4. Гефсимания (14:32–42)

4. Гефсимания (14:32–42)

Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь. 33 И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. 34 И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь, и бодрствуйте. 35 И, отошед немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; 36 И говорил: Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты. 37 Возвращается, и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час? 38 Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна. 39 И опять отошед, молился, сказав то же слово. 40 И возвратившись, опять нашел их спящими: ибо глаза у них отяжелели; и они не знали, что Ему отвечать. 41 И приходит в третий раз и говорит им: вы все еще спите и почиваете? Кончено, пришел час; вот, предается Сын Человеческий в руки грешников; 42 Встаньте, пойдем: приблизился предающий Меня.

«Гефсимания» по всей вероятности означает «маслобойный пресс». Местность, обозначенную Марком как селение, называемое Гефсимания (32), Иоанн называет «садом за потоком Кедрон» (Ин. 18:1,2). Поэтому считается, что это место находилось на нижних склонах Елеонской горы, где–то в полумиле от стен города.

То, что произошло в Гефсимании, показало, насколько слабой была способность учеников выстоять. Иисус берет с Собой лишь Петра, Иакова и Иоанна (33). Он показывает им глубину Своих страданий и горя, зная, что ждет Его впереди (33,34). Он просит их: «…побудьте здесь, и бодрствуйте» (34).

Выразительные слова о состоянии Иисуса — ужасаться и тосковать… скорбит смертельно (33,34) — подчеркивают тот факт, что Ему тоже стоило многих усилий остаться верным до конца. Эта битва началась с Его крещения и искушений (1:9–12), а теперь достигла кульминационного момента. Только Он Сам понимал полное значение Своих слов, сказанных во время последней вечери о Своем Теле и Крови — в контексте Пасхи и нового завета^ В этой ситуации мы можем понять, что Ему действительно нужна была поддержка Его ближайших друзей в Гефсимании.

Его молитва представляет собой одну из самых горьких страниц Евангелия. Он обращается к Богу как к Отцу, называя Его Авва Отче, где слово «авва» — арамейское. В других Евангелиях авторы употребляют слово «отец» на греческом языке. Авва — исключительно личное и интимное обращение. В редких случаях к нему добавляли «Который на небесах»[68], но Иисус не использует это «защитное прикрытие». Здесь, как нигде больше, Он нуждается в любви Отца и Его ответной реакции. (Христианская Церковь смело употребляет такое обращение к Богу Отцу как выражение глубокого и внутреннего осознания своей принадлежности к Божьей семье — Рим. 8:15; Гал. 4:6.)

Как бы мы ни толковали молитву Иисуса в Гефсимании, в первую очередь следует подчеркнуть исключительную серьезность этого события. Это не драма, разыгранная для пользы верных, но настоящая борьба Иисуса, Который Единственный на всей земле знал, что должно произойти. «Пронеси чашу сию мимо Меня» (36). Значение чаши смотрите в 10:38. Р. П. Мартин предполагает, что чаша здесь может обозначать жестокую борьбу с искушением пойти иным путем, минуя волю Отца. Обычно, однако, она воспринимается как просьба Иисуса о другом способе выполнения предначертанного, а не посредством ужасной смерти под бременем наших грехов. Мы уже видели этот образ в лице страждущего слуги из Книги Пророка Исайи 53 и знаем о цене искупления из Евангелия от Марка 10:45. Это не противление воле Отца, но столкновение с ужасом предстоящей смерти, которую предвидел Иисус. И все–таки, даже предвидя Свое будущее, Он подтверждает волю Отца (36). Этот короткий взгляд в интимный молитвенный мир Иисуса высвечивает не только цену нашего искупления, но и природу Самого Иисуса как Бога и Человека. В критический момент искупления оба эти аспекта, Божий и человеческий, видятся как единое целое.

В противоположность мятущемуся духу Иисуса (37–41), ученики не смогли удержаться от сна. Три раза Он возвращался, объятый ужасом и изможденный, и три раза находил их спящими. В третий раз Он произнес слово «кончено», что могло означать «счет оплачен», словно там, в Гефсиманском саду, все наконец решилось. То, что было разрешено в молитве, должно было осуществиться в жизни — и смерти (41).

Ссылка на Сына Человеческого в этом контексте ясно показывает, что это Его самоопределение. Предательство Сына Человеческого означает предательство Иисуса. Увидели ли это наконец Его ученики? Должно быть, фрагменты картины начали вставать на свои места с появлением на сцене предающего (42).