СУРОВЫЙ ЗАКОН ОРГАНИЗАЦИИ

СУРОВЫЙ ЗАКОН ОРГАНИЗАЦИИ

Отношение к правилам Общества Сторожевой башни со стороны самих старейшин показывает, что воля организации фактически возведена ими в ранг закона. Категоричный тон, задаваемый (или, по крайней мере, покрываемый) главным управлением приводит к тому, что никакие обстоятельства — ни преклонный возраст, ни слабое здоровье, ни годы верного служении — не являются смягчающими при выполнении обязанности принимать все правила и учения организации.

Один из примеров столь часто наблюдаемой суровости, граничащей почти с абсурдом, затронул Дэвида Хейнса, Свидетеля из штата Мэн, владевшего компанией по установке охранных сигнализаций. Начиная с 1970–х годов он установил изрядное количество аппаратов, реагирующих при пожарах или проникновении воров. Некоторые системы были установлены в церквях и церковных школах. Затем, в 1980–х годах, три старейшины, Спир, Мэддок и Вентворт, пригласили его встретиться с комитетом собрания.

Под угрозой лишения общения ему сообщили, что он должен прекратить устанавливать сигнализации в религиозных зданиях. Дэвид согласился с их требованием. Затем старейшины сказали, что он должен прекратить обслуживание уже установленных систем. Дэвид подчинился и попросил своего сотрудника (не являвшегося Свидетелем) во внерабочее время (например, по субботам) проводить необходимое обслуживание, переводя на его счет всю получаемую от религиозных организаций оплату за услуги.

Но и этого показалось старейшинам недостаточно. Поскольку показания всех сигнализаций были выведены на центральную панель в офисе Дэвида, старейшины сообщили ему, что он должен прекратить даже наблюдать за поведением сигнализаций, установленных в церковных зданиях, иначе это неблагоприятно скажется на его положении в собрании. Он решил передать функцию наблюдения какой–нибудь другой фирме по установке сигнализаций, однако сообщил старейшинам, что это произойдет не сразу. Они дали ему определенный срок. Как раз в тот период времени его компания занималась обширной заменой оборудования, что не позволило Дэвиду уложиться в отведенный срок. Он не хотел лишиться работы и деловой репутации из–за невыполнения обязательств перед клиентами и попросил старейшин дать ему еще время. Те выделили ему дополнительно один месяц. Поскольку и к этому сроку Дэвид не завершил передачу части бизнеса другой компании, он был лишен общения, несмотря на то, что буквально умолял старейшин проявить понимание и снисхождение. Он прослужил в организации пятнадцать лет. После решения «правового комитета» о лишении общения, Дэвид подал апелляцию. В разговоре с апелляционным комитетом он пытался рассуждать со старейшинами, приводя примеры электриков или работников телефонных компаний, которые оказывают услуги церквям[446]. Ему ответили, что он добровольно согласился устанавливать свои сигнализации, а потому решение о лишении общения было оставлено в силе.

Без сомнения, старейшины ни на секунду не задумались о том, насколько глупым является такое догматичное преследование своего соверующего, и насколько оно напоминает отношение фарисеев, осудивших учеников Христа за то, что они в субботу собирали и ели пшеничные зерна. Скорее всего, их главной мыслью было проявить себя «беззаветно преданными организации».

Случай с пожилым Свидетелем Джорджем Уэстом, произошедший в 1982 году, хотя и носит несколько иной характер, иллюстрирует такое же отношение старших мужчин собрания. Джордж сотрудничал с общиной Свидетелей Иеговы в Мейнарде, штат Массачусетс. У него развился рак костей, и состояние его ухудшилось до такой степени, что его поместили в больницу с самым пессимистичным прогнозом. Голова Джорджа поддерживалась медицинским каркасом, поскольку шейные кости не выдерживали её веса.

Местные старейшины узнали о том, что Джорджу было сделано переливание крови, и настойчиво искали встречи с ним, несмотря на его крайне тяжелое положение и протесты жены. Наконец, им удалось увидеться с ним, и при расспросах он признался, что согласился на переливание. Что его побудило к этому? Его дети от предыдущего брака, живущие на среднем западе, узнав о состоянии отца, позвонили ему и собирались навестить его в больнице. Джордж не виделся с ними со времени, когда они еще были детьми. Он согласился на переливание крови, чтобы хоть немного продлить свою жизнь и успеть повидаться с детьми, пока еще была такая возможность[447].

Джордж Уэст был лишен общения всего за несколько дней до своей смерти.

Насколько же извращенным должен быть образ мыслей, чтобы считать, что такое отношение к человеку, находящемуся на смертном одре, хоть как–то связано с проявлением христианской морали или что оно хоть сколько–то способствует сохранению «чистоты собрания»? Единственное, что этим достигается — Свидетели не смогут проводить для исключенного человека похоронную службу. Кроме того, поскольку на момент смерти человек не являлся частью организации, а принадлежал к категории «лишенных общения», то большинством Свидетелей он будет считаться недостойным воскресения. В действительности такие поступки не очищают организацию, а наносят на нее пятно позора, поскольку носят яркую окраску черствости, свойственной одержимым религиозной «чистотой» фарисеям, а не христианскому учению. Представители организации словно боятся, что если они позволят искалеченному болезнью человеку умереть без ярлыка «лишенного общения», то тем самым они совершат серьезную ошибку.

В очередной раз можно задаться справедливым вопросом: кто несет первостепенную ответственность за такое отношение? Хотя нет никакого сомнения, что советы старейшин в разных собраниях могут проявлять более или менее милосердный дух, вину за такое жесткое, безучастное отношение нельзя просто списать на отдельных служителей собрания. Частота, с которой подобные случаи происходят, и их повсеместное распространение, указывают на то, что их питает один источник.

Поскольку обо всех лишениях общения сообщают в главное управление, руководителям движения хорошо известно, что происходит на местах. Позорное обращение с Перси Хардингом еще больше подкрепляет такой вывод, поскольку все произошло практически на пороге главного управления организации.

В 1910 году двадцатилетний Перси, уроженец запада Канады, познакомился с трудами Чарльза Расселла и приблизительно за полгода прочитал около 3000 страниц его произведений. Он вышел из протестантской церкви, с которой сотрудничал до этого момента, и стал единственным Исследователем Библии в своем городе. Начав свидетельствовать, он вскоре сколотил два кружка единомышленников, проводя крещения в находящейся поблизости реке. В своем письме он сообщает:

В 1918 году я оставил работу, чтобы служить полновременным проповедником. Мой «участок» покрывал сотни квадратных миль, в основном вдоль железных дорог, с юга провинции Альберты до Тихого океана. В сельской местности я проповедовал пешком, нося с собой две небольших сумки с книгами. В некоторые дни я проходил пешком по 15–25 миль [24–40 км].

Проведя в таком служении семь лет, 25 мая 1925 года он приехал в Бруклин, чтобы служить в главном управлении Общества. Четыре года работы в штаб–квартире позволили ему своими глазами наблюдать за тем, к?к президент Рутерфорд управлял организацией. Пребывание в Бруклине лишило Перси Хардинга многих иллюзий. Обескураженный, в 1929 году он оставил служение в главном управлении.

Несмотря на это, он продолжал активно сотрудничать с организацией, прослужив в одном собрании Бруклина на протяжении следующих пятидесяти шести лет. О том, что случилось дальше, он пишет:

С мая 1925 до декабря 1981 года я служил в одном и том же собрании, пока меня не лишили общения за то, что я поговорил о Слове Бога с некоторыми из своих друзей. Это было невероятный и, если говорить об Обществе, постыдный спектакль. Правовой комитет получил письмо от совета старейшин из другого собрания, в котором недавно был лишен общения мой друг. Его долго расспрашивали, с кем из Свидетелей он говорил о Библии. Он уступил их напору и назвал несколько имен, среди которых было и мое. Отталкиваясь от этого письма, в котором приводились мои слова и мысли еще нескольких людей, они стали меня расспрашивать. Я ответил, что мне нечего им рассказать, поскольку я считаю свои разговоры с друзьями личным делом, которое к другим не имеет никакого отношения. Они обещали дать мне копию письма, но слова своего не сдержали.

Затем они стали задавать мне вопросы, самым важным из которых был следующий: верю ли я, что «Общество является Божьей организацией, и что оно провозглашает истину». Я ответил, что в Писании ничего не говорится о том, что Бог хотя бы однажды использовал для проповедования истины какую–нибудь организацию. Начиная с Моисея и всех пророков до Иоанна и Откровения, Бог всегда обращался с людьми по отдельности.

Старейшины провели три заседания комитета, последнее из которых проходило в Вефиле. На том заседании я был лишен общения. С речью в Зале Царства выступал Гарри Пелоян [долгое время входивший в коллектив авторов Сторожевой башни], выдвинув против меня обвинение, которое даже не упоминалось ни на одной из встреч правового комитета — обвинение в разрушении единства собрания. Исказив смысл стихов из 2 Иоанна 10, 11, он велел ста семидесяти пяти собравшимся разорвать со мной всякие отношения. После встречи все обходили меня стороной, как прокаженного.

Перси Хардинг, вскоре после лишения общения в 91–летнем возрасте.

На тот момент Перси уже исполнился 91 год, и здоровье его было неважным. Правильно ли он толковал Писание или нет, факт остается фактом: проблема возникла не из–за того, что он сеял распри в собрании, а из–за того, что доверительно поговорил с друзьями. Ни один человек в собрании не жаловался на него, никто не считал его «агитатором–пропагандистом». Расследование началось только из–за того, что старейшины другого собрания стали вмешиваться в его частные разговоры о Писании с близкими друзьями. (Сравните с обвинением против апостола Павла и его ответ в Деяниях 24:5–13.) Будучи в 1982 году на северо–востоке США, я зашел к Перси Хардингу в гости на Шестую улицу в Бруклине. Он сидел, сгорбившись в большом кресле, и выглядел хрупким, истощенным, ослабленным возрастом и болезнью человеком.

Я спрашивал себя, к?к кому–то могло прийти в голову, что такой человек, как он, — не занимающий никакой должности в организации и не обладающий в ней никаким особенным влиянием, — представляет для нее настолько серьезную опасность, что несмотря на семьдесят лет, проведенные им в собрании, его необходимо было исключать и лишать права общаться с друзьями всей его жизни! Я подумал тогда, насколько же неуверенной и уязвимой должна чувствовать себя эта организация, чтобы в этом старом и слабом человеке увидеть серьезную для себя угрозу. Рассказывая о том, как решение об исключении повлияло на условия его жизни, Перси Хардинг пишет:

Раньше ко мне почти каждую неделю заходили две медсестры [Свидетельницы], делая для меня кое–что по дому, что я сам был выполнить не в состоянии. Что еще важнее, я мог позвонить им в случае необходимости. Поскольку 18 августа мне исполнится 92, кто знает, что может со мной произойти? После лишения общения я позвонил одной из сестер. К телефону подошел ее муж и ответил: «Энн нельзя с вами разговаривать».

Еще раз отмечу, что единственное, в чем старейшины могут меня обвинить, так это в том, что я поговорил о Библии с некоторыми своими друзьями.

Общаясь с Перси, я заметил, что он был человеком весьма прямолинейным. Возможно, в разговоре с судившими его старейшинами он был резковат и категоричен. Но даже если бы его речь была не просто резковатой и категоричной, но язвительной, саркастической, грубой — разве можно это считать оправданием тому, чтобы, образно говоря, списать и вычеркнуть из памяти человека в возрасте 91 года, одинокого, больного, без живущих поблизости родственников, посвятившего организации более семидесяти лет активного служения? Какое ужасное преступление он совершил, чтобы заслужить такое наказание? Мне очень сложно понять, как люди, называющие себя учениками Пастыря доброго, Иисуса Христа, могли поступить столь бессердечно. Несмотря на это, как указано выше, все это случилось на самом пороге главного управления Общества Сторожевой башни.

Третьего февраля 1984 года Перси Хардинг скончался. За двадцать пять месяцев, прошедших после его исключения, ни один человек из собрания, в котором он прослужил 56 лет, не зашел к нему и не поинтересовался его жизнью[448].