватывающее всё то, что называется страстью». У Критского пастыря: «Я подвергся мучению страстей и вещественному тлению – и оттого гнетёт меня враг» (ВК Вторник:2:16. Здесь и далее при цитировании Великого канона первая цифра означает песнь, вторая – её тропари).

Исаак Сирин: Душа по природе своей бесстрастна, но вовлекается в кружение страстей и тогда «бывает уже вне своего естества». Страсть есть некое выпадение души из своего «первобытного чина». Андрей Критский: «Я усердствовал о внешнем благоукрашении, не обращал внимания на богообразную внутреннюю скинию; я запакостил страстями красоту (доброту) своего первого образа. Спаситель, приди и возьми её, – как некогда драхму» (ВК Вторник:2:19:21).

У Исаака Сирина: вовлечённая в мир страстей душа может выйти из него, возвратиться к себе через покаяние. Преподобный Андрей: «Ты, душа, с Озией соревнуешься: вдвойне его проказы носишь, так как и о неприличном мыслишь, и беззаконное творишь. Но брось то, чем владеешь, и поспеши к покаянию» (ВК 8:7). «…Зри, душа, как бы не запутаться в сетях своих беззаконий, – и возлюби (облобызай) покаяние» (ВК 9:10).

Исаак Сирин: Чувственные образы ослепляют душевное зрение, очищение души заключается в преодолении страстей и открывает подлинное видение. Покаяние есть возвращение души в состояние бесстрастия. Андрей Критский: «Владыко Господи! Да будут Силоамской купелью мои слёзы, чтобы омыть мне зеницы сердца и умственно созерцать Тебя – Свет Предвечный» (ВК 5:21).

«Бодрствуй, душа моя, совершенствуйся по примеру великого патриарха (Иакова), дабы приобрести тебе дело по разуму, дабы обогатиться прозирающим Бога умом, в созерцании проникнуть в неприступный мрак и соделаться великим приобретателем» (ВК 4:9).

Второй этап духовного восхождения, о котором говорит преподобный Исаак Сирин, есть очищение (катарсис), осуществляемое через безмолвие, а третий, высший, – совершенство, «когда превышается мера естества». Но, замечает преподобный Исаак, «этого сподобляется один из многих… Святые в будущем веке, когда ум их поглощён Духом, не молением молятся, но с изумлением водворяются в радостотворной славе». Этот дар подаётся в ответ на подвиг, обычно во время молитвенного стояния, когда душа бывает в особенности собрана и сосредоточена и готовится внимать Богу. Преподобный Андрей не ставил себе задачи подробно описать в Великом каноне эти высшие ступени духовного восхождения, но об этих ступенях он упоминает: «Лестница, которую некогда видел великий из патриархов, служит указанием на восхождение делами, а вместе с тем, и на восшествие разумом; а потому, душа, если хочешь жить в деятельности, разумении и созерцании, – обновляйся» (ВК 4:6). Добавим, что в Великом каноне есть пример получения высшего дара духовного восхождения – преподобная Мария Египетская: «Увидев в тебе, матерь, поистине новое чудо, ужаснулся божественный Зосима, – ведь он увидел ангела…». Но тропари ей составлены уже не преподобным Андреем. Заметим, что Церковь за время Святой Четыредесятницы дважды предлагая нам «комплексную духовную терапию», каковой служит Великий канон, во второй раз показывает на примере преподобной Марии Египетской потрясающий результат духовного врачевства – покаяния.

Потрудимся же и мы взойти по ступеням деятельного восхождения, разумного восшествия, заботливо указанным нам пастырем Критским. Не забудем при этом, что Священное Предание не ограничивало нас только слышанием спасительного пения преподобного Андрея, но предлагало и целый ряд образов покаяния в храмовой росписи, иконах и книжной миниатюре [1], [2], [13], [14], [19], [20].

«С чего начну оплакивать злосчастной моей жизни деяния? Какое положу начало, Христе, моему сетованию? Но Ты, милосердный, подай мне прегрешений оставление» (ВК 1:1), – такими словами начинает Критский подвижник свой сокрушённый плач и обращается при этом к первому греху человека, лишившему всё человечество Богосозданных украшений, – «Грех лишил меня боготканной одежды и как листвиями смоковницы облёк меня деянием стыда, в обличение страстных моих стремлений» (ВК 2:13). Преподобный Андрей убедительно изображает опустошения, какие производили страсти в жизни некоторых даже великих мужей, и призывает грешную душу искать вместе с Авраамом отечества Небесного; в Исааке показывает жертву послушания, а в Исмаиле – пример дерзости, порождаемой ласкаемой плотью; гибельные действия похоти велит зреть в действии огня содомского. По порядку времён беседуют с кающейся душой цари и пророки Израиля... Нет сомнения, – говорит архиепископ Филарет (Гумилевский), – что и прежде святого Андрея дни Великого поста посвящались раскаянию, а это раскаяние, прежде всего, питалось Священной Историей. Известно также, что и прежде Андрея святые отцы, прежде отцов апостолы, прежде апостолов пророки зрели в ветхозаветной истории образы духовного мира и духовной жизни [25]: А всё, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду – (Рим. 15:4).

Исследователи Великого канона отмечают, что при своей значительной обширности он имеет вместе с тем отчётливо выраженную структуру [8], [20]. На первый взгляд может показаться, что в Каноне почти выдерживается хронология Библейских событий, но это не совсем так [9]. Начиная своё исповедание Богу, Критский пастырь в глубокой христианской любви своей как бы берёт каждую душу человеческую, вместе с ней вздыхает о неправдах жития и вместе с ней ищет, просит выхода. Библейские аналогии соотносятся у него с состояниями человеческой души, и сказания Ветхого Завета в устах преподобного полны раздумья над сущностью человеческих дел; с большой глубиной, состраданием и любовью преподносятся, предлагаются эти раздумья кающейся душе. Вникая в основу покаянных воздыханий преподобного отца, видишь, что он не торопится изложить библейскую историю, а коснувшись того или иного события, возвращается к нему позднее, чтобы сделать своё покаяние, своё раздумье над природой человека всесторонним, неспешным, подлинным [8].

В целом придерживаясь хронологии, Преподобный находит необходимым вновь и вновь повторять внутренний урок того или иного уже изложенного факта: сказав вначале о преступлении первозданного Адама (ВК 1:3), он возвращается позднее (ВК 1:10) к мысли о создании человека Богом, чтобы, размышляя о величии человека, убедить, склонить его – падшего – к покаянию: Оживотворивший земной прах, Скудельник, Ты даровал мне плоть и кости, и дыхание, и жизнь, но, Творец мой, Искупитель мой и Судия, прими меня кающегося! Кроме того, с первых же песней канона, там, где творцу его оказывается недостаточно только одних ветхозаветных подобий, он свободно обращается к словам и образам Новой Благодати и смягчает, умиряет свою исповедь новозаветными образами, чтобы позднее опять перейти к хронологии библейских событий. Таких новозаветных отступлений только в первой песни насчитывается до пяти-семи в отдельных тропарях. Таким образом, для структуры основной части Великого канона характерны новозаветные обращения к Христу Спасителю на фоне сохранения основной оси ветхозаветной темы размышлений [8].

Внутреннее сокрушение, глубина покаянных воздыханий нарастают и достигают своего наивысшего развития в седьмой песни канона: «Я грешил, совершал беззакония, нарушал Твои заповеди, ведь во грехах я произведён, да ещё и сам приложил к врождённым язвам новые раны; но Милосердный Боже отцов, Сам помилуй меня» (ВК 7:1). К концу канона покаянные взывания как бы облегчаются; всё чаще появляются строки, повествующие о новозаветном времени. Завершается Великий канон мирным новозаветным настроением человеческого сердца, принёсшего покаяние – здесь снова исповедание милосердия Божия и духовной нищеты человека, который приносит её как приятную жертву Богу: «Не требуй от меня достойных плодов покаяния, – просит у Господа преподобный Андрей, – Ибо сила моя во мне истощилась. Даруй мне сердце, всегда сокрушённое, и нищету духовную, чтобы их приносил я Тебе вместо благоприятной жертвы…» (ВК 9:24).

В структуре Великого канона чётко прослеживаются: а) вступление; б) развитие основной темы покаяния, достигающего своего кульминационного пункта; в) завершение, восходящее к новозаветным мыслям надежды и веры в Искупителя – Господа нашего Иисуса Христа [8].

Один из исследователей Великого канона, Преосвященный Вениамин (Милов), предлагает для более ясного его уразумения объединить аскетические мысли, содержащиеся в тропарях: «В обобщённом виде они изображают многозначительную картину нравственного падения и восстания человеческой личности от греха к святости. Выстраивая, на основе Канона, схему подвига покаяния, автор ищет ключ к пониманию отдельных выражений святого Андрея в развиваемой им далее идее прощения грехов людям Богом-Троицею по молитвам Божией Матери» [3].

Подражая первозданному Адаму, вступил человек на путь греха – что же делает грех с человеком? Первородный грех сокрушает душевный покой, внося в души грешников тоску и томление, смятение – в их ум и чувства, подчиняя волю хотению плотских удовольствий. Вот как размышляет об этом преподобный Андрей: «Вместо чувственной Евы восстаёт во мне страстный плотской помысел, – он обольщает приятным, но всегда приносит вкушающему горечь» (ВК 1:5). Душа отпала от Бога, целью своих действий она видит лишь себя, она замыкается в себе и не видит уже вокруг любви Божией. Вещественная жизнь её перестаёт насыщать (да и насытить не может!), но душа алчно ищет полного своего удовлетворения, гонится за ним, но вне Бога его найти невозможно. Чувственный образ жизни с забвением о потребностях души делает ум грешника праздномыслящим, рассеянным неблагоразумным. Ум должен выбирать желания правильно и дальновидно предпочитать одни желания другим. Оторвавшись от Бога, он не умеет производить должный выбор. Чрез это воля обуревается страстями и беспорядочными желаниями. Нецентрализованность мышления и беспорядочность произволения неминуемо отражаются в сердечных чувствах, живущего вне сознательного единения с Богом. Сердце его горит гневом, ненавистью, любострастием и болит от всякой страсти и скорби. Его всё в жизни волнует, тревожит, беспокоит [3] Но всё же не отнимает Господь у человека свободы и самосознания, оставляет для него возможность нравственного подъёма – через покаяние: «Пробудись, душа моя, – призывает Критский пастырь, – безбоязненно, с дерзновением открывай Христу свои дела и помышления, и оправдайся» (ВК 4:3). Чтобы укрепить кающегося человека в намерении иметь законом жизни волю Божию, необходимо на основе сокрушения о грехах воздействие на человеческую душу божественной благодати. Сознание силы страстей и боязнь ослабеть и допустить снова промахи в борьбе с собой никогда не оставляет человека, несущего покаянный подвиг, и исторгается из глубины его сердца болезненный вопль к Богу: «Господи, помилуй!», «Спаситель, помилуй меня!», «Боже, будь милостив ко мне грешному!» [3]. Сердечное обращение души к Богу проявляется в её болезновании о своей неисправности: «Если стану я свои дела исследовать, Спасе, то вижу, что превзошёл грехами всех людей, ведь грешил-то я осознанно, а не в неведении» (ВК 5:15).

Концентрируя благоговейное сердечное внимание на одном Боге, кающаяся душа успокаивается и умиротворяется, её перестают мучить стеснения страстей. Лучи памяти о Боге и чувства у кающегося становятся всё теплее. Человек весь постепенно просветляется и исполняется явного ощущения силы Божией, восходит от деяния к видению Бога: «Бодрствуй, душа моя, совершенствуйся, – призывает преподобный Андрей, – дабы приобрести тебе дело по разуму, дабы обогатиться видящим Бога умом, в созерцании проникнуть в неприступный мрак, стать великим приобретателем» (ВК 4:9) [3].

Выстраивая перед мысленным взором молящихся чреду ветхозаветных лиц и событий, святой Андрей замечает: «Я привожу Моисеево миробытие и повести о праведных и неправедных. (Грешная) душа подражает вторым, а не первым» (ВК 9:2). Но я «побуждаю душу подражать деяниям праведных и избегать подражания лукавым грехам» (ВК 8:12). Библейские события интересны Критскому пастырю как подобия людских грехопадений и восстаний, с постоянством повторяющихся во все времена бытия человечества. Как мы уже видели, в греховных соблазнах людей страстные помыслы выполняют роль Евы – искусительницы Адама. Претворяясь в дела, помыслы страстей порождают затем любострастную человеческую жизнь и оживляют плоть. Всякий смертный грех повторяет в духовном смысле человекоубийства Каиново и Ламехово. Он убивает совесть и дух человека, разобщая их с благодатью Духа Святого; поэтому грешник не может приносить Богу приятных жертв непорочной жизни по примеру Авеля, Сифа, Еноса, Еноха и Ноя (ВК 1:3–6; 2:3, 5,20). Взамен смоковных листьев и кож, некогда прикрывавших прародительскую наготу, грешник покрывает своё душевное безобразие чувством стыда пред Богом (ВК 2:11–15). В потоках душевных страстей утопают массы людей, наподобие нечестивцев, погибших в водах всемирного потопа, и египтян, утонувших в Чермном море при Моисее (ВК 3:9; 6:5) [3].

Но отвлечёмся на время от высокого богословия и поэтического строя Великого канона: в названии статьи мы обещали найти иконографические параллели к творению Критского пастыря. Для поиска таковых обратимся к интересной рукописи первой половины XIV в., – когда-то она принадлежала Вологодской Духовной семинарии, а сейчас хранится в рукописном отделе РГБ (Вологодское собрание, №241). Это – сборник канонов Триоди; по составу он является достаточно большой редкостью. Рукопись подробно исследовалась и частично опубликована [11]. Среди прочих канонов в ней содержится и Канон покаянный, певаем в среду вечер 5 недели. Творение Андрея епископа Критского, глас 6. Уже из заглавия видим, что в отличие от более поздней богослужебной практики Канон приурочен не к утрени четверга, а к вечерне среды пятой седмицы Великого поста. Второй особенностью текста Великого канона Вологодской рукописи является то, что он пелся с библейскими песнями, в отличие от привычного для нас припева: Помилуй меня, Боже, помилуй меня. Но главное, для чего обращаемся мы к этой рукописи, – то, что Великий канон в ней представлен в сокращённой редакции: последование представляет собой сочетание 9 ирмосов, 72 тропарей, 72 стихов-припевов, 9 Троичных и 9 Богородичных тропарей; всё это разделено тремя стихословиями – седальном и кондаком с икосом – на 3 трипесенные части. Видимо, такой принцип композиционной организации текста подчёркивает утроенную троичность творения преподобного Андрея. Великий канон с библейскими песнями встречается в более ранних рукописях Триоди [7]; это связано с бытовавшим в то время Студийским уставом [20].

Канон Вологодской рукописи отличает заметная краткость, стройность и системность построения. Неизвестный редактор, следуя, видимо, принципу повествовательной сдержанности, а также закону художественной экономии и логической организации, сократил все девять песен покаянного гимна до взаимного равенства; в каждой, помимо ирмоса и Троична с Богородичным, осталось лишь по восемь тропарей «рыдания» [11].

Посмотрим, какие тропари из творения преподобного Андрея сохранил неизвестный редактор: это, без сомнения, поможет выстроить и изобразительный ряд, ведь тропари сокращённой редакции наиболее репрезентативны. Библейские песни и тропари приводятся здесь в редакции печатной Триоди.

В 1?й песни за ирмосом «Помощник и Покровитель» следует стих: Поим Господеви[750], а за ним – хорошо известный первый тропарь Канона: С чего начну я оплакивать. Далее стихи из Библейских песен предваряют тропари Канона, из которых, кроме 1?го, в первую песнь вошли 2?й (Приди, несчастная душа), 3?й (Подражая в преступлении первозданному Адаму, я сознаю себя лишённым Бога), 6?й (Достойно был изгнан из Едема), 20?й (С юности, Христе, я пренебрегал Твоими заповедями), 13?й (Поверженного пред вратами Твоими, Спаситель), 21?й (Расточив богатство моё в распутстве, Спаситель) и 15?й (Священник, заметив меня, прошёл мимо, и левит). Стихи первой песни Священного Писания, вошедшие в сокращённую редакцию Канона, суть следующие: Помощник и Покровитель; Господь муж брани; Избранные военачальники; Тогда смутились князья; Да нападёт на них страх и ужас; доколе проходит народ Твой, Господи; Введи его и насади его на горе достояния Твоего (Исх. 15:2–4, 15–17). Как видим, стихи идут не подряд, но практически соответствуют тропарям полного текста Канона, т. е. сокращённая редакция делалась на основе бытовавшего в то время текста Великого канона с библейскими песнями.

Практически все библейские воспоминания, послужившие преподобному Андрею для составления указанных тропарей, являются одновременно и излюбленными иконографическими сюжетами. Образ утратившего рай Адама известен уже в IV в. (рельефное изображение на саркофаге Юния Басса, Ватиканский музей). Грехопадение прародителей и изгнание из рая можно видеть и в храмовой росписи, и на иконах (например, Троицы Ветхозаветной «с бытием»), и конечно, в книжной миниатюре. Конечно, не остался без внимания иконописцев и переход через Чермное море.

Из изобразительных парафраз к тропарям второй песни Канона вновь вспомним прародителей, взамен боготканных одежд получивших раздранные ризы, которые змей соткал коварством (ВК 2:8, 9). И ещё один сюжет: Буря зла окружает меня, Милосердный Господи, но, как Петру, и мне Ты простри руку (ВК 2:4).

Из воспоминаний третьей песни Великого канона отметим наказание Содома, бегство праведного Лота и его остолбеневшую жену (ВК 3:1, 2, 22, 21); праведного Ноя и потопление блудствовавших в потопе (ВК 3:9); Авраамово гостеприимство и жертвоприношение Исаака (ВК 3:14–16) и, конечно, Иаковлю лествицу (ВК 3:19). Страсти сжигают души людей, как геенский огонь содомлян, делают их неподвижными на добро, наподобие соляного столпа, в который некогда превратилась жена Лота. Душе, кающейся пред Богом, полезно вспомнить свои грехи, руководствуясь библейскими историческими повествованиями, изображающими в лицах добродетели и пороки [3]; Церковь старалась обратить своих чад к этим священным воспоминаниям и изобразительными средствами.

«Лестница, которую в древности видел великий из патриархов» вновь вспоминает преподобный Андрей в четвёртой песне, она даёт символический образ личного человеческого восхождения по лестнице добродетелей. Другой излюбленный герой – праведный Иов. Древнейшее его изображение – на упомянутом выше саркофаге IV в. Великое терпение и смирение праведника, «считавшего своим чертогом гноище, а струпья ран – драгоценными камнями» (ВК 4:14) вызывало особое сочувствие; на Руси праведного Иова любили изображать уже в домонгольский период. Сохранилась фреска «Иов на гноище» в новгородском Николо-Дворищенском соборе XII века. Древнейшая из сохранившихся миниатюр – в Псалтири Х в. из Ватиканской библиотеки.

Другая важнейшая тема четвёртой песни взята уже из слов и образов Новой Благодати – это Пречистое Тело и Кровь Господа Иисуса Христа. «Ты, Слово, распинаемый, предложил за всех Твоё Тело и Кровь: Тело – чтобы воссоздать меня, Кровь – чтобы омыть; и Дух Ты придал мне, чтобы привести к Твоему Родителю» (ВК 4:18); «Да будет мне и купелью, и питием кровь из рёбер Твоих… Чашу Церковь приобрела: рёбра Твои живоносные…» (ВК 4:20, 22).

Из священных воспоминаний пятой песни Великого канона, наиболее часто встречающихся в иконографических сюжетах, назовём Иосифа праведного и целомудренного, – о нём преподобный Андрей говорит в 3–6 тропарях, и, конечно, пророка Моисея. В воспоминаниях о Боговидце для святого Андрея поучительна каждая деталь: ковчежец, волнами речными носимый, становится словно бы ковчегом, помогающим избежать гибели от горького совета фараонитска, убийство египтянина и уход в пустыню – повод для размышлений о преодолении пустыни страстей посредством покаяния; в Моисеевом жезле, рассекающем море, видит преподобный Андрей прообраз Креста Христова, которым христианская душа творит дела чудные [25].

К исходу из Египта, странствиям народа Божия в пустыне, чудесам пророка Моисея вновь и вновь обращается Критский пастырь: Я воспроизвёл пред тобою, душа, сказание Моисея о бытии мира и затем всё заветное писание… (ВК 9:2). Известны удивительной красоты миниатюры, словно иллюстрирующие это «бытие мира» Моисея, изложенное преподобным Андреем: это и море Чермное, вздымающееся волнами прегрешений, и народ, предпочитающий страстей объедение Божественной манне Христова учения, и затхлые колодцы хананейских помыслов, к которым стремится душа больше, нежели к чистым родникам, источающим токи богословия; это, наконец, и ударяющий в камень жезл Моисея, образно прообразующий животворные рёбра Христовы. И хотя находятся эти миниатюры не в рукописях Великого канона, но, несомненно, отражают восприятие древнерусским художником Ветхого Завета как своего рода «учебника покаяния».

«Все примеры из Ветхого Завета привёл я тебе, душа: подражай же боголюбивым деяниям праведников, а грехов людей порочных – избегай» (ВК 8:12). Во все времена, говорит преподобный Андрей, страстные помыслы порождали любострастную жизнь. В духовном смысле всякий смертный грех человека повторяет человекоубийство Каиново и Ламехово: убивает советь и дух человека, разобщая их с благодатью Духа Святого; поэтому грешник не может приносить приятных Богу жертв непорочной жизни по примеру праведников Авеля, Сифа, Еноса, Еноха и Ноя (ВК 1:3–6; 2:3–5).

Преподобный Андрей на протяжении всего Канона обращается к мыслям новозаветным в контексте основного ветхозаветного повествования. Примеры Древнего и Нового двоих вкупе Заветов (ВК 4:19) использует Критский пастырь для последовательного выстраивания своего богословия – об оставлении прегрешений и приобретении духовного разума [8]. Но с каждой новой песней всё громче и выразительнее звучат слова Новой Благодати, но пред кающейся душой, как звёзды ночью, продолжают сиять светлые лики ветхозаветных праведников, – продолжают сиять своими добродетелями: благочестием, молитвенностью, послушанием Богу, совершённым покаянием и мужественным самоотвержением [3].

Кто из них особенно дорог Критскому пастырю? – Да все дороги, и да не смущает нас то, насколько часто упоминает преподобный Андрей того или иного ветхозаветного праведника; здесь он руководствуется убедительностью примера. Пророк Исаия, от нощи утреннюющий в желании путеводствоваться повелениями Спасителя и творить волю Его, в Великом каноне стоит как бы в тени – но разве не находим мы в творении преподобного Андрея созвучия тем стихам пророка, которые по богослужебному уставу предваряли тропари Канона: Душою моей я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра: ибо когда суды Твои [совершаются] на земле, тогда живущие в мире научаются правде… Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя – роса растений, и земля извергнет мертвецов. (Ис. 26:9–19). Преподобный Андрей постоянно использует (а иногда почти дословно цитирует) богодухновенные слова Исайи, имеющие, по выражению святителя Кирилла Александрийского, «ясность евангельской проповеди». У святого Андрея: Силоамом да будут мне слёзы мои, Владыко Господи, чтобы и мне омыть очи сердца и умственно созерцать Тебя, Предвечный Свет (ВК 5:21). У пророка Исайи: Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет (Ис. 9:2); Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме. И увидите это, и возрадуется сердце ваше… (Ис. 66:13–14). «Умное видение», умственное созерцание Предвечного Света у преподобного Андрея неразрывно связано с покаянием: Загрязнил я, несчастный, свой ум, но омой меня, Владыко, в купели слёз моих молю Тебя, и убели, как снег, одежду плоти моей (ВК 5:14), Припадаю к Тебе и приношу Тебе со слезами слова мои… умилосердись, Владыка, над созданием Своим и восстанови меня (ВК 7:17), «Смилуйся, Спаситель, и возврати мне, как поёт Давид, веселие!» (ВК 7:18).

Ещё один пророк Божий, о котором говорит преподобный Андрей – Иона: «В Фарсис убежал Иона, предвидя обращение ниневитян…» (ВК 8:10). Библейские песни из пророка Ионы (Ион. 2:3, 4, 6–8) предваряют тропари Великого канона сокращённой редакции [11]. Пророк Иона – один из излюбленных персонажей не только книжной миниатюры, но и храмовой росписи. Не менее часто можно встретить в книжной миниатюре изображения Псалмопевца (Сам помилуй меня, как поёт Давид, по Твоей милости, – взывал преподобный Андрей); пророков Илии и Елисея (Некогда Елисей, приняв милоть (плащ) Илии, получил сугубую благодать от Господа); Даниила с тремя отроками в печи Вавилонской.

Новый Завет в Великом каноне – тема, несомненно, заслуживающая отдельного рассмотрения [20]. Приведём здесь лишь те темы священных воспоминаний Критского пастыря, которые наиболее часто представлены в книжной миниатюре: это плач Марфы и Марии над Лазарем; Пастырь Добрый, спасающий овцы погибшее; искушение Господа от сатаны; многочисленные вариации на тему служения Христова светильника – Иоанна Крестителя; кающийся мытарь и возносящийся фарисей. Можно смело сказать, что все многочисленные примеры действенного покаяния, которые в Великом каноне приводит преподобный Андрей, имеют богатые иконографические традиции.

Новозаветными притчами Господа Иисуса Христа, событиями из Его земной жизни и чудесами в Великом каноне навеяно много проникновенных обращений: «Привожу тебе, душа, к твоему умилению, – замечает святой Андрей Критский, – указания из Нового Писания. Праведным поревнуй, грешных отвращайся, и умилостиви Христа молитвами, прощением, чистотой и говением» (ВК 9:4). В Христовом Евангелии, по мысли святого Андрея, всё трогательно для грешника: повести о Господних чудесах, Страшном Суде, крестных страданиях Спасителя и все драгоценные слова Христовы (ВК 2:16; 4:20, 22; 8:13, 18) [3].