Сказание о священном мученике Федоре Богоявленском Среднекарачанском

Позакрылося-позавесилось

Солнце ясное черной тучею,

Полегла трава под росой-слезой,

Под росой-слезой, под кровавою.

И не птица то на заре кричит,

На заре кричит, бьется как в силках.

Плачет горько мать, оченьки в слезах,

Плачет горько мать громким голосом:

«Ой вы, чадушки, две кровинушки,

Моих сына два, ясных сокола!

Уж, как я-то вас не лелеяла,

Не лелеяла и не холила,

Грудью белою не питала вас,

И под сердцем-то не носила вас.

Как пришла пора, пора смутная,

Пожирает всех война лютая,

Как вас отпустить, крылья развязать?

В путь-дороженьку благословение дать?

То ж не враг напал на Россию-мать,

Бога позабыв, бьется с братом брат.

Уж хохочет враг, уж ликует ад,

Храмы на Руси пламенем горят.

Позабыл народ Бога славити,

Пришло время змею правити.

Плачет Русь-земля, плачет матушка,

Плачет вместе с ней Божья матушка.

Бьется с братом брат, льется кровь рекой,

Не излить слезой материнску боль.

Сердце матери неделимое,

Ох, сыночки вы, мои милые».

Льется желтый дождь, падает листва,

В небо храм поднял руки – два креста,

Руки – два креста, словно два крыла,

Птицею летит вольной в небеса.

Но взошла звезда, звезда алая,

Звезда алая, ох кровавая.

Сломаны кресты, пусты купола.

Только вера-то все равно жива,

Плачет свечкою пред иконою,

Нелюбимая властью новою,

Как дитя чужое – нелюбимое,

Нелюбимое и гонимое.

Льется желтый дождь, падает листва.

Отец Федор шел, дума тяжела,

Дума тяжела за родной приход,

Заковал в цепях сатана народ.

Кого страхом взял, кому ум прельстил,

Вот и дьякон-то с себя сан сложил.

Отец Федор шел, дума тяжела.

Мальчик тут к нему:

– Мне на хлеб подай,

– Как не дать тебе, скорбная душа,

Только что же ты ходишь без креста?

Крестик вот возьми, на груди храни,

Господи, дитя это сбереги.

По свече плывет воскова слеза.

В Карачан селе в храме служба шла.

Плавится ручьем, желтый воск бежит.

По доносу ворон-воронок спешит.

Пять старушек в ряд, вот и служба вся,

А у храма-то уж стоит толпа.

Восковая-то высохла слеза,

Как на паперть шел Божий-то слуга.

Оглядел народ, перекрестил он лоб,

«Что ж стоите тут? Божий храм вас ждет».

Как парнишечка руки взял в бока

И пустился в пляс: жизнь земна прошла.

Ох, Россия-Русь знать сошла с ума,

Коль танцует поп, словно без ума.

И молчал народ. В стороне одна

Матушка с детьми, катится слеза.

Ворон все кружит, воронок умчал,

Федора отца в крестный путь забрал.

Все народ стоял. Храм пустой молчал.

Только ветер все снова повторял:

«Я не пропаду». Все, что передал,

На прощанье всем батюшка сказал.

Град Борисоглебск, скорбная земля.

Сколько мучеников ты в себя приняла!

На Матрюшкином буераке тишь,

Там часовенка на горе стоит.

На горе стоит – одинокая,

А вокруг простор – даль высокая.

Сколько душ живых здесь загублено,

Порасстреляно, позамучено,

Знает только Бог, да сыра земля,

Что невинну кровь в себя приняла.

Мать сыра земля всех в себя взяла,

Спрятала от глаз мертвые тела.

Федор где отец знает лишь она,

Да еще весной зелена трава.

Но душа его, что свята, жива,

Яркою звездой в небесах взошла.

Русь, святая мать, вольная земля,

Вера для тебя белых два крыла.

Сколько храмов и церквушечек.

В каждом почти есть свой мученик,

Есть свой мученик – воин-то Христов,

Бережет он Русь от ее врагов.