Глава IX. Распространение христианства - Египет - Сибиллизм

Глава IX.

Распространение христианства - Египет - Сибиллизм

Терпимость, которой пользовалось христианство во время правления Флавия, благоприятствовала ее развитию. Антиохия, Эфес, Коринф и в особенности, Рим были деятельными центрам, где имя Иисуса с каждым днем приобретало все большее и большее значение и откуда новая вера разбрасывала свои лучи. Кроме исключительных эвионитов в Ватанее, у всех иудео-христиан сношения с обращенными язычниками становились более легкими день ото дня; предрассудки падали, происходило слияние. Во многих городах существовало по два пресбиториата и по два епископа, один для христиан из евреев, другой для христиан из язычников. Предполагалось, что епископы христиан из язычников были поставлены св. Павлом, епископы христиан из евреев - некоторыми из апостолов Иерусалима. Правда, в третьем или четвертом веке злоупотребляли этой гипотезой с целью выйти из затруднения, в котором очутились церкви, когда захотели установить правильную преемственность епископов, при противоречии традиции. Тем не менее, двойственность некоторых из великих церквей, по-видимому, существовала в действительности, так как обучение в каждой из двух фракций было настолько различно, что один и тот же священник почти не мог преподавать в обеих то, в чем они нуждались.

В особенности так обстояло дело, когда к различию происхождения присоединялось различие языка, как в Антиохии, где одна группа говорила по-гречески, другая по-сирийски. Антиохия, по-видимому, имела два списка последовательных presbyteri, один идеально связанный со святым Петром, другой - со святым Павлом. Оба списка были составлены тем же способом, как и список епископов Рима. Взяли наиболее древние имена тех presbyteri, которые помнили некоего Evhode, весьма почитаемого, и Игнатия, имевшего еще большую известность и поставили эти два имени во главе двух епископов. Игнатий умер в правление Траяна, а св. Павел последний раз видел Антиохию в 54 году. По отношению к Клименту, Папию и ко многим другим великим личностям второго и третьего христианских поколений: изменяли даты с целью пользоваться честью иметь учреждения и обучение, установленные апостолами.

Египет, долгое время бывший много позади в деле христианства, получил первые зародыши новой веры, вероятно при Флавиях. Предание о проповеди Марка в Александрии одна из тех позднейших выдумок, какими великие церкви пытались придать себе апостолическую древность. В общих чертах жизнь Марка нам известна, - он направлялся в Рим, а не в Александрию. Когда все великие церкви стали утверждать, что своими основателями имеют апостолов, то и александрийская церковь, ставшая уже очень значительной, в свою очередь пожелала пополнить недостаток титула благородства. А из всего апостольского персонала один Марк оставался еще не занятым. Действительной причиной отсутствии имени Египта в рассказах о Деянии Апостолов и в посланиях св. Павла было существование в Египте прохристианства, долгое время не допускавшего туда настоящего христианства. Там был Филон, там были терапевты, там существовали доктрины, настолько схожие с доктриной, созданной Иудеей и Галилеей, что Египет как бы не нуждался в последней. Впоследствии утверждали, что терапевты были ничем иным, как христианами св. Марка, жизнь которого будто бы написана Филоном. Это просто странная галлюцинация. Но в некотором смысле подобное странное смешение не вполне лишено доли правды, как может показаться с первого взгляда.

Христианство в Египте, по-видимому, долго носило неопределенный характер. Члены старой терапевтической общины Мереотидского озера, если признать их существование, должны были показаться святыми последователями Иисуса; толкователи школы Филона, как например Аполлос, соприкасались с христианством, даже вступали в него, но не оставались в нем; еврейские авторы апокрифических книг в Александрии приближались к идеям, господствовавшим, как говорят, в совете Иерусалима. Когда евреи, охваченные подобными чувствами, слышали об Иисусе, им нечего было менять убеждения, чтобы сочувствовать их ученикам. Братство устанавливалось само собой. Интересный памятник этого особого духа в Египте представляет собой одна из сибиллийских поэм, происхождение которой с большой достоверностью можно отнести ко временам Тита или к первым годами правления Домициана. Критики с одинаковым правом могли бы рассматривать ее как христианскую, ессейскую или терапевтическую. Дело в том, что автор - еврейский сектант, колеблющийся между христианством, баптизмом и ессеизмом, но более всего он охвачен главной идеей сибиллистов, стремлением проповедовать язычникам монотеизм и нравственность под покровом упрощенного иудаизма.

Сибиллизм возник в Александрии в то же самое время, когда апокалипсический жанр нарождался в Палестине. Эти два параллельные способа обязаны своим происхождением аналогичному настроению умов. Одной из отличительных черт всякого апокалипсиса то, что он приписывается какой-нибудь знаменитости прошлых веков. В подобные времена обыкновенно господствует мнение, что ряд великих пророков уже закончился и ни один из современных не может сравняться с прежними. Что же делает тогда человек, желающий выразить свою идею и придать ей авторитет, которого не может ей дать его собственное имя? Он выбирает одного из древних Божьих людей и смело выпускает свою книгу под его именем. Это нисколько не смущает совесть подделывателя, который ради распространения идеи, казавшейся ему истинной, устранял свою собственную личность. Он был далек от мысли нанести обиду древнему мудрецу, наоборот, он считал, что оказывает честь, приписывая ему прекрасные мысли. Что же касается публики, то благодаря полному отсутствию критики, она не делала ни одного возражения. В Палестине для подобных новых откровений служили имена действительных или вымышленных личностей, пользовавшихся всеми признанной репутацией святости, как Даниил, Енох, Моисей, Соломон, Варух, Ездра. В Александрии, где евреи ознакомились с греческой литературой и где они стремились приобрести интеллектуальное и нравственное влияние на язычников, подделыватели выбирали имена известных греческих философов и моралистов. Таким образом, публика увидела Аристобула, приводящего ложные цитаты из Гомера, Гесиода и Лина, вскоре появились псевдо-Орфей, псевдо-Пифагор, апокрифическая переписка Гераклита, нравственная поэма, приписываемая Фоцилиду. Цель всех этих писаний одна и та же; проповедовать идолопоклонникам деизм и предписания, называемые noachiques, т. е. иудаизм, приспособленный для их употребления, иудаизм, низведенный до размеров природной религии. Оставляли только два-три требования воздержания, которые в глазах правоверного еврея представились бы как вполне естественные.

Сибиллы должны были невольно прийти в голову подделывателям, искавших неоспоримых авторитетов, под прикрытием которых они могли представить дорогие для них идеи грекам. В народе уже обращались маленькие поэмы, выдаваемые за кумские и эритрейские, полные угроз, предсказывающие катастрофы разным странам. Эти произведения имели огромное влияние на воображение, особенно, когда случайное стечение обстоятельств, по-видимому, подтверждало их пророчество; они были составлены размером древних гекзаметров на языке, как бы сходном с языком Гомера. Еврейские подделыватели приняли тот же размер, а чтобы усилить иллюзию у доверчивых людей, помещали то тут то там в своем тексте некоторые из угроз, считавшихся произнесенными девственными прорицательницами глубокой древности.

Апокалипсической формой в Александрии был сибиллизм. Когда еврей, друг добра и правды, этой терпимой и симпатичной школы, хотел обратиться к идолопоклонникам с предостережением и советом, он заставлял говорить пророчество языческого мира, чтобы придать своим предсказаниям ту силу, которой иначе они не имели бы. Он заимствовал тон эритрейских оракулов и старался подражать традиционному стилю пророческой поэзии греков, брал несколько рифмованных угроз, производивших сильное впечатление на народ, и окружал их благочестивой проповедью. Повторим опять, что подобный обман с добрыми намерениями не смущал никого. Рядом с еврейской подделкой классиков, подделкой, заключавшейся в том, что она вкладывала в уста греческих философов и моралистов правила, которые желала вбить в голову, начавшейся около второго века до появления Иисуса, - основался псевдо-сибиллизм, имевший в виду те же идеи. Во времена Флавиев, некий Александрин вновь предпринял перевод древних оракулов, давно прерванный, и прибавил к ним несколько новых страниц. Эти страницы обладают поразительной красотой.

"Счастливы те, кто почитает великого Бога, не сделанного человеческими руками, не имеющего храмов, которого глаз смертный не может видеть и руки измерить! Счастливы те, которые молятся перед едой и питьем, которые при виде храма выказывают протест и чувствует отвращение к алтарям, оскверненным кровью! Убийства, позорная нажива, блуд, противоестественные преступления возбуждают в них отвращение. Другие люди, преданные своим извращенным желаниям, преследуют этих святых людей насмешками и оскорблениями; в своем безумии они обвиняют их преступлениях, которые совершили сами; но правосудие Божие совершиться. Нечестивые будут низвергнуты во тьму; благочестивые, наоборот, поселятся на плодородной земле, Божий Дух даст им жизнь и милость".

После этого начала следуют существенные части всех апокалипсисов: сначала теория о последовательности империи, род философии истории, подражание Даниилу; потом небесные знамения, землетрясение, острова, поднимающиеся со дна моря, войны, голод, - все, указывающее близкое приближение Божьего суда. Автор в особенности обращает внимание на землетрясения в Лаодикее, случившееся в 60 году, в Мире, морские наводнения в Ликии, имевшие место в 68 году. Затем ему представляются несчастия Иерусалима. Могущественный царь, убийца своей матери, бежит из Италии, неизвестный, переодетый рабом, и скрывается за Евфратом. Укрывшись там, он ждет, а соискатели империи ведут кровавую войну. Один из римских вождей предает огню храм и уничтожает еврейскую нацию. Утроба Италии прорывается; пламя взвивается, подымается к небу, пожирая города и уничтожая тысячи человеческих жизней; черная пыль наполняет атмосферу, а красные lapilli, как бы из сурика, падают с неба. Тогда, надо надеяться, люди узнают гнев всевышнего Бога, гнев, обрушившийся на них за то, что они уничтожили племя благочестивых людей. В дополнение к несчастьям беглый царь, прятавшийся за Евфратом, обнажить свой меч и перейдет Евфрат с мириадами людей.

Отсюда видно, поскольку это произведение служить непосредственным продолжением Апокалипсиса Иоанна. Восприняв идеи ясновидца 68 или 69, сибиллист 81 или 82 года, поддержанный в своих мрачных пророчествах извержением Везувия, поднимает народное поверье о Нероне, живущем за Евфратом, и предсказывает его скорое возвращение. Некоторые указания дают повод предполагать появление лже-Нерона при Тите. Более серьезная попытка имела место в 88 году и чуть было не повела к войне с парфянами. Но пророчество нашего сибиллиста произнесено раньше этого времени. Он предсказывает ужасную войну; однако, дело лже-Нерона при Тите, если оно имело место, не было серьезно, а лже-Нерон 88 года вызвал только ложную тревогу.

Когда благочестие, закон, справедливость окончательно исчезнут, когда никто не будет заботиться о благочестивых людях, когда все будут стремиться убивать их, погружать свои руки в их кровь, тогда увидят конец божественного терпения: дрожа от гнева, Бог уничтожит человечество посредством обширного пожара.

"О! Несчастные смертные, измените свое поведение; не вызывайте последний припадок гнева Божьего; оставьте мечи, ссоры, убийства, насилия, омойте в текущей воде все ваше тело; прострите ваши руки к небу, просите прощения ваших прошлых дел и излечите своими молитвами ваше пагубное нечестие. Тогда Бог оставит свое решение и не погубит вас. Его гнев утешится, если вы воспитаете в ваших сердцах драгоценное благочестие. Но, если, упорствуя в вашем злом духе, вы не послушаете, если, сохраняя свое безумие, вы дурно примете эти предостережения, огонь распространится по земле, и вот какие будут знамения. На восходе солнца огненные мечи на небе, звуки трубы; весь мир услышит ужасный рев и грохот. Огонь сожжет землю, все человечество погибнет, мир будет превращен в черноватую пыль.

Когда все будет пеплом и Бог погасит ужасный пожар, им зажженный, Всемогущий даст новый вид костям и пеплу людей и восстановить их в прежнем виде. Тогда настанет суд, на котором Бог будет судить мир. У тех, которые предавались нечестию, земля, раскрывшаяся над их головами, закроет их опять, они будут низвергнуты в земли Тартара и геены, сестры Стикса. Наоборот, те, которые придерживались благочестия, воскреснув в мире великого вечного Бога, на лоне нетленного счастья; Бог в награду за их благочестие даст им ум, жизнь и милость. Тогда все увидят себя с глазами, устремленными на очаровательный свет никогда не заходящего солнца. О счастлив человек, который доживет до тех времен!"

Был ли христианином автор этой поэмы? Сердцем, конечно, был, но по-своему. Критики, видящие в этом произведении последователей Иисуса, опираются в своих утверждениях, главным образом, на призыв, приглашающий язычников обратиться и омыть свое тело в текучей воде. Но крещение не было исключительной принадлежностью христианства. Рядом с христианами существовали секты баптистов и гемеробаптистов, к которым более подходит это сибиллийское стихотворение, потому что христианское крещение производится раз в жизни, тогда как крещение, о котором говорится в поэме, было как и молитва, его сопровождающая, средством омовения грехов, таинством, могущим повторяться и которое каждый совершал сам над собой. Было бы непонятно, как в христианском апокалипсисе, почти в двести строк, написанном в начале правления Домициана, ни разу не упоминается о воскресшем Иисусе, появляющемся в виде Сына человеческого на небесных облаках судить живых и мертвых. Прибавим к этому употребление мифологических выражений, никогда не встречавшихся у христианских писателей первого века, искусственный стиль, подделку древнего, геометрического стиля, указывающий на чтение мирских поэтов и долгое пребывание в грамматических школах Александрии.

Сибиллийская литература, по-видимому, зародилась в общинах ессеев или терапевтов; а терапевты, ессеи, баптисты и сибиллисты жили в мире идей, весьма аналогичных христианским идеям и отличались от последних только культом личности Иисуса. Несомненно, впоследствии все эти еврейские секты были поглощены церковью. Постепенно евреи пришли к тому, что представляли из себя только два класса: с одной стороны, еврей - строгий блюститель Закона, тамлмудист, казуист, одним словом, фарисей; с другой стороны, еврей широкий, низводящий иудаизм к некоторого рода природной религии, открытой для добродетельных язычников. Около 80 года еще существовали, особенно в Египте, секты, державшиеся подобной точки зрения и не примыкавшие к Иисусу. Но скоро их не стало, и Церковь включила в себя всех, желавших уклониться от преувеличенных требований Закона и вместе с тем остаться в духовной семье Авраама.

Книга, считающаяся четвертой в собрании сибиллических книг, не единственное в своем роде произведение эпохи Домициана. Предисловие ко всему собранию этих книг, сохраненное нам Феофилом, антиохийским епископом (конца II века), во многом похоже на четвертую книгу и оканчивается таким же образом: "Огненный смерч разразится над вами; пламенные факелы будут вечно жечь вас; но те, которые будут поклоняться истинному бесконечному Богу, наследуют жизнь, вечно обитая в радостных садах рая, вкушая сладкий хлеб, спускающийся со звездного неба". Этот отрывок на первый взгляд представляет некоторыми выражениями признаки христианства; но у Филона встречаются выражения вполне аналогичные. Зарождающееся христианство, помимо божественной воли, приписываемой Иисусу, имело так мало своих специальных черт, что строгое различие между христианским и нехристианским становится весьма затруднительным.

Характерной частностью сибиллийских апокалипсисов служит идея о кончине мира всеобщим пожаром. Многие из библейских текстов наводят на эту мысль. Однако, она не встречается в большом христианском апокалипсисе, носящем имя Иоанна. Первые следы встречаются во втором послании Петра, написанном, как предполагают, гораздо позднее. Упомянутое убеждение, по-видимому, развилось в александрийских кругах и, можно предполагать отчасти имеет свое начало в греческой философии; многие школы, а в особенности школы стоиков, были убеждены в уничтожении мира огнем. Ессеи восприняли это убеждение, и оно скоро стало основанием всех писаний, приписываемых сибиллам, пока подобная литературная фикция продолжала служить формой для выражения фантазии умов, озабоченных будущим. Именно там и у лже-Гитаспа христианские ученые разыскали ее. Вот авторитет предполагаемых ораторов, которых они наивно приняли за откровение. Воображение языческой толпы охватывалось ужасами того же рода, которым также пользовались многие лже-пророки.

Анниан, Авилий, Кердон и Прим, считающиеся преемниками св. Марка, были несомненно древние presbyteri, имена которых сохранились; их превратили в епископов, когда признали епископат божественным установлением и когда каждая епископальная кафедра должна была указать непрерывный ряд преемников от апостольского лица, предполагаемого основателя. Как бы то ни было, александрийская церковь имела определенный характер. Она была антиеврейская; это из ее среды, как мы увидим, через 14-15 лет появилось первое энергичное требование полного разделения между христианством и иудейством, трактат, известный под именем "Послания Варнавы". Но уже позже, через 50 лет, появилось нечто другое, когда зародился гностицизм, объявивший иудаизм творением дурного бога, а главной миссией Иисуса, низвержение Иеговы. Главная роль Александрии, и если хотите, Египта в развитии христианской теологии ясно обрисовалась тогда. Появился новый Христос, также похожий на того, которого мы знаем, как галилейские притчи похожи на мифы Осириса или на символы матери Аписа.