Глава 2

Глава 2

Верховный судья трибунала. – Граф. – Шоффен. – Посыльные. – Публичный суд. – Тайный трибунал. – Пределы распространения их юрисдикции. – Места проведения судебных заседаний. – Время их проведения. – Действовавшие на них процедуры. – Вынесение решения в случаях поимки преступников на месте преступления. – Рассмотрение дел инквизиционным методом

Проследив происхождение судов фемы и их всевозможные обозначения, насколько это позволили сделать существующие документы и прочие свидетельства, перейдем к описанию устройства и порядка работы этих прославленных трибуналов, а также выясним, кем были люди, входившие в них, как у них появлялись их полномочия и на какие сословия людей распространялась их юрисдикция.

Даже в период наибольшей анархии в Германии император считался источником всех законов и властных полномочий, и в еще большей степени, когда это касалось права на вынесение смертного приговора. Суды фемы поэтому видели императора в качестве своего повелителя, от которого проистекает вся имеющаяся у них власть, и признавали его право контролировать и менять их устройство и решения. Ниже необходимо более подробно остановиться на этих правах императора.

Между императором и вестфальскими председателями трибуналов (штульгеры)[116], как их называли, то есть местными главами светских и церковных властей, не было никаких посредников вплоть до XIV века, когда архиепископ Кельна был назначен наместником императора в Вестфалии. Каждый председатель трибунала имел свой определенный округ, в рамках которого он имел право создавать трибуналы и за пределы которого его власть не распространялась. Он либо самостоятельно председательствовал в своем суде, либо назначал вместо себя верховного судью (фрайграфа). Права штульгера напоминали права тех, кто в этой стране осуществлял патронат, то есть распределял приходы. В его власти было всего лишь назначение себя самого или другого лица верховным судьей, право же выносить смертный приговор имел император или его представитель. С учетом этого когда штульгер представлял к назначению фрайграфа, то должен был поклясться, что предложенный им человек был искренним и честным, такими же были его отец и мать, он был рожден на вестфальской земле, имеет незапятнанную репутацию, не замечен в совершении преступлений и что он уверен в способности кандидата достойно и квалифицированно вершить правосудие в округе.

Получив назначение, фрайграф должен был поклясться, что будет вершить суд по правде и справедливости, в соответствии с законами и нормами императора Карла и закрытого трибунала, что он будет подчиняться императору или королю и его представителям, а также что он как минимум один раз в год будет отчитываться перед верховным капитулом, проводимым в Вестфалии, рассказывая о своей работе, и т. п.

Доходы фрайграфа формировались из судебных сборов и доли в наложенных штрафах, у него также было фиксированное жалованье от штульгера в денежной форме или в натуре. Каждый принятый заседатель, или шоффен[117], делал ему подарок, как гласил закон, в возмещение его графской шляпы. Если принятое лицо было рыцарем, этим вступительным взносом была золотая марка, если нет – серебряная марка. Каждый из принятых членов, клятвой очистивших себя от всех обвинений, уплачивал графу крестный грош. Он обладал долей во всех наложенных его судом штрафах и в сборах за выписанные повестки и прочее.

Как правило, в каждом трибунале был лишь один фрайграф, однако случалось, что их насчитывалось до семи или восьми человек. Граф председательствовал в суде, и повестки обвиняемым выписывались именно им.

Следующими по рангу после графа были шоффены. Они составляли основную часть и силу общества. Их кандидатуры предлагал граф с одобрения председателя трибунала. Два человека, уже являющиеся членами общества, должны были клятвой поручиться, что кандидат годится для принятия в шоффены. Требовалось, чтобы он был немцем по происхождению, рожден в законном браке свободными родителями, исповедовал христианство, не был ни отлучен, ни изгнан, не участвовал ни в каких заседаниях суда фемы и не был членом никакого духовного ордена или подобной организации.

Шоффены делились на два класса: заседатели рыцарского и обычного почтенного происхождения, поскольку в те времена повсеместно действовал принцип, что каждый человек может быть судим лишь равными ему людьми, и, соответственно, он должен быть соблюден и в судах фемы.

До того как быть допущенными к секретам общества, шоффены назывались «несведущими», после вступления их именовали «сведущими», или феменотами. Лишь последних допускали на заседания суда фемы. Процесс приема в шоффены сопровождался весьма торжественной церемонией. Кандидат представал перед собравшимися членами трибунала с непокрытой головой и отвечал на вопросы относительно его навыков и способностей. Затем, встав на колени и положив большой и указательный пальцы правой руки на обнаженный меч и виселичную веревку, произносил, повторяя за фрайграфом, следующую клятву:

– Я клянусь святыми узами, что с этого момента буду помогать, оберегать и хранить тайны святой фемы от жены и детей своих, от отца и матери, от сестры и брата, от огня и ветра, от всего, на что падает солнечный свет и проливается небесная влага, от всего между небом и землей, а особенно от людей, знающих закон. Клянусь представить перед лицом данного вольного суда, в котором я заседаю, все, что относится к тайной юрисдикции императора, узнаю ли я, что это правда, сам, или от проверенных людей, требует ли оно отмены или наказания, подвластно ли оно феме или нет (то есть преступление, совершенное в другом графстве), но что подлежит суду или же с согласия обвинителя может быть прощено. Клянусь никогда не поступать иначе ни из любви, ни из страха, ни за деньги, ни за золото или драгоценные камни. Клянусь содействовать этому трибуналу и исполнению его решений всеми моими пятью органами чувств и силою духа. Клянусь также, что данные обязанности я принял на себя ни по какой другой причине, кроме как из любви к закону и справедливости. А еще клянусь, что буду вечно поддерживать и чтить этот вольный трибунал больше, чем любой другой свободный суд, и буду неукоснительно и твердо хранить свою клятву, да поможет мне в этом Всевышний и Его святое Евангелие.

Принимаемый также был обязан поклясться, что он всегда в силу всех своих возможностей будет стремиться расширять священную империю и никогда не предпримет никакой несправедливости по отношению к земле и подданным штульгера.

После этого граф узнавал у судебных исполнителей (fronboten), исполнены ли кандидатом все формальности, необходимые для вступления в члены трибунала. При получении утвердительного ответа председатель раскрывал перед новичком секретные знания общества и сообщал секретные знаки, по которым посвященные узнавали друг друга. Что именно служило этим знаком, совершенно неизвестно: некоторые утверждают, что, когда они встречались за обеденным столом, они обычно поворачивали нож острием к себе, а рукояткой от себя. Другие полагают, что буквы SSGG, которые были найдены на документах в архивах Герфорда, служили этим знаком и расшифровывались как «палка, камень, трава, страдание» (Stock Stein, Gras Grein). Тем не менее это наиболее спорные предположения, не имеющие никаких доказательств. Граф после этого был обязан внести имя новичка в общий регистр, и с этого момента тот становился частью могущественной группы посвященных.

Монархи и дворяне боялись, что их канцлеры и вельможи, а объединения городов – что отдельные члены магистратов могут входить в число шоффенов. Многие правители сами стремились стать членами этой грозной организации, и утверждается, что в XIV–XV веках (только об этом периоде имеются точные исторические свидетельства) число шоффенов превышало 100 тысяч человек.

В обязанности шоффенов входили доставка по стране повесток в суд, выслеживание и изобличение злодеев или же, если те были застигнуты во время совершения преступления, прямо на месте совершение над ними правосудия. Они также входили в число заседателей при фрайграфе, когда собирался трибунал. Для этого требовалось присутствие по крайней мере семи из тех, кто проживал в том округе, где проходил суд. Те, кто принадлежал к другим округам, могли присутствовать, но не выступать в роли заседателей, они являлись лишь одними из присутствующих на суде лиц. Всего таких зачастую насчитывалось до 100 человек.

Все посвященные могли перемещаться по стране как пешком, так и верхом на лошади, поскольку лишь самые отчаянные люди могли решиться причинить им какой-либо вред, так как в этом случае ничто, кроме смерти, их не ожидало. Страшное наказание ждало и тех, кто позабыл бы о своей клятве и раскрыл тайны общества. Его должны были схватить, завязать тряпкой глаза, скрутить руки за спиной, надеть петлю на шею. После этого его опрокидывали на живот и вешали семью футами выше любого другого преступника. Тем не менее есть сомнения, что подобное наказание когда-либо потребовалось осуществить. Так, Энеа Сильвио, который писал в те времена, когда общество уже пришло в упадок, уверяет, что ни один из членов вестфальских трибуналов никогда ни по каким мотивам не выдал их секретов. Он описывает шоффенов как суровых людей, приверженцев истины и справедливости. Подобные слова в их отношении используются и другими авторами тех времен.

Помимо фрайграфа и заседателей для правильного проведения судов фемы требовались исполнители, которые назывались «фронботы», или, по-другому, «сержанты» либо «посыльные», а также клерк для записи вынесенных приговоров в так называемую Кровную книгу (Liber sanguinis – Книга кровожадности). Они также, разумеется, были посвященными, в противном случае они не могли бы присутствовать на трибуналах. Требовалось, чтобы посыльные были свободными гражданами, живущими в этом округе и обладающими всеми теми качествами, что и обычные шоффены. Их обязанностью было присутствовать на заседаниях суда, когда они проводились, и следить за тем, чтобы непосвященные, в отношении которых были выдвинуты обвинения, были привлечены к ответственности надлежащим путем[118].

Граф обязан был созывать два вида судебных заседаний: одно открытое, называвшееся открытый, или публичный, суд, на который имели доступ все свободные граждане, а другое – закрытое, называвшееся тайный трибунал, на котором нельзя было появляться никому, кроме посвященных.

Первый суд проводился через определенные промежутки времени и не реже трех раз в год. О его заседании за четырнадцать дней объявляли посыльные, и каждый домовладелец в графстве, посвященный или нет, свободный или подневольный, был обязан под угрозой штрафа в четыре полновесных шиллинга появиться на нем и клятвенно заявить о тех преступлениях, которые, как ему известно, были совершены в графстве.

Когда граф созывал тайный трибунал, постриженное и рукоположенное духовенство, женщины и дети, евреи и язычники[119], а также, как представляется, высшая знать не подпадали под его юрисдикцию. Духовенство было неподсудно, вероятно, по благоразумным мотивам, поскольку не казалось безопасным беспокоить членов столь влиятельного учреждения, посягая на их привилегии. Тем не менее духовенство по своему желанию могло стать подотчетным судам фемы, если хотели разделить преимущества причастности к ним. Женщины и дети исключались на основании пола и возраста, а период несовершеннолетия продлевался в документах до четырнадцати, восемнадцати и иногда до двадцати лет. Евреи и язычники, а также им подобные не допускались на основании их недостойности. Высшее дворянство было неподсудно (если это действительно было так) в соответствии с принципами германских законов, по которым люди должны были судиться лишь равными себе, поэтому вряд ли было возможно найти графа и семь заседателей, которые были бы равного звания с обвиняемым этого класса.

При своем появлении суды фемы, если принять, что их название пошло от слова fem – «приговор», были исключительно уголовными судами, и их действие не распространялось на вопросы гражданских отношений. Им были подсудны все преступления против христианской веры, святого Евангелия, десяти заповедей, общественного покоя и личного достоинства – категории, под которые, впрочем, можно было легко подвести почти любой совершенный проступок и преступление. Соответственно в своде законов суда фемы можно найти перечисленными такие преступления, как святотатство, грабеж, изнасилование, убийство, отступничество, предательство, лжесвидетельство, фальшивомонетничество и прочее и прочее. Таким образом, трибуналы, ловко интерпретируя законы, умудрялись сделать «подфемными», то есть подпадающими под их юрисдикцию, даже те дела, которые были очень далеки от уголовных преступлений.

Однако все исключения вообще не принимались во внимание в случае неявки в суд, или если лицо было застигнуто непосредственно в момент совершения преступления. Если человек, после того как его в установленном порядке вызвали в суд, даже по гражданскому делу, не явился, чтобы дать ответ на выдвинутые против него обвинения, его объявляли вне закона, а его преступление становилось «подлежащим феме». Каждый судейский в этом случае имел право арестовать обвиняемого, принадлежал ли он к его округу или нет. Силы всех шоффенов были теперь направлены против него, и скрыться от них было практически невозможно. Здесь и проявляла себя огромная власть судов фемы. Другие суды также могли объявить человека вне закона, но никто другой не имел таких же возможностей привести в исполнение свой приговор. Единственным средством защиты от суда для обвиняемого было попытаться явиться перед ним и защитить свою позицию либо же подать прошение о защите императору. Если человека поймали flagranti delicto (на месте преступления – лат.), вестфальские трибуналы имели право незамедлительно казнить его.

Те, кто узнал о судах фемы из пьес и рыцарских романов, склонны полагать, что они проводились в подземелье или же в глубине самых непроходимых лесов, когда ночь, накрывая их своим мраком, придавала им дополнительную величественность и торжественность. Здесь, как и в других случаях, неохотно, но придется помочь развеять литературные фантазии. Эти суды не проводились ни в лесах, ни в стенах замков, даже просто под крышей – крайне редко. Есть лишь один документальный пример того, что суд фемы проводился в подвале, а именно в Хайнберге под домом Джона Менкина. В Падерборне он был проведен в городском доме; был пример суда, состоявшегося в замке Вульфен. Однако более частой была ситуация, когда для проведения суда выбиралось место под голубым куполом небес, поскольку вольные германцы все еще сохраняли в себе пристрастие своих предков к открытому пространству и экспансии. Так, в северном и южном церковных уделах трибуналы собирались на подворьях церквей; в Дортмунде – на рыночной площади вблизи городских домов. Однако самым излюбленным местом проведения судебных заседаний было пространство под сенью деревьев, как в древние времена. Можно прочесть о трибунале в Аренсберге в саду; о другом – под боярышником; о третьем – под грушей; о четвертом – под липой и т. д. Часто встречаются упоминания трибуналов, которые назывались по видам деревьев, под которыми они проводились, как, например, трибунал у бузины, у старого дуба и т. п.

Представление о том, что они проводились по ночам, также лишено всяких доказательств. Не имеется никаких указаний на это в дошедших до нас документах. Гораздо более соответствующим германской привычке будет предположение, что как публичный суд и немецкие суды в целом проводились ранним утром, сразу после восхода, такой же была практика проведения тайных трибуналов.

Когда на рассмотрение суда фемы выносилось какое-нибудь дело, сперва выяснялось, подпадает ли этот вопрос под его юрисдикцию. Если это было так, то обвиняемого вызывали предстать перед публичным судом и дать ответ на обвинения. Все сословия людей, включая евреев и язычников, могли прийти на этот суд, на котором также присутствовали непосвященные шоффены и который был столь же открытым, как и любой суд в Германии. Если обвиняемый не появлялся или появлялся, но не мог оправдаться, дело передавалось в тайный трибунал. Гражданские дела, которые из-за отказа удовлетворить требования передавались в суды фемы, в подобных случаях из-за неявки обвиняемых также передавались туда.

У тайных трибуналов имелись три различные процедуры работы, а именно для случая, когда преступника ловили на месте преступления, инквизиторская и обвинительная.

В первом случае требовалось выполнение двух условий: преступник должен был быть пойман по факту преступления и, как минимум, три шоффена должны были присутствовать при его казни. Что касается первого, то юридический язык в Саксонии давал широкое толкование понятию «пойман по факту». Оно распространялось не только на тех, кого поймали непосредственно в момент совершения преступления, но и на тех, кто был пойман, когда убегал. В случае убийства тот, кто был найден с оружием в руках, считался пойманным по факту. Так же происходило при краже, если лицо обладало ключом от того места, в котором были найдены украденные вещи, если только ему не удавалось доказать, что они попали туда без его согласия или ведома. Закон фемы выделял три признака или доказательства вины в подобных случаях: владеющая рука – преступник держал в руках улику; внешний вид – как, например, рана на теле убитого, и запинающиеся уста – или признание вины преступником. Тем не менее во всех этих случаях требовалось, чтобы преступник был пойман немедленно, поскольку, если ему удавалось сбежать и его ловили опять, тогда он уже не считался застигнутым на месте преступления и должен был судиться трибуналом с соблюдением всех формальностей.

Второе условие – наличие как минимум трех посвященных лиц, чтобы они имели право схватить, осудить и казнить пойманного на месте преступления человека. Они в этом случае одновременно являлись судьями, обвинителями, свидетелями и палачами. Здесь следует более подробно описать порядок их действий. Неясным остается вопрос, соблюдалось ли в подобных случаях правило суда равных: в документе, называющимся Аренсбергской реформой судов фемы, четко определяется, что в случае, если лицо поймано на месте преступления, его происхождение не избавляет от ответственности и дворянин должен судиться как простолюдин. Тем не менее случаи, когда троим посвященным удавалось застигнуть преступника на месте, должно быть, происходили крайне редко.

Когда было совершено преступление и преступник не был схвачен сразу, оставалось два способа суда над ним: инквизиционный и обвинительный процессы. То, какому необходимо было следовать, зависело от обстоятельств. Однако, если речь шла о посвященном, против него в обязательном порядке применялся обвинительный процесс.

Предположим, был избран первый способ суда, который обычно применялся, когда преступник был застигнут на месте преступления, но ему удалось скрыться, либо он был тем, кого открыто и отчетливо обвинила в преступлении общественная молва. В данном случае его не вызывали в суд и не удостаивали возможности быть заслушанным. Обычно его изобличал один из посвященных. Суд после этого изучал доказательства его вины, и, если они признавались достаточными, его объявляли вне закона, называлось это «ферфемт» (приговоренный фемой)[120], а его имя вписывалось в Кровную книгу. Незамедлительно выносился приговор, которым все правители, властители, дворяне города, каждый гражданин, и в особенности посвященные, призывались содействовать в отправлении правосудия. Данный приговор, разумеется, первоначально мог распространяться лишь на Вестфалию, однако суды фемы постепенно расширили свои притязания. Их требования уважались императорами, которые видели в них поддержку своей власти, и вскоре последовали указания, чтобы их приговоры исполнялись на всей территории империи как вынесенные императорской властью.

Незавидна была участь приговоренного. Целая армия посвященных, а это около 100 тысяч человек, теперь преследовала его. Если встретивших его было достаточное количество, они сразу хватали его. Если им казалось, что их сил недостаточно, они призывали на помощь своих собратьев, и каждый член общества, если его попросили об этом трое или четверо из посвященных, поклявшихся, что человек осужден фемой, был обязан помочь схватить его. Как только преступник был пойман, они незамедлительно казнили. Его вешали на дереве у дороги, а не на виселице, напоминая тем самым, что они были уполномочены осуществить свои обязанности именем короля в любом месте по своему усмотрению и независимо от территориальной юрисдикции. В качестве петли, в соответствии со средневековой практикой, они использовали ивовые прутья. Как утверждается, у них было столь много практики, что очень скоро они достигли такой сноровки в этом деле, из-за которой фраза «осуществить фему» в итоге стала означать просто «повесить», как это в английском языке произошло со словом «экзекуция». Более вероятным все же является предположение, что эта казнь или нечто близкое к ней изначально именовалось словом, от которого пошло название трибуналов. Если преступник оказывал сопротивление, захватившие имели право забить его до смерти. В этом случае они привязывали мертвое тело к дереву и втыкали рядом с ним свои ножи в знак того, что он был убит не разбойниками, а казнен именем императора.

Если человек, приговоренный фемой, не был посвященным, у него не было никакой возможности узнать об угрожающей ему опасности до тех пор, пока петля не оказывалась у него на шее. Поскольку суровая кара, ожидавшая всякого, кто раскрывал секреты фемы, абсолютно исключала возможность того, чтобы дружеский намек или предостережение встали на его защиту. Если же по воле случая, такого, как, например, удачный побег от тех, кто пытался его схватить, кто-то помогал человеку узнать о своем положении, тот мог, если считал себя способным оправдаться, искать защиты и помощи у штульгера или у императора.

Если кто-либо сознательно общался или укрывал приговоренного, он подвергал себя такой же опасности, как и укрываемый им преступник. Требовалось, однако, доказать, что он делал это умышленно, – обстоятельство, которое выносилось на суд императора или председателя суда того округа, в котором проживал обвиненный. Первоначально это правило распространялось только на Вестфалию, но судьи фемы впоследствии взяли на себя право карать пособников, приговоренных фемой, в любой части империи.

Ничто не покажется более поспешным и несправедливым, чем такой порядок действий, тем, кто попытался бы применить идеи и принципы современности к тем ушедшим временам. Тем не менее жестокие злодеяния требовали жестокого возмездия, а степень дезорганизации Европы в целом и Германии в частности в Средние века была такой, что выходила за рамки практически всех современных представлений. Не следует ли предположить, что необходимо расценивать как благо, а не как зло любой институт, который устанавливал пределы несправедливости и насилию, вселяя в души злодеев спасительный страх перед последствиями? Когда человек совершал преступление, он знал, что существует трибунал, способный осудить за это и от которого его власть, какой бы могущественной она ни была, не сможет защитить. Он не знал, кто входил в число посвященных и в какой момент он может оказаться в их руках. Даже его брат мог оказаться среди его изобличителей, его самые близкие родственники или товарищи могли стать теми, кто схватит и казнит его. Необходимость подобной силы в целом ощущалась столь остро, что несколько городов, таких как Нюрнберг, Кельн, Страсбург и прочие, обратились к императору и получили его соизволение выносить смертный приговор даже без слушаний, если основанные на общей молве доказательства вины преступников казались убедительными большинству городского совета. Несколько графств получило такие же привилегии, из чего видно, что суды фемы появились и в других местах за пределами Вестфалии, но они были весьма далеки от них по своему влиянию, поскольку не имели многочисленной армии шоффенов в своем распоряжении.

В завершение следует отметить, что лишь тогда, когда преступления были значительными по тяжести, а молва о них громкой и не стихающей, инквизиционный процесс мог проходить должным образом. В менее значимых делах обвиняемый имел право быть заслушанным лично. Кроме того, инквизиционный процесс имел свои пределы, если сведения были недостаточно весомыми и убедительными, и виновность все еще оставалась недоказанной, злоумышленник должен был преследоваться по обвинению. Если он входил в число посвященных, это было его безусловным правом и привилегией по всем делам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.