Глава 2 ПРОИСХОЖДЕНИЕ. ИСТОРИЯ И ЯЗЫК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

ПРОИСХОЖДЕНИЕ. ИСТОРИЯ И ЯЗЫК

Dievas dave dantis, dievas duos duonos (лит.)

Devas adadat datas, devas datdat dhanas (санскрит)

Deus dedit dentes, deus dabit pan?m (лат.)

Бог дал зубы, Бог даст хлеб (русская)

После открытия санскрита в XVIII веке перед исследователями, занимающимися происхождением балтов, открылись новые горизонты. Сопоставление литовских и санскритских слов проводилось до того, как Ф. Бопп создал в 1816 году основу для сравнительного изучения индоевропейских языков. Сходство между литовским и санскритом часто рассматривается как пример широкого распространения индоевропейских языков и их весьма тесного внутреннего родства.

Как один из древнейших живых языков индоевропейской семьи, литовский особенно привлекал лингвистов-компаративистов. В 1856 году А. Шлейхер издал свою грамматику литовского языка, а спустя год – учебник по литовскому языку. Литовские материалы также занимают важное место в его сравнительной грамматике индоевропейских языков (1861 год), а также в трудах других выдающихся лингвистов, таких, как К. Брюгманн, А. Мейе, Ф. де Соссюр, А. Лескин.

Санскритский и балтийский стали теми лингвистическими полюсами, между которыми располагаются все языки индоевропейского происхождения. Наряду со сравнительной грамматикой появились разнообразные сравнительные исследования индоевропейских древностей. Языковые факты стали главным средством для реконструкции доисторического периода в развитии индоевропейских народов.

Например, прародину названий времен года искали в умеренной зоне, где не было ни тропических, ни субтропических флоры и фауны, островов в море или океане, и даже общего слова для обозначения моря. Для перечисленных выше языковых понятий в той или иной степени подходили континентальная часть Европы и центральная часть Азии как возможное место зарождения индоевропейских народов.

Но столь обширные регионы в качестве предполагаемой исторической прародины обусловили существование совершенно различных точек зрения. Так, например, О. Шрадер (1901 год) отдавал предпочтение Северному Причерноморью, в то время как 3. Фейст рассматривал Центральную Азию как отправную точку индоевропейских доисторических миграций, придерживаясь мнения, что тохарцы, проживавшие в Центральной Азии, являются вероятными потомками первых индоевропейцев.

Учитывая весьма архаический характер литовского и древнепрусского языков, некоторые лингвисты полагают, что их родиной могла быть Литва или территория, расположенная близ нее, где-то между Балтийским морем и западом России или даже на небольшой территории между Вислой и Неманом.

С другой стороны, огромное количество находок в Западной Европе и Восточной Азии, а также реконструкция доисторических культур, существовавших в Западной Европе, Центральной Азии и в Южной Сибири, указывают на перемещения народов из евразийских степей в Европу и Малую Азию и на ассимиляцию или исчезновение местных неолитической и халколитической культур в Европе в конце третьего и начале второго тысячелетия до н. э.

В 2300–2200 годах до н. э. проявились первые признаки экспансии совершенно новой культуры степной зоны Северного Причерноморья и низовий Волги, следы которой можно проследить на Балканах, на побережье Эгейского моря и в Восточной Анатолии, а затем в Центральной Европе и Балтии.

Рис. 3. Распространение курганной культуры

Носители культуры ямных погребений из приволжских и южносибирских степей и Казахстана неутомимо продвигались на восток. Они обладали колесными средствами передвижения, развитым животноводством, в отличие от земледелия, и были организованы в плотно сплоченные патриархальные единства.

Использование колесных средств и расслоение общества на воинов и работников в значительной степени обусловили их мобильность и напор. И хозяйственным укладом, и общественной организацией они выгодно отличались от местных европейских неолитических народов, живших огромными сообществами и скорее матриархатными.

Они заняли территорию носителей балканской культуры расписной керамики, туннельных кубков в Центральной и Северо-Западной Европе и культуры собирательства пищи в западнобалтийской зоне и в Центральной России. Но прошло по крайней мере семь веков, прежде чем все эти древние культуры были поглощены или ассимилировались.

Археологические находки курганной культуры полностью подтверждают картину, которую можно составить на основе анализа общих слов, встречающихся в индоевропейских языках. Упомяну здесь всего лишь несколько примеров, относящихся к экономическим и социальным отношениями, особо отметив балтийские языки.

Носителям курганной культуры не было известно земледелие. Между тем в поселениях и могилах находят горшки, наполненные просом, и пшеничные зерна. Встречаются общие индоевропейские обозначения пшеницы – санскритское y?vah, yavo, литовское java?, ирландское eorna; для зерна – древнепрусское syrna, литовское ?irnis (сегодня означает «горох»), древнеславянское zr?no, готское kaurn, древнеисландское kaum, латинское granum; для пшеницы или для полбы – литовское p?rai, древнеиндийское p?ros, греческое ????? и древнеболгарское puro; для названия семян – литовское s?muo, латинское s?men, сеянье – литовское s?ti, древне-славянское s?ti, готское saian, древнеирланское s?l) – все они индоевропейского происхождения.

Анализ курганных поселений и погребений показывает, что главным занятием жителей было скотоводство – животные служили основой питания. В огромном количестве встречаются кости овец, коз, мелкого скота, собак и лошадей. В языковых источниках присутствуют названия всех домашних животных. Скот в санскритском назывался ради, paguh, в латинском реси, pecus, в древневерхненемецком fihu, в литовском pekus, в древнепрусском рески.

С этим словом связаны и понятия, обозначающие деньги (латинское pecunia, готское faibu и древнепрусское рески), что говорит о важной роли скота в коммерческих сделках. Встречаются общие названия для коровы и быка (санскритское gauh, авестийское g?u?, армянское kov, латышское g?u?, греческое – ????, латинское b?s, древнеславянское gov?do); для овцы – санскритское ?vih, литовское avis, греческое ???, латинское avis, ирландское ??, древнеславянское ovin?). Для козла и козы – санскритское aiah, aj?, литовское o?ys, o?k?, армянское аус, греческое ???); для собаки – ведийское ?(u)v?, литовское ?uva или ?u, авестийское s?n? (в род. п.) и для лошади – санскритское ????h (ж. р. ????), литовское a?v?, авестийское asp?, древнеперсидское asa.

Нет никакого сомнения в том, что мясо одомашненных животных, продукты животноводства составляли основу пищи носителей курганной культуры, равно как и поздних индоевропейцев. Во многих индоевропейских языках используется одно и то же слово для обозначения мяса: литовское m?sa, древнеславянское m?so, тохарское misa, армянское mis, готское mims. Очевидно, что широко использовалась мясная еда с подобием подливки, на что также указывают общие слова: латинское i?s, литовское j???, древнеславянское jux?, санскритское yuh.

Народ курганной культуры познакомился с металлом за несколько столетий до конца III в. до н. э. Знание основ металлургии и техники обработки металлов они восприняли от местных, рядом живших племен Ближнего Востока, Закавказья, Анатолии и Трансильвании. Вскоре после этого они развили собственную металлургию и сыграли важную роль в развитии культуры бронзового века в Европе и освоении месторождений меди в горах Центральной Европы.

Наличие транспортных средств можно проследить как по археологическим находкам в период курганной культуры, так и по составу лексики. Почти во всех индоевропейских языках встречается корень ve?b, обозначающий средства передвижения.

То, что нам известно по археологическим находкам о естественной среде обитания и социальной структуре носителей курганной культуры, полностью совпадает с лингвистическими сведениями. Холмовые укрепления они устраивали на высоких речных берегах. Самые первые акрополи датируются началом халколитического периода и продолжают существовать на протяжении позднего доисторического и исторического периодов во всех индоевропейских группах.

Литовское pilis, латышское pils или древнепрусское pil соответствуют греческому ?????, древнеиндийскому p?r, puri? и санскритскому р?b, что означает «акрополь», «замок», «город». Встречается также обозначение для постоянного поселения с корнями *wik, *weikos, *wes и другое слово для обозначения группы домов: литовское kaimas, kiemas, древнепрусское caymis, готское baims, греч. ????. Основная часть деревни называлась в литовском v??patis, санскритском vi?p?tih, авестийском vispati?.

Дома периода курганной культуры были небольшими, представляли собой прямоугольные деревянные строения, состоявшие из одной комнаты или комнаты с сенями, обмазанными глиной стенами и островерхой крышей, поддерживавшейся рядом вертикальных шестов.

Тип и структура домов четко отражается в лексике. Так, для названия дома существовали следующие слова: древнеиндийское d?mas, латинское domus, греческое ?????, древнеболгарское domъ, литовское namas, для небольшого дома – литовское kl?tis, латышское kl?ts, древнепрусское clenan, древнеболгарское кl?tъ, готское hleipra, греческое ??????, что соотносится с латинским clivus, «гора», и греческим ????? – «склон».

Корень *wei для «свивать» (литовское vyti, древнеиндийское vayati, латинское vico) соотносится с обозначением стены (древнеисландское veggr, готское waddjus). Существовали общие слова для обозначения подпорки, двери, соломенной крыши и других частей дома и для видов деятельности, связанных со строительством.

Обозначенное в языке разделение на воинов и ремесленников подтверждается раскопками в погребениях курганного типа. С одной стороны, встречается огромное число совсем бедных захоронений, содержащих только кремниевый нож или горшок, а с другой – исключительно богатейшие погребения, скорее всего принадлежавшие племенным вождям.

Могилы указывают также на высший семейный статус мужчины, который, похоже, имел неограниченные права собственности, распространявшиеся на его жену и детей. Часто встречающиеся двойные погребения мужчины и женщины указывают на обычай добровольного приношения жены в жертву умершему. Она должна была следовать за своим усопшим мужем, то есть умереть. Этот обычай вплоть до XX века сохранялся у индусов (вдова сжигала себя вместе с мужем). В Литве он фиксировался в XII и XIV веках.

Лингвисты больше не говорят о единстве индоевропейского материнского языка даже на ранних стадиях его развития; еще прежде, чем начался процесс широкого расселения народа, возможно, он состоял из ряда диалектов. Археологи склонны поддержать эту гипотезу, поскольку, прежде чем курганный народ появился на Балканах, в Анатолии, Центральной и Северной Европе, не наблюдалось смешения культур, существовавших к северу от Черного моря.

Движение началось из района низовьев Волги и территории, расположенной к западу от Каспийского моря, возможно, оно шло по нарастающей. Образовавшиеся после экспансии различные индоевропейские группы вначале были тесно связаны с материнской культурой индоиранского блока и с тохарской родовой культурой. Об этом свидетельствуют и языковые связи между санскритом и греческим, армянским, славянским и балтийским языками – с одной стороны, и между тохарским и греческим, фракийским, иллирийским, славянским и балтийским – с другой.

Благодаря широкому распространению по Европейскому континенту и смешению с местными европейскими культурами курганная культура в Европе распалась на ряд отдельных групп. Мощные объединения поздних славян, балтов, немецких народов появились в первые столетия II века до н. э.

Зарождение многих индоевропейских групп в Европе происходило более или менее одновременно. Правда, мы можем скорее назвать, чем подтвердить, странное сходство между литовским и санскритом в связи с поздними миграциями, поэтому склонны считать, что более 4000 лет тому назад предки балтов и древнеиндийских народов жили в евразийских степях. Балты сохранили архаические формы быта, они вели уединенную жизнь в лесах, поскольку отклонились от основных маршрутов многих последующих миграций.

Как могли прямые предки балтов достичь берегов Балтийского моря и тех территорий, что являются Белоруссией и Великороссией? Движение курганного народа шло от нижнего бассейна Днепра в сторону Центральной Европы и Балтийского моря. Одна часть расселилась вдоль западных берегов Балтии, дойдя до территории Юго-Восточной Финляндии на севере. Другая группа, обладавшая теми же культурными признаками, продвинулась от среднего Днепра к верхнему Днепру, верховьям Волги и территории Оки (Центральная Россия).

Между Данией и Литвой, в Германии, Чехословакии и Польше новые поселенцы обнаружили давно обжитые неолитические сельскохозяйственные угодья. На территории Западной Балтии и покрытой лесами Центральной России им пришлось столкнуться с рыболовами, так называемыми «причесанными под горшок» народами.

Происходивший на протяжении сотен лет процесс взаимного влияния подтверждается и археологическими находками. Весь комплекс находок, который известен археологам как культура шаровидных амфор, представляет собой смешанный тип, состоявший из элементов культур дымового и курганного типов, причем второй преобладал.

За несколько столетий культура трубчатых кубков разделилась. Начиная со второго тысячелетия до н. э. по всей территории, на которой проживали представители данной культуры, и даже и на территориях, расположенных к северу от нее, в Южной Швеции и в Южной Норвегии и на всей восточной балтийской территории обнаруживают общую культуру, обычно называемую культурой шнуровой керамики, или культурой боевых топоров.

Обычно ее считают вариантом курганной культуры, которая развилась на основе своих собственных особенностей в сочетании с элементами, перенятыми от носителей культур узкогорлых кубков и колоколовидных кубков, которые достигли Центральной Европы с юго-востока несколько позже, чем представители курганной культуры.

Отличительными особенностями культуры шнуровой керамики, или боевых топоров, стала керамика с насечками в виде рубчиков, боевые топоры с отверстиями. Эти характерные черты родом с Востока. Было принято украшение горшков насечками, что часто встречается на горшках курганной культуры в южнорусских степях. Каменные боевые топоры являются имитацией кавказских бронзовых топоров. Наблюдаемое археологами поразительное сходство культурных элементов во всей Центральной Европе, на южном и западном Балтийском побережье бесспорно доказывает маршруты распространения курганной культуры по Балтийскому побережью.

Поселения и погребения курганного типа дополняются керамикой с насечками и боевыми топорами, которые встречаются в землях, первоначально занятых охотниками и рыболовами, ярко отличающимися от автохтонного населения данных мест. Археологи совершенно точно установили, что новый народ расселился среди коренного населения охотников и рыболовов. Очевидно, что многие поселения производителей пищи и охотников и рыболовов были одного времени.

Похожая картина распространения новой культуры наблюдается в бассейне верхней Волги, где курганные поселения относятся к фатьяновской культуре (название дано по погребению Фатьяново, расположенному неподалеку от Ярославля). Как на западнобалтийской территории, так и в Великороссии пришельцы расселялись на высоких речных берегах, в то время как местные охотники и рыболовы продолжали селиться возле лесных озер или в низинах рек.

Носители курганной культуры заняли Центрально-Русскую возвышенность и не продвинулись в северном направлении. Их следы зафиксированы только до берегов Ладожского озера и Южной Финляндии, но не смогли здесь долго удержаться. В этих северных районах они частично ассимилировались в течение нескольких столетий с местным населением, а частично отступили на юг.

Начиная с середины второго тысячелетия северная граница распространения курганной культуры проходила приблизительно от севера Латвии к верховьям Волги. Производители пищи остались в самой благоприятной для них климатической зоне. Это более или менее совпадает с территорией листопадных лесов, где климат не слишком отличается от природы индоевропейской прародины. Согласно лингвистическим данным, она, скорее всего, размещалась именно в зоне листопадных лесов, где росли дубы и яблони, а леса населяли белки, зайцы, бобры, волки, медведи и лоси.

Зона дубрав и бобров простиралась на север, к южной части Скандинавии, ее граница проходила вдоль Финского залива до юга, оказываясь у Ладожского и Онежского озер. Северная граница распространения яблоневых деревьев проходила к югу от границы дубрав, приблизительно от Финского залива и севера Эстонии до верхневолжского бассейна. Тот факт, что древние балты проживали на территории листопадных лесов, отражен в словах, общих для названий дуба, яблони, березы, липы, ясеня, клена и вяза во всех балтийских языках.

Однако в них нет общих названий для бука, тиса, плюща, которые граничат с самым южным регионом листопадных лесов и известны, напротив, во всех славянских языках. Это, в свою очередь, указывает, что древние балты проживали к северу от территории древних славян. Во всех балтийских языках встречаются общие названия для белки, куницы, бизона, зубра и лося.

Рис. 4. Границы распространения антропологических типов в Восточной Балтии и Руси в конце каменного века. 1–3. Длинноголовый, европеоидный из шнуровых погребений (1), из поселений с гребенчатой керамикой (2), фатьяновских (3). 4–6. Круглоголовый с монгольскими чертами. Из поселений с гребенчатой керамикой (4), из шнуровых погребений (5), среднерусский из уральских поселений (6)

Как показывают обнаруженные человеческие останки, физический тип также говорит о том, что произошло вторжение новых людей в район Восточной Балтии и в Центральную Россию. Черепа из могил носителей фатьяновской культуры существенно отличаются по параметрам от тех, что найдены в могилах или поселениях охотников и рыболовов культуры гребенчатой керамики.

Скелеты из погребений носителей курганной культуры длинные и европеоидного типа, люди из поселений охотников и рыболовов были среднего роста или низкорослые, с широкими лицами, плоским носом и высоко расположенными глазницами. Последние особенности в общих чертах схожи с теми, которыми обладали финноугорские народы, вышедшие из Восточной Сибири. Более того, скелеты из поселений охотников и рыболовов в Эстонии говорят о существовании некоего смешанного типа, скорее всего образованного от смешения европеоидного и монголоидного типов. Внешне последние схожи с современными манси, хантами, коми и саамами.

Черепа европеоидного типа из погребений новоприбывших в земли Западной Балтии почти точно соответствуют тем, что известны по раскопам, проведенным на севере Польши (бывшая Западная Пруссия), что также подтверждает расселение народов вдоль побережья Балтийского моря.

Похожи и черепа из фатьяновских погребений, примерно тот же самый тип находим в погребениях курганного типа на степной территории, расположенной вдоль низовий Днепра. Скорее всего, смешивание двух типов рас началось стихийно, поскольку нам известно несколько курганных погребений в Эстонии (периода культуры боевых топоров), где находим черепа монголоидного типа.

Археологические раскопки не предоставляют нам сведения, позволяющие сделать вывод, насколько язык курганных людей, поселившихся в западнобалтийском регионе и в лесной части России, отличался от языков представителей других индоевропейских групп. По типу культуры они были тесно связаны с другими людьми курганной культуры, занимавшими соответственно Центральную и Северо-Восточную Европу.

В течение нескольких столетий, последовавших за 2000 годом до н. э., среди носителей курганной культуры произошла дифференциация, это сделало возможным разграничить районы их проживания. Нам неизвестно, происходила ли и языковая дифференциация, но не приходится сомневаться в том, что на нее могли оказывать влияние такие факторы, как расселение по огромной территории и тесные контакты с местным, не индоевропейским населением.

Используя языковые источники и ранние исторические записи, подтверждающие, где проживали балтийские племена, сегодня мы можем проследить развитие самых ранних из сохранившихся культур и сделать вывод, что они относились к прямым потомкам балтийских народов.

В течение нескольких сотен лет во время периода, последовавшего за вторжениями, курганная культура Центральной и Северной Европы не претерпела существенных изменений. Она оставалась культурой халколитического уровня, то есть сохранявшей особенности каменного века, несмотря на тот факт, что время от времени использовались и медные предметы: спиралевидные кольца для женских волос, кинжалы и шила.

Основные находки в местах погребений и поселений – горшки, каменные боевые топоры, наконечники для топоров, кремниевые наконечники для стрел, ножи и скребки, инструменты из костей и просверленных зубов животных для ожерелий. Список не очень отличался от перечня находок, датируемых примерно 2000 годом до н. э. и несколько более ранним временем, из погребений курганного типа в южных российских степях.

Период до наступления настоящего железного века в Центральной Европе, скажем до 1800–1700 годов до н. э., был временем приспособления к местным условиям и в некоторой степени разделения на локальные варианты. Культурными разграничителями между всеми вариантами стали только индивидуальные стили керамики с насечками. Небольшие различия указывают на общую тенденцию к индивидуализации.

Образовались явно различные по географическому положению группы: одна к северу от Карпат, другая в центре Европы, еще две на севере Германии и на юге Скандинавии, не говоря уже о тех, что располагались дальше на юг и на восток. К западу от реки Одер, что в Польше, на северо-западе Украины (северной части Волыни), в Западной Пруссии и Литве возникло другое сообщество, имевшее тесные культурные связи дальше на севере, в Латвии, Эстонии и на юго-западе Финляндии, на западе Белоруссии и в Центральной России. Это сообщество имело все основания претендовать на протобалтийское происхождение и имело общие корни со всеми культурами бронзового века, развившимися в Восточной и Западной Балтии.

Множество названий использовалось для обозначения культуры шнуровой керамики и боевых топоров, существовавшей между нижним течением Одера, верховьями Вислы и южной частью Финляндии. В верховьях Вислы ее называют злотой, на Волыни – волынской шнуровой, на прибрежной северной территории Польши (в Померании), Западной Пруссии и Литве – ржучевской (в Польше) или междузаливной (в Германии); последнее название указывает на ее распространение между Куршским заливом и заливом Фришес-Хаф. На восточнобалтийской территории за ней сохранялось название «культура боевых топоров», поскольку каменные или боевые топоры напоминали о лодках, а в Великороссии она известна как фатьяновская.

Сравнивая все элементы различных групп, в том числе и стиль раскраски керамических изделий, следует признать очевидное сходство между ними. Имеющиеся различия не настолько существенны, чтобы стать основанием для рассмотрения их как отдельных культур. Нельзя ожидать, чтобы на такой огромной территории существовали совершенно одинаковые изделия или орнаменты.

Учитывая сказанное, я все же обнаруживаю на этой территории примечательное сходство инструментов, методик изготовления керамики, а также общее в декоративных мотивах, равно как и единообразие погребений и погребальных обрядов. Перед нами культура, которая, несмотря на наличие отмеченных фактов, в своей основе не очень отличалась от породившей ее курганной культуры. Население держало скот, свиней, овец, коз, лошадей и собак, использовало тщательно отделанные, прекрасно отполированные кремневые серпы, с помощью которых собирали урожай.

Зерна пшеницы и проса, как каменные мотыги и переносные ручные мельницы, указывают на занятия сельским хозяйством. Каменные и кремневые топоры использовались для расчистки леса. Треугольные кремневые головки для стрел являлись основным оружием для охоты на обитателей леса: медведей, волков, лис, рысей и зайцев. Костяное оружие и сети предназначались для речного и морского рыболовства, наиболее часто в Балтийском море для рыбной ловли и для охоты на тюленей (Phoca groenlandica) использовались копья.

Встречались разнообразные каменные и деревянные инструменты для обработки дерева и кожи. От своих предшественников, носителей культуры узкогорлых кубков, эти протобалты научились изготавливать предметы из янтаря и добывать лучшие образцы европейского кремня в верховьях Вислы и вдоль верхнего Буга в Польше. Они изготавливали из янтаря цилиндрические бусы и круглые или квадратные пуговицы с отверстиями в форме буквы V. Протобалты умели выделывать и достаточно разнообразные горшки для приготовления пищи и для ритуальных целей: стаканы для вина, амфоры, горшки шаровидной формы и горшки с широким горлом, огромные сосуды для хранения припасов, некоторые с двумя боковыми отверстиями для подвешивания, глубокие блюда и ковши. Глиняные изделия имели необычайно тонкие стенки, но не всегда хорошо обожжены.

Исключение составляют блюда и отдельная кухонная утварь, верхняя часть которых всегда украшалась горизонтальными и волнистыми насечками или диагональными линиями, образующими очертания рыб, треугольники и ромбовидные рисунки. Если посмотреть сверху на эти горшки, то можно разглядеть изображения солнца с лучами (рис. 5).

Рис. 5. Протобалтийские разновидности шнуровой керамики из поселений на побережье Куршского залива и залива Фришес-Хаф

На основаниях горшков делались выпуклости или изображались простейшие солярные мотивы. Иногда их можно различить и на боках горшков, высеченные в виде полукруга с точками по краям. Такие находки обнаружены в ряде погребений и поселений. Наиболее примечательные из них были сделаны во время раскопок 1923–1926 годов в Померании и Западной Пруссии, в восточной и западной частях нижней Вислы.

Особенно тщательно изучены прекрасно сохранившиеся поселения в Ржучеве: на дюнах вдоль Балтийского побережья и в Суккасе на берегу залива Фришес-Хаф. В обоих местах население проживало на протяжении сотен лет, о чем свидетельствует несколько культурных слоев. Найдены небольшие дома прямоугольной формы, длиной 8–12 м и шириной 4–5, расположенные друг над другом.

Стратиграфические особенности указывают, что люди стремились жить в постоянных обустроенных поселениях. Обычно их строили на холмах или дюнах; если располагались в низинах, то под домами устраивали специальные насыпи. Примером может служить поселение в Ржучеве, где дома располагались на нескольких террасах, которые специально укрепляли камнями и подпорками из дерева.

Поселение в Суккасе представляло собой деревню из двадцати домов, расположенных рядом, на сравнительно небольшой территории. Большая часть домов состояла из одной комнаты, но часто к одному из торцов пристраивали небольшое крытое крыльцо. В главной комнате находился круглый, подкововидный или прямоугольный очаг, огороженный камнями. Лишь в некоторых случаях дверь находилась в одной из широких стен (рис. 6).

Рис. 6. Реконструкция и план дома из поселения в Суккасе (залив Фришес-Хаф), 2000 г. до н. э.: 1 – конюшня; 2 – яма для отходов; 3 – очаг; 4 – жилая комната; 5 – крыльцо

В представленных ниже плане и реконструкции домов обозначен один из них, в котором находится большая комната с прямоугольным очагом и крыльцом. С северо-восточной стороны – крыльцо, возможно служившее и помещением для скота. Стены были построены из вертикально стоящих в два ряда деревянных столбов, пространство между которыми заполнялось глиной.

Остроконечная крыша поддерживалась несколькими толстыми столбами, расположенными вдоль оси дома. Около очага находились деревянные конструкции, напоминавшие кровати или лавки. Под входом в одном из домов обнаружили челюсть человека и ожерелье из бусинок янтаря. Возможно, это были фрагменты ритуального человеческого жертвоприношения при устройстве дома; кроме того, можно предположить, что в таких обрядах янтарь имел особенное значение.

Рис. 7. Многослойный курган в Каупе на Земландском полуострове диаметром ок. 14 м: I слой – 2000 г. до н. э.; II слой – XVIII–XVI вв. до н. э.; III слой – XIII–XI вв. до н. э. Первый и второй слои окружены двумя рядами вертикально стоящих столбов со рвом между ними, вокруг третьего слоя найдены остатки каменного кольца

Умерших хоронили в сложенном положении, мужчин на правом боку, женщин – на левом, в ямах, напоминающих по структуре шалаши, выстланных плоскими камнями, стенки были деревянными. Курганы огораживали деревянными столбами, на что указывает реконструкция укрепленной погребальной насыпи в районе Фишхаузена (современный Приморск) в Восточной Пруссии (рис. 7). Здесь в XIX веке были раскопаны четыре погребения, располагавшиеся одно над другим. Самое старое из них относится к халколитическому периоду, другие к бронзовому веку. В групповом захоронении в Злоте (Южная Польша) обнаружено несколько погребений скота и собак, в других погребениях животные встречаются редко.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.