Слово 2. О первоначальном иноческом основании
Слово 2. О первоначальном иноческом основании
Который отец приемлет к себе в сожитие учеников, но не с таким наблюдением, как поступали святые отцы с первоначальными, то отнюдь не увидится истинного монашества, но произойдут только между аввою и учениками ломка, споры и всякое несогласие. Но чтобы избежать такой беды и напасти, то не должен отец принимать брата в свое управление, пока брат окажет веру свою ко отцу и усердие многими молениями и слезами, которые есть, если истинно так верует, что не собою, но отеческим руководством составится его спасение.
Второе: чтобы брат обещался отцу быть во всем откровенен, отнюдь ничего не утаивая. Такое же истинное его намерение в откровенности познается по тому: если все свои добрые и злые деяния, от юности сотворенные, без всякого сомнения и без зазора и стыда, со всею истинною откроет и расскажет.
Третье: если от всей души со всякою истинною и усердием желает отцу предаться и обещание твердое давать будет пред Богом, чтобы во всем несомненно слушать и повиноваться. Без сих же священных обязательств поистине обе стороны, то есть отец и братия, только могут одни беды, скорби и смущения претерпевать друг от друга, а Бог знает, достигнут ли своего спасения.
Когда же отец поступает по вышеупомянутому закону и святых отцов преданию, то как сам отец, так и братия будут наслаждаться спокойствием и многими духовными плодами в святой любви и единодушии.
Если брат верует, что добр и богоугоден есть отец, то уже несомненно будет и любить его. Открывшемуся же во всем и объявившему свои тайные не желательно уже будет в меньших бываемых погрешностях таиться от отца, а так же, обещавши во всем повиноваться, невозможно уже в чем-либо сопротивляться или делать что-либо незаповеданное отцом, но и не захочет побеждаться своими пожеланиями или следовать своему рассуждению; и так начальствующему отцу было бы не трудно, и брату, предавшемуся в повиновение, т.к. не будет падать.
Но если и едино от трех оскудеет, то прочими двумя нельзя достигнуть до чистоты внутренней и бесстрастия. Как например: хотя и имеет толику веру ко отцу, что мнит его свята, и второе — повинуется в точности с любовью и охотно, без прекословия, но если третьего не имеет, то есть живет без откровения. То как возможно быть отцу с учеником единой душой? И как так скрытного ученика признавать [возможно] за искреннего и не сомневаться о нем? Такой послушник не повинуется и Господу, если бы были во едино. Ибо как он может быть един с отцом, если отец не ведает что в нем? Следовательно, такой брат живет сам собою, а не отцом, что есть противно закону иноческому.
Или хотя во всем будет откровенен и веру будет иметь к отцу, но не повинуется в точности творить вся по повеленому, то и тогда не воспользуется, ибо не сможет победить свои страсти и презорства (гордости), делая по-своему, ибо это самое есть презорство, если презирать волю и повеление отца; а потому уже и не подражатель Христов, который был послушлив Отцу Своему даже до смерти крестной.
Или, хотя в точности и нерассудно и неистязуемо послушлив, и не прекословно ко всему повелеваемому готов оказывается, и откровенен во всех делах своих и помышлениях, но если не имеет крепкой и непоколебимый ко отцу своему веры, то не крепко будет его повиновение, и легко может отпасть от послушания и сойти в небрежение и презорство к отцу, ибо без веры все заповедуемое отцом будет тягостно и неприятно для него.
Но если скажешь, что откровенным быть и повиноваться, может быть стоит в нашей власти, но чтобы стяжать веру ко отцу и иметь его свята, весьма трудно. На это я и отвечаю тебе: что поистине весьма трудно и может быть невозможно презорливому, высокоумному и самомнительному, так как мнить себя разумнейшим за отца и праводействующим. А потому и повелевают святые отцы таким, которые одержимы от презорства, чтобы не шли не к такому отцу, который за кротость свою достоин веры, но к такому, который может благоразумною строгостью, как бы свирепством умучить в них дух презорства, надмения и высокоумия. А который со смирением печется о своем спасении, этому не трудно склониться и почитать отца своего за святого, и с верою повиноваться во всем повелеваемом и сказанном от него, если только увидит отца любовью к нему расположенным, и слышать будет от него благие советы со свидетельством Святого Писания. Большей святости и не требует, и этими добродетелями отца своего совершенно удовлетворяется и мирствует, и весь вседушно предается отцу; и пригвождается искреннею любовью, и без сомнения во всем покоряется, как Божию угоднику. И так уверовавши, желает лучше лишиться жизни, нежели оставить или отлучиться от такого любимого отца, пекущегося о нем. И такой благонравный ученик вместе со отцом все дни свои мирно и спокойно, и радостно проводят, видя друг ко другу любовь нелицемерную.
Но и строгий и не послабляющий отец не менее достоин почитаться за святого и богоугодного: ибо если не бы был свят и богоугоден, то не бы старался об исправлении своих учеников, чтобы из надменных и презоривых сделать смиренными, кроткими и благонравными. Следовательно, всякий отец, который наставляет на доброе и богоугодное, хотя сам и слабо живет, но должно помышлять, что слабость имеет по человеческой немощи и телесным недугам, но душою весь взят горе, и есть богоугоден. Тот только отец недостоин веры и почитания, который нерадит о духовной жизни, презирает и небрежет о преданиях святых отцов, и как сам предается слабостям и сладострастиям, так и учеников своих увлекает в суетные и мирские развлечения и пристрастия, такого подобает более бегать и удаляться от него, а не предаваться отнюдь такому.
Как хлеб составляется от муки, воды и огня, и если единого чего от этих трех не будет, не может совершиться хлеб; так и хотящий иночествовать: если одной от помянутых трех добродетелей (а именно: веры, откровения и повиновения) не имеет, то не воспользуется, живя в иночестве.
Хотящий без откровения жить много борим бывает от осуждения, негодования, и рождаются в нем разновидные суетные помыслы и страсти. Как лоза непосекаемая многие произрастает отрасли, так и брат, если не открывает отцу на посечение всех помышлений и деяний, то много борим бывает, и плодятся в нем [нелепые мысли и разрастаются] и укрепляются страсти. Враг же зная, что многое такое пагубное произрастает в живущем с неоткровением, поэтому сильно его борет и нудит, что бы жил без откровения. Сложившийся же с таким вражиим всеянием, заблуждает душою и мнит право и безгрешно жить при отце так не говоря правду, и того ради не хочет дать обещание, чтобы быть во всем откровенным.
Равно и того, который боится дать обещание, чтобы во всем иметь послушание к отцу, уловляет враг и понуждает, чтобы тайно от отца по своей воле делать, или не так, как заповедано от отца, и только в том доброхотен послушник показывается, когда что согласно с его желанием поведено будет или сходствует с его мнением, к прочему же всему упорен, прекословен и не послушен. Ибо тоже льстит себе, помышляя, что не обещавшемуся и не предавшему себя в такое безрассудное повиновение, безгрешно и не во всем в точности повиноваться.
Иной же живете при отце, но не имеет к нему веры, как святому и угодному Богу, часто увлекается в пагубное презорство и уничижает отца, как простого и чуждого благодати, не уважает ни советов, ни повелений его, и не страшится отойти и оставить его, помышляя, что не сотворил ни обета, ни предания; того ради и не вменяет себе в грех, что бы оставить его.
Но хотя и мнят такие самочинные, непокорные и бесстрашные, якобы не столь грешно жить без веры и предания, без откровения и послушания, [повиновения] как же тому, который искренно и вседушно предается во всем отцу своему в безрассудное повиновение с верою и любовью, по сходству Святого Писания и завещания святые отцов, и если этот преткнется в чем и погрешит, подлежит большему осуждению. Но такие ошибаются и прельщают сами себя, помышляя, что они менее судимы будут. Но возможно ли, чтобы Господь строже судил тех, которые страха ради и благоговея к завещаниям святых отцов, признали себя виновными и со смирением предались отцу, а поэтому и грехопадения их происходят не от гордости и самочиния, но от немощи человеческой, и всегда готовы к восстанию помощью и заступлением молитв отеческих.
Напротив же, те, которые не повинуются преданию святых, не повинуются, следовательно, Самому Богу, сказавшему: «Слушающий вас, Меня слушает». Так за это ли самое они менее будут судимы, что остались непреклонны и порабощены духом презорства, самочиния, непокорства и самомнения? Не более ли за это самое сами себя лишают верного спасения, и удаляются от Бога, ибо на кого милостивно призирает Господь? На кротких, на смиренных и трепещущих перед словом Его (См.:Ис.66, 2); гордым же противится и лишает Своей благодати (См. Иак.4,66).
И так, не подвергает ли тот сам себе под гнев Божий с погублением своего спасения, если держится того, от чего бывают грехи его пред Богом ненавистны, а не слагается с тем, чрез что грехи бывают умаленными и удобо простительны и приятны пред Господом? Как говорит Иоанн Карпафийский: «если, будучи таков, ты смиренномудр, то твое прегрешение, монах, предпочтительнее праведности мирян и твои нечистоты необходимее великого очищения житейских [людей]». Ибо каждому известно, что крайне ненавистно пред очами Божиими презорство сродное гордости. И если который брат не захочет предаться Отцу в нерассудное послушание и повиновение, то какое можете быть большее знамение презорства и небрежения к волению Божию, который благоволит, чтобы было житие наше монашеское подобно небесному, как говорит святой Василий Великий в подвижнических уставах (глава 18). «Во-первых, возлюбив общение и совокупную жизнь, возвращаются они к тому, что по самой природе хорошо. Ибо то общение жизни называю совершеннейшим, из которого исключена собственность имущества, изгнана противоположность расположений, в котором с корнем истреблены всякое смятение, споры и ссоры, все же общее, и души, и расположения, и телесные силы, и что нужно к питанию тела и на служение ему, в котором один общий Бог, одна общая купля благочестия, общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы, в котором многие составляют одного и каждый не один, но в ряду многих. Что равняется сему житию? Но что и блаженнее оного? Что совершеннее такой близости и такого единения? Что приятнее этого слияния нравов и душ? Люди, подвигшиеся из разных племен и стран, привели себя в такое совершенное тождество, что во многих телах видится одна душа, и многие тела оказываются орудиями одной воли. Немощный телом имеет у себя многих состраждущих ему расположением; больной и упадающий душою имеет у себя многих врачующих и восстановляющих его. Они в равной мере и рабы, и господа друг другу, и с непреоборимою свободою взаимно оказывают один перед другим совершенное рабство - не то, которое насильно вводится необходимостью обстоятельств, погружающею в великое уныние плененных в рабство, но то, которое с радостью производится свободою произволения, когда любовь подчиняет свободных друг другу и охраняет свободу самопроизволением. Богу угодно было, чтобы мы были такими и вначале, для этой цели и сотворил Он нас. И они-то, изглаждая в себе грех праотца Адама, возобновляют первобытную доброту, потому что у людей не было бы ни разделения, ни раздоров, ни войны, если бы грех не рассек естества. Они-то суть точные подражатели Спасителю и Его житию во плоти. Ибо как Спаситель, составив лик учеников, даже и Себя соделал общим для Апостолов, так и сии, повинующиеся своему вождю, прекрасно соблюдающие правило жизни, в точности подражают житию Апостолов и Господа. Они-то соревнуют жизни Ангелов, подобно им во всей строгости соблюдая общительность. У Ангелов нет ни ссоры, ни любопрения, ни недоразумения; каждый пользуется собственностью всех, и все вмещают в себе всецелые совершенства, потому что ангельское богатство есть не какое-нибудь ограниченное вещество, которое нужно рассекать, когда требуется разделить его многим, но невещественное стяжание и богатство разумения. И посему-то совершенства их, во всяком пребывая всецелыми, всех делают равно богатыми, производя то, что собственное обладание у них несомненно и бесспорно. Ибо созерцание высочайшего совершенства и самое ясное постижение добродетелей есть ангельское сокровище, на которое позволительно взирать всем, так как каждый приобретает всецелое ведение сего и всецелое сим обладание. Таковы и истинные подвижники, не земное себе присвояющие, но домогающиеся небесного и в нераздельном участии всецело хранящие в себе все, и каждый одно и то же, потому что приобретение добродетели и обогащение добрыми делами есть любостяжание похвальное, хищение, не доводящее до слез, ненасытность, достойная венца; и виновен тот, кто не делает таких насилий. Все расхищают, и ни одного нет обиженного, а потому распоряжается богатством мир. Они-то предвосхищают блага обетованного Царствия, в доброхвальном своем житии и общении представляя точное подражание тамошнему жительству и состоянию. Они-то на самом деле хранят совершенную нестяжательность, не имея у себя ничего своего, но все общее. Они-то ясно показали жизни человеческой, сколько благ доставило нам Спасителево вочеловечение, потому что расторгнутое и на тысячи частей рассеченное естество человеческое по мере сил своих снова приводят в единение и с самим собою и с Богом. Ибо это главное в Спасителевом домостроении во плоти - привести человеческое естество в единение с самим собою и со Спасителем и, истребив лукавое сечение, восстановить первобытное единство, подобно тому как наилучший врач целительными врачествами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части. И это изобразил я не с тем, чтобы самому похвалиться сколько-нибудь и превознести словом своим добрые дела общежительных подвижников» (ибо не такова сила моего слова, чтобы могло украсить великое, а напротив того, оно может более помрачить его слабостью изображения), но для того, чтобы по возможности описать и показать высоту и величие сего доброго дела. Ибо что при сличении может стать наравне с сим благом? Здесь отец один, и подражает Небесному Отцу, а детей много, и все стараются превзойти друг друга благорасположением к настоятелю, все между собою единомысленны, услаждают отца доброхвальными поступками, не узы естественные признавая причиною сего сближения, но вождем и блюстителем единения соделав Слово, Которое крепче природы, и связуемые союзом Святаго Духа. Можно ли в чем земном найти какое подобие к изображению совершенства этой добродетельной жизни? Но в земном нет никакого подобия, остается одно подобие - горнее. Небесный Отец бесстрастен, без страсти и этот отец, всех приводящий в единство словом. Нерастленными хранят себя дети Небесного Отца, и сих сблизило соблюдение нерастления. Любовь связует горних, любовь и сих привела в согласие друг с другом. Подлинно, и сам диавол приходит в отчаяние пред этою дружиной, не находя в себе сил против такого числа борцов, которые бодро и дружно ополчаются против него, так прикрывают друг друга любовью, столько ограждены Духом, что нет и малейшего места, открытого для его ударов».
Если же кто не приемлет покорить себя воли Божией, тому поистине лучше не касаться монашества, нежели со своеумием и презорством жить между святою братиею. Потому что как от беса, так и от самочинного и не следующего по преданию происходят всему братству соблазны, молва и смущение, ибо такой хотя и старается, и хочет мирно и хорошо с братиею жить, но не может, потому что от всякого послушника, который веры, откровения и повиновения не показывает, благодать Божия отступает и своих действий, то есть мира, любви, радости, долготерпения, кротости, смиренномудрия и прочих тому подобных, лишает, пока со смирением не обратится и раскается в своем заблуждении. Если же пребудет упорен в своем ожесточении, то и невольно бесовские дела творит, а именно: бунты, смущение, прекословие, осуждение, роптание и прочие враждебные и противные иночеству. Как и отец избежит суда, если такого сопротивного захочет принять в братство? Ибо равно как волка в стадо овец впустить, так и не хотящего следовать правилам и завещанию святых отцов принять в сожительство богобоязненного братства.
Живущий достодолжно под управлением отца от всяких этих погрешностей и преткновений удобно себя очищает и исправляет, либо своим собственным раскаянием и сокрушением, либо откровением отцу; а отец налагаемыми пластырями, т.е. или порицанием, или отлучением, или неким озлоблением, и излишними подвиги, всяк очищает его душу. А тот непокоривый и самочинный хотя и более тоскует и тужит, и раскаивается, и плачет, и постится, и молится, и бдит, и всячески озлобляет себя о своих грехах, но помилования, и прощения, и спасения известно надеяться не может, так как всяких трудов и озлоблений отвращается. Бог и не внемлет такому, который от этих трех первоначальных основных иноческих обязательств отметается, как Сам Дух Святой установил чрез богоносного Великого Василия и прочих, чтобы хотящие иночествововать не иначе, но так да исправляются, как об этом хорошо изъяснил святейший патриарх Каллист с Игнатием: ««внемли тому, что мы говорим и искренно тебе советуем. – Прежде всего, избери себе со всецелым, по божественному слову, отречением и совершенное повиновение непритворное. Для сего со всем усердием взыщи и постарайся найти себе руководителя и учителя непрелестного (непрелестность его да будет в представлении им в подтверждение того, что говорит, свидетельства из Божественного Писания), духоносного, сообразную с словами своими и жизнь ведущего, высокого в умозрении, смиренного в мудровании о себе, во все добронравного, и вообще такого, каким, по богопреданным словесам, надлежит быть Христову учителю. Нашедши же такого, и к нему как к родному отцу сын отцелюбивый прилепившись телом и духом, пребывай с того времени весь в его повелениях, и с ним во всем согласуйся, смотря на него, как на самого Христа, а не как на человека. и всякое от себя отгоняя неверие, и сомнение, равно как и всякое свое мудрование и самоохотное хотение; шаг за шагом последуй за учителем своим, как зеркало какое, как свою совесть, имея это нерассуждающее полное ему послушание. Если же иной раз что-либо противное сему подсеет в ум твой враждебный всему доброму дьявол, как от блуда и как от огня, отскочи от того, так премудро говоря к себе против, влагающего такие мысли, прельстителя: не руководимый руководящего, а руководящий руководимого руководит; не я его, начальствующего, а он мой взял на себя суд (мой вину); не я его, а он моим состоит судьею, по св. Лествичнику, и подобное (Сл. 4-е). Для того, кто восприял намерение расторгнуть рукописание своих прегрешений и сподобиться быть вписану в божественную книгу спасаемых, нет вернейшего к тому способа, как такой образ жизни, т.е. послушание. Ибо, если, по блаженному Павлу, Сын Божий и Бог наш, Господь Иисус, ради нас став подобным нам, и премудро устрояя отческое о нас благоволение, видится протекающим сей путь (послушания), и чрез него сподобляется отчего, за благоугождение Ему по человечеству, прославления; ибо «смирил Себя, - говорится - быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени» и проч... (Фил. 2, 8. 9): то кто же осмелиться дерзко, чтоб не сказать, несмысленно, надеяться, что сподобится славы Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и отеческих воздаяний, не избрав шествовать тою же, с Вождем и Учителем нашим Иисусом Христом, стезею. Ибо ученику, если у него есть забота быть, как учитель, надлежит неуклонно со всем рвением душевным, как на пример и первообраз наилучший, смотреть на жизнь и дела руководителя своего, и понуждать себя во всем всегда подражать ему. Так и о самом Господе нашем Иисусе Христе написано, что Он «был в повиновении» отцу и матери Своей (Лк. 2, 51); и сам о себе Спаситель говорит: «не [для того] пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мф.20, 28). – После сего, возможно ли о том, кто живет иначе, – т.е. без руководителя, самоугодливо и самовольно, – думать, что он живет божественной жизнью, согласно с Словом Божиим? Никак отнюдь. И Лествичник говорит: "как идущий без проводника легко сбивается с пути и заблуждается: так самочинно проходящий монашескую жизнь, легко погибает, хотя бы он знал всю мудрость мирскую". Почему многие очень, чтоб не сказать – все, – из тех, кои шествуют не путем послушания и без совета, хотя, по труду своему и поту мечтают, как во сне, будто сеют много, но по истине нажинают весьма немного; некоторые же вместо пшеницы, увы! пожинают плевелы, как устрояющие жизнь свою самочинно по самоугодливому мудрованию, – чего хуже ничего нет. О сем свидетельствует св. Лествичник, так пиша: "Вы, которые решились вступить на поприще сего мысленного исповедничества; вы, которые хотите взять на выю свою иго Христово; вы, которые отселе желаете сложить бремя свое на выю другого, которые стремитесь добровольно продать себя в рабство, чтобы в замену оного получить истинную свободу; вы, которые преплываете великую сию пучину, будучи поддерживаемы руками других: знайте, что вы покусились идти путем кратким, хотя и жестким, на котором одна только есть стезя, вводящая в заблуждение, – называемая самочинием. – Кто совершенно отвергся самочиния, тот всего, что почитает добрым, духовным и богоугодным, уже достиг, прежде нежели вступил в подвиг, потому что послушание есть неверование себе самому во всем добром, даже до конца жизни своей" (Сл. 4-е, п. 5). Посему и ты, разумно познав сие, и благой неотъемлемой части небошественного безмолвия возжелав подвижнически обучиться, последуй добре установленным законам, как тебе показано, и во первых объятельно обыми послушание, а потом и безмолвие. Ибо как деяние есть ступень к созерцанию, так послушание к безмолвию. «Не передвигай межи давней, которую провели отцы твои», как написано (Прит.22, 28); помни и то, что «горе одному» (Еккл. 4, 10). Положив таким образом доброе начало основанию, с продолжением времени, возложишь ты и славный покров на духосозидательное свое здание. Ибо как у кого начало не искусно, у того, как сказал некто, и все не терпимо: так напротив у кого начало искусно, у того и все благолепно и благочинно, хотя случается иной раз и противное сему: что впрочем от нашего произволения бывает. Но поелику о сем образе жизни «многое нам и не удобь сказаемое слово»; почему и проходящие ее проходят различно: то надобно указать тебе некоторые отличительные черты ее, как признаки, которых держась, как правила и отвеса, мог бы ты жительствовать с непогрешительной исправностью. – И се говорим тебе, что истинному послушнику всенеобходимо, как нам кажется, должно соблюдать следующие пять добродетелей: во-первых, веру, чистую и нелестную веру настоятелю (руководителю) своему в такой мере, чтоб смотрел на него, как на самого Христа, и как Христу повиновался ему, как говорит Господь Иисус: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня» (Лк. 10, 16); и как учит Апостол: «все, что не по вере, грех» (Рим. 14, 23). Во вторых, истину, т.е. чтоб истинствовал в деле и слове, и в точном исповедании помыслов; ибо написано: «начало словес твоих истина» (Пс.118, 160), и: «истины взыскует Господь» (Пс.30, 24). И Христос говорит: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14, 6); почему и самоистиной наименован был. В третьих, – не творить воли своей: ибо для послушника, как говорится, творить волю свою есть большая потеря и большой вред; ему надо всегда отсекать волю свою, и при том самоохотно, т.е. не по принуждению от Отца своего. В четвертых, отнюдь не прекословить и не спорить; потому что прекословие и спор не свойственны благочестивым. И священнейший Павел пишет: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии» (1 Кор.11, 16). Если же так просто и вообще всем христианам возбраняется сие, то тем паче монахам, которые дают обет полного во всем повиновения. Прекословие и спорливость происходят от самомнения, сожительницы неверия и высокоумия; как напротив, непрекословие и неспорливость происходят от верного и смиренномудрого настроения. – В пятых, должно ему соблюдать следующую добродетель – точно и искренно все исповедовать настоятелю своему (руководителю); как мы и на пострижении. как бы страшному предстоя престолу Христову, пред Богом и Святыми Ангелами Его, дали обет иметь началом и концом (наших рачений и деланий) вместе с другими нашими к Господу обетами и заветами – и исповедание тайных сердца (помышлений и желаний). Сказано и божественным Давидом: «исповем на мя беззаконие мое Господеви: и ты оставил еси нечестие сердца моего» (Пс. 31, 5); и Лествичником: "язвы, когда о них объявишь, не в худшее – придут состояние, а уврачеваны будут" (Сл. 4, 10). Кто сие пятеричное число указанных пред сим добродетелей станет мудро и разумно соблюдать, тот да ведает несомненно, что отселе еще он делается, как в залоге, причастником блаженства праведных. – Таковы принадлежности приснопамятного послушания, как бы корень его и основание» (Добротолюбие, т.5. гл.14,15).
Сколь же гибельно и Богу противно без этих основных добродетелей веры, послушания и чистого откровения проходить житие иноческое, от этого можно познать, ибо говорит пророк Иеремий: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно» (Иер.48,10). И Царепророк Давид говорит: «Ты укротил гордых, проклятых, уклоняющихся от заповедей Твоих» (Пс.118,21). Но мы, [поступая в иночество, предаем себе на служение Господу] преступая же и презирая завещания и предания святых отцов, презираем повеление Самого Господа, Который говорит во Святом Своем Евангели: «Слушающий вас, Мене слушает». А поэтому и заслуживают неминуемо проклятия те, которые небрегут о преданиях святых отцов. Такого и грехи не прощаются, и подобен есть сущим в аду, которые стонут, рыдают, каются, зовут, но не услышаны бывают, потому что удалены от Бога и заключены в ад. Так и те, которые сами себя удаляют от Бога и Святой Его благодати, — заключаются в бездну погибели, обложены, как оковами, пагубным мнением, самочинием, непокорством и разными своевольными прихотями и страстями; такой, хотя и изнуряет себя постом, бдением и различными подвигами, молится, рыдает и вопиет деннонощно, но неуповательно услышан будет от Бога, ибо говорит Апостол: «Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2Тим. 2,5).
Святые же отцы единогласно повелевают с самого начала хотящему законно и незаблудно иночествовать, прежде всего искать отца, хорошо умеющего руководствовать идущих к Богу, и обретши такого, вседушно предаться ему, отвергши в конец свою волю и мудрование. Противящихся же этому, самочинных и непокоривых святые отцы именуют чадами гнева.
Что в нашем иночестве, если такою обдержимся гибелью? Первое: за небрежение и уклонение от правил святых отцов, проклятия будем достойны. Второе: за нетворение воли Отца Небесного не внемлет Бог молитвам нашим. Третье: не войдем в Царство Небесное. Четвертое: как не законно управляем себя, то и не будем увенчаны. И, наконец, пятое: как не слушаем святых отцов и отвергаемся от повеленного ими, окажемся как отвергающиеся от Христа и Отца Его. Все же такое злое происходит от того самого, что не хочет жить при отце с верою достодолжно, то есть веровать, что все сказанное от него свято и праведно есть, и повиноваться, творить все повелеваемое им в точности, отнюдь ни более ни менее, и с сердечным откровением и исповеданием всех своих деяний, чувств и самих помышлений.
Если же кто не только сам не хочет жить с откровением, но и скорбит на тех, которые возвещают о нем отцу, такой не повинуется Василий Великому, который говорит в своих правилах: «Всякий грех должен быть открываем настоятелю или самим согрешившим, или узнавшими о грехе, когда сами они не могут уврачевать его по заповеди Господней (Мф.18, 15). Ибо грех умолчанный есть гнойный вред в душе. Как благодетелем называем не того, кто задерживает в теле вредоносное, а напротив того, кто болезненными средствами и надрезываниями вызываете это наружу, или посредством рвоты исторгает вредившее, или вообще чрез обнаружение болезни делает и способ излечения известным: так, очевидно, скрывать грех значит готовить больному смерть. Ибо сказано: «жало смерти—грех» (1Кор.15,56); «Лучше открытое обличение, нежели скрытая любовь» (Притч. 27, 5). Поэтому не скрывай грехов один другого, чтобы из братолюбца не сделаться братоубийцею. Не скрывай и у себя самого».
В монашестве не столько нужно всякое изнурение и подвиги, как чистое сердце и бесстрастие. А как очистится, как уврачуется и придет в бесстрастие тот, который не открывает своих язв и не приемлет врачевания? Посему как Василий Великий, так и прочие святые отцы заповедают вседневно все свои тайности отцу открывать, ибо живущие так с откровенностью, всячески будет иметь опасение, что бы не бесчинствовать, потому что знает, что по прошествии дня неминуемо должен дать отчет отцу своему, как Самому Богу, и принять от него суд за все свои действия, чувства и помышления. А потому такой истинный сын и послушник ни смерти, ни суда Божия не боится, ибо верует и извествуется благодатью Божиею, что не он сам, но отец его имеет за него отвечать. О таком послушнике сам диавол отчаивается, ибо все козни его разрушаются единым чистым откровением.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.