6. Сражение

6. Сражение

При желании противник мог укрыться в одной из своих крепостей, избрав оборонительную тактику боя. Если же он считал себя в силах сразиться с врагом в чистом поле, он должен сам назначить день и место боя, при этом учитывая интересы противной стороны. Когда Пианхи двинул свое войско на север против Египта, он не забыл об этой традиции, вернее даже, об этом законе. Вот фрагмент из его знаменитого «Военного приказа»: «Не нападайте на врага ночью, но сражайтесь тогда, когда видно. Объявите ему сражение издали. Если он скажет «торопитесь» войску и колесницам другого города, то сядьте ожидать прихода его войска. Сражайтесь, только когда он скажет об этом. Если его союзники будут в другом городе, то пусть дождется их. Надежные отряды ливийцев, которые он призвал к себе на помощь, следует первыми вызывать на бой. Скажите: «Ты, кто бы ни был ты, командующий войском, запрягай лучших лошадей из своей конюшни, начинай сражение. Ты знаешь, что Амон – бог, пославший нас!»

Это правило честного боя, установленное фараоном Пианхи, соблюдалось далеко не всегда. Его применяли в соответствии с законами войны, как их понимали в античности и в Средние века. Монтень рассказывает, как хитрость, примененная легатом Луцием Марцием, вызвала гнев старцев сенаторов: «Хранившие в памяти нравы своих отцов, они осудили действия Марция как противоречащие древним установлениям, которые заключались, по их словам, в том, чтобы побеждать доблестью, а не хитростью, не засадами и не ночными схватками, не притворным бегством и неожиданным ударом по неприятелю, а также не начиная войну прежде ее объявления, но, напротив, зачастую заранее оповещая о часе и месте предстоящей битвы». Обычаи древних римлян мало отличались от обычаев египтян. Благодаря Монтеню мы сегодня понимаем, что имел в виду Пианхи, когда говорил о «правилах игры». Противники должны выстроиться друг против друга без всяких уловок, не скрывая своих сил и намерений, чтобы у обоих были равные шансы, как у шахматистов – равное количество фигур перед началом партии. Победа достанется лучшему, как рассудит бог!

О том, что египтяне приняли правила честного боя задолго до эфиопа Пианхи, свидетельствует эпитет, которым иногда награждали воинственного бога Сета: «Объявляющий сражение», а также рассказ о битве при Мегиддо, когда армия Тутмоса III сразилась с войсками азиатской коалиции.

Египетское войско на 16-й день первого месяца сезона шему дошло до города Ихема. Его величество фараон созвал на совет своих храбрых воинов и объявил, что враг из Кадеша, обосновавшийся в Мегиддо, собрал вокруг себя властителей всех стран, которые прежде были покорны Египту (буквально «на царской воде»), начиная с Нахарины, и сказал им: «Я буду ждать врага здесь, в Мегиддо, и дам ему бой». Советники заподозрили ловушку. Дорога от Ихема к Мегиддо резко сужается. Придется следовать по ней колонной по одному, человек за человеком, лошадь за лошадью. Авангард вступит в бой, когда арьергард будет еще в Алуне. Лучше пойти кружным путем, чтобы все войско могло приблизиться к Мегиддо с севера. Однако фараон отклонил этот разумный план. Он воскликнул: «Клянусь, как любит меня Ра, как жалует мой отец Амон, как молодо [дышит] мой нос жизнью и счастьем, мое величество пойдет по пути тому на Алуну! Пускай, кто желает из вас, идет по этим путям, о которых вы говорите, и пускай тот, кто желает из вас, идет в числе сопровождающих мое величество. Да не скажут они, эти враги, омерзительные для Ра: «Его величество пошел по другой дороге, испугавшись нас!» – так скажут они». Эта речь сразу убеждает несогласных, и они примыкают к фараону: «Смотри, мы будем в числе сопровождающих твое величество во всяком месте, где будет ходить твое величество, ибо раб должен следовать за своим владыкой».

Египетский военный лагерь близ Кадета (Лепсий. Иллюстрированный журнал, III)

В свете наставлений Пианхи военный совет египтян обсуждал вполне очевидную ситуацию. Враг из Кадеша отправил фараону послание, назначив день и место сражения. Советники подозревают подвох, однако Рамсес считает недостойным себя и богов, которые его любят и защищают, отклонить это предложение, вполне соответствующее древним обычаям. Дальнейшие события показали, что он был прав. Войско во главе с фараоном вошло в узкую долину и заполнило ее целиком. Военачальники еще раз обратились к нему, умоляя не продвигаться дальше, пока арьергард не минует опасную теснину. Но эта предосторожность оказалась излишней. Противник, расположившийся между Таанаком и Мегиддо, даже не подумал атаковать египетское войско на марше, а позволил ему развернуться и занять к середине дня боевые позиции к югу от Мегиддо, где оно приготовилось к сражению. Правила игры были соблюдены.

Однако советники по-прежнему выполняли свой долг, напоминая фараону об осторожности. Перед ним стояло войско под водительством царя Митанни, но в нем было множество воинов-аму, этих извечных и коварных врагов Египта, о которых один старый фараон Одиннадцатой династии говорил в своем поучении, составленном для сына, Мерикара: «Аму… не сидит он на одном месте, ноги его всегда в движении. Он сражается со времен Хора, но не побеждает и сам не бывает побежден. Подобно человеку, задумавшему плохое, не объявляет он дня битвы». Аму прекрасно знали свои леса и горы и тщательно избегали сражений на открытой местности, где у них не было никакого преимущества. Они нападали на египтян внезапно и тут же рассеивались. Скрытность, быстрота и неожиданность – их лучшее оружие. Но даже в тех случаях, когда египтяне встречались с достойным противником, внезапность могла сыграть решающую роль. И она чуть не привела к разгрому египетской армии под Кадешем, когда Рамсес II двинулся навстречу армии хеттов.

Но вернемся к нашему рассказу. «Подлый враг» из Хатти создал против Египта коалицию из всех северных стран, вплоть до народов с далеких берегов моря. К обычным противникам фараона, собранным с территории от Сирии до Евфрата, присоединились народы Малой Азии: дарданы, люди из Илиона (Троя), Кешкеша, Каркиша, Луки, а также европейцы, например из Месен. Царь Хатти растратил все свои богатства, чтобы привлечь их всех на свою сторону, войско его заняло все горы и долины, как стаи саранчи. Главные силы скрытно сосредоточились северо-восточнее Кадеша. Но египтяне думали, что они задержались в районе Алеппо, потому что разведчики нигде не могли их обнаружить и доверчиво вступили в долину Оронта. Рамсес во главе своего эскорта пересек реку вброд, за ним последовал корпус Амона. Корпус Ра перешел реку вброд у города Шабтуна. Корпус Птаха дожидался, пока освободится брод, в своем лагере в городе Аронаме. Последний корпус, корпус Сета, тщетно пытался догнать войско, но отставал от него на несколько дней марша.

Когда фараон был в Шабтуне, к нему явились два воина-шасу, два кочевника из тех, что наводили ужас на караваны на путях между Сирией и Египтом и на земледельцев Суэцкого полуострова. Они сказали, что хотят перейти на службу к фараону. «Где же ваши братья? – спросил Рамсес. – И какие сведения вы принесли моему величеству?» – «Они там, где подлый царь Хатти, – ответили кочевники. – Ибо поверженный правитель Хатти сейчас в земле Алеппо, к северу от Тунипа. Он слишком боится фараона, да будет он жив, здоров и силен, и не идет на юг, с тех пор как узнал, что фараон поднимается на север».

Они бсестыдно лгали. По приказу «низко падшего царя» Хатти эти шпионы пришли разведать позиции египтян и усыпить их бдительность ложными сообщениями.

Допрос лазутчиков Хатти (Лепсий. Иллюстрированный журнал, III)

И вот фараон решает встать лагерем севернее Кадеша, на западном берегу Оронта. На ровном поле начертили огромный прямоугольник и обнесли его оградой из щитов или чем-то похожим на них. В центре воздвигли большой шатер для фараона и три шатра поменьше, а на всем остальном пространстве поставили множество маленьких палаток. Лев фараона, привязанный за лапу, растянулся на земле и дремлет. Лошадей распрягли и кормят. С ослов сняли поклажу, и они катаются в пыли, брыкаются или скачут галопом. Воины собирают оружие, а в это время в лагерь прибывают все новые повозки, запряженные быками. Высшие командиры располагаются в деревянных шатрах с центральной колонной, подпирающей кровлю, и с дверью как в настоящем доме. Внутри на полках расставлены большие кувшины и лохани. Из багажа извлекают столы, табуреты, циновки. Дежурные сметают веничками пыль, разбрызгивают воду. Другие подгоняют навьюченных ослов или несут узлы на коромыслах. Рядом с шатрами стоит лошадь, засунув морду в ясли. Конюх старается успокоить двух других горячих лошадей, а колесничий расположился в своей колеснице и спит сладким сном. Один воин пьет. Никто не думает об опасности. Но вот египетский патруль захватил двух разведчиков «низко падшего царя». Их приводят к фараону, который сидит на помосте, на своем золотом троне. Палка – безотказный инструмент для развязывания языков. Пленники во всем признаются: «Мы принадлежим царю Хатти, он послал нас узнать, где остановился его величество». – «Но где он, поверженный правитель Хатти? Я слышал, он в земле Алеппо, к северу от Тунипа!» – «Смотри, поверженный царь Хатти идет с многими народами, которые к нему примкнули… Они многочисленнее песчинок на морском берегу. Сейчас они изготовились и ждут боя около старого Кадеша». – «Они затаились около старого Кадеша, а мои иноземные союзники ничего не знают, и военачальники страны фараона тоже! А теперь нам говорят, что они идут!» Советники признают, что была совершена непростительная ошибка: «Плохо, плохо, иноземные командиры и военачальники фараона, да будет он Жив, Невредим и Здоров, допустили большую ошибку, они не сказали, где находится подлый поверженный царь Хатти, в своем ежедневном докладе фараону, да будет он Жив, Здоров и Силен». Тут же отправили визиря, чтобы он поторопил отряды, задержавшиеся к югу от Шабтуна, и привел их к лагерю фараона, но, пока Рамсес II держал совет, подлый царь Хатти уже приближался со своими воинами и колесницами и со всеми своими союзниками. Южнее Кадета он перешел реку вброд, который никто не охранял. Захваченные врасплох египетские воины и колесницы обратились в бегство. Враг уже захватил пленных из эскорта его величества.

В час этой страшной опасности фараон поднялся, как отец его Монту. Он схватил свое боевое оружие. Он облачился в доспехи. Он был как Баал в его грозный час. Возничий царя Менна задрожал, когда увидел, сколько вражеских колесниц окружает его господина. Члены его сковал великий страх. «Владыка прекрасный мой, могучий правитель, великий спаситель Египта в день битвы, мы с тобой одни среди врагов. Смотри, покинули нас войска и колесничие, а ты продолжаешь сражаться, спасая их. Ради чего? Давай расчистим путь себе и спасемся сами, о Усермаатра!»

Его величество успокаивает своего товарища по оружию. Фараон ничего не боится. Воины покинули его, вместо того чтобы занять боевые позиции. С ним не осталось ни приближенного, ни колесничего, ни проводника, ни военачальника. Но ведь не напрасно Рамсес поставил столько памятников и столько обелисков отцу своему Амону, наполнил пленными его храмы, отправлял ему корабли с экзотическими товарами. Призыв фараона долетел до Фив. Теперь у него союзник, который один стоит миллионов. Рамсес мечет стрелы направо, обороняется щитом слева. Две тысячи пятьсот вражеских колесниц опрокинуты. Руки не повинуются его врагам. Они не могут больше стрелять, не могут поднять меч. Фараон загоняет их в воду, как крокодилов. Те, кто полз по земле, уже не встают. «Подлый царь Хатти», смотревший на все это в окружении своих воинов и колесниц с тремя воинами на каждой, теперь в страхе поворачивается к фараону спиной. Все его воины и колесницы, все его союзники, царь Луки, царь Ирчу, царь Месен, царь Илиона, царь дарданов, царь Кешкеша, царь Каркиша и царь Алеппо и даже его собственные братья бегут, потрясенные подвигами фараона, и кричат: «Спасайтесь, кто может!», а его величество мчался за ними, как Тифон. Он обрушивался на них пять раз, как Баал в час своего могущества. Он сжег всю равнину Кадеша, чтобы больше никто не узнал это место, истоптанное его врагами.

Теперь воины возвращаются, поскольку сражение уже выиграно благодаря силе и храбрости фараона, а может быть, и по какой-то другой причине, о которой автор этой эпической поэмы не счел нужным упомянуть. Фараон осыпает их насмешками и упреками: «Ни один из вас не устоял и не протянул мне руки, когда я сражался. Клянусь ка отца моего Амона, если бы был я в Египте подобен отцу моих отцов, который не видел сирийцев, и не воевали они против него… не вернулся бы в Египет из вас ни один, чтобы рассказать о своей службе позорной!.. Преступление, совершенное войском моим и колесничими моими, столь велико, что не выразить словом… страны чужие, видевшие победу мою, прославят имя мое в дальних землях неведомых».

Воины покорно воздают почести своему отважному повелителю. Знатные сановники и колесничие восхваляют могущество его рук: «Вот он, отважный воитель, стойкий сердцем! Ты спасаешь войско свое и колесничих своих! Ты сын Амона, повергающий врагов десницей его! Ты превращаешь страну хеттов в развалины мощной дланью своею! Ты ратоборец великий, и нет тебе равного! Ты царь, сражающийся за войско свое в день битвы! Ты храбр сердцем, первый в сражении! Не тревожит тебя обилие стран, выступивших против тебя! Великим победителем предстаешь ты пред войском своим и всей страной! Говорим тебе это без лести – ты защитник Египта, покоритель стран чужеземных! Ты сломал хребет страны хеттов навеки!» Но фараон отвечает только новыми упреками: «Что с вами, военачальники мои, войска мои и мои колесничие, не умеющие сражаться! Разве не возвеличивается человек в городе своем, когда возвращается он, проявив доблесть перед владыкой своим, славой осиянно имя такого воина отныне и впредь. Почитают человека искони за могучую длань его! Разве я не творил вам добра, что покинули вы меня одного среди врагов!»

Упреки эти не так уж страшны: войско просто лишится очередных награждений. А вот другой властитель, Пианхи, действительно разгневался на свое войско, хотя оно неплохо сражалось. Его воины заставили Тефнахта бежать на север с жалкими остатками его отрядов. Однако Пианхи хотел одним ударом захватить или уничтожить всех врагов. Когда войско узнало о разочаровании своего военачальника, оно с ходу захватило три укрепленных пункта, хотя противник защищал их с небывалым ожесточением. Фараон узнал об этом, но все еще не был удовлетворен. Он предстал перед войском на колеснице, запряженной двумя конями. Колесница стояла на палубе его корабля. Разъяренный, как пантера, фараон обрушился на воинов: «Разве медлительность, с которой вы выполнили мое поручение, – это стойкость в битве? Разве завершился год, распространив страх в Нижнем Египте и нанесен их врагам мощный и болезненный удар?»

Тем временем подлый царь Хатти, этот изменник, присылает посланца, чтобы тот восславил фараона, как самого Ра, и сказал: «Ты Сутех, сам Баал, страх пред тобой – клеймо твое на стране хеттов». Посланец доставил письмо с просьбой о перемирии: «Говорит слуга твой, дабы ведали: ты – сын Ра, зачатый от семени его. Дал он тебе одолеть все страны, собравшиеся вместе. Страна Египет и страна хеттов – рабы твои, они под стопами твоими. Дал их тебе Ра, отец твой прекрасный. Не сокрушай нас. Ведаю, мощь твоя велика. Сила твоя тяготеет над страной хеттов. Разве хорошо, что ты убиваешь слуг своих? Твой лик свиреп, нет у тебя милосердия. Вчера ты убил сотни тысяч… пришел ты сегодня и не оставил наследников нам. Не будь жесток в деяниях своих, царь! Мир благотворнее битвы. Дай нам дыхание жизни».

Тогда его величество поспешил созвать военачальников колесничих и знать и сообщил им о просьбе поверженного царя Хатти. Не колеблясь ни минуты, они ответили в один голос: «Очень, очень хорошо заключить мир, царь, владыка наш!» Это был крик сердца, но они тут же поправляются: «И нет зла в примирении, которое ты совершишь, ибо кто [осмелится] тебе перечить, когда ты разгневаешься?»

Фараон весьма обрадовался этим словам. Египетское войско спокойно ушло на юг, даже не попытавшись захватить Кадеш, чьи зубчатые башни были хорошо видны за рукавом Оронта.

На самом же деле фараон просто чудом избежал полного разгрома. Он ничего не знал о позиции хеттов и без всякой разведки, без флангового охранения вслепую ввел свое войско во вражескую страну. Его спасла только стойкость царской гвардии, состоявшей в основном из шерденов, ибо можно заметить, что все упреки обращены к одним египтянам. Возможно также, что хетты, ворвавшись в богатый лагерь фараона, уже ни о чем не думали, кроме грабежа. Они стали жертвами собственной алчности, и их успех превратился в разгром. Так что их царь был весьма доволен, когда огромное египетское войско ушло восвояси.

Другие военные действия египтян заканчивались более определенными результатами, например великая битва с ливийцами, выигранная Рамсесом III. Как и его предок, фараон отличался мужеством. Кони его колесницы мчатся галопом. Он привязал вожжи к поясу, чтобы стрелять из лука. На голове у него воинский шлем, на руках и запястьях – браслеты, на груди – два ожерелья. На перевязи висит открытый колчан. Чехол, прикрепленный сбоку колесницы, наполнен дротиками. Военачальник позади фараона не участвует в бою: он держит в руках золотую чашу и кувшин, которые мы уже видели при выступлении войска из Египта. Другие колесницы с двумя воинами на каждой мчатся за колесницей фараона. Наемники-филистимляне проявляют чудеса храбрости в бою с ливийцами. Когда ливийский вождь Мешешер, сын Капуро, видит, что кони его убиты, а колесничий, пронзенный копьем, упал с колесницы, он поворачивается к фараону, поднимает руку с вытянутым вверх указательным пальцем и признает себя побежденным. Его воины сдаются десятками. Они держат копья остриями вверх, как свечи, и протягивают левые руки, повернув ладони к земле. «Морские народы» появились во времена Рамсеса III. Их бесчисленные орды пришли в Египет по морю и по суше. Повозки со сплошными колесами, закрепленными чеками в оси, с впряженными буйволами везли женщин и детей. Длинные корабли с носом в виде головы льва или птицы и с приподнятой кормой были до отказа нагружены воинами. На суше и на море происходили ожесточенные сражения. Вот фараон сошел с колесницы, чтобы было удобнее стрелять из лука. За ним следует вся его свита: командиры, которые несут лук, колчан и дротики, слуги с предметами туалета, опахалами и мешками, откуда при первой же передышке они вынут сменную одежду и все необходимое, чтобы привести себя в порядок.

Одержав победу, царь всходит на помост, чтобы окинуть взглядом поле битвы. Слуги закрывали его от солнца большими зонтами. Рядом колыхались царские знамена. Вельможи и полководцы осыпают царя поздравлениями и восхваляют его доблесть и силу. Писцы уже приступили к подсчету добычи. Как и во времена Яхмоса, каждый воин, убив врага, отрубал ему руку или, если врагом был ливиец, отрезал половой член. Все эти трофеи приносились царским писцам, а затем сваливались в кучу вместе с оружием около царского помоста, где целая армия писцов терпеливо все сортировала и пересчитывала. Пленных проводили перед фараоном со связанными руками. Военачальников держали про запас для более торжественных церемоний. Простых же воинов выводили по одному и передавали палачу, который ставил им клеймо раскаленным железом. Вокруг стояли вооруженные до зубов солдаты, готовые подавить любую попытку мятежа, однако побежденные покорно принимали свою участь. Денанеане и филистимляне, отмеченные клеймом, вступали в ряды царской армии, в которой оставалось все меньше и меньше египтян. Бывшим пленникам даже платили за службу фараону.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.