Матаджи Валлабха Чайтанья

Матаджи Валлабха Чайтанья

Матаджи Валлабха Чайтанья была преданной из Ленинграда. Она была очень искренняя, и я помню, что был очень смущен, когда она читала свое подношение - стихи Господу Чайтанье на одном из праздников. 

Это было настолько лично и искренне написано, что я, тогда еще совсем начинающий преданный, был страшно смущен. Такое количество любви и преданности потрясло меня.

Тогда мы все общались как-то близко, не то чтобы не было никаких проблем между преданными, проблемы были, но, все равно, общение было близкое. Преданных тогда было мало, а преследование со стороны властей очень сплачивало всех нас.

Потом, позже, когда уже в Санкт-Петербурге открылось вайшнавское кафе, матаджи Валлабха Чайтанья приходила туда после своей работы и совершенно безвозмездно работала за стойкой. Она была очень открытым интеллигентным человеком. Я часто видел, как она разговаривает с посетителями, и потом, спустя годы, когда она уже оставила тело, люди все еще спрашивали: «А где та женщина, которая работала у вас за стойкой?»

А потом она заболела раком. Я ходил к ней в отделение, где лечили таких больных, приносил ей прасад. Однажды принес свой альбом с фотографиями преданных. Она была очень счастлива. Сказала, что лечение очень болезненное, но в целом была достаточно бодрой.

Пройдя курс лечения, матаджи Валлабха Чайтанья поехала в Индию вместе с преданными. Потом преданные рассказывали, что в поезде, где была сильная жара и все устали, Валлабха Чайтанья деви даси, фактически смертельно больная, помогала другим здоровым преданным.

Она побывала в Индии и вернулась. После лечения прошел целый год, и врачи в онкологическом диспансере очень удивились, так как все, кто лечился с ней и находился на той же стадии, уже давно умерли.

Болезнь прогрессировала, и матаджи Валлабха Чайтанья снова поехала в Индию вместе с еще одной матаджи из Санкт-Петербурга, которая помогала ей. Она оставляла тело во Вриндаване, там было много старших преданных, там были Киртирадж прабху и Дина Бандху прабху, который пел ей киртан.

Так она оставила тело во Вриндаване, в Святой Дхаме. Ее духовный учитель сказал, что она вернулась к Богу. Ученики тогда спросили Гуру, откуда он это знает, на что он ответил: «Вы недооцениваете своего духовного учителя».

Деваршират дас

У преданной из Санкт-Петербурга Валлабхи Чайтаньи деви даси обнаружили рак. После этого она прожила два года, два года тяжелых испытаний...

Привезли ее во Вриндаван оставлять тело, но состояние ее было таким, что вообще не понятно, собирается она умирать или нет. То ей плохо, и проходится нести ее на руках, то сама бегает и ест все подряд. То катается по полу от боли, и цвет лица страшный, то вдруг почувствует себя здоровой. Мы пытались понять, что же нам делать. То ли увезти ее домой, то ли оставить во Вриндаване. Если оставлять, значит нужны деньги. Привели местного врача, он посмотрел и сказал: «Улучшение кажущееся, уже скоро умрет». Привели другого: «Нет, она не оставит тело еще год». Обратились к третьему: «Либо оставит тело, либо нет». Мы были сбиты с толку. В России не принято получать такие противоположные диагнозы.

Потом астролог посмотрел ее руку и сказал: «Увозите ее, сейчас она не умрет». Оставалось полагаться на Кришну. Решили: если к моменту отъезда ей будет плохо — оставим, если нормально — увезем. Ей стало лучше. Довезли ее до Москвы, а она уже ходить не могла. В Санкт-Петербурге ее с поезда сразу отправили в больницу. Лечили. От человека остаются одни кости от этого лечения. Но Валлабха Чайтанья деви даси дожила до следующей Гаура-пурнимы.

И снова я с ней поехал, так получилось. Она попрощалась с родственниками, взяла какие-то ценные вещи, часы, серебряные вилки, надеясь все это в Индии продать, чтобы были деньги. Но на таможне все это отобрали как контрабанду. Вдобавок еще и подвергли унизительному обыску, думая, что на себе она тоже что-то пытается провести. И ей пришлось все это пережить. Она говорила: «Я понимаю, Кришна просто освобождает меня от всего. Я еду во Вриндаван».

Мы были все тогда фанатики и не знали, как ей помочь. Все наши беседы сводились к тому, что она должна повторять Харе Кришна. Но когда она ощущала боль, мы не знали, колоть ей обезболивающие или нет, может, это невежество какое-то.

В Майапуре я стал много обманывать, чтобы не платить за нее. Народу там много, никто не заметит. Выдали талоны на прасад, я пошел за деньгами и мне пришла в голову мысль: за всех заплатить, а за нее — нет. И оставить эти деньги ей на Вриндаван. В регистратуре я не заплатил за ее прасад и проживание. Так и произошло — никто ничего не заметил.

В Майапуре тогда довольно долго жила одна питерская преданная. У нее не было денег, она жила там, как нищая, и меня попросили о ней позаботиться. Когда я увидел ее, то поразился — она была такая же тощая, как нищие в Индии. И тут встретился мне один преданный, он всегда заботился о русских. Я поговорил с ним: «Вот наша преданная, полгода тут живет, занимается служением». И он мне сказал: «Не плати за нее, раз полгода здесь служением занимается, то не нужно платить. Только никому не говори, что я так сказал». Я подумал: «Наверное, Сам Кришна говорит через его уста». Итак, я два раза обманул и все время пребывания в Майапуре думал об этом.

У меня было впечатление, что матаджи Валлабха Чайтанья оставит тело вот-вот. Пошел к своему «джи-би-си», а он мне говорит: «С чего ты взял, что она сейчас умрет?» Я отвечаю: «Ну, она же с родственниками простилась». А он мне: «Ну, с тобой же она еще не простилась». Я тогда подумал, что столько усилий, обмана, а, может, все попусту.

Как только мы покинули Майапур, я сразу же заболел. У меня была страшная ангина. Я окунался в Ямуну и чувствовал себя здоровым, но, придя домой, снова падал. Температура страшная, рвало, боль такая. Наши матаджи приходили, делали мне имбирный чай, думали, что он мне поможет. Я подумал, что сам должен тут тело оставить. У меня уже бред какой-то начинался. Думал, все в порядке, очищаюсь, грехи уходят. Мне нужно было позаботиться о матаджи Валлабхе Чайтанье.

Однажды прибегают матаджи, которые с ней жили, сильно испуганные, и говорят, что, кажется, она умирает. Я помчался туда, не понимая, что я должен делать. Она лежала тихо и была абсолютно белого цвета. Я так удивился, как это человек может так выглядеть? Потом начала кататься по полу от боли, и все матаджи от страха разбежались. Искали врача для нее. Я подумал, что с ней нужно кого-то оставить. Потом схватился за голову: «Где же я денег возьму?» Мы там уже практически есть перестали, собрали все, что у нас оставалось, но, все равно, не хватало. Нужно было оставить 1000 рупий, для нас это были большие деньги. Неизвестно, сколько ей еще суждено прожить, и на кремацию тоже нужны будут деньги.

Пошел я тогда к «джи-би-си», все рассказал, и он спрашивает: «А деньги у тебя есть?» Я говорю: «Я потом вышлю, позже». Он не поверил, в те времена это было вообще не реально. Он мне посоветовал сходить к Гопалу Кришне Госвами.

Махарадж отдыхал, сидел в шезлонге, и я стал ждать. Атмосфера Вриндавана, Гопал Кришна Госвами рядом, и я немного пришел в себя от этих проблем. Вдруг Махарадж повернулся и, как будто не узнавая меня, спросил:

— Кто это? А, Чайтанья Чандра, как дела?

Я говорю:

— Плохо!

— Что такое?

— Валлабха Чайтанья умирает, а у меня нет денег.

— О кей, о кей, я помогу.

По его милости ей комнату выделили бесплатно, все как-то устроилось. И мы думали, что все в порядке, денег ей оставим, и она прекрасно оставит тело и без нас.

За день до отъезда она позвала меня. Я был фанатиком и стеснялся общаться с матаджи. А она очень сильно ценила меня и была очень привязана. Все же я пришел и увидел эту шокирующую реальность. Я стал понимать, что и сам тоже когда-то буду в таком же положении. Трудно понять, готов ты или нет. Она сказала: «Я боюсь, языка не знаю, что случится, даже позвать никого не смогу». Тогда я принял решение: оставить с ней одну старую преданную, сказав той матаджи, чтобы она отнеслась к этому как к служению. И мы уехали с более или менее спокойным сердцем. А ровно через сорок дней она оставила тело.

Боли у нее стали все сильнее и сильнее, она пошла к «джи-би-си» и спросила: «Могу ли я просить Кришну, чтобы Он ускорил мой уход?» Он ответил: «Не давите на Кришну, терпите». И она смиренно терпела. В момент оставления тела она звала Шрилу Прабхупаду (интересно: не духовного учителя, а Прабхупаду). У нее были сильные боли, а обезболивающие не кололи. Так или иначе, все это была воля Кришны.

Чайтанья Чандра Чаран дас

Это событие повлияло на всю мою жизнь. Я очень часто вспоминаю какие-то ситуации и разные моменты этого опыта. Когда читаешь Бхагавад-гиту, то каждый раз находишь в ней что-то новое, так и здесь — постоянно думаешь об этом, и приходит все более глубокое и новое понимание того, что произошло уже много лет назад.

Какая-то неиссякаемость есть в этом опыте. У меня такое чувство, будто матаджи Валлабха Чайтанья находится в моей жизни и по сей день, и я могу как-то по-другому общаться с ней, хотя она не такая, как была, а другая. Но это та же самая личность.

Она приехала оставлять тело во Вриндаване. Помню, что я к ней долго не приходила, потому что у меня всегда было много служения, бегала с одного места на другое. И между делом я кому-то говорила: «Вот... сходите к ней, навестите ее...»

У нее был рак в последней стадии и она испытывала сильные боли. Но никто даже и не думал об обезболивающих средствах, да еще наркотического содержания, ведь это было бы нарушением принципов! Шел 1991 год. Сознание преданных было еще очень фанатичным. И матаджи Валлабха Чайтанья все страшные боли вплоть до самого ухода перенесла без обезболивания. Врача у нее тоже не было, кроме аюрведического доктора, который практически не приходил к ней. Были, конечно, какие-то аюрведические лекарства, которые в ее ситуации были просто бесполезны.

Она лежала в Гест-хаусе, седьмой комнате, на первом этаже, и было очевидно, что она оставляет тело. Я тогда жила только второй год во Вриндаване, и когда приходила к ней, то не могла ей сказать: «Вот, Вы уйдете в духовный мир...» Я ей говорила: «Валлабха Чайтанья, Вы так любите служить преданным, поэтому, куда бы Вы ни пошли, это останется с Вами, это Ваша сущность, поэтому, Вам беспокоиться не о чем. Вы окажетесь там, где Вам будет предоставлена полная возможность служить преданным».

У нее не было такого большого желания уйти в духовный мир, к Господу, но у нее была такая поэтическая любовь к преданным, она даже писала о них стихи. Ей так хотелось всех удовлетворить! У нее не было какого-то особого служения, и нельзя сказать, что она внешне чем-то очень отличилась от других. Но меня привлекало в ней большое желание услужить преданным и удовлетворить их. Она это делала всерьез и очень искренне, не поверхностно, не сентиментально, а ей на самом деле этого хотелось. У нее было очень хорошее качество: она любила дарить подарки преданным. Она привезла с собой много пуховых платков и дарила их разным матаджи.

Шла весна 1991 года. Начался месяц Пурушоттам. В это время очень благоприятно совершать дандават-парикраму вокруг Вриндавана. В этот самый удачный и благоприятный месяц не принимаются никакие оскорбления. Это месяц Радха-Кришны вместе. В какой-то месяц мы получаем милость Кришны, в какой-то — Радхарани, но в этот месяц, мы получаем милость Их Светлостей вместе. И Они устроили ей самый благоприятный уход.

Я пошла на дандават-парикраму с первого же дня этого месяца. Тогда у меня было много служения: я стирала, гладила одежды Шрилы Прабхупады, убирала в пуджарской и была очень занята, а еще нужно было джапу успеть прочитать.

Итак, утром я совершала данват-парикраму, потом бежала на служение. Но однажды почувствовала какой-то толчок внутри себя, что я должна срочно идти к матаджи Валлабхе Чайтанье. Я пришла к ней, села рядом, открыла Бхагавад-гиту и вдруг сказала: «Ну, все, Валлабха Чайтанья! Детские игры закончились, теперь мы начинаем серьезно готовиться!» И начала читать ей вторую главу. Это было за две недели до ее ухода. Я читала ей все стихи о душе, комментарии Шрилы Прабхупады. И так каждое утро после дандават-парикрамы я приходила и читала ей. И так каждый день — утром дандават-парикрама, служение, потом шла к Валлабхе Чайтанье и читала ей, читала...

И в какой-то момент вдруг поняла, что это не я делала дандават-парикраму, так как у меня не было никакой усталости после этого, и как будто не я с ней говорила, а кто-то вдохновлял меня это делать, и поэтому приходила особая уверенность и сила. Как будто меня кто-то использует в этом процессе. И что я это делаю, как будто, для нее или за нее. У меня было глубокое убеждение, что это именно так. Хотя этого нельзя было никак доказать.

И вот однажды, когда я уже заканчивала совершать эту парикраму, на которую ушло 13 дней, и у меня осталось лишь метров 100 — 150 до храма, я почему-то оставила это на вечер, не понимая даже, почему, хотя могла бы без труда закончить. И так, не закончив парикраму, я отправилась на служение. В это время к нам пришел доктор, который лечил ее. Пришел к нам и сказал, что она оставит тело или в субботу, или во вторник. Так и случилось.

В воскресенье она уже начала тяжело дышать. А во вторник мы уже были готовы к тому, что она будет уходить. До этого последние пять дней она ничего не ела, пила какие-то соки, но из нее все вытекало, и нам приходилось постоянно менять простыни. Я удивлялась тому, что она не ела, а стул шел, я никак не могла этого понять. Тело, конечно, очень очистилось за эти пять дней, и, естественно, ум тоже. Мы поили ее водой Радха-кунды.

Последние три дня были очень важными для нее. До сих пор я чувствую какую-то неловкость, что смалодушничала, что ушла тогда. Но, может, так надо было... Я проводила с ней много времени. Но в ту ночь очень устала: «Говинда! Говинда!» И всю ночь, всю ночь! А мне как же? Это же целый день выполняешь служение, парикраму, а потом всю ночь с ней не спать. Матаджи Наротаки уже все... ушла на улицу, села на скамейку и сидит. Ей уже все — все равно! Хоть положите, хоть поставьте...

И мы наняли одну женщину-бенгалку. Такого ангела я больше в жизни не встречала ни до, ни после. Эта женщина согласна была сидеть с ней всю ночь. Я просто не могла поверить в это. Смотрела и не верила, как она ее любит, гладит. Она не имела к Валлабхе Чайтанье до этого никакого отношения, но пела ей какие-то бхаджаны, ухаживала за ней, что-то ей говорила. Я посмотрела, как она заботилась о нашей матаджи, и со спокойным сердцем оставила их. Она лучше это делала, чем я. Она с такой любовью, с таким вайшнавским настроением это делала. У нее была тилака на лбу, и все она знала, как надо обращаться с теми, кто уже тело оставляет. Итак, я оставила с Валлабхой Чайтаньей бенгалку, а сама пошла домой спать. Но какой-то был в этом смысл: я не могла глаза сомкнуть ни на минуту. Во-первых, сильно устала. А потом, знаете, как эта ее энергия сильно действовала, ее крик: «Говинда! Говинда!» Я не знаю, то ли она меня звала, то ли Бога. Потом мужа звала: «Юра! Юра!» Потом ко мне обращалась: «Говинда! Ну, помоги мне, ну, ты же видишь, как мне плохо! Пожалуйста, помоги!» И я всю ночь крутилась, вспоминала, в потолок смотрела. Никакого сна...

Но когда утром к ней прибежала, она не проявила ко мне никакого интереса. Наротаки сказала ей: «Говинда пришла». Она только: «A-а. Эх, Говинда, я тебя так звала, а ты не пришла». Потом она помолчала и так тихо сказала: «А ко мне Радхарани приходила». Она это сказала и даже не повернулась к нам. Это было очень существенным поворотом в ее настроении. Видимо, она потеряла всякую надежду получить помощь в этом материальном мире. Та, кому она верила, была я. И я ее тоже подвела: пошла спать, оставила ее с кем-то, с кем она не могла пообщаться, высказать то, что ей надо было. И Наротаки сказала мне, что она меня всю эту ночь звала. И когда она это сказала, то у меня чуть сердце не разорвалось. Но, видимо, так было нужно. В ту ночь к ней пришла Шримати Радхарани и дала какую-то милость. После этого она ничего не говорила до самого ухода и почти не открывала глаза. За день до этого мы повесили изображение Радхарани перед Валлабха Чайтаньей. На Радхарани было синее платье, и Валлабха Чайтанья постоянно любовалась Ею. Мне очень нравилась та фотография. И с этого момента, с той ночи Валлабхе Чайтанье уже не нужен был никто: ни Юра, ни Говинда, ни Наротаки. Она уже была готова уходить и была полностью умиротворенная.

В тот день пришли Аиндра прабху и Дина Бандху прабху. Аиндра прабху начал такой киртан! — за душу берет! А я сижу и говорю ей: «Валлабха Чайтанья! Не бойтесь, надо уходить из тела!» Говорю ей, а сама думаю о том, что еще парикраму не закончила, и, пока не закончу, она не уйдет. Я сказала об этом Дине Бандху прабху, он подтвердил мои мысли, и я пошла завершать дандават-парикраму...

Это заняло у меня всего полчаса. Потом я вернулась, села возле нее и опять стала ей говорить, что нет смысла оставаться в этом теле, что пришло время уйти. Я ее держала за руку, и мы вместе проходили то, что ей надо было проходить. Я сначала тоже боялась, не знала, что еще говорить, но потом у меня вырвалось от сердца: «Ну, Валлабха Чайтанья, надо уходить!» Я держала ее руку и вдруг почувствовала, что ее душа будто вверх пошла, а потом — раз и опять вниз... Страх! Я понимала все ее чувства! Это как живешь в какой-то квартире очень-очень много лет, а потом — раз, к тебе приходят и говорят: «Уходите из этой квартиры, пришло время ее оставить!» А здесь каждая стена родная тебе, ты так уже привязан ко всему здесь! Здесь все так дорого! И надо уйти куда-то. И не знаешь, куда ты пойдешь! И страшно... И мы обе так испугались. Я тоже замолчала и подумала про себя: «Такая я прямо... как будто я тут все знаю... что я тут говорю...» И тогда я так смиренно, спокойненько стала ей говорить: «Что ж поделаешь, надо... все равно, надо уходить, Валлабха Чайтанья!» И тогда я увидела, будто в уме это произошло, что ее душа так спокойно — раз, и как бы над телом зависла, на среднем уровне, так вот побыла какое-то время. Дальше я не видела, куда она делась. Это, как рисуют в Бхагават-гите, душа как звездочка сияющая. Так вот я тоже видела. А другие преданные думали, что она все еще там, а я чувствую, что она уже ушла, но доказательств никаких нет. Это было что-то вроде комы. Ее душа, видимо, ушла через рот. Самое лучшее, конечно, когда через темя, а когда через рот, это значит, что придется принять еще одно рождение...

Киртан продолжался еще час или больше, но я знала, что ее уже здесь нет. Это был вторник, около десяти часов вечера. Потом все разошлись потихоньку, а эта бенгалка сказала, что нам нужно делать: «Надо сейчас вымыть ее, вытереть, одеть». Мы все сделали, хотя это было непривычно, тело было такое жесткое. Уже не она это была, и как-то не хотелось это делать. Но надо было... И мы делали такие... просто опустошенные внутри. Полностью без сил. Все будто уже закончено, и не можешь ни о чем думать, и никакого смысла в жизни нет. Бенгалка говорит мне: «Пойдем к тебе домой, и все примем омовение. Надо обязательно сейчас омыться!» Мы приняли омовение, а на следующее утро мой муж поехал в Дели просить разрешение на кремацию.

Он провел там довольно много времени, и только где-то в пять вечера на следующий день мы понесли ее на Ямуну. Тогда мы даже не знали, что женщинам в принципе не рекомендуется смотреть на кремацию. И все мы, матаджи, вместе с бенгалкой пошли на Ямуну и там два часа стояли, пока все это горело. Очень долго, уже темно было. Потом эта бенгалка повела нас принять омовение в Ямуне...

Потом, через 5-7 лет после ее ухода я еще раз пыталась совершить дандават-парикраму. Но мне было очень тяжело. Я все время думала: «Ну, зачем же я себе придумала такую аскезу?!» Очень было тяжело. А тогда делала будто не я, так легко, никакой усталости, хотя знаю, что у людей такие синяки бывают от подобной парикрамы, что они вынуждены себе подушки подкладывать, а я одна это делала, и очень легко было. Господь просто использовал меня для Валлабхи Чайтаньи. С тех пор я к ней и обращаюсь, когда мне помощь какая-то нужна. Есть чувство, что по ее милости я живу во Вриндаване. Я ей когда-то помогла, а теперь она помогает мне здесь жить. Она, оставив тело во Вриндаване, ушла в какое-то очень благоприятное место, и, поскольку я ей помогла отправиться во Вриндаван, то она мне тоже теперь помогает. Такое автоматически происходит. Вот, матаджи Гандхарвика была с Враджа-лилой деви даси, матаджи Шаилавасини — со Шьямалой деви даси. То есть, каждая личность уже связана с другой личностью. Для меня Валлабха Чайтанья как старшая преданная, несмотря на то, что она никаких подвигов особых не совершила. Простая женщина. Но у нее было очень много любви. Когда она тело оставила, у нее была такая улыбка! И такое выражение лица — поэтичное, умиротворенное... Красивое очень лицо! Душа ее была очень открыта к общению, к любви. Это такой опыт, который невозможно словами передать. Остается в сердце этот опыт, и все! Остался опыт присутствия Радхарани в то время. Всепроникающее присутствие.

Я тогда жила только второй год во Вриндаване, еще не знала всех преданных, но потом, после этого случая, ко мне стали подходить и говорить: «А мы знаем тебя! Ты помнишь, вот тогда-то и тогда-то... матаджи Валлабха Чайтанья...» И я вспоминала. И одним из таких преданных был Рама прабху, главный пуджари в Лос-Анджелесе, он служил Божествам на протяжении 17-ти лет. (Он потом тоже оставил тело во Вриндаване) Исключительная личность. Он тоже приходил к Валлабхе Чайтанье и пытался ей помочь, как и многие другие. Он спросил меня, кода мы с ним встретились спустя какое-то время: «А помнишь....?» И мы вспоминали ее уход. И было ощущение, что Прабхупада был между нами. И этот опыт был для Рамы прабху тоже очень ценный. Он помнил меня в связи с Валлабхой Чайтаньей. Когда Господь использует тебя, это влияет на всех и все! За день до этого к ней приходил один преданный из Южной Америки. Он был такой настойчивый, Господь использовал его как толкача: «Ну, что ты в этом теле зацепилась? Что тебе тут надо?» Я не знаю, как он это говорил, он и сам английский плохо знал, просил меня: «Переведи, переведи!» и говорил ей: «Уходи! Уходи! Ты что здесь делаешь?» Она уже молчала, лежала, но никого не беспокоила, а он ее выталкивал, прямо вытряхивал эту душу из тела.

Матаджи Ямуна-пракрити, ученица Шрилы Прабхупады, тоже оставила тело во Вриндаване два года назад. Она была американкой русского происхождения, и, хотя она и Валлабха Чайтанья не знали языка друг друга, но как-то общались.

И преданные из Южной Америки приходили к ней. Никаких объявлений тогда не вывешивали и на мангала-арати тоже ничего не объявляли. Просто вот так кому-то скажешь, если кто-то подойдет, спросит:

— Правда ли, что вот там матаджи лежит, болеет?

— Да, правда!

И так многие приходили. Директор гурукулы приходила. Она была беременна и приходила специально, чтобы ее сын получил этот урок. Она тоже находилась там во время ухода души. Это такой необычный урок. Все-таки Кришна приходит во время ухода души. Душа встречается с Кришной, все присутствующие тоже получают даршан, хоть и неосознанно. Мы не видим воочию Кришну, но, тем не менее, происходит какое-то чудо, потому что чувствуешь себя таким счастливым!

Мы с ней были очень разными людьми. У меня нет такой любви, как у нее. Она везде видела Кришну. В материальном смысле можно было назвать это сумасшествием. И когда она оставила тело, то у меня было видение, что она в каком-то таком саду. И там такие цветы, как будто свет зажжен в них — настолько яркие. И кусты разные: белые, красные. И она в этом саду цветы собирает. Это видение было той ночью, когда она оставила тело. Она находилась в каком-то духовном саду...

Говинда деви даси