Вознесенский монастырь[153]

Вознесенский монастырь[153]

Женский Вознесенский монастырь в Московском Кремле находился недалеко от Спасской башни. История этой государственной усыпальницы для русских великих княгинь и цариц насчитывает почти 300 лет и заканчивается в первой половине XVIII в., когда Петр I перенес столицу в Санкт-Петербург.

Основала монастырь вдова великого князя Дмитрия Донского великая княгиня Евдокия Дмитриевна, построившая деревянный храм Вознесения на месте княжеского терема, откуда она провожала мужа на Куликовскую битву.[154] Точная дата основания обители неизвестна, предположительно это 1386 г., однако свой 500-летний юбилей монастырь праздновал в 1889 г.[155] Строительство каменного монастырского храма, согласно летописному источнику, началось 20 мая 1407 г.,[156] а спустя несколько дней 7 июня того же года княгиня Евдокия, принявшая постриг с именем Евфросинья, была похоронена в строящемся соборе. Она открыла длинный список представительниц правящей семьи, нашедших упокоение в монастыре. Исследователь Т. Д. Панова, много лет занимающаяся исследованиями некрополя Московского Кремля, считает, что для захоронения княгини недостроенную церковь освятили, а иначе погребение было бы невозможно.[157] Преподобную Евфросинию Московскую стали почитать покровительницей Москвы.

Вознесенский монастырь в Московском Кремле. Екатерининский храм. Справа – церковь Михаила Малеина. Фото конца XIX в.

Строительство продолжила ее невестка великая княгиня Софья Витовтовна, мать Василия II Темного, но ее смерть в 1453 г. не позволила завершить работу. Строительство храма-усыпальницы великих и удельных княгинь растянулось на долгие 60 лет и завершилось в 1468 г. После постройки в 1520-е гг. Новодевичьего монастыря Вознесенский стали называть Стародевичьим, это название сохранялось до 1817 г.

В 1587–1588 гг. при царе Федоре Иоанновиче Вознесенский собор строился по подобию Архангельского собора – храма-усыпальницы мужчин из правящего дома. Обитель не раз горела и восстанавливалась.

В Вознесенском монастыре были не только похоронены, но и жили многие из представительниц правящих фамилий – вдовы или монахини, а также царские невесты до свадьбы. Здесь Мария Нагая, в постриге инокиня Марфа, приветствовала Марину Мнишек, проведшую в монастыре несколько дней до своей свадьбы с мнимым сыном Нагой Дмитрием. Мать первого царя из династии Романовых Михаила Федоровича Ксения Ивановна Шестова, в иночестве Марфа, после приезда в Москву с новоизбранным царем своим сыном 2 мая 1613 г. «удалилась в Вознесенский девичий монастырь, коего она с 1619 г. была игуменьей до самой своей кончины 28 января 1631 г.».[158]

Вознесенский собор Вознесенского монастыря. Вид с северной стороны

Кроме главного Вознесенского собора в монастыре были еще две церкви: Михаила Малеина и святой великомученицы Екатерины. В 1634 г. по приказу царя Михаила Федоровича зодчий Бажен Огурцов построил новую церковь в монастыре в честь святого покровителя царя Михаила Малеина. Третью церковь начали возводить по проекту К. И. Росси в 1809 г. и освятили в 1817 г. во имя святой великомученицы Екатерины. Это единственное сооружение великого архитектора в Москве, дожившее до наших дней. Строительством церкви Росси занимался до 1812 г., заканчивал постройку архитектор А. Н. Бакарев. Грандиозное сооружение, по размерам не уступающее соборному храму, было выдержано в романтическом готическом стиле.

Интерьер церкви Св. Екатерины Вознесенского монастыря

Вознесенский собор являлся усыпальницей женщин царского рода, вдоль стен и столпов стояли 38 гробниц, всего 51 захоронение[159] – от основательницы обители Евдокии до сестры Петра II великой княжны Натальи Алексеевны (21.07.1714–22.11.1728, похоронена спустя 2 месяца после своей смерти 22.01.1729). Среди погребенных в соборе: Софья Витовтовна (жена Василия I), София Палеолог (жена Ивана III), несколько жен Ивана Грозного, начиная с Анастасии Романовны и кончая Марией Федоровной Нагой, матерью царевича Дмитрия. В обители нашли упокоение представительницы царской династии Романовых: первая и вторая супруги царя Михаила Федоровича Мария Владимировна Долгорукая (умерла 06.01.1625) и Евдокия Лукьяновна Стрешнева (умерла 18.08.1645); дочери Михаила Федоровича и Евдокии Лукьяновны царевны Пелагея (20.04.1628–25.01.1629), Анна (14.07.1630–27.10.1692), Марфа (14.08.1631–21.09.1632), Софья (30.09.1634–23.06.1636), Татьяна (05.01.1636–24.08.1706), Евдокия (родилась и умерла 10.02.1637) Михайловны; первая и вторая супруги царя Алексея Михайловича Мария Ильинична Милославская (01.04.1626–03.03.1669) и Наталья Кирилловна Нарышкина (22.08.1651–25.01.1694); дочери царя Алексея Михайловича и Марии Милославской царевны Анна (23.01.1655–03.03.1670) и Евдокия (26.02–28.02.1669) Алексеевны; дочь царя Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны царевна Феодора (04.09.1674–28.11.1677); первая супруга царя Федора Алексеевича Агафья Семеновна Грушецкая (умерла 14.07.1681). Из дочерей царя Иоанна Алексеевича упокоились царевны Мария (21.03.1689–12.02.1692), Феодосия (04.06.1690–12.05.1691) и Прасковья Иоанновны (24.09.1694–08.10.1731), последняя в замужестве за сенатором и генерал-аншефом Иваном Ильичом Дмитриевым-Мамоновым.[160]

На северной стене Вознесенского собора и в северо-восточном углу были погребены опальные княгини Елена Волошанка, Евфросинья Старицкая, Евдокия Романовна Старицкая и четыре княжны Старицкие.[161]

Ф.-Х. Вебер смог посетить Вознесенский монастырь в 1716 г., о чем упомянул в своем произведении, посвященном пребыванию в России. Получение разрешения для посещения монастыря оказалось делом сложным. В монастыре монахини после него кадили ладаном и «сделавши. легкое замечание, показали гробницы всех цариц и царевен, которые были украшены так же как и гробы царей, и вообще убраны очень хорошо. Царицы и царевны покоятся большей частью в каменных гробах, они положены в том последовательном порядке, в каком умирали одна за другою».[162] Характерно замечание мемуариста о том, что «кадили ладаном» после него. Очевидно, посещение православного женского монастыря иностранцем неправославного вероисповедания привело монахинь в некоторое замешательство, выразившееся в желание тут же за ним «очистить» обитель с помощью ладана. Так как русские надгробия имеют либо антропоморфную форму, т. е. форму человеческого тела, либо форму гроба, иностранцы часто их принимали за саркофаги, в которых, по аналогии с Западной Европой, останки оставались над землей, однако такой способ погребения не был характерен для светских лиц в России. Надгробия в форме призмы, т. е. гроба, часто путали с раками, где хранили святые мощи – останки святых.

В конце XIX – начале XX вв. монастырь относился к I классу и по спискам считался первым женским монастырем в России.

С октября 1918 г. обитель закрыли, последний его час пробил в 1929 г. В апреле по инициативе коменданта Кремля Р. А. Петерсона правительственная комиссия в составе К. Е. Ворошилова, В. В. Шмита, А. Е. Енукидзе осмотрела здания Чудова и Вознесенского монастырей и постановила снести их, очистив место для строительства Военной школы ВЦИК. Комиссия, в которую входили представители разных музеев – Д. П. Сухов, В. К. Клейн, Н. Н. Померанцев и др., организовала архитектурные обмеры и фотофиксацию монастырских построек. Их стараниями беломраморные саркофаги с останками великих княгинь и цариц вывезли сначала в Архангельский собор, затем – в подземную палату южной пристройки Архангельского собора, где они пребывают и ныне, кроме мощей Евфросинии Московской, перенесенных 28 мая 2008 г. в придел мученика Уара Архангельского собора.

При переносе захоронений впервые произвели вскрытие некоторых саркофагов, оно, как нередко бывает при подобных обстоятельствах, обросло различными мифами и легендами, нашедшими свое отражение и в исторической литературе. Так, по преданию, когда поднимали саркофаг преподобной Евдокии, он раскололся. В 1970-х гг. в научно-популярной и популярной литературе стали встречаться сведения о биологическом феномене, его якобы наблюдали специалисты, открывшие захоронение Марфы Собакиной. Сняв крышку с ее каменного саркофага, музейные работники будто бы увидели совершенно не тронутое тлением тело царицы – она лежала бледная, прекрасная и как живая,[163] а потом на глазах рассыпалась в прах. Доктор исторических наук Т. Д. Панова, занимавшаяся разработкой данной темы и опубликовавшая ряд статей ей посвященной, развеивает легенду.[164] По ее утверждению, в документации того времени нет ничего, подтверждающего эту удивительную историю. В природных условиях средней полосы России случаи мумификации крайне редки, поэтому связанный с Собакиной биологический феномен невозможен. Скорее всего, красивым вымыслом обросло другое явление, встречающееся в средневековых захоронениях, если саркофаг изготовлен из белого камня – известняка. Когда, например, вскрыли погребения сыновей Грозного – царевича Ивана и царя Федора, то увидели, что все ткани их одежды и саванов сохранили форму тел. Дело в том, что в процессе тления мышечной массы ткани заизвестковались и затвердели. Но стоило гробы вскрыть, как под воздействием свежего влажного воздуха саваны, быстро утратив жесткость, осели. Сохранившийся скелет царицы Марфы Собакиной по своему состоянию ничем не отличался от других из некрополя бывшего Вознесенского собора в Кремле. Лучше, чем в некоторых других захоронениях, сохранился до наших дней череп Марфы. В 2003 г. эксперт-криминалист и один из ведущих в России специалистов по реконструкции облика человека по его останкам С. А. Никитин из Бюро судебно-медицинской экспертизы при Комитете здравоохранения Москвы восстановил портрет царицы Марфы Васильевны в виде скульптурного бюста, выполненного в бронзе.

Перенесение останков великих княгинь и цариц перед разрушением Вознесенского монастыря. Фото 1929 г.

В 1929 г. Вознесенский монастырь взорвали. На его месте в 1932–1934 гг. по проекту архитектора И. Рерберга построено здание Военной школы им. ВЦИК, где впоследствии работал Президиум Верховного Совета СССР.

Иконостас и древние иконы собора Вознесения Господня частично сохранились в соборе во имя Двенадцати Апостолов, а также в фондах музея.

Женские захоронения из Вознесенского монастыря, размещенные в музее-заповеднике «Московский Кремль», дают огромный материал для исследователей, они позволяют проследить обстоятельства жизни русских великих княгинь и цариц, бывших в средние века теремными затворницами, оставаясь в тени своих царственных отцов и мужей, а также выяснить судьбу некоторых из них. Активно изучать уникальный некрополь начали в середине 1980-х гг., наибольшего размаха работы достигли в 2001–2003 гг. В руках историков оказался интереснейший источник, исследование его раскрывает ценнейшие сведения о погребальном обряде и материальной стороне жизни средневекового общества.

Изучение некрополя Вознесенского собора дает такой богатый исторический материал, что возник даже особый научный проект.[165] В нем принимают участие антропологи, гистологи, геохимики, эксперты-криминалисты и специалисты других наук. Благодаря их трудам и нынешним возможностям науки удается полнее представить (а иногда и увидеть воочию) физический тип русских великих княгинь и цариц, понять, как они жили, и связать эти данные со сведениями о московском дворе, известными из письменных источников.

София Палеолог. Реконструкция по черепу С. Никитина

Единственной представительницей семейства Годуновых, похороненной и ныне на территории Московского Кремля, является царица Ирина Годунова, жена царя Федора Иоанновича. Над ее могилой размещался памятник, аналогичный тем, что и сегодня можно увидеть в мужском храме-усыпальнице Архангельского собора: белокаменный саркофаг антропоморфной формы без надписи-эпитафии на крышке. В 1580 г. Ирина стала женой царевича Федора. Год ее рождения неизвестен, хотя некоторые историки указывают на 1557-й, правда, без ссылок на источники. Исследование скелета царицы Ирины показало, что она прожила около 45 лет, не более, это позволило подтвердить дату ее рождения – 1557 г. После пострижения в монастыре вдовствующая царица прожила пять лет и скончалась 29 октября 1603 г. Похоронили Ирину Годунову в усыпальнице русских цариц в Кремле. В отсутствии на ее саркофаге надписи, возможно, проявился акт смирения и уничижения, свойственный монашеству. Эту точку зрения подтверждают археологические раскопки в некоторых монастырских некрополях древнерусского времени. Но место погребения царицы в Вознесенском соборе зафиксировано документально, включая и записи, сделанные во время переноса всех саркофагов из некрополя в подземную палату возле Архангельского собора. Повторное вскрытие захоронения Ирины Годуновой проведено в 2001 г., в нем участвовала большая группа исследователей. С. Никитин восстановил внешний облик царицы по черепу, монашеский головной убор воспроизведен по миниатюрам Лицевого летописного свода XVI в. Остатки погребального инвентаря, изъятые из саркофага, подтвердили их принадлежность к монашескому облачению, как и фрагменты шерстяной схимы. Ее погребальная одежда черного цвета говорит о монашеском постриге. На головной убор царицы был нашит широкий равноконечный крест из тесьмы, он хорошо сохранился.[166]

При исследовании микроэлементного состава костной и иных тканей останков Ирины Годуновой удалось провести рентгено-флюоресцентный анализ кусочка ее мозга, обнаруженного в черепе при подготовке к реконструкции портрета, исследование проводила кандидат химических наук Е. И. Александровская. Анализ установил повышенное содержание в мозге царицы (по сравнению со средним, фоновым, наблюдаемым в наше время) железа, меди, свинца и минералов: ртути, мышьяка; выяснилось, что содержание свинца в тканях превышено в 80 раз, ртути – в 10 раз и мышьяка – в 4 раза.[167]

Елена Глинская. Реконструкция по черепу С. Никитина

В контексте разработки проекта изучения женских захоронений Вознесенского монастыря, осуществляемого в музее-заповеднике «Московский Кремль», вскрыто уже более 50 саркофагов. Похоронные принадлежности, одежда, собственно останки являются важнейшим материалом для исследования. При вскрытии в 1929 г. саркофага великой княгини Евдокии Донской (инокини Евфросинии), погребенной в 1407 г., выяснилось, что кроме обрывков кожаного монашеского пояса, украшенного тиснеными изображениями двунадесятых праздников и надписями к ним, на скелете уже ничего не сохранилось. От времени сильно пострадало погребение первой жены великого князя Ивана III великой княгини Марии Борисовны, скончавшейся, вероятно, от яда в возрасте около 23 лет в 1467 г. Химический анализ показал наличие в ее останках огромного количества цинка и множества других токсичных минералов.[168]

В саркофаге первой жены Ивана Грозного царицы Анастасии Романовны хорошо сохранилась коса темно-русого цвета, при изучении микроэлементного состава волос, фрагмента ткани и тлена также было обнаружено большое количество солей ртути, другие же яды – сурьма, мышьяк, свинец в ее останках обнаружены не были. Скорее всего, причиной смерти царицы оказался один из «популярнейших» ядов Средневековья, так называемый «Венецианский яд», так что прав был ее супруг говоря: «… ядами царицу Анастасию изведоша». Другим способом, – принимая лекарство или пользуясь косметикой, несмотря на большое содержание в них вредных веществ, эта молодая женщина (на момент смерти ей было около 26 лет) не могла бы накопить в своем теле столько отравляющего вещества.

Ирина Годунова. Реконструкция по черепу С. Никитина

Выбор места для захоронения также не был случаен. Как говорилось выше, согласно традиции, восточная и южная части церквей считались более престижными. Среди погребений оказались и саркофаги с останками княгинь и княжон Старицких, сведений об их посмертной судьбе в письменных источниках не сохранилось, а, может быть, и не было. Несмотря на то что представительницы этой опальной семьи удостоились погребения в родовой усыпальнице московских государынь, но то, как их захоронили, свидетельствует о том, что и после смерти мать и вторая жена Старицкого князя Владимира Андреевича должны были подвергаться унижению. Их похоронили на проходе, у северной двери храма-усыпальницы, без надгробных памятников над могилами, поэтому их могилы постоянно попирали ноги верующих, входящих в храм и выходящих из него. Очевидно, в этом сказалось желание царя предать забвению род своего двоюродного брата Владимира. Об этом же свидетельствуют и некоторые детали оформления захоронений Старицких княгинь – неаккуратно выполненные саркофаги, плохо вырезанные эпитафии.[169] Однако следует заметить, что вывод о своеобразном оскорблении памяти упокоенных в соборе представительниц семьи Старицких может быть и предположением Т. Пановой. Для сравнения: могилы родственников Петра I в Петропавловском соборе Санкт-Петербургской (Петропавловской) крепости лишились надгробий в 1732 г. по приказу Анны Иоанновны[170] и оказались потерянными. При нахождении захоронений во время подготовки новых склепов они не получили надгробных памятников. Посетители собора ходят по могилам, не подозревая об этом, но представляется невероятным, чтобы члены правящей семьи имели в виду унижение своих родственников. В том же Петропавловском соборе, явившемся официальной усыпальницей Императорского дома Романовых, внешний вид надгробий под покрывалами к 60-м гг. XIX в. явно не соответствовал статусу людей там погребенных, при том что подвергать унижению императорские могилы никому не пришло бы в голову.

Изучение позднейших захоронений из Вознесенского монастыря позволило судить о тех новациях, которые стали входить в жизнь, и, как следствие, в похоронный обряд русского общества второй половины XVII в. Так, при исследовании поздних саркофагов доставило неожиданность захоронение царицы Агафьи Семеновны Грушецкой, первой жены юного царя Федора Алексеевича. Их свадьба состоялась 18 июля 1680 г., а 14 июля 1681 г. царица умерла. На ее скелете, на груди под одеждой, лежал золотой наперсный крестик, украшенный цветной эмалью и надписями, в более ранних погребениях этой усыпальницы такие кресты не встречались. Прекрасно сохранился ее головной убор – волосник на подкладке. Тело царицы при захоронении было завернуто в шелковый саван, что соответствует средневековой традиции. Символ христианства – крестик, сделанный из серебра и украшенный цветными эмалями, – присутствовал и на останках царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. В захоронении прекрасно сохранилось шелковое платье зеленого цвета с длинными рукавами и многочисленными пуговичками. Оказавшийся в хорошем состоянии череп царицы позволил воссоздать облик этой еще не старой женщины и сравнить его с известными парсунами конца XVII в., находящимися в некоторых музейных собраниях России.

В захоронении царевны Анны Михайловны, умершей 27 ноября 1692 г. в возрасте 62 лет, также найден крестик, но из дерева. Почти всю свою жизнь Анна Михайловна прожила в царском тереме, чувствуя приближение смерти, 18 октября 1692 г. она приняла постриг в Вознесенском монастыре под именем Анфиса,[171] в связи с этим похоронена инокиня Анфиса в черном монашеском облачении. Высокое происхождение усопшей нашло своеобразное отражение в выборе материала для одеяния: ее траурное платье сшито не из грубой ткани, а из тончайшей черной шерсти, огромная мантия, по подсчетам реставраторов, имела массу мелких складок на спине, их оказалось 42, что никак не говорит о монашеском смирении, а подчеркивает статус покойной царевны.

На заключительном этапе работ вскрыли погребение царицы Марии Милославской и царевны Татьяны Михайловны. В саркофаге царицы Марии (01.04.1624–03.03.1669) сохранились только небольшие кусочки шелковых савана и платья. В захоронении царевны Татьяны (05.01.1636–04.08.1706) исследователи увидели части савана и шелкового платья зеленого цвета, шелковые чулки и бархатные туфли. И у этой дочери царя Михаила Федоровича Романова на груди обнаружили небольшой резной деревянный крестик.

Иногда в царской усыпальнице находили последний приют представительницы знатных семей из окружения русских государей. В кремлевской обители закончила свои дни теща Ивана Грозного, мать первой русской царицы Анастасии Романовны боярыня Ульяна. Ее похоронили в стороне от царских могил, в северной части усыпальницы, наименее почетной по средневековым эсхатологическим представлениям. Если над могилами великих княгинь, цариц и царевен всегда сооружали высокий памятник с эпитафией (как в Архангельском соборе Кремля, что можно видеть и сегодня), то могилы менее почитаемых лиц обустраивали проще: в полу помещали горизонтально массивную плиту с надписью. На такие надгробия могли наступать ногами прихожане, что, естественно, не говорило о желании унизить память упокоенного здесь человека, ведь сам факт выбора места для упокоения в правительственной усыпальнице являлся большой честью для усопшего. Так была похоронена и боярыня Ульяна, на ее плите полностью стерлись две верхние строки эпитафии, местами пострадала и остальная часть надписи. Однако сегодня на этом надгробии, случай редкий и весьма интересный, можно прочесть надпись: «…великомученика Федора Стратилата преставися раба божия Романова жена Юрьевича Ульяна в иноцех инока скимница Настясья в первый час нощи». Из этой эпитафии видно, что при постриге боярыня взяла себе имя своей рано умершей дочери, которую пережила на 17 лет.

В престижнейшем некрополе государства князю Ивану Бельскому удалось захоронить своих детей: малолетнюю дочь Анну (1561) и сына Федора (1568). Князь Иван Дмитриевич Бельский, потомок литовского князя Ольгерда, был первым по знатности в составе Боярской думы, поэтому он смог похоронить своих детей в главной усыпальнице Кремля. В Вознесенском соборе захоронили княжну Евдокию, дочь князя Федора Ивановича Мстиславского, умершую младенцем в 1600 г. Известного воеводу царь Иван Грозный включил в состав регентского совета на случай своей смерти, когда в 1561 г. заболел и составил завещание.

Родовой усыпальницей бояр Романовых стал московский Новоспасский монастырь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.