1. Всеединство и персонализм: Карсавин в сравнении с современниками

1. Всеединство и персонализм: Карсавин в сравнении с современниками

Карсавина можно назвать философом персонализма и всеединства. В этой статье я хочу показать уникальность философии Карсавина с исторической точки зрения – в сравнении с современниками, а также с позиции того, как она может повлиять на наше мышление сегодня.

О своеобразии Карсавина не раз уже было сказано. Обычно персонализм и всеединство рассматривают как несовместимые: первый старается избавить человеческую уникальность от вмешательства индивидуализма и коллективизма, а последнее часто обвиняют в том, что оно растворяет личность в Абсолюте и, таким образом, оказывается противопоставлено персонализму[390]. Карсавин, однако, их сочетает и стремится снять эту несовместимость. В результате оказывается, что он более персоналистичен, чем многие мыслители, отказавшиеся от всеединства на том основании, что оно загоняет человеческую свободу под гнет тоталитарного единообразия.

С данной позиции интерес представляет Николай Лосский, старший современник Карсавина. Он нарочно отводит Богу место за пределами всеединства, чтобы избежать обвинений в пантеизме, а также предотвратить пугающий сплав Бога и человека, толчком к которому может послужить такое всеединство. Именно таким способом он защищает независимость и свободу человеческой личности. И в то же время Лосский может так писать о Боге – парадигматическом случае личностности, по образу которого создана человеческая личность: «Говоря о Нем, его следует характеризовать только отрицательными предикатами («негативная теология») или предикатами, обозначаемыми словом «вне». Это – не разум, но вне разума, это – не личное, но вне личности, и т. д.»[391]. Это странный вид персонализма, который видит самый глубинный уровень Бога как не личностный.

Если мы обратимся к Семену Франку, то увидим нечто похожее. Для него личностный аспект Абсолютного – это та сторона Непостижимого, которая проявляет себя в общении с человеком, тот «низший» аспект высшей «реальности», который известен нам как Бог в отношении Я-ТЫ. Опять же, глубинный аспект Бога, конечно, не является неличностным, но тем не менее он относится к категории, лежащей за пределами понятия личность (см. Непостижимое[392]). Аналогичная ситуация присутствует и во взглядах Соловьева. И более того, по Соловьеву спасение человека заключается в его растворении в единстве высшего Абсолюта. Таким образом, личный аспект человеческого бытия растворяется в Боге, где существованию любых различий наступает конец.

Приведем заключительный пример: Бердяев был хорошо известен как защитник абсолютной ценности человека и личного творчества. Он критиковал Франка и Соловьева за те черты, которые мы только что рассмотрели, в соответствии с которыми объединение человека и Бога приводит к растворению человека. Как и другие, Бердяев списывал это на счет того, что всеединство включает в себя человека и Бога, обесценивая обоих. Но ответ Бердяева не очень утешителен: для него и человек, и Бог ведут свое происхождение из добожественного первородного хаоса, откуда произрастает свобода. Таким образом, Бог не может предсказать пути человеческого творчества или контролировать зло, вытекающее из свободы (см. Смысл творчества[393]).

На таком фоне персоналистическое всеединство Карсавина представляет собой многообещающее и, пожалуй, уникальное (как охарактеризовал современный мыслитель И.И. Евлампиев) решение. Посмотрим, что же предлагает Карсавин.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.