Заключение

Заключение

Когда Российская империя в 1772 г. приступила к аннексии земель Речи Посполитой, в числе ее новых подданных оказалась одна группа – евреи, – которой закон запрещал проживать в пределах России. Новая власть осознавала, что такое положение ненормально, и издала специальный указ, не только разрешивший евреям жить на старых местах, но и гарантировавший все их права и привилегии. Русские едва ли могли правильно оценить последствия этого своего обещания и в еще меньшей степени обладали практическим опытом знакомства с реалиями жизни евреев. Следующие пятьдесят лет они старались восполнить этот пробел в своих знаниях.

Этот процесс опирался на несколько традиций. Первая представляла собой следование известным религиозным предрассудкам, рассматривая евреев как «врагов Христа», и требовала их изгнания или обращения в христианство. Эта традиция всегда оставалась подспудным направлением в русской политике, проявлявшимся в страхе властей перед еврейским прозелитизмом, особенно среди крестьянства. Одновременно с представлением о том, что простонародье склонно впадать в жидовствование, власти также опасались и предубежденности народа против евреев. Эти соображения не позволили Екатерине II в 1762 г. снова разрешить въезд евреев в империю.

Главным проявлением религиозной традиции явилось то, что вера выступала в качестве единственного критерия принадлежности к еврейству до самого краха Российской империи в 1917 г. Согласной этой простой системе, евреем считался каждый член религиозного еврейского сообщества. В случае официального перехода в какое-либо другое вероисповедание новообращенный полностью утрачивал статус еврея. Время от времени религиозные мотивы наталкивали власти на замыслы о всеобщем обращении евреев, однако позиция русской православной церкви в большей степени определялась ее страхом перед якобы присущей иудаизму привлекательностью – о ней как будто свидетельствовали движения христианских сект субботников и жидовствующих. Помимо этих мотивов, религиозная традиция играла очень малую роль в формировании повседневной политики русских властей в отношении евреев.

Кроме того, в России существовала традиция прагматического подхода к евреям, побуждавшая искать способы получения максимальной выгоды от их присутствия в империи. Это течение подкреплялось широко распространенным мнением о евреях прежде всего как о городском, торговом, коммерческом элементе. В тот момент, когда Екатерина II намеревалась развивать городскую жизнь в России, это ставило евреев в выгодное положение, что и проявилось в решении центрального правительства включить евреев в рубрики Городового уложения 1785 г.

Но прагматический подход мог иметь для евреев и отрицательные последствия. В 1791 г. государство, озабоченное конкуренцией со стороны евреев, разорявшей исконное московское купечество, запретило им селиться в старой столице. Основание для этого видели в законодательном положении о том, что евреи не имели права жить во внутренних губерниях империи без особого на то разрешения. Так родилась злосчастная черта еврейской оседлости, а также и законодательный принцип, по которому евреям запрещалось все, что не было им специально разрешено.

Но самое важное влияние на русскую политику в отношении евреев оказала традиция реформ, прямое продолжение идей европейского Просвещения. Новые подходы к евреям зарождались в Западной и Центральной Европе и распространялись на восток, в Польшу. Все державы – участницы разделов Польши, как и их жертва, испытали влияние этих течений мысли. Просвещение видело в евреях поверженные в прах жертвы религиозных преследований, которые заслуживали веротерпимого отношения к себе. Но кроме того, на евреев смотрели как на группу, развращенную столетиями преследований, превративших их в народ, отчужденный от всех остальных и составляющий «государство в государстве». Порочная система религиозного обучения, Талмуд, побуждала евреев ненавидеть всех иноверцев, так называемых гоев. Согласно этим теориям, исторические обстоятельства к тому же превратили евреев в непродуктивный паразитический класс эксплуататоров, которые весьма успешно грабили невежественных и отсталых крестьян. Эти явления, в России характеризуемые как «еврейский фанатизм» и «еврейская эксплуатация», в комплексе составили «еврейский вопрос».

На рубеже XVIII и XIX вв. еврейский вопрос привлек внимание российских администраторов. Опираясь на эти положения, они стремились объяснить многие социально-экономические явления (голодающее белорусское крестьянство, экономические последствия монопольной деятельности в производстве и продаже спиртного), оставляя в стороне то, что все это было лишь косвенно связано с евреями. Концепция еврейского фанатизма и эксплуататорской сущности иудейства служила оправданием политики в еврейском вопросе на протяжении всего царствования Александра I.

Русские реформаторы, вдохновленные теоретическими принципами Просвещения, пытались найти решение еврейского вопроса, которое основывалось бы на разуме, а не на принуждении. Первый еврейский комитет, учрежденный Александром I в 1802 г. и укомплектованный бюрократами-реформаторами, выработал новое «Положение о евреях», представлявшее собой неуклюжую смесь терпимости и ограничений. Евреям предлагалось при помощи образования войти в русло жизни России, в то время как государство разрешило им сохранить традиционную автономную общину, кагал. Был придуман способ повысить экономическую отдачу, переместив евреев из мелкой торговли, шинкарства, арендаторства в мануфактурное производство и в сельское хозяйство. Массовое выселение евреев из сельской местности, как предполагалось, должно было принести в конечном итоге известные выгоды, обещанные новым законом. Получившийся в итоге проект был совершенно оторван от жизни и опирался на глубокое непонимание истинной природы роли евреев в местной экономике. Планы переселений вызывали полный экономический хаос и тяжкие людские страдания. По существу, все они потерпели крах в результате внутренних противоречий и необеспеченности средствами со стороны государства.

В противоположность распространенному стереотипу еврейской политической пассивности, евреи играли важную роль в выработке русской политики. Имевшие давнюю традицию участия в политике Польши через общегосударственные выборные органы – Совет Четырех Земель и Совет Литовской Земли, еврейские общины, попав под русскую власть, активно боролись за сохранение и расширение своих прав и прерогатив. Делегация, направленная еврейскими общинами Белоруссии в 1785 г., добилась включения евреев в число субъектов Городового уложения. Когда же были обеспечены такие возможности, как право участвовать в муниципальных выборах и городском управлении, евреи активно пытались ими воспользоваться. Подобная их активность привела к острому соперничеству с христианскими выборными представителями в городах и навлекла на себя критику со стороны традиционно настроенных еврейских лидеров.

Русское государство согласилось с принципом корпоративного представительства евреев. Первоначально это носило случайный характер. Так, в 1773 г. местная администрация Белоруссии специально работала с еврейскими представителями, чтобы прояснить статус новоприсоединенных еврейских общин. Представители евреев играли также важную консультативную роль в выработке «Положения для евреев» 1804 г. и в его осуществлении. Государство сочло такое участие евреев настолько полезным, что в 1812 г. их представительство при центральной администрации было поставлено на постоянную, непрерывную основу – был учрежден институт депутатов еврейского народа. Государство даже согласилось с принципом избрания обладателей этого поста самими еврейскими общинами.

Яркие случаи вмешательства в ход различных дел отдельных штадланов – евреев, которые были вхожи к высшим сановникам благодаря сочетанию богатства, влиятельности и удачи, нередко затемняли важность повседневной работы избранных депутатов. Впрочем, не следует отрицать важную роль, которую играли и отдельные евреи. Богатые подрядчики, такие, как Нота Ноткин и Абрам Перетц, пользовались своими связями для защиты еврейских интересов. Образованные и культурные евреи, такие, как доктор Илья Франк или Иехуда Лейб Невахович, могли привлекать к своим выступлениям внимание высших сановников и широкой российской публики. Словом, евреи, как в официальном, так и в неофициальном качестве играли активную роль в определении собственной судьбы в этот период. Одновременно во внутренней жизни общины происходили важные перемены, выразившиеся в резком подъеме религиозно-возрожденческого движения хасидов и гораздо более постепенном усилении просветительского еврейского движения, Гаскалы.

К концу александровского правления представление о «еврейском вопросе» прочно утвердилось в совокупном сознании российских властей и, в меньшей степени, в общественном мнении. Существование проблемы стало общепризнанным фактом, причем все считали ее разрешимой. В будущем споры велись не о принципиальной возможности найти тот или иной выход, но о том, как это сделать. Явная неудача реформ, намеченных «Положением» 1804 г., с их лозунгом поощрения реформ «издалека», породила в царствование Николая I политику гораздо более активного вмешательства в решение еврейского вопроса. Николаевская программа осталась в истории благодаря запрету кагала и созданию государственной системы школьного образования для евреев, а также отличалась жесткой политикой, нацеленной на принуждение, а не на поощрение «еврейской продуктивности».

Россия, собрав евреев под своей властью, поначалу оказалась для них щедрой мачехой, но явная неудача позитивной политики привела к тому, что в последующий период отношения между Россией и евреями все усложнялись и становились все более драматичными.