§ 4. Размеры подвигов. Царский путь. Дозволительны ли с христианской точки зрения удовольствия?

§ 4. Размеры подвигов. Царский путь. Дозволительны ли с христианской точки зрения удовольствия?

I. Святые отцы, как мы только что видели, несшие величайшие, выше природы человеческой, подвиги и не дававшие себе ни в чем ни малейшей поблажки, были, наоборот, очень снисходительны к другим¹. Ибо они знали, чего стоит подвиг... Ведь только тот, кто никогда не подвизался, может укорять и осуждать других за каждую мелочь, что мы и видим в разных мастей хулителях монашества или спасающихся мирян, и что отметил и обличил еще Христос (Мф. 23, 4). А те, которые кровью выстрадали каждый свой шаг на пути спасения, завещали своим духовным чадам совсем другое. «Никого не обличай, не поноси, даже и крайне худых по жизни своей. Распростри одежду свою над падающим и

покрой его. Если не можешь взять на себя грехов его и понести за него наказание и стыд², то будь, по крайней мере, терпелив и не стыди его».

Так поучает величайший и строжайший подвижник, св. Исаак Сирин³. Где найдется в настоящее время столь любящая мать, которая охраняла бы интересы своих детей таким же образом, как сей отшельник заботился о совершенно чужих и чуждых ему людях: прелюбодеях, грабителях и тому подобных лицах зазорного поведения?.. Но продолжаю дальше выписку.

«Знай, брат, — наставляет преподобный, — что для того нам и надобно не выходить из дверей кельи, чтобы не знать злых дел человеческих. И тогда в неведении ума своего во всех увидишь людей святых и добрых. Если же станем обличать, вразумлять, судить, исследовать, наказывать, укорять, то жизнь наша чем будет отличаться от жизни городской? И если не оставим этого, что будет хуже пребывания в пустыне?»⁴ -192-

Таково отношение настоящих монахов к грешникам. Во всех они видят добрых и святых людей, и если человек грешит на их же глазах и не замечать греха уже нельзя, то они берут ризу свою и покрывают его... чтобы не увидали посторонние⁵. А сами — видя, не видят и, слыша, не слышат⁶.

«Об авве Макарии Великом утверждали, — говорится в "Достопамятных сказаниях" , — что он был, как сказано в Писании (Пс. 81,5), бог земной; потому что как Бог покрывает мир, так и авва Макарии прикрывал согрешения, которые он, и видя, как бы не видел, и слыша, как бы не слышал».

Что же говорить о том случае, когда поучения святых отцов относятся к миру, хотя и немощному, но хоть сколько-нибудь внимающему себе! Заранее можно догадаться, что они скажут словами апостола: «Мы могли явиться с важностью, как апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими» (1 Фес. 2, 7).

Продолжу дальше выписку из св. Исаака Сирина:

«Если не безмолвствуешь сердцем, безмолвствуй, по крайней мере, языком. Если не можешь держать в порядке свои помыслы, то хотя чувства свои сделай благоустроенными. Если не один ты своею мыслью, то будь один хотя своим телом. Если не можешь потрудиться телом своим, поскорби хотя мысленно. Если не можешь бодрствовать стоя, то бодрствуй сидя или лежа на ложе своем. Если не можешь поститься в продолжение двух дней, постись, по крайней мере, до вечера. А если не можешь и до вечера, то остерегайся, по крайней мере, пресыщения. Если не непорочен ты сердцем своим, то будь непорочен хотя телом. Если не плачешь в сердце своем, то, по крайней мере, облеки в плач лицо свое. Если не можешь миловать, то говори, что ты грешен. Если ты не миротворец, то не будь хотя бы любителем мятежа. Не можешь стать рачительным, по крайней мере, в образе мыслей своих будь не как ленивый. Если ты не победитель, то не превозносись мыслью пред теми, которые подлежат ответственности. Если ты не в состоянии заградить уста осуждающему друга своего, то, по крайней мере, остерегись вступать с ним в общение»⁸.

Это значит поступать, «как кормилица нежно обходится со своими детьми», это значит, будучи самому сильным и великим, брать на себя немощи других, это значит, крат-193-

ко сказать, подражать Самому Господу, Который имеет силу испепелить в одно мгновение всех людей, но «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит...» (Мф. 12, 20; ср. Лк. 9, 54-56).

Но говоря и безотносительно к кому бы то ни было — не только к слабому и немощному человеку, но и к горящему духом (Рим. 12, 11) и имеющему все десять талантов (Мф. 25, 28), — нужно знать, что святые отцы выработали определенный общий положительный взгляд на размеры подвигов. Перенесшие сами величайшие труды и вынужденные иногда снисходить к своей телесной немощи, отцы на собственном опыте познали, что благодать Св. Духа — а она ведь составляет цель стремлений подвижнического жития! - нельзя насильно привлечь к себе посредством только подвигов, хотя бы и чрезмерных. А с другой стороны, и самые эти подвиги скорее расслабляют тело (а отсюда приводят в уныние и душу), чем доставляют человеку положительную пользу. После чрезмерных подвигов наступает, как говорят теперь, реакция, и немощная плоть требует отдыха, да не простого, а такого, при котором она не в состоянии делать и того, что делала раньше. А это уже отступление назад. Какой же смысл, закладывая фундамент, класть кирпич, а потом снимать два? Очень скоро разорим всю постройку, что нередко можно наблюдать среди созидающих неразумно свой душевный дом.

Вот иллюстрация к предыдущим рассуждениям в отношении добродетели поста, но она относится и ко всякой другой.

Авва Иосиф спросил однажды Пимена Великого:

- Как должно поститься?

- Надобно, по моему мнению, — отвечал равноангель-ный, — есть каждый день, но есть немного, не досыта.

- Как же ты, авва, в юности своей постился сам по два дня? — сказал авва Иосиф.

- Точно, постился и по три дня, и по четыре, и даже по неделе, — отвечал старец. — Но все это испытали отцы, как сильные в добродетели, и нашли, что лучше есть каждый день понемногу, и показали нам путь царский. Ибо он удобнее для нас¹⁰.

Отсюда, конечно, не следует, что подвиги совсем не нужны или что они не могут быть велики. Нет, могут быть и выше сил человеческих, а вообще стоят в зависимости от -194-

сил каждого. То, что для одного является чрезмерным и не под силу, для другого составляет легкую работу. Так ведь и в обыденной жизни -- ребенок удивляется тому, как взрослый легко закидывает его мяч «к небу», «из глаз вон»... Каждый должен брать на себя столько трудов, сколько может понести, не обессилевая, но с некоторым все же понуждением себя. Будем помнить, что Бог судит людей не по количеству трудов (подвигов), а по количеству усердия (Мк. 12, 43-44)*. (*См. также: Л к. 21, 1-4 (о бедной вдовице). Этим правилом и объясняются случаи (указанные в житиях святых Пафнутия, Антония и Макарпя Великих), когда величайшему подвижнику свыше говорят, что он равен какому-то мирянину (всегда мирянину). Потому что последнему некогда таких покаянных подвигов нести, но усердия у него много. И все (до последней капли), что он сможет сделать, он делает, и Бог его уравнивает с подвижником.)

Это и называется идти царским путем. О нем следует сказать несколько подробнее.

II. Святые отцы всячески превозносят этот путь. «Умеренному деланию — цены нет», — говорится в старчестве. Стоит только полистать любой том святоотеческих творений, как мы сразу же наткнемся на подобные изречения, говорящие о пользе царского пути и о необходимости следования по нему.

Приведу здесь несколько **.(** Само Писание о том же говорит: Втор. 5, 32; 17,

11)

«Все, что противно умеренности, — от демонов», — говорит вышеупомянутый св. Пимен Великий¹¹. Как каждому видно, это именно то выражение, на которое считал долгом обратить внимание своих духовных детей в наше уже время иеросхимонах Амвросий Оптипский. «Край бесовстии суть [крайности — вещь бесовская]», — говорил он¹².

Другой египетский отец, авва Вениамин, цитируемый аввой Дорофеем, говорил подобное же:

13

«Ходите царским путем, измеряйте версты и не будьте беспечны» .

Мысль Пимена Великого продолжает и развивает знаменитая подвижница Древнего Египта IV века преподобная мать Синклитикия. Она велит зорко присматриваться и к -195-

себе и к людям и примечать, не демонское ли то подвижничество, с которым мы имеем дело. И мерилом, признаком истинного подвижничества полагает умеренность.

«И враг установил свое подвижничество, — говорит преподобная¹⁴, — и его ученики подвизаются. Чем же различить нам божественное и царское подвижничество от демонского и мучительного? Явно, умеренностью. Во всю жизнь свою неизменно сохраняй правило поста. Не постись четыре или пять дней с тем, чтобы потом разрешить на множество яств. Ибо неумеренность всегда гибельна».

Продолжить ли дальше выписки? Вот еще несколько слов из Ефрема Сирина¹⁵:

«Не будем вести себя так, чтобы сегодня были у нас воздержание и кротость, а наутро невоздержание и гордость; сегодня — безмолвие, бдение, смирение, а наутро — развлечения, ненасытный сон, неподчинение и тому подобное; сегодня у нас отречение от мира, отречение от всего земного, отречение от отечества, друзей, плотских родителей... а наутро станем отыскивать страну, отечество и наследство, чтобы погрузиться во множество зол».

Последним обстоятельством и объясняются следующие слова, которые я иногда слышал от лиц, порицавших монашество: «Я сам когда-то думал пойти в монастырь... постился, по ночам молился и теперь стыжусь, что я был настолько глуп, что проделывал все это...» И этот свой опыт как нечто ценное они приводят в качестве весомого довода против истинности и закономерности подвижничества, как нечто такое, что показывает, что иночество со всеми своими постами и молитвами («ночными») избрало неправильный путь спасения. Но не так дело обстоит в действительности. Неправильно не настоящее подвижничество, а прелестное, и в упомянутом случае неправилен был путь к нему — не «царский». Отсюда, из этих, достойных многого плача и слез, слов следует: для того чтобы подвизаться, мало одного желания, но еще необходим и руководитель опытный.

А самочиние всегда наказывается отступлением, изменой и нередко даже хулой. И наказание это, конечно, не от Бога: человек сам наказывает себя.

Можно и еще привести несколько цитат из святых отцов по данному поводу, но я ограничусь указанными. Замечу только, что и языческие мудрецы до этого дошли.

-196-

Клеобул, один из семи древних мудрецов, сказал: «Msxpov apioxov: мера — самое лучшее»*.

Уча других царскому пути, святые и сами шли по нему. Про авву Агафона, славнейшего из древних монахов, говорится¹⁶, что «он был мудр по уму, не ленив по телу, во всем знал меру — в рукоделии, пище и одежде». Таких примеров можно привести немало**.

* Ничего слишком — ^n^sv ayav: эта пословица, которую приписывают Хилону, надписана была на Дельфийском храме. См.: Plato. Protagoras, 343В. См. еще: Plato. Menexenus, 247Е (Платон. Сочинения / Перевод проф. Карпова. Ч. 4. СПб., 1863. С. 352. Прим. 1). У Платона говорится: «...прибывают деньги или убывают — [человек] остается верен этой пословице... Не будем слишком ни тревожиться, ни бояться, если бы даже надлежало умереть в эту минуту» (248В). Вот мысли христианские, высказанные до Рождества Христова! Бог не оставил язычников в совершенной тьме, но предоставил им естеством «творить законное» и доходить, возвышаться до истины...

** Искушения и падения — от неумеренностей и от неумения следовать царским путем. Авва Матой учил, что слабые, вместо легких дел и скорых, берутся за трудные и скоро их оставляют. Диавол вкладывает в нас помыслы — пожелания именно тех вещей, которые в нашем состоянии нельзя совершать. Послушникам — дела безмолвников, безмолвникам, наоборот, — дела мирских; если хорошо живут, то внушает желать скорбей безмерных (но если бы пришли, то задавили бы нас), а тот, кому они посылаются, ропщет, что трудно жить и молиться. И все у них кувырком и шиворот-навыворот идет. Встанет слабенький человек <рано утром>, съест кусочек, бежит на службу, оттуда, не заходя домой, в церковь, из церкви, часов в 11-12 <ночи>, домой, измученный, ничего есть не хочет, ложится как убитый, не молясь, спать. Проснется ночью в 2-3 часа, начинает читать молитвы на сон грядущим. Немножко что-либо поделает и опять ложится спать. Встает, идет к ранней обедне, и снова все повторяется. И думают, что это хорошо, что «подвиг» несут «ради Бога». Нет, диаволу мы волю тешим. Бог любит все в меру, а «край бесовстии суть». Скоро силы такого человека иссякают, и он часто отпадает, а иногда и совсем падает, потому что начал по-движничать, не утвердившись духовно внутренне. Также отсюда происходят зависть, тщеславное высматривание: ну-ка кто-нибудь раньше нас в церковь придет! Когда нам духонос-ные отцы против нашей воли указывают, не слушаем. Так диа-вол, найдя в человеке одно незащищенное место, делает с ним все, что хочет, под видом добродетели.

-197-

III. Итак, подниматься на высоту добродетелей несоразмерно со своими силами воспрещается. Теперь является вопрос: а как низко можно спускаться? Здесь мы подходим вплотную к вопросу о том, дозволительны ли, с христианской точки зрения, удовольствия.

Для краткости и большей ясности разобью свой ответ на пункты.

1. Вопрос этот, если угодно, даже неуместен, потому что удовольствия никто не запрещал (ср. у апостола Павла: «Все мне позволительно...», 1 Кор. 6, 12).

17

Человек создан для блаженства, а не для мучений .

Но вопрос этот все-таки задают. Почему же? — Потому что не все одинаково понимают смысл слова «удовольствие». Полезно знать нам учение св. Церкви на этот предмет, которое я приведу в изложении знаменитого ее богослова - св. Иоанна Дамаскина. А после сего мы увидим, что взял себе из этого учения мир и что нам, в свою очередь, необходимо откинуть; с другой стороны, поймем, что

соответствует разуму Церкви, то есть что надо нам принять.

18

2. Св. Иоанн Дамаскин так учит об этом :

«Из удовольствий одни суть душевные, другие — телесные.

И душевные, конечно, суть те, которые свойственны одной только душе самой по себе, каковы удовольствия, чувствуемые при занятиях науками и при созерцании.

Телесные же удовольствия — те, которые происходят через участие души и тела и которые поэтому называются телесными. Это — все, касающееся пищи и совокуплений и подобного.

Но никто не мог бы найти удовольствий, свойственных одному только телу.

С другой стороны, одни из удовольствий — истинны, другие — ложны. Удовольствия, свойственные одному только уму, состоят в познании и созерцании; те же, которые возникают с помощью тела, касаются чувства.

И из удовольствий, возникающих с помощью тела, одни суть естественные, вместе с тем и необходимые, без которых невозможно жить, каковы: пища, восполняющая недостаток, и необходимые одежды; другие же, хотя и естественные, но не необходимы, каковы: совокупления,

-198-

согласные с природою и сообразные с законом. Ибо хотя эти содействуют сохранению всего рода, однако возможно без них жить в девстве.

Иные же удовольствия ни необходимы, ни естественны, как: пьянство и сладострастие, и пресыщения, преступающие потребность. Ибо они не содействуют ни сохранению нашей жизни, ни преемству рода. Но, напротив, скорее даже вредят.

Поэтому тот, кто живет согласно с волей Божией, должен искать удовольствий необходимых, в то же время и естественных, а удовольствия естественные и не необходимые полагать на втором месте, допуская их в приличное время и приличным образом, и в приличной мере. Остальных же удовольствий следует всячески избегать.

Прекрасными же удовольствиями должно признавать те, которые не соединены с печалью и не возбуждают раскаяния, и не способны производить другого вреда, и не переходят за пределы надлежащей меры, и не отвлекают нас на долгое время от серьезных дел, и не порабощают».

3. Как видно из вышеизложенных взглядов св. Иоанна Дамаскина, все удовольствия поровну распределяются между монахами, мирянами и погибающими. Я оставлю речь об удовольствиях последнего сорта и скажу несколько слов о первых двух.

Что касается монахов, то для них, собственно, никаких удовольствий в этом мире нет, не будет и не должно существовать, кроме самого богоугождения, но и оно не от мира сего. Наставник иночества, св. Иоанн Лествичник¹⁹, говорит о выборе места для спасения при уходе нашем от любезных сродников: «Удаляясь от мира, мы должны избирать для жительства места, лишенные случаев к утешению и тщеславию и смиренные. Если же не так, то мы действуем по страсти».

Но однако время от времени и иноки должны снисходить к немощи своей плоти и давать ей некоторые так называемые «утешения». Иначе вышеупомянутого царского пути не получится, а будет одно только измождение плоти, что свойственно еретикам и людям, находящимся в прелести; истинные же монахи не поставляют себе целью²⁰ самого измождения тела, а добиваются другого — измождения страстей.

-199-

Что не все время можно и должно «ходить по струнке» и что даже монахам непредосудительно изредка «позабавиться» чем-либо, может удостоверить следующий случай, передаваемый в сборниках сказаний о старчестве.

Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидел, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился этим. Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему:

- Положи стрелу на свой лук и натяни его. Он сделал так. Старец говорит ему:

- Еще натяни. Тот еще натянул.

- Еще натяни, — говорит ему старец.

- Если я сверх меры натяну лук, — отвечает ему охотник, — то он переломится.

- Так и в деле Божием, — сказал ему Антоний, — если мы сверх меры будем налегать на братии, то они скоро сокрушаются. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии.

Охотник, услышав это, был сильно тронут и, получив великую пользу, ушел от

21

старца. А братия, утвердившись, возвратились в свое место .

22

Преп. Иоанн Кассиан сообщает предание о св. апостоле и евангелисте Иоанне Богослове, как тот с нежностью гладил куропатку и как соблазнил этим одного мирянина, тоже охотника. Апостол вразумил его подобным же вышеуказанному образом. Это вразумление должно принять к сведению и всем нынешним мирянам, легко переходящим от восхваления к осуждению монахов, если только те чуть-чуть допустят что-либо человеческое... Непременно требуют, чтобы монах был бесплотным ангелом и всегда держал себя так, как будто стоит у престола Божьего... И это в то время, когда сами ничего не исполняют из тех малых заповедей, которые требуются от них в миру.

Но разумным и скромным инокам нечего смущаться этим непониманием дела мирянами, а должно помнить, что и духовные соты надо кушать в меру. В самом Свящ. Писании говорится: Мед обрет яждъ умеренно, да не како пресыщен изблюеши (Притч. 25, 16).

Но утешение, которым можно пользоваться для подкрепления своих сил, не должно граничить с распущенностью. Нельзя каламбурить и кощунствовать над выражением

Устава церковного, который на великих праздниках дает «разрешение на вся».

Вообще же, — относительно монахов сперва скажу - утешение может состоять или в некотором послаблении того же подвига (например в прибавлении к обычной скудной трапезе лишнего блюда или в некотором удлинении времени сна после утомительной работы, в перемене занятий), или в некоторых невинных поступках, от которых не страдают внутренние чувства и не наносится вред молитвенной самособранности (так, можно позволить целомудренную прогулку на лоно природы, краткое посещение единодушных братии, для очень немощных — общие собрания с участием, непременно, старших и беседами душеспасительными, а не тлителъными, от чего предостерегает апостол: 1 Кор. 15, 33).

У мирян больше свободы в этом отношении. Но для них — после того как св. Иоанн Дамаскин считает за достаточное удовольствие уже обычное, ежедневное и простое вкушение пищи и ношение необходимой (а не роскошной) одежды, — для них, я сказал бы, и удовольствий-то никаких не надо. Миряне имеют и так постоянные утешения, достаточные, чтобы вознаградить случайное уныние души. Живущие в миру видятся постоянно со знакомыми и не ища их, в силу своих общественных связей и должностей, а древние отцы говорили: «Видев брата

23

твоего, ты видел Господа Бога твоего» . Чего же еще больше требовать?.. Мирские пользуются домашним и семейным уютом, свободой, и значительной, в пище, в питье, в сне, в разговорах. Чего же им еще надо? Разве того только, чтобы дать себе некоторый покой денька на два-три от излишнего рассеяния в тихом, пустынном монастыре, совершивши предварительно паломничество пешком и

24

урезав себя в любимых привычках . Во всяком случае, те удовольствия, которые дозволяются и поощряются в миру, недозволительны христианам.

Ни театр, ни спорт, ни игры, ни танцы, ни музыка (разве только классическая или, лучше сказать, церковная, в любом случае — не страстная, могла бы быть осторожно дозволена), ни охота, ни «гости» (в обычном смысле этого слова), ни что иное подобное, против чего в иных местах этой книги приведены подробные святоотеческие доводы и церковные запрещения и что будоражит наши чувства, не

-201-

могут быть приличны, как говорит апостол (Еф. 5,3-4), святым, каковыми призваны быть (и были в первые века) все живущие в миру, и потому должны быть безусловно запрещены нам нами же самими²⁵.

Допишу по сему поводу вторую половину фразы апостола Павла, приведенной выше. «Все мне позволительно, — сказал он, — но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною... Тело не для блуда, но для Господа, и Господь для тела» (1 Кор. 6, 12-13).