Глава 9

Глава 9

Синан – дай-аль-кебир Сирии. – Предложения принять христианство. – Его посол убит тамплиерами. – Рассказ кардинала де Витри об ассасинах. – Убийство маркиза Монферрата. – Охрана короля Ричарда

Человека, управлявшего всеми делами общества в Сирии во времена Саладина и являвшегося одной из наиболее примечательных личностей, которые встречались в истории ассасинов, звали Рашид-эд-Дин (правоверный в религии) Синан, сын Сулеймана из Басры. Как множеству других самозванцев, которые время от времени появлялись на Востоке, ему хватило дерзости выдавать себя за воплощение Божества. Никто никогда не видел его за едой, питьем, спящим и просто сплевывающим. Его одежда была из грубой волосяной ткани. С восхода солнца до заката он стоял на высокой горе, произнося молебны перед людьми, которые внимали его словам как исходящим от самого совершенства. К несчастью для его репутации, со временем его слушатели обнаружили, что он прихрамывает при ходьбе из-за раны, полученной им от камня при сильном землетрясении 1157 года. Это не увязывалось с общераспространенной идеей безупречности, которая должна быть присуща телесному воплощению Божества. Образ Синана тут же развеялся, и те, кто только что превозносил Бога, теперь грозили смертью мошеннику. Синан не потерял самообладания, он попросил их оставаться спокойными, спустился со скалы, приказал принести еды, пригласил их на трапезу и убедительной силой своего красноречия заставил их признать себя единственным правителем, все единодушно поклялись в послушании и верности ему.

Пренебрежение к хронологии у восточных историков либо у их европейских переводчиков и последователей зачастую настолько велико, что крайне сложно установить точное время определенного события, соответственно невозможно выяснить причины и основания, их вызвавшие. Упоминание землетрясения 1157 года тем не менее позволяет предположить, что примерно в это время Синан предъявил свои притязания на Божественность. А поскольку в то же самое время Хасан, сын Кеаха Мухаммеда, выдавал себя за обещанного имама, можно допустить, что именно это послужило примером, подтолкнувшим Синана на дерзкую попытку самостоятельно завладеть властью над сирийским подразделением исмаилитов.

Синан, как и Хасан, был очень хорошо образованным человеком. Его труды до сих пор высоко ценятся остатками секты исмаилитов, все еще разбросанных по горам Сирии. Эти работы, как утверждается, состоят из хаотической смеси исковерканных отрывков из Евангелия и Корана, противоречивых догматов веры, гимнов, молитв, поучений и наставлений, которые непонятны даже для тех, кто принимает их и благоговейно к ним относится.

Священные книги христиан, как видно, также были изучены шейхом Массьяты; благодаря почерпнутым знаниям из них, как он полагал, он сможет получить определенные преимущества. Военно-религиозный орден тамплиеров, история которого будет описана ниже, владел землями по соседству с ассасинами, и, обладая большей мощью, он, неизвестно в какое точно время, обложил последних данью. Дань составляла 2 тысячи дукатов, уплачиваемые ежегодно. Синан, для которого, похоже, все религии были одинаковыми и который обладал неограниченной властью над своими людьми, пришел к идее принять ту же религию, что и его соседи. Соответственно в 1172 году он отправил одного из своих самых мудрых и красноречивых министров с секретной миссией к королю Иерусалима Амальрику, предлагая от своего имени и от имени своего народа принять христианство, пройти обряд крещения при условии, если король заставит тамплиеров отказаться от требований дани в 2 тысячи дукатов и согласится впредь жить как добрые соседи, друзья и собратья по вере.

Переполненный радостью от перспективы столь значительного обращения в свою веру, король охотно согласился удовлетворить пожелания правителя исмаилитов и одновременно заверил тамплиеров, что их орден ничего не потеряет, поскольку он будет уплачивать им 2 тысячи дукатов в год из собственной казны. Братство тамплиеров не стало возражать против этого соглашения. После нескольких дней пребывания у короля, где его принимали с почетом, исмаилитский посол отправился в обратный путь в сопровождении проводника и охраны, предоставленных королем, чтобы сопроводить его до самой границы владений исмаилитов. Они благополучно проследовали через земли Триполи и приближались к первым замкам исмаилитов, когда внезапно несколько тамплиеров выскочили из засады и убили посла. Тамплиерами командовал рыцарь по имени Уолтер дю Меснил, одноглазый, дерзкий, злобный человек, который в данном случае, как выяснилось, действовал по приказу вышестоящих братьев, которые не считали, что королевское обещание является гарантией уплаты 2 тысяч дукатов. Когда Амальрик в негодовании от этого низкого, предательского поступка собрал своих приближенных в Сидоне, чтобы определиться относительно дальнейших действий, и по их совету послал двоих из их числа к Адо де Сент-Аманду, магистру тамплиеров, для получения разъяснений по поводу этого чудовищного злодеяния, магистр стал защищаться, заявив, что наложил епитимью на брата дю Меснила и более того, безотлагательно отправил его в Рим, узнать, каково будет распоряжение святейшего отца относительно его судьбы, и на этом основании во имя папы король должен запретить применять насилие к вышеупомянутому брату. Король тем не менее не был безразличен к справедливости и к собственному достоинству. Вскоре после этого, когда магистр и несколько других тамплиеров были в Сидоне, он вновь собрал свой совет и с его согласия, послав своих людей, выкрал дю Меснила из обители тамплиеров и бросил его в темницу, где, вероятно, он и искупил бы свою вину за преступление, если бы не внезапная смерть короля. Все надежды на обращение исмаилитов в христианство рухнули.

Именно по этому поводу архиепископ Тирский описывает, что ему удалось узнать об ассасинах. Поскольку все, что рассказывалось о них прежде, базировалось на восточных источниках, будет небезынтересно привести здесь сведения, предоставленные кардиналом де Витри, который продолжил и расширил записки архиепископа.

«В провинции Фоениция, вблизи границ Антарадензийского города, который ныне называется Тортоса, проживают люди, окруженные со всех сторон горами и скалами, у них есть 10 замков, мощных и неприступных из-за узких проходов и отвесных скал[49]. Окрестности и равнины – самые плодородные со всеми возможными видами фруктов и злаков и восхитительные своим удобством. Количество этих людей, которые называются ассасины, как утверждается, превышает 40 тысяч[50]. Управлять собой они ставят человека не по праву наследования, а исключительно по заслугам, и называют его старец (Veterem seu Senem) не столько из-за его преклонного возраста, сколько за его превосходство в мудрости и достоинстве. Первый и верховный аббат этой безрадостной религии (выделено автором. – Пер.), исповедуемой ими, и место, откуда они ведут свои истоки и пришли в Сирию, находится очень далеко на Востоке около города Багдада и частично в провинциях Персии. Эти люди, которые не соблюдают правило раздвоенного копыта и не отличают святого от нечестивого, веруют, что смиренно проявляемое ими повиновение своему повелителю является достаточным для вознаграждения вечной жизнью. Таким образом, они привязаны к своему хозяину, которого называют Старец, такими узами покорности и повиновения, что нет ничего настолько страшного и опасного, чтобы они испугались предпринять или чтобы они не осуществили с радостным желанием и пылким стремлением по приказу своего владыки. Старец, их повелитель, приказывает переносить мальчиков этого народа в тайные и прекрасные места, и, прилежно обучив их самым разным языкам, посылает в различные провинции с кинжалами, приказав убить знатных христиан, равно как и сарацин, либо потому, что они по той или иной причине находятся во вражде с ним, либо по просьбе его друзей, либо же ради получения крупной суммы денег. За исполнение своих приказов он обещает им не имеющие предела радости в раю после смерти. Если им выпадает удача умереть, подчиняясь такому приказу, они своими товарищами почитаются как мученики, становятся святыми у своего народа и пользуются всеобщим уважением. Их родители одариваются множеством подарков от владыки, именуемого Старцем, и если они были рабами, то им дается полная свобода. Поэтому эти несчастные обманутые юноши, которые высылаются из стен монастыря (conventu) упомянутого братства в разные уголки мира, выполняют свои смертельные миссии с такой радостью и восторгом, проявляют при этом такие старание и рвение, перевоплощаясь самыми различными образами и перенимая повадки и одежду других народов, иногда прячась под внешностью купцов либо в других случаях под личиною проповедников и монахов, а также бесчисленно многих других образов, что вряд ли во всем мире найдется настолько осторожный человек, чтобы обезопасить себя от их уловок. Они презирают убийство мелких людишек. Знатные персоны, к которым они проявляют враждебность, либо откупаются большой суммой денег, либо ходят вооруженными в сопровождении отряда стражников, проводя свою жизнь в подозрениях и боязни гибели. Они следовали законам Мухаммеда и подчинялись его системе более прилежно и строго, чем другие сарацины, до того времени, когда один из их повелителей, который был одарен природным гением и занимался изучением различных летописей, начал со всем прилежанием читать и изучать учение христиан и Евангелие, восхищаясь силою чудес и святостью веры. Сопоставляя со всем этим собственную религию, он начал питать отвращение к несерьезному и абсурдному учению Мухаммеда и со временем, когда он познал истину, то стал постепенно отучать свой народ от богомерзких законов. По этой причине он убедил и повелел пить вино в умеренных количествах и есть мясо свиньи. В конце концов, после многих дискуссий и серьезных увещеваний своего наставника, они все в едином порыве согласились отказаться от обмана Магомета и, приняв благодать крещения, стать христианами».

Из этого рассказа следует, что крестоносцы имели вполне ясное представление о природе и устройстве общества ассасинов. Кардинал де Витри прямо пишет о них как о религиозной общине, то есть об ордене с аббатом во главе. И возможно, схожесть, которую Хаммер прослеживает между ними и тамплиерами, что будет видно позже при описании общества последних, выглядит не столь уж странной, как может показаться на первый взгляд. Любопытно также видеть и христиан верящими в то, что шейх аль-Джебал тем или иным способом воодушевлял своих фидави на пренебрежение к собственной жизни и страстное влечение к райским удовольствиям.

Кинжал не обнажался против христианского правителя с тех пор, как 42 года назад (1149) молодой граф Реймонд Трипольский был убит молящимся на коленях и алтарь оросился его кровью. Теперь еще более известная жертва должна была пролить кровь. А поскольку вопрос того, кто в действительности стоял за его гибелью, остался серьезной исторической загадкой, следует начать эту историю издалека.

Маркиз Конрад Монферратский, хорошо известная личность в истории Третьего крестового похода, только что был назначен английским королем Ричардом Львиное Сердце своим наместником в Иерусалиме. В конце апреля 1192 года маркиз, находясь в Тире, отправился на обед к епископу Бове. Один автор пишет, что маркиза слишком долго пребывала в ванной, и ее супруг, не желая ужинать один, оседлал коня и поскакал на ужин к епископу, однако, обнаружив, что прелат уже окончил свою трапезу, вернулся к себе во дворец. Когда он проезжал по узкой улочке и приближался к заставе, двое ассасинов, выискивавших удобный случай, приблизились к нему. Один из них вручил ему послание, и, когда тот начал его читать, оба нанесли ему удары кинжалами с криком: «Тебе не следует быть ни маркизом, ни королем!» Одного из нападавших зарезали на месте, другой спрятался в близлежащей церкви и, согласно одному арабскому историку, когда раненый маркиз был перенесен в ту же самую церковь, ассасин вновь напал на него и довел свое преступление до конца. Другие же сообщают, что маркиза доставили домой во дворец, где он успел принять Святое причастие и дать последние указания своей жене. Обе версии, впрочем, не сильно противоречат друг другу.

Напавшие ассасины были подростками, некоторое время, как утверждается шесть месяцев, жили в Тире, выискивая возможность для осуществления данного им поручения. Они имитировали обращение из ислама в христианство, или, как заявляют другие, изображали монахов, чтобы добиться доверия маркиза и получить больше возможностей подобраться к нему. Один из них даже якобы поступил на службу к нему, а другой – к Балиану Ибелинскому.

Теперь же возникает вопрос: по чьему наущению было совершено это убийство? Имеется несколько как восточных, так и западных свидетельств, возлагающих вину на английского короля Ричарда. Летописцы, являющиеся подданными того, возмущенно отвергают эти обвинения, поддерживают его невиновность и некоторые нейтральные очевидцы. Прежде чем ознакомиться с этими свидетельствами, стоит отметить, что король Ричард был во враждебных отношениях с Филиппом-Августом, королем Франции. И хотя он отдал корону Иерусалима маркизу Монферрату, отношения между ними, мягко говоря, не были теплыми, они попросту враждовали. Наконец, в историческом облике английского короля нет великодушных рыцарских качеств, которые ставили бы его вне всяких подозрений в причастности к убийству.

Из тех летописцев, которые обвиняют короля Ричарда в убийстве, лишь арабские историки, и это следует учитывать, относятся к его современникам.

Следующий пассаж процитирован Хаммером из «Истории Иерусалима и Хеврона», он считает его достаточно убедительным с точки зрения виновности английского короля: «Маркиз 13-го числа месяца Раби-аль-аваль отправился посетить епископа Тирского. Когда он вы ехал, на него напали два ассасина, ударившие его своими кинжалами. Когда их схватили и растянули на стойках, они признались, что их нанял английский король. Они умерли под пытками».

Боха-эд-Дин, друг и биограф Саладина, пишет о том же самом. Поэтому очевидно, что со временем пошли слухи об убийстве маркиза людьми, нанятыми английским королем, и Винисауф с другими английскими авторами стали заверять, что французы и друзья убитого маркиза задумали покрыть позором за это деяние короля Ричарда. Поскольку подобный способ избавления от недруга был более чем привычен на Востоке, вполне естественно, что арабские летописцы приняли эту версию без каких-либо сомнений. Одно это соображение делает их свидетельства сомнительными. Некоторые германские летописцы, руководствуясь широко распространявшимися не в пользу английского короля слухами в период, когда он был пленником в Австрии, также, не задумываясь, обвиняют его в убийстве маркиза. Однако они, как и предыдущие очевидцы, что уже отмечалось, предвзяты либо значительно удалены от места событий[51].

В противовес данным утверждениям имеются единообразные свидетельства всех английских авторов, таких как Винисауф (участник и историк похода короля Ричарда), Гуведин, Уильям Бромптон Ньюбриджский. Сирийский епископ Абу-эль-Фраж упоминает свидетельства ассасина, которого пытали и который возложил вину на короля Ричарда, но добавляет, что правда появилась на свет позже. Гюго Плагон, рассудительный и беспристрастный автор, далекий от того, чтобы возлагать ответственность за смерть маркиза на короля Ричарда, указывает причину, заставившую главу ассасинов приказать убить маркиза, ту же самую, что будет упомянута ниже в письме, авторство которого приписывается Старцу Горы. Ригорд, который написал биографию Филиппа-Августа, никоим образом не обвиняет короля Ричарда в убийстве маркиза, однако рассказывает, что, когда Филипп был в Понтуазе, ему из-за моря были доставлены письма, в которых он предостерегался от опасности, так как по указанию английского короля были высланы ассасины (арсациды), чтобы убить его. «И к этому времени они уже зарезали родственника короля, маркиза». Филипп под воздействием этой угрозы, вероятнее всего мнимой, тут же окружил себя телохранителями с булавами. Арабский историк, Ибн-иль-Азир, друг Саладина, утверждает, что султан договорился со Старцем Горы покончить с обоими, Ричардом и маркизом, за 10 тысяч золотых, но Синан, посчитав, что не в его собственных интересах будет развязать руки султану, освободив его от английского короля, взял деньги и убрал с дороги одного лишь маркиза. Данная история выглядит совершенно маловероятной, поскольку вероломство явно не было присуще характеру Саладина. Тем не менее она подтверждает беспристрастность, которую столь справедливо приписывают арабским летописцам. Свидетельство Абулфеды заключается в следующем: «И тогда (в год 588 от хиджры, или в 1193 н. э.) был зарезан маркиз, властитель Суры (Тира), да проклянет его Всевышний, хвала чьему имени! Батини, или ассасин (в некоторых экземплярах «несколько батини»), который пришел в Сур в облике монаха, убил его»[52].

Таким образом, видно, что факты в пользу английского короля преобладают, ни один автор из тех, что были близки к месту событий, не возлагает ответственность за убийство на него. Напротив, те, кто обладал возможностями быть наиболее хорошо осведомленными, презрительно относятся к подобным обвинениям как к абсолютной клевете, выдуманной французами. Однако имеется еще более, в своем роде, примечательный свидетель, если приписываемые ему слова действительно исходят от него, – Старец Горы собственной персоной. Бромптон приводит два письма, которые претендуют на то, чтобы быть написанными данной личностью. Одно – герцогу Австрийскому, другое – правителям и народам Европы. Последнее также упоминается Уильямом Ньюбриджским с некоторыми отличиями. Гиббон, которому, похоже, было известно лишь последнее, считает его «абсурдной и явной подделкой». Хаммер, чьи доводы будут рассматриваться ниже, берется доказать, что эти письмена поддельны. Раумер более рассудительно говорит лишь о том, что последнее не является подлинным в его нынешней форме.

Вот данные документы в переводе:

«Старец Горы приветствует Леопольда, герцога Австрийского. Поскольку некоторые короли и правители за морем обвиняют Ричарда, короля и властителя английского, в смерти маркиза, я клянусь Всевышним, да пребудет его власть вовеки, и верою, по которой мы живем, что он невиновен в его смерти, потому как причина смерти маркиза заключалась в следующем.

Один из наших братьев возвращался из Сателии (Салтелейя) в наши пределы, маркиз захватил и убил его, грубо и внезапно нарушив обещание довезти его в Тир, присвоив при этом крупную сумму денег, которая была при нем. Но мы направили посланца к маркизу, требуя вернуть деньги нашего брата, а также во искупление его гибели, ответственность за которую он возложил на Реджинальда, правителя Сидона, мы стали через своих друзей искать правды, пока не выяснили, что это был сам маркиз, кто убил нашего брата и захватил его деньги.

И снова мы направили к нему нашего посланника по имени Эурисус, которого тот намеревался швырнуть в море. Но наши друзья помогли ему спешно покинуть Тире, и, быстро вернувшись к нам, он все рассказал об этом. С этого самого часа мы возжелали убить маркиза. Потом мы послали двоих братьев в Тир, которые открыто, как это бывало раньше, на глазах у жителей Тира зарезали его.

Итак, это было причиной смерти маркиза, и мы честно заявляем Вам, что его величество Ричард, король Английский, невиновен в смерти маркиза, а те, кто на этом основании причинил зло его величеству королю Англии, совершили это несправедливо и необоснованно.

Знайте наверняка, что мы не убиваем никого в этом мире по найму или за деньги, если только нам первыми не причинили вреда.

Извещаем, что данные письма составлены нами в нашей обители в замке Массьяте в середине сентября. В год от Александра M.D.&V.[53]».

«Старец Горы приветствует правителей Европы и весь христианский народ.

Мы не желаем, чтобы невиновность кого бы то ни было страдала из-за того, что мы сделали, поскольку мы никогда не причиняем зла невиновным и честным людям, но тем же, кто грешит против нас, мы, с Божьей помощью, не долго позволяем пребывать в радости от бед, причиненных нашему простодушию.

Поэтому мы заявляем всем вам, свидетельствуя пред лицом того, кто, мы надеемся, нас спасет, что маркиз Монферратский был зарезан не по злому умыслу короля Англии, но справедливо погиб по нашей воле и приказу от рук наших приверженцев за то деяние, которым он причинил нам вред и которое, когда о том ему было напомнено, он отказался исправить. В наших правилах сначала предупреждать тех, кто в чем-либо несправедливо поступил с нами или с нашими друзьями, чтобы они принесли нам извинения, и если в этом они отказывают, тогда мы заботимся об отмщении со всей суровостью наших посланников, которые повинуются нам столь самоотверженно, что не сомневаются в своем щедром вознаграждении Всевышним, если они погибнут, исполняя наши приказы.

Мы также узнали, что ходят слухи об этом короле, который якобы убедил нас, как менее порядочных и последовательных (minus integros et constantes), выслать нескольких людей для подготовки заговора против короля Франции, что вне всяких сомнений является нелепой выдумкой, и все подозрения совершенно безосновательны, поскольку, Бог тому свидетель, ни он до этого не предпринимал ничего против нас, ни мы, заботясь о собственном достоинстве, не позволили бы себе причинить незаслуженное зло кому бы то ни было. Прощайте».

Здесь не будет отстаиваться подлинность этих двух документов, однако укажем на необоснованность некоторых претензий, предъявляемых к ним. Хаммер считает первое из писем очевидной подделкой, поскольку оно начинается клятвой на законе, а заканчивается указанием даты по эре Селевкидов. И то и другое, как он заявляет, было одинаково чуждым для исмаилитов, которые именно в это время начали попирать все законы и отказались от хиджры, единственного летоисчисления, известного в мусульманских странах, а новое началось с воцарения Хасана II. Далее, он усматривает в том обстоятельстве, что письмо от Старца Горы (шейха аль-Джебала) написано из Массьята, доказательство невежества крестоносцев, учитывая реального правителя исмаилитов и его месторасположение. Вилькен считает эти доводы убедительными. Они тем не менее потеряют свою силу, если иметь в виду, что письма являются очевидными переводами, а хозяином Массьята в то время был Синан, который несколькими годами ранее предлагал обратиться в христианство и, как представляется, был совершенно чужд нововведениям Хасана Просветителя. Синан вполне мог действовать по просьбе друзей короля Англии, одним из из которых наиболее верным был Генри Шампанский[54], который сменил Конрада Монферратского на троне, и написать эти письма в его оправдание. Также весьма вероятно, что переводы делались в Сирии, где арабский язык, без сомнения, понимался лучше, чем в Европе, и высылались либо самостоятельно, либо в сопровождении оригиналов. Переводчик мог заменить титул, которым Синан называл самого себя, на Старец Горы, который был бы лучше понят на Западе. Он же мог указать год эры Селевкидов (летоисчисления, употреблявшегося сирийскими христианами), соответствующий хиджре, использовавшейся лидером исмаилитов, либо же Синан вполне сам мог использовать это летоисчисление. В данном случае нет ничего, что хоть сколько-нибудь ставило бы под сомнение подлинность письма к герцогу Австрийскому. Хаммер считает выражение «наше простодушие» (simplicitas nostra) решающим доводом против достоверности второго письма. Стоит признаться, что этот аргумент не является весомым. Синан мог пытаться представить себя в качестве очень скромного, простого, невинного человека. Также можно усомниться в том, что европейский автор фальшивки стал бы рисовать главаря ассасинов – грозного Старца Горы – в столь выгодном для того свете, как это видно из двух представленных посланий[55].

Однако имеется еще одна версия гибели маркиза Монферратского, которая, вероятно, более известна широкому кругу читателей, чем все предыдущие. Хорошо известный автор «Уэверли»[56] в своем историческом романе «Талисман» пишет, что Конрад сначала был ранен сыном короля Шотландии, сторонником короля Ричарда, а затем зарезан кинжалом, но не ассасинов, а своего собрата по злому умыслу магистра тамплиеров, не желавшего дать тому признаться в их общем преступлении.

Никому не уступая в искреннем восхищении гением сэра Вальтера Скотта, нельзя не высказать пожелание, что ему не следовало бы писать после того, как он уже исчерпал обширное поле национальных характеров и обычаев, с которыми один лишь он был знаком и которые легли в основу ярких описаний «Уэверли» и его шотландского братства. Во всех его более поздних работах время от времени, без сомнения, появляются сцены, которые бы ли не по силам ни одному из его подражателей, однако, когда его муза выходит за пределы своей естественной среды обитания, она прощается с естественностью, правдой и умеренностью. Даже гений Скотта не способен нарисовать образ жизни, который он никогда не видел, место действия, где никогда не был.

Роман «Талисман» можно считать ярчайшим примером этого. Географические особенности местности, хронология, историческая правда, восточные обычаи и отдельные персонажи – со всем этим здесь обошлись с великодушным снисхождением, а если по правде, то можно сказать – и с презрением. Поскольку, беспечный в своем стремлении «гарантированно доставить удовольствие», что, как известно, было присуще этому автору, он позволял своим несуразностям появляться по прихоти и капризу. Как представляется, восточные путешественники и географы были бы поставлены в тупик размещением фонтана Алмаз пустыни вблизи Мертвого моря, находящегося на самом деле на полпути между лагерями сарацин и крестоносцев. Последние же размещались, как утверждается, между Акрой и Аскалоном, то есть на морском побережье. Странным показалось бы и изображение бесконечной песчаной пустыни, простирающейся от Мертвого до Средиземного моря. Что же касается исторической правды, можно просто сказать, что вряд ли найдется в романе хотя бы одна сцена, строго соответствующая истории. И что можно было бы сказать относительно правдивости облика отдельных персонажей, если степенный, серьезный, религиозный Саладин буквально за год до смерти, будучи в расцвете лет, блуждает в одиночестве по пустыням как ищущий приключений рыцарь, поющий гимны дьяволу и пробирающийся под обликом лекаря в лагерь христиан, чтобы излечить от недуга английского короля, которого он в реальности никогда не видел и вряд ли бы пожелал видеть?[57] Можно привести еще множество других примеров, нарушающих всякую согласованность и точность в этом единственном романе[58].

И пускай никто не думает, что бессмысленно изобличать ошибки выдающегося писателя. То впечатление, которое оказывают запечатленные на его страницах образы на юные умы, остается навсегда и нестираемо, и, если его не исправить, оно может привести к более серьезным ошибкам. Более того, «Талисман» искажает представления о правде и точности. Так, в примечании к одной из частей автор (вне всякого сомнения, с иронией) пытается поправить историков в их взглядах на историю. Естественным умозаключением из этого является то, что он сам занимался серьезными исследованиями и остается верным истине. Встречается и другой автор, который в истории кавалерии, как он сам это называет, утверждает, что «Талисман» изображает достоверную картину тех времен. Сэр Вальтер Скотт тем не менее сам раскрывает нам в предисловии к «Айвенго» секрет того, как ему удалось описать обстановку времен Ричарда Львиное Сердце. В описании того времени он присоединяется к Жану Фруассару, столь богатому на живописные описания рыцарской жизни. Немногие читатели этих романов знают о том, что это по образу, хотя и не по степени, похоже на то, как если бы в своих романах о Елизавете и Иакове I он обращался бы за описанием образа жизни в эти времена к страницам Генри Филдинга, поскольку разница во времени между правлением Ричарда I и Ричарда II, при котором писал Фруассар, столь же велика, сколь между правлением Елизаветы и Георга II. И в обоих случаях образ жизни претерпел соответствующие изменения. Однако общепринято полагать, что Средние века являются одним периодом с неизменными порядками и устоями, и все слишком склонны воображать, что описания Фруассара и тех, кто жил позже него, одинаково применимы ко всем векам этого периода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.