«О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь…»

«О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь…»

Всякий раз, когда священник совершает Божественное священнодействие, после таинственных слов призывания Святого Духа, Святые Дары силою благодати божественной прелагаются в истинное Тело и истинную Кровь Спасителевы, вспоминаются тогда все лики святых, приносится предлежащая всемирная Жертва о всех и за вся, о торжествующей на небесах Церквии «изрядно о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, Славней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии». Хор воспевает Ей хвалебную песнь. Во дни раннего весеннего пробуждения земли, в воскресные дни Великой и святой Четыредесятницы, на Василиевой литургии Церковь Христова устами св. Иоанна Дамаскина возносит к Божией Матери и Царице Небесной эту дивную песнь:

«О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь,

Ангельский собор и человеческий род,

Освященный Храме и Раю Словесный,

Девственная похвало, из Неяже Бог воплотися,

И Младенец бысть, прежде век Сый Бог наш.

Ложесна бо Твоя Престол сотвори.

И чрево Твое пространнее небес содела.

О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, слава Тебе».

В своих молитвенных воспоминаниях Церковь Православная часто обращается к памяти Девы Богородицы. Многое множество песнопений, стихир, кондаков, тропарей часто-часто к Ней воссылается. На вечерне дивные догматики говорят о воплощении от Нее Божественного Ее Сына; всякий ряд стихир и тропарей канона заканчивается «Богородичным» песнопением; на утрени перед иконой Ее словами св. Косьмы Маиумского возвеличивается в песнях «Богородица и Матерь Света»; девятая песнь канона воспевает Ей, «Горе несекомой», славу и хвалу; на первом часе воспоминаем мы словами Патриарха Сергия Взбранную Воеводу; на литургии иерей, совершая проскомидию, вынимает отдельную частицу из особой просфоры в честь Той, Кто Честнейшая всей твари, и в самый важный момент литургии снова молимся мы Ей. А сколько трогательных и непередаваемых по оттенкам грусти стихов поет Церковь во дни Поста, вспоминая в особых «Крестобогородичных» о Пречистой у Креста Сына Ее. А в Великую Субботу, когда земля надрывается от рыданий по Уснувшем Плотию Спасителе, мы, грешные и недостойные, воспеваем похвалы Божией Матери в ранний предрассветный час, творя память чудесного погребения вместе с Иосифом, Никодимом и святыми женами.

Память и переживание личности Девы Богородицы тесно и неразрывно сплелось и вплелось в самую жизнь православного человека. Восток православный сохранил в своем сознании верное учение о Матери Божией, выносил в сердце своем истинное и богоразумное переживание Ее. На всем протяжении христианской истории именно на Востоке сохранилась эта верная любовь к Богоматери, чувство, не извращенное рационалистическим обоготворением латинства, не испорченную еретической гордыней. Восток анафематствовал Нестория и не соблазнился лживым суемудрием так называемого «непорочного зачатия». И Сама Пресвятая и Пречистая Дева не покинула своих людей и постоянно пребывает с ними Своим покровом.

От Сионской горницы, где Дух Святой «огненные языки раздаяше в соединение всех призва» [11] видимым огоньком сошел и на главу Матери Божией, от горницы этой и Гефсиманийской веси, где погреблась Она, через Ее град Ефес, куда «поял Ю восвояси» любимый ученик Сына Ее, ко Святой Горе, земному Ее уделу, к Константинову граду, где во Влахернах пояс Ее, к Иверской земле и к Святой, Православной, Богоносной Руси, где столько храмов Ее воздвигнуто и столь часто являлась Она в чудотворных Своих иконах и святым угодникам Сергию, Серафиму и другим молитвенникам за землю Русскую и за весь мир, во гресе погрязшем, Она помнит о своих православных сиротах. И посему столь много песен Ей посвящено и столь многое множество святых Ее икон сохранилось, являя нам живую память о Ней. А что ни песнь — то догмат; что ни икона — то дивный, в сказочных цветах рассказ о Всеблаженной.

В каждой службе Богородичного праздника, во всей концепции Ее памяти отобразилось все понимание и переживание Ее личности; отобразилось все Божественное промышление, все домостроительство Божие, которое, как в одной точке, соединилось в Ней и расцвело из Нее цветом нашего спасения. И переживания Нового Завета, Ее воспоминающего, и Ветхого, Ее во тьме грядущих веков прозревающего и чающего, все это вплелось в наше богослужебное пониманием Личности Богоматери. Необходимость связи этих ветхозаветных пророчеств со всем последованием службы составляет важную ее часть. Не понимать их — значит не понимать всего ветхозаветного подготовительного воспитательного (педагогического) пути к христианству. Ветхий Завет — «пестун [12] во Христа» (Гал. 3, 24). Отрицать Ветхий Завет — значит не понимать Нового. Новозаветная литургия имела своим прообразом ветхозаветные подготовительные службы. В вечернем полумраке и предрассвете утрени заложено семя будущего христианского древа.

Душа сама требует этого библейского подхода к Богу. Вслушаемся в Библию, попробуем-ка пережить ее, переселиться в нее, пожить немного ее настроениями. Вспомним совершенно особую обстановку Ветхого Завета. В этом спокойном, немного фаталистическом отношении к жизни, в устремленных из-под густых бровей неподвижных взорах вдаль, взорах, полных грусти и плача, в длинных патриархальных бородах, в ометах длинных одежд, в шатрах, раскинутых в пустыни — во всем этом аромат библейского старозаветного древнего духа. В раскаленном пустынном воздухе с мерцанием тихих южных звезд слышен гортанный, отверженный, воющий крик прокаженного, видны судороги беснующегося лица. В обстановке загадочных начертаний восточных букв, этих почти магических символов, слышатся звуки старческого голоса пророка, голоса, быть может, единственного праведника, ради которого еще милуется род земной; он один в этом раскаленном воздухе звучит о правде и будущем спасении.

Ветхий Завет!.. Прекрасная фигура Израиля, Рахили, плачущей о детях своих, избранного Божиего народа. Ему давались знамения и сказывались пути, и он их сохранил в своих пророческих вещаниях.

В ветхозаветных чтениях устами богобоязненных мужей древности напоминается нам о предощущениях явления Божией Матери. Так, в первой паримии вспоминается нами Иаков, уснувший по дороге в Харан и увидевший лествицу,

«утверждену на земли, еяже глава досяжаше до небес»

(Быт. 28, 10–16). Ангелы Господни, и восходившие и нисходившие по ней, и глас Господень к Иакову, убоявшемуся этого видения, сама лествица, как бы в далеком будущем проображавшая соединение двух миров, «тварного и славы горней», человечества и Божества, земли и неба — все это слабое предуказание немощному уму ветхозаветного Израиля о грядущем избавлении и спасении, об образе Пречистой Богородительницы, о Которой еще в раю предуказалось изгоняемому Адаму.

Премудрый Соломон в Притчах своих, предвидя грядущее избавление от ига закона, предрек о Пречистой Владычице в словах сих:

«Премудрость

(София, т. е. Ипостасное Слово Отчее) [13]

созда Себе Дом и утверди столпов седмь, закла Своя жертвенная и раствори в чаше Своей вино и уготова Свою трапезу»

… (Притч. 9). Здесь пророческое указание и на Самую Матерь Божию, Которую песнь церковная называет «храмом Божьей Премудрости» [14], «кивотом Слова», и на будущее таинственное избавление и спасение всего мира в Божественном Таинстве Евхаристии.

То, что Моисей на горе Хориве увидел в таинственном явлении ему Неопалимой Купины (Исх. 3) — прообраз будущего избавления в догмате Приснодевства Богородицы (паримия на Благовещение), то, что пророк Иезекииль явственнее указал в своем пророчестве, которое мы теперь тоже воспринимаем, как ветхозаветное чтение на Богородичный праздник. Он узрел врата Скинии,

«зрящи на восток и сия бяху затворена»

и рек ему Господь;

«сия врата затворена будут и не отверзутся и никтоже пройдет ими, яко Господь Бог Израилев внидет ими и будут затворена»

. В этом прообразном видении весь догмат Приснодевства Богородительницы. «Девственная похвало», «девство и рождество сочетавшая» [15] то, что православный иконописец изобразил в трех звездах: на челе и на персях Богородицы: [16] «до рождества Дева, в рождестве Дева, и по рождестве Дева». «Дева родила еси и Дева пребыла еси», ибо «идеже бо хощет Бог, тамо побеждается естества чин. [17] И то спасение, исшедшее от Девы, которое не могло уразуметь одебелевшее сердце ветхозаветного человечества, провидели смутно и неясно пророки, провидели Духом Святым и запечатлели в своих символах. А в их словах — зачатки будущего православного учения о Матери Божией.

Сквозь кадильный дым несется и тает вместе с ним в воздухе этот великопостный задостойник: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь: Ангельский собор и человеческий род». В этих немногих словах сказано почти все наше богословствование о Божией Матери. Стоит лишь вслушаться в переливы слов, и раскроется таинственный смысл догмата Богоматери. В этих словах заключен весь Ее образ и вся Ее сущность.

Она названа «Благодатной» и о Ней радуется всякая тварь. Тайной непостижимой и великой представляется учение о Ней для немощного человеческого разума. Благодатная — значит обрадованная, то есть сделавшаяся причастной радости, причастной благодати больше, чем все творения Божии.

Трогательно, до наивности трогательно в Прологе и Четьях-Минеях рассказывается о разговоре Господа Бога с Гавриилом Архангелом, прежде нежели сойти ему на землю и в шестой месяц благовестить Деве радость велию:

«Глаголи: радуйся, Благодатная, яко помилую озлобленную Еву», и далее повествуется: «идеже обрадованная прииде, тамо вся исполнишася радости». [18] Мир лежит во зле, грех в нем царствует, и посему в нем нет радости. Не может быть радости в этом безрадостном мире, и только по благодати, свыше данной, может кто-нибудь причаститься радости и стать обрадованным. А Дева Богородительница снискала Себе благодать у Бога и облагодатствована. Предочищенная от греха и Духом Святым к сему предуготованная, причастилась Она радости. И тогда послан бысть «Ангел предстатель рещи к Богородице: радуйся, и со бесплотным гласом воплощаема Тя зря Господи ужасашеся, и стояше зовый к Ней таковая: радуйся, Еюже радость возсияет, радуйся, Еюже клятва исчезнет»… [19] И человечество восклицает со Ангелами: «радуйся, Радосте наша, покрый нас от всякого зла честным Твоим омофором». [20] О Ней радуется всякая тварь, приветствует Ее все сотворенное, все созданное руками Творца, — «Ангелов собор и человеческий род.» И Бесплотные Силы Небесные, никогда не согрешившие и в своем безгрешном состоянии пребывшие от первого дня творения и до последнего дня таковыми имеющие остаться, непрестанно славословящие святость Триединого величия Божия, предстоящие тьмами и тысящами Престолу Господню, радуются о Ней, о Той, Которая Честнейшая Херувимов и Славнейшая Серафимов. Дивно и предивно!… Непричастные греху и плоти радуются о Той, Кто есть выше их, но все же не была чужда первородного греха и носила эту тленную плоть.

О Ней радуется человеческий род, собрание всей разумной твари, как во плоти живущие и грешные, страждущие в безрадостном мире, так и препрославленные в сиянии святости, в светлых одеждах праведности. Все они радуются о Ней, Обрадованной, и взывают Ей о радости.

В Божественном Совете Триединого величия сотворен мир, Премудростью Его сотворена тварь. Ради большего прославления любви Его, хотящей всем спастись и в разум истины прийти, ради полнейшего осуществления свободы человеческой мир не погиб. Человек пал, но не оставлен Богом. На протяжении всей ветхозаветной истории человечества Бог часто снисходил к людям, глаголал пророческими устами, являлся им в различных образах для того, чтобы не дать окончательно угаснуть вере и надежде на Свое милосердие. И вот по истечении времени, указанного в Божественном Совете, времени исполнения седмин Данииловых, случилось величайшее космическое событие: воплощение Слова Божия в утробе Девичьей, осуществление всех пророчеств от века бывших: Моисея, Гедеона, Давида, Соломона, Исаии, Иезекииля, Даниила и всех других и тем самым исполнение «великой тайны благочестия» (1 Тим. 3, 16.), центральный момент в христианстве:

«Слово Плоть бысть»

, соединение Творца и твари, начальный момент Нового Завета, «главизна нашего спасения».

Это первый значительный момент жизни Божией Матери, ставшей уже не только Девой и Приснодевой, но и Матерью Создавшего вся, всю тварь и Ее Самую в том числе. Это тайна, недоведомая нам по немощи нашего рассудка. Какой бунт для разума! Как трудно гордому уму «человека мыслящего» сказать это слово: Богородица.

Если Рожденное — не Бог, если Рожденное не единосущно во всем, кроме ипостасных свойств Своих, Богу Отцу Безначальному, если при рождении случилось умаление, истощение Божества значит Дева родила не Бога, а лишь только человека, помазанника, мессию. И поэтому еретическому уму в его гордости легче сказать «Христородица», но только не Богородица. Где же тогда Божие Всемогущество, величие и абсолютность, если Он рожден, и рожден Своим же созданием и, рождаясь, истощился? Но Церковь немолчно поет и славит Богородицу, Матерь и Деву, Соединившую тварь с Творцом.

Истощание сие — тоже тайна. Сын Божий умаляет Себя,

«принимая образ раба»

(Флп. 2. 7), «истощает» Себя ради вочеловечения относительно той премирной славы, которую Он имел у Бога еще до создания мира (Ин. 17, 5). Он снисходит до человеческой плоти, но все же в полноте остается таким же, как и до воплощения. Церковь так это объясняет: «Плотию, еже из Тебе, Слово, Пренепорочная, одеявся, воплотився же поживе в мире, яко Милосерд, пребыв не хуждши. Иже прежде Бесплотный». [21]

Соединение сие совершается в месяц шестый, когда был послан Архангел Гавриил. И о нем говорится в наших дивных книгах богослужебных: Минеях и Триодях и в Четьях-Минеях, Прологах и Поучениях, которые дополняют и разъясняют красоту нашего богослужения и его таинственного смысла. В этих книгах так много указано и дополнено боголюбивыми святыми отцами к тому, что кратко записано в евангельском повествовании.

Нельзя в этом же смысле обойти вниманием и наши иконы с их глубиной. Конечно, не те, что пишутся на немецкий манер, портреты и картинки из Священной Истории, полные земного, чувственного и человеческого реализма, почти ничего не содержащие и не выражающие, а тех старинных новгородских, московских, строгановских писем, на которых выведен дивный догматический смысл праздника или события, на которых каждая линия имеет смысл, каждый оттенок цвета содержит глубокое символическое значение.

Вслушаемся в эти чтения на Благовещение в монастыре на утрени или в трапезной… Устами св. Иоанна Златоуста повествуется о том величайшем событии Благовещения и воплощения.

Событие Благовещения произошло в Назарете. В грешном языческом Назарете, а не в иудейском святом граде Иерусалиме. «Неславный Назарет Христа Господа нашего зача; славный же Иерусалим Его распя. Мал Вифлием Его роди, Великий Иерусалим на смерть искаше». По исполнении этого срока посылается Архангел от Бога. Трогателен разговор между Богом и Гавриилом, разговор, о котором не упоминает евангелист Лука, но который так ясно угадывает св. Иоанн Златоуст.

«Иди убо в Назарет град Галлилейский и тамо приидеши, первее Деве радость благовещения принести, еже Ева иногда погуби». И увещает Бог Ангела, как сей должен себя вести и что должен говорить Деве, чтобы не смутить Ее чистой души, чтобы не искусить, как иногда смутил и искусил праматерь Ее змий. И се вот посылается Ангел бесплотный на землю. «Свободный от греха к Непознавшей истление», «послан Гавриил, да между созданием и Создателем уневещение совершит». «Глаголет ко Деве Ангел, да не к тому беседует с женой змий, якоже в раи иногда». И он благовествует Ей величайшую радость, которою должен спастись весь грешный мир.

Все богослужение дня Благовещения преисполнено двух моментов: радости о грядущем спасении и соединения тварного мира с горним, твари с Творцом, ибо в этом весь смысл празднуемого события.

«Бог человекам соединяется, да радуется тварь»,.. [22]

«Да веселятся Небеса и радуется земля, ибо, о чудесе, Бог в человецех»… [23] Невместимый в ложеснах, Безлетный в лета»… «Сын Божий — Сын Девы бывает»…

В нашем богослужении образ Божией Матери отображается со всей чистотой и ясностью вселенского, апостольского учения. Он чужд болезненной мистики средневековья, нездорового обожествления западной схоластики и преклонения перед Мадонной, неизбежно приведшего к «догмату» непорочного зачатия и воздвигшего Божию Матерь на высоту, равную Богу и принадлежащую по достоинству только Ему. Мадонна, чуждая первородного греха, дерзостно названная «перворожденной дщерью Бога», достойная не только молитвенного призывания, но и равного Богу поклонения могла явиться под влиянием только насыщенной атмосферы средневековой мистики. В таком случае получается: или Христос Спаситель нам чужд, неединоприроден по человечеству, если Он рожден от безгрешной Девы, или Сама Божия Матерь совершила задачу искупления, восстановила род людской, и тогда всуе пришел Спаситель. Впрочем, подобные рассуждения в наши дни вызывают попытки несколько неудачного подкрепления и редакционных поправок к новому догмату со стороны не только латинских догматистов. Само понятие и слово «мистика» противно и чуждо православному религиозному сознанию, его здоровому, ровному, устремлению духа и совершенно исключается целомудренной любовью к Богу, без всяких вывертов, хлыстовства и надрыва. Православие совершенно не нуждается в ссылках и заступничестве всевозможных латинских и прочих западных авторитетов, к которым любят прибегать в наши дни.

В православном сознании живет образ Девы Матери, рожденной, как и все человеки, естественным путем от обычных людей, испытывавшей нападения различных искушений и подверженной общему закону первородного греха, но снискавшей у Бога благодать смирением, чистотой и любовью, предочищенной Духом Святым к приятию благовестия и к вмещению в Себя Невместимого. Божия Матерь так близка нам по рождению, по Своему образу, по жизни между людей, Она вышла из этой мирской, грешной, человеческой среды, Она одновременно и Божия Матерь и Человек, что так сродняет нас с Ней, приближает Ее к нам, делает нашей близкой Ходатаицей, Заступницей, нам родной, нас понимающей и к нам снисходящей.

Таким понятным в Православии становится частое явление Царицы Небесной праведникам и в чудотворных иконах с такими для нас трогательными названиями: «Слово Плоть бысть», «Утоли моя печали», «Скоропослушница», «Умягчение злых сердец», «Всех скорбящих Радосте», «Нечаянная Радость» и многих-многих других. Так, по особому близок нам праздник Покрова Божией Матери.

В нашем православном богослужении удивительно изображен этот момент Благовещения; весь праздник полон такого глубокого понимания воплощения. Весь утренний канон представляет собой поразительный диалог между Архангелом, слетевшим в Назарет град, и Пречистой Девой, приемлющей радость Благовещения. Обыкновенно принято читать этот канон на два голоса ради большего уподобления этого диалога тому божественному разговору небожителя с Богородицей.

То, что Благовещение чаще всего совпадает с Великим постом, еще более способствует оттенению момента смирения, покаяния, греховности. Часто в этот канон вплетается великопостный трипеснец покаянного содержания, полный плача о грехе. Удивительная картина раскрывается в литургическом сознании того дня.

Ангел приносит на землю весть благую о том, что Дева снискала благодать у Бога и что Она бессеменно зачнет и родит Безлетнаго. И смиренно недоумевает Отроковица о сем чудесном явлении, о неизъяснимом образе рождения, ведь Она не знает мужа. В сколь нежных тонах и оттенках передается в этом божественном разговоре смущение Девическое, чистое и, с другой стороны, настоятельное от Ангела Ей увещание. Словами не передать этой чудесной беседы, не пересказать языком человеческим тех богодухновенных слов. На протяжении всего канона безплотный Посланец настаивает, а Дева смиренно недоумевает…

И вот, когда на восьмой песни воспевается Богу хвала во веки и когда в обычные непраздничные дни мы в песнях возвеличиваем Богородицу и Матерь Света, в этот момент на настоятельное увещание Архангела Гавриила, на обещание того, что Дух Святой найдет и осенит, отвечает Дева слова, преисполненные всякого смирения, кротости и любви: «Являешися мне Истины вещатель, радости бо общия пришел еси благовестник! Душу убо очистих с телом и по глаголу твоему буди мне, да вселится Бог в Мя, к Немуже вопию с тобою: благословите вся дела Господня, и превозносите Его во веки»… [24] В этих словах — сильнейший довод против наших, «православных» богословов, тяготеющих к латинскому «непорочному зачатию». Интересно бы узнать, отчего считает себя очищенной Богородица, если Она уже ранее того была изъята из общего закона греха?

Этими словами канона окончен диалог. Отлетает Посланец высших Сил, и «купно со словом архангеловым зачатся в чистой утробе Ея Сын и Слово Божие, благоволением и советом Отчим и содействием Святаго Духа» [25]

Тотчас же хор превозносит песнь ликования:

«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!» — и заливаются все колокола малиновым переливающимся, заливающимся, захлебывающимся от радости звоном, и песнословит вся церковь девятую песнь — ирмос и припев — и снова ликует хор:

«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!»

Звенят колокола, могучий благовест несется по стогнам градов, по полям, по лесам, по горам и рекам и действительно точно в сонном полузабытьи, дремала вся земля, и мучительно и томительно ожидал весь людской род этого момента смиренного признания Своего величия: «се раба Господня, по глаголу твоему буди Ми»…

«Благовествуй, земле, радость велию!» … и радуется всякая тварь: ангельский собор и человеческий род… Вся земля, вся тварь, весь мир, все-все!.. Все преисполнено радости и без конца звучит этот припев то с одного, то с другого клироса, раздается в душе, в сердце, звучит в ушах, наполняет собой все.

«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!»…

Как все дивно продумано и скреплено воедино в нашем православном богослужении. Еще на вечерне, в полумраке мерцающих лампад, после обетования Грядущего Мессии, в пении «Свете тихий», слышен из мрака веков и забытого далекого Ветхого Завета голос пророчества о Жене, от Которой родится Спас миру. Боясь смутить неутвержденность и слабое религиозное сознание Израиля, боясь его склонности к языческому заблуждению, робко, в неуверенных образах рисует бытописатель этот грядущий образ Девы. В аллегориях и символах является Ее образ. То это Лествица, то Врата, то Купина, то Дом Премудрости. И к исполнению времен, ко времени, предреченному для искупления, на протяжении всей всенощной благовествована эта радость спасения от Девы.

В блеске свечей и светильников, лампад, паникадил, в клубах благовонного кадильного дыма, в перезвонах колоколов, несущихся над всей землей, уже дышащей зачатком весенней жизни, льется это пение всего человечества, радость всего рода:

«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!».

И исполняется славы дом Господень, вся земля, весь мир.

«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!».

Это один из особенных моментов в жизни Пресвятой Девы. Та икона, на которую молился преподобный Серафим, — «Умиление», Божия Матерь, еще не зачавшая Предвечного, до Благовещения, написанная без звезд Приснодевства, являет собой соответствие этому смиренному ожиданию утреннего богослужения перед девятой песнью, этому еще молчаливому созерцанию. Церковь молчит. Мерно струится рокочущий голос чтеца, читающего канон, перерывается изредка столь знакомым пением ирмосов богородичного канона: «Отверзу уста моя». Церковь в полумраке, свечи редко теплятся, лампады мерцают перед иконостасом. Все в напряженном ожидании, в какой-то натянутости. И вот после признания Богородицею Своего смирения, то есть после зачатия, как только Церковь это в своем богослужении осознала, тотчас же мощными ударами разливается малиновый звон, льется благовест над землей своими переливами, гамма насыщается благодатным многоцветием жизни. Загорается вся церковь огнями, и перекатывается, льется, переливается, звучит с клироса на клирос всецерковный восторг:

«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу!»

Весна пришла, земля дышит, пар идет от полей, от чернозема, клейкий запах почек струится над деревьями. Вся земля благовествует, всякая березка и цветок участвует в общей радости всей твари. Благовещение — это праздник благословенной твари. В одном рождественском песнопении говорится о том, какие дары принесли Творцу, кто чем Его благодарил: «Ангели — пение, небеса — звезду, волсви — дары, пастырие — чудо, земля — вертеп, пустыя — ясли, мы же (то есть люди, человечество) — Матерь Деву». [26]

Она — венец твари. Она ближе всего к этой твари, и поэтому-то мы так близко чувствуем, воспринимаем Ее. Вспомним-ка, как наш народ относится к Ней, как близко и по-родственному переживает всякий богородичный праздник. Ведь сколько с историей Руси связано чудотворных икон Божией Матери. Богородичный монастырек, церковка во имя Ее.

Невольно вспоминается такая картина. Яркий день, душный нестерпимый жар висит и давит. Месяц не было дождя, все побурело и сохнет и чахнет. Овсяные колоски редкие, жидкие… Как камень пересохла земля. И решил «мир» служить молебен Владычице. На поле за деревней приготовился народ. Даль колеблется от жары и волной трепещет. Разноцветными кусками, точно шахматная доска, пестрят вдали деревенские земли: черный, сереющий пар, зеленые хлеба, яркая картошка. Все стоят и ждут. И вот где-то вдали послышалось пение. Идет старенький священник, а за ним в пестрой толпе мужиков и баб, две старые женщины в черных платках и темных поневах несут икону. Колышутся хоругви, кресты, иконы… «Владычица идет!..» «Царица Небесная!» Как близко в такие минуты ощущается соединение отринувшегося нашего естества с Богом, молитвами Матери Его. Как Она близка нам, земле, всей твари, которая радуется Ей. Молитвы и пение будто бы исходят из самой пересохшей земли, от этих чахлых овсов и пшеницы. От самой матери — земли — к Матери Божией.

Раз, помню, ехал вдвоем с одним старым крестьянином весенним, ранним днем. Снег уже сошел, и земля, после сна проснувшись, дышала, и пар клубами шел от нее, и все поля были точно дымом покрыты. Ехали мы молча и наблюдали это плодородное дыхание матери-земли. И вот, смотря на этот пар от земли, указал я старику. Он посмотрел этак умно, по-мужицки умно, и в пространство сказал:

«Да, земля, стало быть, матушка родит. Господи, Царица Небесная, Владычица!»… и опять повторил с особым ударением: «земля-матушка родит!»

* * *

А на склоне лета, в августе, когда уже свезены хлеба и готовы, распаханы пары под посев, по-особенному радуется вся тварь и псаломски поет земля. Успение Богородицы. Завершение, венец Божией Матери, а с Нею — и всей твари. Завершение нашего спасения, ликование преображенного тела. Вникнем-ка в смысл праздника.

«Источник Жизни во гробе полагается»… [27] Умирает Матерь Безсмертного. Возможно ли? Вместимо ли? Понятно ли? Разумеет ли это гордый разум человеческий? Богородица сегодня усыпает.

«Днесь бо небо простирает недра, приемля Рождшую всеми Невместимаго; и земля источник живый отдающи благословение, украшается благолепием. Ангелы лик составляют со апостолы, ужасно взирающе, от живота в живот преставляему, Рождшую Начальника Жизни. Вси поклонимся Ей молящеся: сроднаго присвоения не забуди, Владычице, верно празднующих всесвятое Твое Успение». [28] А вот Четьи-Минеи повествуют, что все деревья на Елеонской горе, где молилась Божия Матерь пред успением Своим, купно с Ней кланялись до земли, и слава Господня «с небесе идяше». Даже бездушные дерева — и те благодарили с Нею Творца. И уснувшая Богородица «Всесвятую душу Свою в пречистыя длани, Иже из Нея воплощся без семени, предает»… [29] В Себя приявшая без семени Рожденного, Ему же и Свою душу отдает.

На иконе Успения стоит в небесных облаках Спаситель, приемля Ее чистую душу в виде младенца. Венец Твари, лучшая из всех людей, Честнейшая небесных воинств, от земли к небу Лествица, ныне усыпает сном и отходит к Своему Творцу. Любовью Божией созданные, по своей гордости от Бога отринутые, из человеческого же тварного естества мы увидели спасение и приняли его. Мы дали рождшемуся Христу Его Матерь-Деву — лучший из всех даров земли, в день Ее успения получаем снова залог нашего вечного спасения. В Благовещении — как бы благословение твари, ибо Христос не погнушался воплотиться в человеческий, тварный облик, а ныне в Успении — окончательное утверждение, венец нашего спасения, обожение нашей человеческой природы, прообраз нашей будущей жизни во образ преображенного на Фаворе тела… В теле жили на земле, с ним же спасемся, в преображенном теле вкусим плоды вечной жизни, в преображенном теле будем славословить Бога. В Успении залог и нашего общего воскресения, ибо в Успении Божией Матери было и Ее воскресение, дабы оправдались слова Царя-псалмопевца: «Воскресни, Господи, в покой Твой, Ты и кивот святыни Твоея»… (Пс. 131, 8).

Ангелы в этот день говорят один к другому: «возмите врата ваша [30], приимите Рождшую Творца». Ангелы славословеньми воспевают честное и святое Ее Тело. Ангелы бесплотные радуются о преображенной плоти, Рождшей плотью Творца.

На девятой песни канона, на которой воспевается Богородица, в этот день вместе с ликующим благовестом, тающем в августовском чистом воздухе полей, вместе с переливами колоколов ангелы воспевают Всечестную Деву и, восприняв Тело Ее, возносят на небеса к вознесенному Телу Сыну Ее и Богу. И песнь говорит, что ангельские воинства «священными крылами, трепетом и радостью Тело Ея покрываху», [31] вознося его от земли в Небесные обители. Колокола льют свою медную песнь, а люди в церквах славословят: «Ангелы, успение Пречистыя видевше, удивишася, како Дева восходит от земли на небо», — и снова колокол гудит и гудит, и свечечки мерцают перед иконой праздника. Народ стоит в церкви густо и тесно. «Ангелы, успение Пречистыя видевше, удивишася…» Радуется земля. Отверсты врата в небо. Виден Сам Господь, приемлющий душу Богоматери, зрима и Она, Чистая, ангелами на небо возносимая. Успение есть воскресение. Завершено дело нашего спасения. Венчается плоть наша, венчается тварь.

Мы особенно остановились на этом моменте нашего литургического сознания, девятой песни канона и моменте приношения предлежащей Жертвы о Божией Матери, моменте завершения ветхозаветной истории, который сосредотачивается в конце канона. В течение всей вечерни и утрени проходит вся история человечества от творения мира и грехопадения, вплоть до момента славословия Того, Кто показал нам Свет, Кто Сам есть Свет. В каноне это постепенное нарастание события просматривается особенно ясно. Воспевается песнь освобожденного Израиля девицы Мариам после перехода через море, воспевается в прообразах Анны, Матери Самуила «языческая неплодящая церковь», воспеваются пророческие обетования Аввакума, Исаии, Ионы, трех отроков в пещи, Даниила, «мужа желаний» и, наконец, после их восторженной песни мы возвеличиваем в песнях Богородицу и Матерь Света и в девятой песни поем Ей славу. А в великие праздники венчается канон величаниями и припевами в Ее честь.

В колокольном звоне и блеске свечей, которые вновь возжигаются в этот момент [32], в кадильном дыму мы слышим эти восклицания:

«Ангелы, успение Пречистыя видевше, удивишася, како Дева восходит от земли на небо»… [33]

«Величай, душе моя, от земли на небо честное преставление Божия Матери»… [34]

«Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу»… [35]

«Величай, душе моя, преславное рождество Божия Матери»… [36]

«Ангелы вхождение Всечистыя зряще, удивишася: како со славою вниде во святая святых»…

«Ангелы, взыграйте со святыми, девы, сликовствуйте: Богоотроковица бо вниде во святая святых»… [37]

«Величай, душе моя, Честнейшую и Славнейшую горних воинств, Деву Пречистую Богородицу»… [38]

Переплетается в предрассветном утреннем воздухе, или в раннюю весну Благовещения, или летом на Успение, или в морозном холодке ноябрьского праздника Введения, переплетается гул колоколов с пением людей, а людское пение с пением ангелов.

* * *

На Божественной Литургии после таинственного преложения, после того, как Дух Святой сошел на Дары и совершил таинство, подобно тому, как когда-то сойдя на Деву Марию, содействовал воплощению, после момента, в который как бы повторяется воплощение, [39] особо значительно важно призывание имени Божией Матери и пение Ей особой песни «Достойно есть» или Задостойника.

«Твоя от Твоих, Тебе приносяще, о всех и за вся!»…

От тварного мира Творцу приносится жертва за весь тварный мир. И прежде всего вспоминается Честнейшая ангельских воинств, венец твари, и мы все поем:

«О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, слава Тебе!…»