Глава 6. Вопрос о человеке
Глава 6. Вопрос о человеке
Богословские рассуждения о человеке (как и в вопросе о творении вообще) нельзя путать с научными. Ошибочно было бы говорить, например: психология учит о человеке так-то, но с богословской точки зрения это неверно, поэтому христиане не могут принять такого учения. Разумеется, психология (как и другие науки о человеке) может в чем-то ошибаться, иначе не было бы столько разных, порой противоречащих друг другу теорий. Но вопрос о том, какая их них вернее, должен решаться исключительно научными методами. Богословие и тем более веру нельзя вносить в этот спор, использовать, как одну из возможных точек зрения.
Богословие не должно подменять собой естественные науки. Если ученые убедительно показывают нам, что человек возник в результате эволюции, то нам не нужно бросаться доказывать, что он был вылеплен из земли. Нам нужно подумать о том, как при помощи Писания, тех образов, которые оно нам предлагает, и нашего разума мы можем описать положение этого, возникшего в результате эволюции, человека перед Богом.
Человек является тайной сам для себя, он постоянно стоит под вопросом: «Что я такое?». Здесь можно процитировать современного богослова Юргена Мольтмана: «Если человек становится вопросом сам для себя, то он приходит к раздвоению. Он является спрашивающим и в то же время является тем, о чем спрашивают. Он спрашивающий о себе. Но если он одновременно спрашивающий и то, о чем спрашивают, то все те ответы, которые он дает самому себе или получает от других, будут недостаточны и становятся для него новыми вопросами. Как человек становится над другими вещами, чтобы познать их и использовать, так он желает и, наконец, встать над самим собой, чтобы познать себя. Но поскольку он сам есть тот, кто хочет встать над самим собой, поэтому он снова и снова ускользает у себя самого из рук. Он становится тем больше загадкой для самого себя, чем больше вариантов ответов в виде теорий о человеке ему предлагается».
Таким образом, человек никогда не может познать себя, понять, что же он такое. Для этого ему пришлось бы стать над самим собой, а это невозможно. Человек непостижим. Его нельзя определить. В другом контексте и по другому поводу, подобную мысль выразил Бахтин, когда написал, что человек не совпадает сам с собой. Тем не менее, человек может снова и снова ставить этот вопрос о себе: «Что такое человек?», – даже если ответ будет ускользать от него. При этом, по мнению того же Мольтмана, вопрос «что такое человек?» можно задать как минимум трояким образом, и каждый раз мы будем получать разные ответы. Давайте приглядимся к ним.
Во-первых, человека можно сравнить с животными. Это самый простой и очевидный подход. С момента своего возникновения человек неизбежно сравнивал себя с другими живыми существами. Он замечал свое сходство с животными и свои отличия от них. В наиболее лаконичной формуле эти сходства и различия были выражены еще в античности. Тогда и родилось высказывание: «Человек – это разумное животное». Иными словами: человек – это живое существо, такое же, как остальные, только обладающее разумом.
То, что мы называем разумом, является своего рода компенсацией для практически отсутствующей системы инстинктов. Отсутствие заложенной программы позволяет человеку быть творческим и способным к разнообразию. Его открытость миру, отсутствие своего раз и навсегда прописанного места в мире, своей твердой ниши позволяет человеку, даже подталкивает его к тому, чтобы создавать свой собственный мир, то есть культуру. И здесь наиболее заметным отличием человека от животных является язык. Язык становится важнейшим средством формирования человеческой культуры.
Да, многие животные тоже обладают развитой системой обмена информацией. Эти системы могут быть даже куда более сложными, чем нам на первый взгляд кажется. Но у человека есть уникальная способность входить в коммуникацию по поводу отсутствующих или абстрактных предметов. Это могут быть, например, прошлые истории, будущие события, этические нормы, представления о богах и так далее. Язык же создает и возможность обучения.
Особенно важным было бы дополнить сказанное тем, что человек – это единственное живое существо, обладающее самосознанием. Скажем, животное может чувствовать боль, но оно не может ощутить себя, чувствующего боль. Огрубляя и упрощая: животное может издать крик боли, но не может сказать: «Мне больно!».
Мы сейчас не будем вдаваться в те споры о различных тонкостях, которые ведутся в науке и философии. Ограничимся пока этим простым выводом: если мы сравниваем человека с другими живыми существами, то определением человека будет: «Человек – это разумное (владеющее языком, сознающее себя) живое существо».
Но теперь попробуем поразмышлять о человеке в контексте межчеловеческих отношений. Пусть разумность – это важнейшее отличие человека от животного, но ведь человек состоит не только из разумности. То, что объединяет человека с животными, оно тоже является частью его существа: наше тело с его ощущениями, наши (пусть и радикально ослабленные) инстинкты, наши эмоции – все это тоже является неотъемлемой частью человечности.
Человек – это нечто цельное, и если мы хотим дать какое-то определение человека, то оно должно включать в себя все уровни его существа, а не только его отличия от животного мира. Человека делает человеком не только то, что отличает его от животного мира, но и то общее, что есть у нас с животными.
Более того, вопрос можно поставить и острее: если человек – это разумное живое существо, то как быть с младенцами, как быть с человеческими эмбрионами, как быть с тяжелыми душевнобольными, как быть с людьми, рожденными без мозга, как быть с находящимися в коме? Являются ли они людьми? Являются ли они людьми в полном смысле этого слова? Они не обладают рациональностью, разумностью, может быть, даже вообще не обладают сознанием. Есть люди, у которых в силу болезни или от рождения сохраняются только вегетативные функции, то есть их физиология и психология развиты меньше, чем даже у низших животных.
Дитрих Бонхеффер в своей «Этике» предлагает следующее решение этой проблемы: «Вопрос имеем ли мы дело в случаях врожденного слабоумия с человеческими существами, является настолько наивным, что он и не требует ответа. Речь идет о рожденной от человека больной жизни, которая не может быть ничем иным, как, конечно, крайне несчастной, но все же человеческой жизнью».
Итак, речь идет о том, что всякая жизнь, рожденная от человека, является человеческой жизнью. Таким образом, мы не можем говорить о каком-либо человеке изолированно от всего человечества, от других людей. Понятие «человек» – это родовое понятие. То, что предлагает Бонхеффер, не является определением в строгом смысле этого слова, но оно помогает нам найти сколько-нибудь подходящий путь. Мы не можем определить человека, но мы можем увидеть его в его отношениях.
Таким образом, если мы говорим о том, что такое человек в контексте человеческих отношений, то понятие разумности теряет свое исключительное место, и нам нужно совсем другое определение человека, например, то, что предлагает Дитрих Бонхеффер. Нетрудно увидеть, что это совсем другое определение, несопоставимое с первым. Дополнить одно другим, привести их в гармоническую систему невозможно. Человек, как и отмечалось уже, словно бы ускользает от самого себя, от любых раз и навсегда данных определений.
Но главным для нас является третий вопрос о том, что же такое человек перед лицом Божьим. И здесь мы снова сталкиваемся с необходимостью иной точки зрения. Более того: из этого вопроса мы видим, что присутствие Бога, отношение Бога к человеку, как ничто другое ставит человека под вопрос. И это вопрос куда более радикальный, чем все философские и научные вопросы, которых мы только что касались. Слабо, но все же можно сравнить его с вопросом, который один любящий может поставить другому: «Что я такое, что ты полюбил или полюбила меня?». Даже если я все знаю о себе во всех смыслах, даже если я целиком и полностью понимаю себя, даже если у меня есть совершенно точное определение того, что же такое человек, то здесь я снова становлюсь для себя самого тайной.
И здесь нам с вами надо вспомнить знаменитое определение человека, которое дал Лютер. Лютер знал античное определение о том, что человек – это разумное животное и во многом признавал его. Однако Лютер отчетливо видел и его недостаточность. Разум – это определенная характеристика человека, одно из его свойств. В подлинном же определении речь должна идти о том, что охватывало бы собой исток, сущность и цель человека. Поэтому в своей Disputatio de homine Лютер говорит, что человек – это тот, кто нуждается в оправдании Божьем и может быть оправдан по вере. Итак, Лютер определяет человека, исходя из оправдания Божьего. Вот, что такое человек с богословской точки зрения. Человек – это существо, которое (актуально или потенциально) имеет отношения с Богом и притом весьма конкретные и специфические отношения, а именно: отношения оправдания по вере. Это определение совсем не похоже на определение, оно даже грамматически в оригинале построено иначе. Но именно так и корректнее всего говорить о человеке в богословии: не о том, что человек есть, а о том, как он соотносится с Богом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.