Глава двенадцатая. Внешняя политика папства в конце XVI — первой половине XVII в

Глава двенадцатая. Внешняя политика папства в конце XVI — первой половине XVII в

I

На бесплодном, широко распахнутом плато Центральной Испании расположен огромный дворец-монастырь Эскуриал, построенный по приказу Филиппа II в память мучений св. Лаврентия. Еще ныне в Эскуриале показывают то место, где обычно, с протянутой вперед больной ногой, под сенью огромного золотого креста, чеканки самого Бенвенуто Челлини, холодный, жестокий фанатик Филипп II, следя через специально сделанное в стене отверстие за богослужением у алтаря, мучительно вынашивал свои «грандиозные» планы во славу и честь католической религии и ее рыцарски верной союзницы Испании.

Потопить в море крови Нидерландскую революцию, задушить английскую королеву Елизавету, посадить на ее место Марию Стюарт, с корнем уничтожить англиканскую церковь, провозгласить испанского принца французским королем вместо только что убитого Генриха III, изгладить воспоминание о галликанской, не подчиняющейся папизму церкви, вернуть Германию в лоно католицизма, очистить христианский мир от турок — все это не только произносилось вслух Филиппом II и всей испанской феодально-клерикальной партией, но передавалось почти как приказ бесчисленным агентам королевской и католической политики. А навстречу этим приказам шли в Эскуриал вести, которые воспринимал на том же кресле, у того же отверстия и под тем же знаменитым крестом, по-прежнему сумрачный и неподвижный Филипп II. Вести эти гласили о казни Марии Стюарт, о гибели «непобедимой» армады, о победах политики английской королевы Елизаветы, о торжестве Нидерландской республики в ее борьбе против испано-католического абсолютизма, об усилении протестантов в ряде местностей Германии, Дании, Швеции и Норвегии, о поражении испанских войск во Франции и успешном продвижении войск, руководимых еретиком-гугенотом Генрихом Бурбоном, унаследовавшим после убийства короля Генриха III французский трон. Эти вести означали крушение испано-католических планов Филиппа II. Было над чем задуматься и папству, связавшему свою судьбу с судьбой Филиппа II, другими словами — с судьбой феодально-клерикальной реакции.

Вследствие потери папством влияния в ряде государств, а также роста буржуазии внутри католических стран материальные силы Рима были сильно подорваны. Папству было необходимо думать о надежном союзнике. С мертвецом, говорил Сикст V, не заключают союзов, а Испания казалась ему мертвецом: «уже слишком много авансов выдавала она небу», — не придется ли святейшему престолу расплачиваться за эти авансы? Перед взором Сикста V стал вырисовываться новый союзник, который раньше или позже должен был бы заменить глубоко погрязшую в феодальных порядках Испанию. Некогда могущественная Испания в конце XVI в. быстро шла к упадку. За несколько лет население города Толедо уменьшилось на 8 тыс. человек; город Медина-дель-Кампо настолько обеднел, что не мог платить налогов. Шерстяное производство в Куэнке совершенно захирело, а шелковые фабрики в Севилье, Сеговии, Толедо, Гренаде в большинстве случаев были закрыты. Нищета, распространившаяся подобно моровой язве, война, лишившая Испанию одного миллиона людей, страшные эпидемии, эмиграция, уводившая ежегодно из Испании до 40 тыс. человек, изгнание маранов и морисков (евреев и арабов, принявших внешним образом католическую религию) и свирепые преследования инквизицией всех, заподозренных в какой-либо «ереси», — таковы были, по донесению венецианских и генуэзских посланников, живших при испанском дворе, последствия той политики, которую проводила в течение ряда лет феодально-католическая придворная камарилья в царствование Филиппа II и его преемников. «Таким образом, абсолютная монархия в Испании, имеющая лишь чисто внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы вообще, должна скорее быть отнесена к азиатским формам правления…» — писал К. Маркс. «Но в других больших государствах Европы абсолютная монархия выступает как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества. Там она была горнилом, в котором различные элементы общества подвергались такому смешению и обработке, которое позволило городам променять свое средневековое местное самоуправление на всеобщее господство буржуазии и публичную власть гражданского общества. Напротив, в Испании аристократия приходила в упадок, сохраняя свои худшие привилегии, а города утрачивали свою средневековую власть, не приобретая значения, присущего современным городам».

II

Овладев Феррарой и превратив ее в поле деятельности инквизиции, папство почувствовало свою силу и стало преследовать чисто «материальные» цели, хотя после Тридентского собора оно демонстративно подчеркивало «духовный» характер своей миссии. Сикст V, так часто говоривший о символическом значении микеланджеловского купола, устремлявшегося к небу и не покидавшего землю, сам представлял эту двойственную политику папской власти. Естественно, что успех в отношении Феррары толкал курию продолжать политику в том же направлении, и город Ченеда, находившийся по соседству с Венецианской республикой, стал очередной жертвой Рима.

Расширение папских владений по р. По привело к столкновению с Венецией, отстаивавшей свободу плавания по этой реке и считавшей рыболовство по ней своей монополией. Вскоре эти недоразумения осложнились другими: в Венеции владели огромным имуществом различные ордена и монастыри, они, ссылаясь на папские льготы, не платили налогов и претендовали на ряд привилегий. Не желало подвергаться налоговому прессу и венецианское духовенство, общий доход которого равнялся, по определению венецианских властей, 11 млн. дукатов. После энергичных требований светских властей духовенство согласилось внести лишь 12 тыс. дукатов. Венеция не желала удовлетвориться такой ничтожной суммой.

Были и другие поводы к столкновениям: Венеция славилась тогда своими типографиями и снабжала почти всю Европу печатными произведениями, в огромном большинстве случаев теологического характера. Чрезвычайные запреты папской цензуры, уничтожавшей лютеранские книги, а затем все, что содержало даже малейшие нападки на нравы духовенства, на чрезмерные претензии папства, на его лицемерную, изуверскую и полную противоречий политику, наносили удар одной из тех отраслей производства, которые обогащали Венецию.

Уничтожались сочинения не только таких авторов, которые либо были на подозрении у папства, либо содержали отступление от обязательной линии Рима, но и ортодоксальные произведения, проникнутые чисто католическим духом, не вызывавшие сомнений, также стали постепенно изыматься. Все более и более типографское и книжное дело превращалось в монополию Рима, где участниками книжного дела состояли члены курии, в частности лица, имевшие непосредственную связь с конгрегацией «Индекса». Они материально были заинтересованы в том, чтобы, запретив одни книги, другие разрешить и отменить данное разрешение и внезапно изъять уже поступившую в продажу книгу.

Обострению отношений между Венецией и курией способствовало и то, что республика запретила отчуждать в пользу духовенства какие бы то ни было земли и строить церкви и другие культовые учреждения в пределах Венецианской республики без разрешения светской власти. Вскоре конфликт принял острый характер: апелляция к папе была Венецией запрещена, сторонники Рима (папалисты) устранялись с различных служб и на духовенство накладывались разные повинности. Отправление денежных сумм в Рим контролировалось, равно как собрания духовенства и опубликование булл. То было, по выражению иезуита Беллармина, «языческой тиранией»: «стадо вздумало судить пастуха». Когда монах Паоло Сарпи, поступивший на государственную службу и защищавший интересы Венеции, заявил, что княжеская, светская власть столь же божественного происхождения, как и папская, и что Рим не имеет права отменять государственных законов, поскольку «всякая власть от бога», папа Павел V (1605–1621) отлучил от церкви все высшие органы Венецианской республики, в частности государственных консультантов, одним из которых и был монах Сарпи. Было объявлено, что через неделю в Венеции должно прекратиться, согласно папской булле 17 апреля 1606 г., всякое богослужение: церкви должны быть закрыты, покойников запрещалось хоронить по христианским обрядам и так далее На республику налагался интердикт.

Венецианская республика, где господствующим классом рано стало крупное купечество, вела своеобразную религиозную политику. Пока существовала надежда вытеснить из Византийской империи мусульман, Венеция была настроена «по-христиански» и энергично требовала направлять крестовые походы против «врагов христовой веры», так как, будучи торговой посредницей между Европой и Азией, она особенно страдала от турок, которые одно время не давали возможности вести торговлю по Средиземному морю. Но как только выяснилось, что турки прочно засели в Константинополе и что нет надежды на их изгнание из Малой Азии, Венеция пошла по пути соглашения с «врагом христианского мира» и вступила с Турцией в тесные торговые сношения. С этого момента воинствующее католическое рвение республики испарилось. В 1531 г. сенат постановил, что священник, который дерзнет в церкви произнести проповедь против турок, подлежит немедленному аресту, а несколько позднее сенат торжественно объявил, что во избежание подозрений со стороны турок он никогда не подпишет международного договора, даже косвенно направленного против турок. Эта щепетильная «веротерпимость», вызывавшаяся коммерческими соображениями, не применялась, однако, к православному населению Далмации. Далматинцев Венеция энергично оттесняла от морского берега, который все больше и больше заселялся предприимчивыми торговцами Венецианской республики. Такая же двойственная религиозная политика проводилась и внутри Венеции: иностранцы-торговцы, в особенности немцы, могли открыто исповедовать протестантскую религию и вообще проявлять недружелюбное отношение к Риму. От своих же подданных республика требовала строгого соблюдения религиозных предписаний. Республиканские власти Венеции выдали Джордано Бруно инквизиционному суду, и с полного благословения республики папа покрыл Венецию сетью инквизиционных трибуналов. Подданные республики шли на костер, в то время как проживавшие рядом с ними иностранцы открыто поносили римский фанатизм и порядки римской курии.

Нередко папы жаловались на слишком мягкое отношение венецианцев к проживавшим в республике иностранцам-лютеранам. Но Венеция не только не шла на уступки в этом отношении, но даже переходила зачастую в наступление, указывая, что причина религиозных неполадок лежит в самом Риме, который практикует назначение иностранцев на должности епископов, причем такие епископы обычно не проживают даже в своих епархиях. Сама республика требовала от прелатов, чтобы они прежде всего были патриотами, чтобы интересы Венеции стояли у них на первом плане. «Иностранцы» не должны были назначаться на какие-либо духовные посты в республике. Епископ по требованию республики не только должен был быть венецианцем, но и непременно принадлежать к господствующему классу, к той верхушке крупной буржуазии, которая занимала все высшие места в республике. Семейства Гримани, Пизани, Контарини, Квирини поставляли своих людей как на светскую, так и на духовную службу. В течение почти целого столетия патриархами Аквилеи были члены семьи Гримани, и нередко сенат при освобождении доходного епископского места направлял туда одного из своих деятелей. Разумеется, прелат-патриот должен был прислушиваться больше к Венеции, чем к Риму. На этой почве между республикой и курией происходили резкие пререкания. Венеция требовала, чтобы Рим не слишком «привязывал» к себе венецианцев, и направлявшемуся в столицу мира дипломату республика угрожала суровым наказанием, если он получит из рук папы какой-либо бенефиций. В свое время был дипломат, который во время поездки в Рим получил там кардинальскую шляпу. С ужасом республика говорила тогда о тяжком ударе, нанесенном свободе этим страшным скандалом. Все доходы кардинала были конфискованы; его брату заявили, что если кардинал в течение 20 дней не откажется от своего звания, то он и вся его семья навеки будут изгнаны из Венеции. Кардинал, однако, упорствовал, — через пять лет он стал… папой Павлом II (1464–1471).

На почве обложения духовенства также происходили постоянные трения между Римом и Венецией. В правление Пия V (1566–1572) эти трения приняли особенно острый характер в связи с настойчивыми протестами республики против постоянного вмешательства курии в деятельность судебных органов Венеции. А когда Пий V потребовал в 1567 г. обязательного чтения в церквах в «великий четверг» пресловутой буллы «На вечери господней», то венецианская буржуазия не только запротестовала именем «свободы и власти, данных милостью господа бога», но сумела привлечь к своему протесту и местное духовенство. Пий V, «самый упорный из всех пап», должен был уступить. Его попытка борьбы против государственной церкви, то есть находящейся под контролем государственной власти, на толкнулась на противодействие не только небольших итальянских республик, но и Испании, короли которой были заинтересованы в сохранении надзора за интригами папских агентов на территории Испании.

Уступчивость Пия V объяснялась и тем, что его постигла неудача при попытке устранения с трона королевы Елизаветы. Изданная по этому поводу булла «Regnans in excelsis» (1570 г.) была последней попыткой папства лишить короля власти над его подданными. Эта булла вызвала недовольство даже в рядах английских католиков, не решавшихся открыто отказаться от повиновения Елизавете. Со всеми этими неудачами нужно было мириться и быть тем более уступчивым, что в это время на острове Мальта иоаннитские рыцари подвергались опасности со стороны турок, и Пий V «кровно» был заинтересован в создании большой христианской коалиции против мусульманского врага. Хотя папа пытался вовлечь в коалицию всю Европу, не исключая даже православной России, ему удалось, однако, организовать «священную лигу» лишь из Испании и Венеции. Командующий объединенным флотом Дон Хуан Австрийский в 1571 г. уничтожил в заливе Лепанто турецкую эскадру. Однако победители передрались между собой, и разбитые турки сумели сохранить за собой Кипр.

С вынужденной уступчивостью Рима менее всего мирились иезуиты, которые взялись с особой энергией за «идейную обработку» Венеции. В Падуе была организована высшая иезуитская семинария, а вскоре в Венеции — гимназия. Тысячами собирались из всей республики «вредные» книги и тайком сжигались. Повсюду выслеживались лютеране и прочие еретики. Везде иезуиты стремились захватить высокие посты и стать духовниками влиятельных лиц. Иезуиты учились в Венеции особому искусству — умению обращаться с купцами, становившимися дворянами. Так иезуиты начали подводить мину под буржуазное здание республики. Уже поднимался вопрос, насколько Венеция имеет право требовать жертвы от духовенства, которое служит богу, а не государству. Конфликт с республикой был неизбежен. Особую ярость иезуитов вызвала деятельность Лаоло Сарпи (1552–1623), который в 1585–1588 гг. был прокурором ордена «служителей божьей матери» в Риме. Вернувшись в 1589 г. в Венецию, Сарпи выступил в ряде произведений против притязаний папства играть руководящую политическую роль в итальянских государствах, хотя он оставался на позициях католицизма и относился враждебно к протестантизму.

Несмотря на грозную буллу Павла V о наложении интердикта на Венецию, республиканские власти не дрогнули и заявили, что в светских делах, кроме бога, республика не признает другого судьи. Они при этом выразили надежду, что и духовенство разделяет это же убеждение и остается верным республике и не подчинится беззаконному распоряжению папы Павла V.

И действительно, местное духовенство стало на сторону республики, за исключением иезуитов, капуцинов, театинцев, которые покинули Венецию и переселились в Папскую область. Театинцы — монашеский католический орден, основанный в 1524 г. Из этого ордена формировались кадры высшего духовенства. Капуцины — нищенствующий католический орден, основанный в 1525 г. в целях противодействия Реформации.

Так фактически произошло удаление наиболее воинствующих папистов из Венецианской республики, в актах которой она в это время называется «чистой»; под этим подразумевалось очищение ее территории от агентов папства.

Павел V решил начать войну с Венецией и заручился поддержкой Испании: уже вербовалась армия, и из Испании шли деньги и люди. Но вскоре стало известно, что Франция обещала выставить 15-тысячную армию в защиту Венеции, так как вмешательство Испании означало появление ее снова в качестве соперницы Франции на севере Италии. Военные действия были своевременно приостановлены и сменились продолжительными переговорами, в результате которых обе стороны пошли на уступки без решающего перевеса одной из них. Однако в одном вопросе победа осталась на стороне Венеции: иезуитам было воспрещено вернуться в Венецию. Они были из нее изгнаны как непокорные и не желающие подчиниться светской власти подданные.

Таким образом, папство, укрепившее свое положение после Тридентского собора, терпело тем не менее крупные поражения: во Франции, несмотря на переход Генриха IV в католическую веру, правила не крайняя католическая партия, а галликанская, по существу враждебная ультраклерикальным притязаниям папства. В Венеции же был нанесен тем более чувствительный удар папству, что иезуиты были его лучшими агитаторами и вернейшими последователями. Эти поражения свидетельствовали, что двойная игра папства: с одной стороны, стремление быть выше светской власти а с другой ограничение своей политики ролью союзника светской власти в борьбе против внутренних врагов — политических и религиозных — наталкивается на непреодолимые препятствия. Папство уже было подорвано теми значительными сдвигами, которые произошли в социальных и политических отношениях в Европе XV–XVI вв., и не могло поэтому с прежней властностью диктовать отдельным странам свою волю.

III

Борьба папства за сохранение своих позиций требовала от него применения новой тактики, целью которой было добиться единства между стремлениями папства и политикой европейских государств. За такую линию в Риме особенно горячо ратовал орден иезуитов, сумевший использовать долгий исторический опыт, учивший необходимости избегать борьбы со светской властью. Ведь все чаще исход этой борьбы оказывался невыгодным для Рима. Предотвращения опасности столкновений с центральной властью, казалось, легче всего достигнуть, если следовать иезуитским указаниям о согласованном действии обеих сторон.

Применение этой тактики папство начало с Германии, где вследствие выборного характера королевско-императорской власти папство уже давно добивалось насаждения угодных Риму германских императоров, причем иногда с большим успехом. Осуществляло оно эту задачу путем подкупа избирательной коллегии, состоявшей из семи курфюрстов, легко поддававшихся разного рода влияниям.

В XVII в., под влиянием иезуитов, практика подкупа с целью возведения на императорский престол угодных папе лиц приняла систематический характер. Папство заботилось, чтобы императорская корона закреплялась за династией Габсбургов, которая на протяжении веков распространяла свои владения к юго-востоку и присоединяла к своим родовым областям славянские и венгерские земли. Это присоединение «корон» к габсбургской императорской короне вело к политике насильственного подавления «чужой», то есть ненемецкой, культуры. Габсбурги поэтому были воплощением принципа абсолютизма и централизма.

В папстве Габсбурги имели естественного союзника, тем более готового всегда подавлять всякого рода попытки национальной самостоятельности, чем больше Габсбурги продвигались к востоку, где власть папства была слабее и где влияние православной церкви чувствовалось сильнее. Так Габсбурги и папство с давних пор тесно связывались друг с другом, а когда Габсбурги систематически стали избираться в римские и германские императоры, то папство стало рассчитывать подавить с их помощью протестантское движение в Германии.

Особенно мечтало папство о нанесении смертельного удара гуситам в Чехии, которые после своего поражения при Липанах в 1434 г., ввиду тогдашнего ослабления папства в связи с «великим церковным расколом», не были окончательно уничтожены и в дальнейшем добились некоторых уступок, как, например, причащения под обоими видами. Успехи германского протестантизма способствовали оживлению деятельности гуситов, в частности так называемых чешских и моравских братьев, примкнувших в значительном числе к лютеранству. Чешские братья (в Моравии — моравские братья) — религиозная секта, возникшая после поражения таборитов и всего гуситского движения. Отрицали государство, сословное и имущественное неравенство, организацию католической церкви; проповедовали отказ от насильственной борьбы, восстановление порядков раннехристианских общин.

Разумеется, внутри еретического движения происходило расслоение, социальная дифференциация: многие участники его были связаны с ремеслом, мелкой торговлей; другие вышли из зажиточных кругов и занимались предпринимательством.

В XVI в. чешские города кишели «еретиками». За короткое время Чешский Брод, Литомержицы (Лейтмериц), Труднов, Тешнев, Колин и другие стали центрами протестантизма.

Для борьбы с еретическим движением папа еще в середине XVI в. направил в Чехию партию иезуитов, которым был отведен Пражский монастырь св. Климента. Тогда же ордену дано было право выдавать университетские дипломы, и в Ольмюце, Брюнне и так далее открылись иезуитские школы. Фактически дело образования перешло в руки иезуитского ордена.

Однако Чехия с ее почти 150-летним гуситским движением, враждебным папству, представляла собою слишком далеко отошедшую от католицизма страну, чтобы в ней можно было сразу искоренить все следы ереси. Из 2,5 млн. населения в Чехии насчитывалось всего 300–350 тыс. католиков. Поэтому умеренные гуситы (утраквисты) должны были оставаться вне пределов преследования; ими иезуиты пользовались даже для нанесения удара протестантам и так называемым «братьям», имевшим много последователей среди ремесленников и крестьян. Утраквисты (калликстинцы, чашники) — название умеренных гуситов, требовавших частичной реформы католической церкви и в особенности причащения всех верующих и хлебом и вином.

В других областях габсбургских владений папство настаивало на более решительной политике, чем в Чехии. Оно добилось в 1578 г. запрещения протестантской службы во всех городах Нижней Австрии, обязав в то же время всех горожан присутствовать на католических церемониях и причащаться по католическим обрядам. Те же начала восторжествовали в Верхней Австрии, в Штирии, Каринтии и Крайне, где будущий император Фердинанд II в качестве правителя этих областей с большой жестокостью подавлял всякую ересь и запретил даже дворянам занимать государственные должности, если они не исповедовали католическую религию. Особые полувоенные комиссии разъезжали по стране и не желавшим вернуться в католичество предписывали немедленно распродать имущество и, уплатив 10 % с вырученной суммы государству, покинуть его пределы.

Католическая политика Габсбургов распространилась и на Венгрию. Здесь, однако, ввиду вспыхнувшего в 1605 г. восстания и угрозы совместного выступления венгров с турками католицизму пришлось идти на уступки. В 1606 г. Габсбурги предоставили венгерскому дворянству свободу вероисповедания, исключительное право на занятие государственных должностей и право выбирать палатина, то есть наместника короля.

В 1608 г. в Агаузене по инициативе курфюрста Пфальцского Фридриха была образована уния для защиты интересов протестантизма. В ответ на это в 1609 г. в Мюнхене была создана католическая лига, организовавшаяся по инициативе иезуитов и задавшаяся целью уничтожить протестантов во всей империи и желавшая видеть на императорском троне воинствующего католика. Так как наиболее энергичным в деле насильственного насаждения католицизма был Фердинанд Штирийский, то иезуиты прилагали все старания к тому, чтобы именно он был избран в императоры.

Царствовавший с 1612 г. его двоюродный брат бездетный Матвей Габсбургский был безвольным человеком, лишенным всякой инициативы и самостоятельности. Папа Павел V (1605–1621) открыто посылал упреки по его адресу и выражал негодование, что в такое тяжелое время, когда протестантизм сильно свирепствует во всей империи, императорский трон занимает столь нерешительный и неавторитетный правитель, как Матвей. «Бесполезно избирать вместо умирающего императора больного; необходимо избегать кризисов, быстро следующих один за другим» — таков был лозунг католической лиги.

По инициативе папы Павла V все противники протестантов стали требовать признания наследником императора Матвея ярого католика Фердинанда Штирийского. Деятельность Фердинанда в Штирии и Каринтии, пятилетний курс обучения, пройденный им в «бульваре религии», как называли иезуитский университет в Ингольштадте, его покорность Григорию Валенсийскому, этому «ревностнейшему и ученому защитнику папской непогрешимости», и его увлечение «молотом еретиков» иезуитом Гретцером, чьи многочисленные выступления были резюмированы в знаменитой фразе: «Когда мы говорим о евангелии, мы имеем в виду папу», — все это служило достаточной гарантией, что Фердинанд Штирийский в качестве германского императора будет проводить политику, угодную Риму и католической лиге, и осуществит широкий план папско-иезуитской партии по борьбе с протестантами.

Для гуситской Чехии перспектива оказаться под властью иезуитского воспитанника Фердинанда Штирийского была особенно тягостна. Правда, свобода религии гарантировалась «грамотой величества», данной в 1609 г. императором Рудольфом II, напуганным венгерскими событиями 1605–1606 гг. Но гарантия потеряла значение со смертью в 1612 г. Рудольфа II, которому наследовал Матвей. Бездетность Матвея делала несомненным переход императорской короны к Фердинанду Штирийскому, и курфюрсты постановили еще при жизни Матвея, что все земли Габсбургов, в частности и Чехия, должны войти в состав империи. Гуситы, боясь воцарения Фердинанда, вели переговоры с кальвинистом-курфюрстом Пфальца Фридрихом относительно передачи ему чешской короны. Во избежание этого Фердинанд дважды заверял представителей Чехии, что он будет в точности соблюдать все уступки, сделанные некогда чешским гуситам. Эти заверения оказали свое действие, и 19 июня 1617 г. Фердинанд был чешским сеймом избран в чешские короли. Однако уже в ноябре 1617 г. последовал ряд нарушений прав гуситов. Чешские дворяне собрались на сейм протеста, но многие представители городов не были допущены на заседание. 21 мая 1618 г. вторично состоялся съезд с целью протестовать против политики Фердинанда, и когда представители власти явились в сейм с намерением, как предполагали, разогнать его, они были выброшены через окно в ров, окружавший здание сейма. Сейм избрал директорию из 30 членов: решено было немедленно организовать армию, иезуиты были изгнаны из Чехии, их имущество, как и имущество некоторых виднейших католиков, было конфисковано. Хотя император Матвей готов был вести переговоры с чехами, но Фердинанд, опираясь на поддержку Испании, настаивал на военных мерах против «неискоренимых еретиков».

Чешские протестанты вступили в переговоры с немецкими и венгерскими противниками католического абсолютизма. События вскоре приняли международный характер. В начале военных действий умер император Матвей, и Фердинанд занял его трон. Чешский сейм отказался признать Фердинанда и избрал чешским королем кальвиниста Фридриха Пфальцского. Началась так называемая Тридцатилетняя война (1618–1648).

Победа императора Фердинанда II при Белой горе (1620 г.) означала конец самостоятельного существования Чехии: отныне законодательная власть была передана королю, немцы заняли господствующее положение в стране; протестантизм должен был быть с корнем вырван. В побежденных Фердинанд II видел одновременно еретиков и врагов абсолютной власти и преследовал их самым жестоким образом. Главные участники восстания были казнены. Имущество всех лиц, в той или иной степени замешанных в событиях, приведших к разрыву с Габсбургами и провозглашению чешским королем Фридриха Пфальцского, подлежало конфискации в пользу казны. Фактически оно было роздано крупным немецко-католическим землевладельцам и различным военным и гражданским чиновникам. Уже 6 февраля 1620 г., то есть в момент вступления габсбургских войск на чешскую территорию, главнокомандующему войсками Фердинанда II были пожалованы отнятые у магната Швамберга обширные земли, а ради привлечения польского короля Сигизмунда III к борьбе с протестантизмом ему были обещаны силезские поместья, которые принадлежали врагам «истинной» религии. Вскоре очень значительная часть чешских земель перешла в руки немцев. В Баварии говорили, что тот, кто в чешском восстании не приобрел 30 тыс. гульденов, является негодным воякой. После того как у всех участников событий 1618 г. было конфисковано их имущество, в 1622 г. была обнародована всеобщая амнистия, в силу которой участники восстания должны были добровольно сознаться в своей вине, если хотели сохранить честь, жизнь и имущество. «Амнистия» достигла цели: многие, поддавшись обману, поспешили «сознаться», что повлекло за собою бесчисленное множество новых земельных конфискаций. Одновременно с конфискацией имущества шли аресты и изгнания из Чехии. В 1623 г. страну покинули около 12 тыс. человек, а в 1628 г. — 36 тыс. семейств. Большой частью владений «еретиков» воспользовалась церковь: пражский архиепископ кардинал Гаррах получил поместья Молдавтейн, Гневковиц, Клетечну, Захотин, Червена-Речицу, Новый Рыхнов и Рожмиталь. Одновременно были одарены конфискованными землями все монастыри и главнейшие церкви. Некий каноник Платейс за энергичные розыски «божьих врагов» получил 12 тыс. гульденов. Львиная доля награбленного имущества досталась иезуитам. Пражская и Куттенбергская иезуитские школы получили 11 больших феодальных поместий, а также обширные земельные участки, принадлежавшие «еретическим» городам. Кроме того, им досталось 45283 талера наличными, 13 домов в Праге и знаменитая типография, принадлежавшая университету. Общая сумма, «пожертвованная» духовенству и императорским фаворитам, исчисляется в 5 млн. гульденов. Особенно сильно увеличили свои приобретения иезуиты, когда в Праге появился папский нунций Караффа, а иезуиты всецело овладели Фердинандом II.

Венцом папско-иезуитской политики явились королевские декреты 1624 и 1627 гг. о введении так называемой католической реформации в городах и поселках Чехии. Все церкви должны были перейти в руки католического духовенства; некатолики лишались гражданских прав и не допускались к занятию ремеслами и промыслами; их не венчали, не хоронили на кладбищах, для них были установлены денежные штрафы за непочитание католических праздников, несоблюдение постов и непосещение церкви. Особенным гонениям подвергались крестьяне и мелкие ремесленники, которые не смели выражать никакого недовольства насильственному окатоличению страны. Кто упорствовал в прежней вере, подлежал выселению. Ему давался шестинедельный срок для продажи имущества и ликвидации дел. В результате Чехия была разорена и пришла в полный упадок, тем более что Тридцатилетняя война ухудшила и общее положение империи и это также тяжело отзывалось в Чехии и Моравии. Из 2,5 млн. жителей, насчитывавшихся в 1618 г. в Чехии, к 1650 г. оставалось всего около 700 тыс.

Не менее жестоко работала папская партия в Моравии и Силезии, где конфискованные земли отдавались церкви, а «людские души» — католическим проповедникам, руководимым кардиналом Дитрихштейном, одновременно губернатором и епископом Ольмюца. В октябре 1624 г. появился приказ о принудительном принятии всем населением католического вероисповедания в определенный срок под страхом изгнания из Моравии, — на поблажку могли рассчитывать лишь отдельные дворянские семьи. Подобное же насилие происходило в Баварии и Пфальце, где искоренялись всякие следы протестантизма и иезуиты основывали свои школы и усиленно занимались пропагандой.

Окрыленные своими успехами в Чехии, иезуиты задались целью закрепить католицизм в Германии путем изменения коллегии курфюрстов, избиравших германских императоров. Папа стал особенно горячим приверженцем передачи курфюршестского достоинства Баварии, где католицизм находил всегда особенно благодатную почву. Папским представителям удалось добиться замены пфальцграфских курфюрстов баварскими, и папа горячо приветствовал первого баварского курфюрста словами: «Наконец дочь Сиона может стряхнуть с своей головы пепел печали и облечься в радостную одежду».

Восторги папы разделяла и Испания, которая давно мечтала о том, чтобы с помощью окрепшего в Германии католицизма выросла сильная коалиция из двух в династическом отношении родственных государств, которые могли бы распоряжаться судьбами Европы. Но мысль о такой коалиции не могла не вызвать энергичного отпора со стороны Франции. Вскоре в противовес папско-католической унии создалась коалиция, возглавлявшаяся Францией, не считавшаяся ни с какими предостережениями Рима. Характерно, что в этот момент во главе Франции находилось духовное лицо, кардинал Ришелье. Франция не остановилась перед тем, чтобы вступить в продолжительную борьбу с Испанией и империей, подняв против них даже протестантскую Швецию. Папство, испугавшись усилившегося движения за независимость Северной Италии и образования там конкурирующих с Папской областью государств и преследуя политические цели, протянуло руку Франции и сделалось, таким образом, как бы союзником протестантов.

Открытое присоединение Урбана VIII (1623–1644) к антикатолической группировке, возглавляемой Францией, дало ему возможность овладеть герцогством Урбино, в котором насчитывалось семь городов, около 300 замков, имелись богатые хлебом места и торговые центры по побережью. Захват Урбино произошел несмотря на протесты Габсбургов, и в Урбино установилось господство папской власти со всеми ее последствиями: жители этого герцогства были крайне недовольны новым режимом и в бесконечных жалобах всячески выражали свое негодование. Оснований для жалоб было более чем достаточно. Огромные расходы, связанные с политикой папства, ложились невыносимым бременем на крестьянское, ремесленное и торговое население Папской области, и папы, исчерпав ресурсы страны и выкачав из населения все, что можно было, стали делать огромные долги у различных международных ростовщиков. Разумеется, процентные платежи по этим долгам опять-таки ложились на население Папской области и до крайности изнуряли его.

В 1587 г. папский долг равнялся приблизительно 7,5 млн. скуди, по процентам приходилось платить 716 тыс., в 1592 г. долг вырос до 12,5 млн., а проценты — до 1,1 млн.; через восемь лет проценты поглощали почти три четверти доходов Папской области. По словам кардинала Перрона, к 30-м годам XVII в. папа мог располагать лишь половиной доходов: другая половина уходила на погашение процентов и долгов. Последние, однако, не только не уменьшились, но ежегодно возрастали, и папы занялись бесконечным выкупом займовых облигаций, а также передачей разных доходных статей отдельным лицам. Была продана (или сдана в аренду) таможня в Анконе; точно так же в залог — с увеличением налогов с населения — была отдана на откуп соляная подать, а вслед за ней городские взыскания при провозе продуктов питания; почта также была сдана на откуп и так далее Такие операции удорожали жизнь: в 1592 г., например, римские городские взыскания с сельскохозяйственных продуктов дали 162 450 скуди, а в 1625 — 209 000; соляная таможня в Риме в эти же годы давала 27 654 и 40 000. Не помогло даже овладение Урбино, которое давало в год всего 40 тыс. скуди, и в 1635 г. Урбан VIII, упоминая о 30-миллионном долге, указывал на необходимость введения 10 новых налогов или увеличения поступлений с уже существовавших.

На что же уходили эти огромные суммы? Разумеется, военная политика многих пап, посылавших свои войска и деньги то католической лиге во Франции, то австрийско-испанским Габсбургам, то баварским герцогам, поглощала немало средств; однако не в этом следует искать причины постоянного роста папских долгов, государственного дефицита, тем более что с половины XVII в. широкий размах политики Рима замирает и его властитель вынужден ограничиться скромной ролью правителя одного из итальянских государств.

Расходы курии росли прежде всего вследствие установившейся практики одаривания огромными суммами непотов (папской родни) и создания, в связи с этим, могущественных фамилий, число которых росло в силу выборного начала папства. Такое одаривание мотивировалось тем, что папство не давало обета нищеты и рассматривало свои доходы как частную собственность отдельных пап, располагавших ею по собственному усмотрению. Исходя из такого понимания, Сикст V предоставил одному из своих непотов ежегодный церковный доход в 100 тысяч скуди, а другому — герцогство Венафро, графство Челано и маркизатство Ментану. Сразу вырос, таким образом, дом Перетти (род Сикста V).

При Клименте VIII (1592–1605) «расцвела» его семья Альдобрандини, получившая за 13 лет правления этого папы миллион скуди.

За Альдобрандини в дни Павла V последовали Боргезе, которым давались и духовные доходы, и земли, и должности, и драгоценности, так что к 1620 г они получили около 690 тыс. скуди наличными деньгами, 25 тыс. скуди займовыми облигациями и церковные должности общей стоимостью в 268 тыс. скуди.

Непотские семьи скупали у мелких и средних рыцарей их земли и становились крупнейшими землевладельцами, вытесняя многочисленные старинные роды. Так выросла новая аристократия, получившая от папства самые разнообразные привилегии. Одни имели право возвращать эмигрантов, другие устраивать городские рынки, третьи освобождать от налогов, судить, рядить, на «вечные времена» гарантировать от конфискации и так далее Новые аристократы, более приспособленные к требованиям времени, более жадные и менее разборчивые в средствах, нередко оттесняли на задний план даже самые старинные роды: так, к Людовизи, непотам Григория XV, перешло от семейства Сфорца герцогство Фиано, а от разорившегося рода Колонна — княжество Цагароло. Так как некоторые новые аристократы получали, сверх всего, еще и кардинальские шляпы, то внутри конклава при каждых выборах происходила ожесточенная борьба «родов», и новый папа обычно обязан был своим избранием временной коалиции нескольких из них. В то же время в выборную борьбу на конклаве вмешивались и католические державы, заинтересованные в том, чтобы в Риме восседал «свой» папа, так как папство продолжало играть крупную политическую роль, хотя и заметно пошатнувшуюся.

Непотизм получил и «теоретическое обоснование». Ректор иезуитского колледжа Олива доказывал, что обыкновенному папскому министру папа не станет доверять так, как непоту; только последний может настоящим образом обо всем информировать святой престол. Опираясь, по-видимому, на это заявление, папа Александр VII в 1656 г. поставил перед кардиналами риторический вопрос: одобряют ли они, что он пользуется в широких размерах для дела церкви услугами своих близких родственников? Никто, разумеется, не возражал, и брат папы Марио уже на «законном» основании получил ряд очень выгодных должностей, а его сын стал кардиналом с духовным доходом в 100 тыс. скуди. Не менее щедро был одарен папский племянник Агостино, получивший, между прочим, даром большой пакет займовых облигаций. Непотизм привел к господству аристократических родов, хоть и вышедших из недр папства, но начавших ограничивать власть папы, который вскоре стал орудием в руках кардинальской аристократии и не мог больше «осчастливить» непота по собственному усмотрению.

Одновременно с аристократией росло влияние и ростовщиков. В 1670 г. папский долг превышал 25 млн. скуди. Фактически казна папского государства находилась в руках нескольких крупных банкиров, которые брали на откуп все доходные статьи папского государства и являлись как бы папскими казначеями.

Во второй половине XVII в., согласно свидетельству Антонио Гримани, папский двор превратился в биржу, где всем распоряжаются торговцы, а не государственные люди, причем эти «торговцы» самым жестоким образом подавляли попытки широких слоев населения протестовать против аристократическо-ростовщического гнета. Когда город Ферно воспротивился вывозу спекулянтами и без того недостававшего в городе хлеба, его население было подвергнуто кровавой экзекуции. То же случилось с Болоньей и другими коммунами, потерявшими свои вольности и старые привилегии. Вообще вокруг спекуляции хлебом происходила ожесточенная борьба, так как римская курия вела эту спекуляцию в самых широких размерах.

В связи с хроническим голодом в Риме развился бандитизм, на который постоянно жаловалось в XVI, а особенно в XVII столетии мирное население Вечного города. Начиная с Сикста V, папское правительство время от времени организовывало специальные карательные экспедиции против бандитов. Успеха, однако, они не имели, так как боролись не с истинной причиной бандитизма, с народной нищетой и голодом. Нередко разбойничьи элементы служили орудием в борьбе разных феодальных, соперничавших друг с другом групп. Так, монтемарчианский герцог Альфонсо Пикколомини держал в своих руках всю область Анконы с помощью террора, и только уничтожение его знаменитого замка, бывшего фактически бандитским штабом, освободило Анкону от кошмара, в течение 2–3 десятилетий давившего ее население. Кардиналы, претендовавшие на неприкосновенность, иммунитет и на право убежища, фактически превратили свои личные привилегии в орудие развития бандитизма и с помощью вооруженных отрядов навязывали окрестному населению свою волю. Если отдельные папы принимали драконовские меры в целях установления «совершенной безопасности», то лишь в исключительных случаях жертвами этих мер становились истинные виновники бандитизма, — а наказывали мелких, сбившихся с пути людей, голодавших и участвовавших в разбое за жалкое вознаграждение.

IV

Постепенный отход папства от Испании и столь же постепенное сближение с Францией были результатом правильной оценки в папской курии сил обоих государств. Еще до принятия Генрихом IV католичества поражение во Франции крайних папистов и поддерживавшего их Филиппа 11 было очевидно. Готовность папы Климента VIII примириться с королем-еретиком позволила папе овладеть Феррарой, которую стремилась захватить Испания, хотя этот город считался папским леном. В этом вопросе Генрих IV поддержал папу, и эта поддержка убедила Филиппа II, что союз между Францией, Англией и Нидерландами чреват для Испании опасными последствиями и что необходимо мириться даже с «еретическим» королем. Климент VIII простил Генриху IV его Нантский эдикт, получив в свою очередь от короля разрешение иезуитам вернуться в 1603 г. во Францию, откуда они были изгнаны после неудавшегося покушения (1594 г.) иезуита Жана Шателя на Генриха IV. Шатель следовал указаниям иезуитских теоретиков (вроде X. Марианы), учивших, что долг истинного христианина уничтожать «недостойных и богу неугодных монархов». В Англии практическое применение этого «учения» привело в 1605 г. к «пороховому заговору» против парламента и к озлоблению англичан, в особенности пуритан, ко всем католикам. Обострялись в это время отношения между протестантами и католиками также в Германии, где лютеранская уния, руководимая саксонским и бранденбургским курфюрстами, всегда готова была начать войну с еще более воинственной католической лигой, во главе которой стоял баварский герцог Максимилиан. Папа Павел V открыто поддерживал лигу и заверил герцога Максимилиана в незамедлительной реальной помощи. Это обстоятельство способствовало расширению Тридцатилетней войны. В распоряжение Габсбургов папа предоставил трехлетнюю десятину и ряд других источников дохода. По настоянию папства французское правительство отказалось признать кальвиниста Фридриха V из Пфальца чешским королем, считая императора Фердинанда II единственно законным главой империи. Павел V лично присутствовал на праздничном богослужении, устроенном в Риме 3 декабря 1620 г. по поводу победы католиков над чехами под Белой горой, когда чехи потеряли свою национальную независимость.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.