Глава 3. Гуру

Глава 3. Гуру

Приступая к изучению духовности, мы сталкиваемся с проблемой наших взаимоотношений с учителем, ламой, гуру,– как бы мы не называли то лицо, которое дает нам духовное понимание. Эти слова, особенно термин “гуру”, приобрели на Западе значение и ассоциации, которые уводят читателя в ошибочном направлении и, в общем, увеличивают путаницу относительно вопроса о том, что значит проходить обучение под руководством духовного учителя. Этим я не хочу сказать, что на Востоке понимают, как вступать во взаимоотношения с гуру, а на Западе этого не знают. Данная проблема является всеобщей. Люди всегда начинают изучение духовности, когда у них уже образовались устоявшиеся идеи относительно того, что они от этого получат, как следует вести себя с лицом, от которого, как они полагают, будет получено ожидаемое знание. Само представление о том, что мы получим нечто от гуру – счастье, спокойствие ума, мудрость, все то, чего мы ищем,– является одним из самых препятствующих предварительных мнений. Поэтому, я думаю, что не будет бесполезным рассмотреть, каким образом некоторые известные ученики решали проблему взаимоотношений с духовностью и духовным учителем. Возможно, эти примеры окажутся как-то связаны и с нашими духовными исканиями.

Одним из самых известных тибетских мастеров, а также одним из главных гуру линии кагью, к которой принадлежу и я, был Марпа, ученик индийского гуру Наропы; в свою очередь Марпа был учителем Миларепы, самого знаменитого своего духовного сына. Марпа служит примером человека, стоявшего на пути к тому, чтобы стать личностью, добившегося успеха в жизни своим трудом. Он родился в семье земледельцев, но с юных лет был честолюбив и избрал для своего пути к продвижению ученость и ремесло священника. Мы можем вообразить, какие колоссальные трудности встретились сыну земледельца, какая колоссальная решимость понадобилась ему для того, чтобы он смог добиться для себя поста священнослужителя местной религиозной традиции. В Тибете X века для такого человека существовало мало способов достигнуть высокого положения; он мог сделаться бандитом, разбойником, купцом или, чаще всего, крестьянином. Вступление в местный клир в то время было приблизительно равносильно получению званий врача, юриста и преподавателя колледжа одновременно.

Марпа начал изучать санскрит, тибетский язык и разговорные диалекты Индии. После почти трехлетних занятий он стал достаточно подготовленным, чтобы начать зарабатывать деньги в качестве ученого; за счет этих денег он продолжал свои занятия по изучению религии и, в конце концов, сделался буддийским священнослужителем высокого ранга. Такое положение принесло ему некоторую степень известности в округе; однако честолюбивый Марпа стремился к большему. Хотя он к тому времени был женат и имел семью, он продолжал откладывать деньги из заработка, пока не накопил большую сумму золотом. Тогда он объявил родным, что собирается отправиться в Индию, чтобы получить там новые знания. В то время Индия была мировым центром буддизма; там находился университет Наланды; это была родина величайших буддийских святых и ученых. Марпа имел намерение собрать и изучить тексты, неизвестные в Тибете, привезти их на родину и перевести, чтобы таким образом достигнуть положения великого ученого-переводчика. В те времена, как и до самого недавнего прошлого, путешествие в Индию было долгим и опасным; так что родители и семья Марпы старались отговорить его от этого предприятия. Но он остался тверд и пустился в путь со своим приятелем, сотоварищем по учению.

После нескольких месяцев нелегкого пути они перешли через Гималаи, достигнув Индии, и продолжали путь до Бенгалии, а там каждый пошел своим путем. Оба имели хорошую подготовку в области языка и религии и потому решили искать для себя учителей отдельно друг от друга, в соответствии со своими склонностями. Перед расставанием они договорились о том, чтобы вновь встретиться для возвращения домой.

Еще во время путешествия через Непал Марпа случайно услышал об учителе Наропе. То был человек огромной известности. Одно время он возглавлял университет Наланды, бывший, пожалуй, величайшим центром буддийской науки во всей истории буддизма. Однако на вершине своей карьеры он, почувствовав, что понимает смысл учений, но не подлинное их значение, оставил свой пост и пустился в поиски гуру. В течение двенадцати лет он с жесточайшими трудностями проходил обучение под руководством учителя Тилопы, пока наконец не достиг освобождения. К тому времени, когда Марпа услыхал о нем, он считался одним из величайших буддийских святых, когда-либо живших на Земле. Естественно, Марпа принялся его разыскивать.

В конце концов Марпа разыскал Наропу; тот жил в нищете в простой хижине в лесах Бенгалии. Марпа ожидал найти великого учителя в центре какого-нибудь высокоорганизованного религиозного окружения; поэтому он испытал некоторое разочарование. Однако его несколько смущала непривычная обстановка чужой страны; он хотел найти оправдание увиденному и подумал, что, по всей вероятности, таков образ жизни индийских учителей. К тому же слава Наропы перевесила его разочарование; поэтому он отдал Наропе большую часть своего золота и попросил преподать учение. Марпа объяснил, что он женатый человек, священник, ученый и земледелец из Тибета, что он не желает отказываться от созданной для себя жизни, а хочет собрать тексты, вернуться в Тибет и перевести их, чтобы заработать на этом много денег. Наропа очень мягко согласился на просьбу Марпы, дал ему наставления, и все пошло гладко

Спустя некоторое время Марпа решил, что собрал достаточно поучений для своих целей и стал собираться домой. Он добрался до гостиницы в большом городе, где присоединился к своему сотоварищу по путешествию. Оба решили посидеть вместе и сопоставить результаты своих усилий. Когда приятель Марпы увидел то, что он собрал, он рассмеялся и сказал: “То, что ты собрал, никому не нужно! Эти тексты уже имеются в Тибете, тебе надо найти что-нибудь более волнующее и редкое. Вот я нашел необыкновенные учения, получив их от весьма великих мастеров”.

Разумеется, Марпа был чрезвычайно разочарован и потрясен, ведь он проделал столь долгий путь с множеством трудностей и большими затратами; поэтому он решил вернуться к Наропе и попытать счастья еще раз. Когда он пришел к хижине Наропы и попросил более редкое и экзотическое, более трудное учение, Наропа к его удивлению ответил: “Жаль, но сейчас ты не можешь получить это учение от меня. Тебе придется пойти к другому человеку по имени Кукурипа и получить учение от него. Путь к нему труден, в особенности потому, что Кукурипа .живет на острове, расположенном в середине ядовитого озера. Но это как раз тот человек, которого тебе надо увидеть, если ты хочешь получить такое учение”.

На сей раз Марпа совсем отчаялся и решил найти Кукурипу. Кроме всего прочего, Марпа подумал, что если этот Кукурипа обладает учением, которое ему не состоянии дать сам великий Наропа, если к тому же он обитает в середине ядовитого озера, тогда он должен оказаться совершенно необыкновенным человеком, великим мистиком.

И вот Марпа отправился в путь. Ему удалось переплыть озеро; высадившись на острове, он начал искать Кукурипу, и он нашел старика индийца, жившего в грязи среди сотен собак. Ситуация была по меньшей мере необычной; однако Марпа все же попытался поговорить с Кукурипой. Но все, что он услышал, было сплошной бессмыслицей; Кукурипа говорил что-то совершенно непонятное.

Положение стало почти невыносимым – не только потому, что речь Кукурипы оказывалась недоступной пониманию, но еще и потому, что Марпе постоянно приходилось быть настороже из-за сотен собак. Едва лишь ему удавалось подружиться с одной из них, как другая начинала рычать и норовила укусить его. Наконец, выйдя из себя, Марпа отбросил все старания, перестал пытаться делать записи и оставил намерения получить какую бы то ни было тайную доктрину. Как раз в этот момент Кукурипа начал говорить с ним полностью понятным связным языком, а собаки перестали его беспокоить. Марпа получил учение.

Закончив обучение у Кукурипы, он еще раз вернулся к своему первому гуру, Наропе. Наропа сказал: “А теперь ты должен вернуться в Тибет и учить. Недостаточно получить только теоретическое учение. Тебе необходимо пройти через определенный жизненный опыт. Тогда ты сможешь вернуться сюда еще раз и учиться дальше”.

Марпа снова повстречался со своим собратом по исканиям; вместе они отправились в далекое обратное путешествие до Тибета. Товарищ Марпы также изучил очень многое; оба везли с собой кипы рукописей и по пути беседовали о том, что узнали. Вскоре Марпа начал ощущать какую-то неловкость по отношению к своему другу: ему стало казаться, что тот все более и более старается выяснить, какие учения собрал Марпа. Их разговоры каким-то образом все настойчивей и настойчивей стали возвращаться к этому предмету, пока наконец товарищ не решил, что Марпе удалось добыть более ценные учения, поэтому он стал проявлять настоящую зависть. И когда они на пароме пересекали какую-то реку, товарищ Марпы принялся жаловаться на то, что он придавлен грузом, который они везут, что ему неудобно сидеть. Он стал пересаживаться на другое место, как бы стараясь устроиться поудобней,– и, делая это ухитрился уронить в реку все рукописи Марпы. Марпа в отчаянии пытался спасти их. но напрасно – его рукописи пропали! Все тексты, которые он собрал с такими невероятными трудностями, исчезли в одно мгновение.

И вот так Марпа вернулся в Тибет с чувством большой потери. Он много рассказывал о своих путешествиях и занятиях, однако у него не было никаких основательных подтверждений собственных знаний и переживаний. Тем не менее, он провёл несколько лет в работе, а также учил людей,– и через некоторое время к своему удивлению начал понимать, что его записи оказались бы для него бесполезными, даже если бы ему удалось их спасти. Будучи в Индии, он делал заметки лишь о тех аспектах учения, которых не понимал, и не записывал те поучения, которые составляли часть его собственного опыта. И только через несколько лет он обнаружил, что эти поучения сделались частью его самого.

Сделав такое открытие, Марпа утратил всякую охоту извлечь выгоду из полученных учений. Он более не беспокоился о том, чтобы заработать деньги или приобрести престиж; вместо этого он почувствовал вдохновенное стремление достичь просветления. Поэтому он снова собрал золотой песок для подношения Наропе и еще раз совершил путешествие в Индию. На этот раз он шел, полный желания увидеть своего гуру и получить от него подлинное учение.

Но следующая встреча Марпы с Наропой оказалась совершенно иной, чем раньше. Наропа казался очень холодным и бесстрастным, почти враждебным. Его первыми словами были: “Хорошо, что ты пришел еще раз. Сколько золота ты принес за мои поучения?” Марпа собрал много золота, но он хотел сохранить кое-что для себя в возмещение расходов и на возвращение домой. Поэтому он развязал мешок и подал Наропе только часть того, что там было. Взглянув на подношение, Наропа сказал: “Нет, этого мало. За мои поучения надо отдать больше золота. Отдай мне все, что у тебя есть”. Марпа отдал еще немного, и Наропа снова потребовал; так продолжалось до тех пор, пока наконец Наропа не рассмеялся и не сказал: “Ты думаешь, что своим обманом сможешь купить свое учение?” Тогда Марпа уступил и отдал Наропе все имевшееся у него золото. И тут его ожидало потрясение: Наропа взял мешки и стал швырять золотой песок в воздух!

Внезапно Марпу охватило крайнее смятение; он просто обезумел, не будучи в состоянии понять происходящее. Ведь он усердно зарабатывал это золото, чтобы купить столь желанное учение; да и сам Наропа, казалось, нуждался в золоте, соглашаясь учить Марпу в обмен на него. И вот он бросает это золото на землю! Тогда Наропа сказал ему: “Какая мне нужда в этом золоте? Для меня целый мир – золото”.

Здесь-то и произошел великий для Марпы момент: это был момент раскрытия. Он раскрылся и оказался способным получить учение. После этого он надолго остался у Наропы, и его обучение было весьма суровым; но теперь он не просто слушал поучения, как это было раньше, ему приходилось прокладывать себе путь через них. Ему пришлось отказаться от всего, что он имел, не только от материального обладания, но и от всего, что он держал в уме; все должно было уйти. Это был постоянный процесс раскрытия и покорности.

В случае Миларепы ситуация развивалась совсем иначе. Миларепа был крестьянином, гораздо менее ученым и утонченным, чем Марпа в момент встречи с Наропой; он совершил много преступлений, в том числе и убийство. До крайности несчастный, он жаждал просветления и был готов заплатить любую цену, которую потребует Марпа. Поэтому Марпа требовал заплатить ему на самом буквальном физическом уровне: он заставил его выстроить один за другим несколько домов; а когда каждый из них был готов, Марпа требовал, чтобы Миларепа ломал дом и уносил камни туда, еде их нашел, чтобы они не портили вида. Всякий раз, приказывая Миларепе разрушить дом, Марпа придумывал какую-нибудь нелепую причину. То он говорил, что был пьян, когда приказывал построить дом, то утверждал, что вообще никогда не заказывал именно такой дом. И всякий раз Миларепа, полный страстного желания получить учение, разрушал дом и начинал строить новый.

Наконец Марпа велел построить башню в девять этажей. Миларепа испытывал невероятное физическое напряжение, когда таскал камни и строил башню; закончив работу, он отправился к Марпе и еще раз попросил об учении. Но Марпа возразил: “Ты хочешь получить учение просто так, за то, что выстроил для меня эту башню? Нет, боюсь, что тебе придется еще раз поднести мне дар, как плату за посвящение”.

К тому времени у Миларепы не осталось никакой собственности, потому что он тратил все время ни строительство домов. Но жена Марпы Дамема пожалела его и сказала: “Эти башни, которые ты построил,– такой чудесный знак преданности и веры. Конечно, муж не обратит внимания, если я дам тебе несколько мешков ячменя и сверток ткани, а ты заплатишь ими за посвящение”, И вот Миларепа принес ячмень и ткань в кружок, где учил Марпа, и предложил их в качестве своей платы вместе с дарами других учеников. Но Марпа узнал эти дары, пришел в ярость и закричал на Миларепу: “Лицемер, эти вещи принадлежали мне. Ты пытаешься обмануть меня!” – и буквально вытолкал Миларепу из круга посвященных.

На этот раз Миларепа утратил всякую надежду когда-либо упросить Марпу преподать ему учение. В отчаянии он решил убить себя – и уже собирался сделать это, когда Марпа пришел к нему и сказал, что теперь он готов для того, чтобы получить учение.

Процесс получения знаний зависит оттого, чтобы ученик что-то отдал взамен; необходима какая-то психологическая отдача, какой-нибудь дар. Вот почему, прежде чем мы сможем говорить о взаимоотношениях между учителем и учеником, нам необходимо рассмотреть отдачу, раскрытие, отказ от ожиданий. Существенный момент заключается в том, чтобы отречься, отдаться, раскрыться, представить себя гуру в своем подлинном виде, а не пытаться изображать достойного ученика. Не имеет значения, сколько вы хотите заплатить, правильно ли вы себя ведете, достаточно ли вы умны, чтобы безошибочно отвечать своему гуру. Эта процедура не похожа на собеседование перед поступлением на работу или на покупку нового автомобиля. Получите вы работу или нет – зависит от того, как вы себя зарекомендовали, от того, как вы одеты, насколько тщательно вычищены ваши туфли, как хорошо вы говорите, как приятны ваши манеры. А если вы покупаете автомобиль, все упирается в ваши деньги и в состояние вашего кредита. Но когда дело касается духовности, требуется нечто большее. Здесь мы не устраиваемся на работу, не наряжаемся, чтобы произвести на возможного работодателя благоприятное впечатление. Такие уловки неприменимы в общении с гуру, потому что он видит вас насквозь. Ему смешно смотреть на то, что мы оделись специально для собеседования. В подобной ситуации располагающие жесты ни к чему; фактически, они бесполезны. Мы должны действительно отдаться раскрытию перед своим учителем, должны по-настоящему пожелать отбросить свои предвзятые мнения. Так, Миларепа предполагал, что Марпа окажется великим ученым, благочестивым человеком, облаченным в одеяние йогина с четками в руках, что он будет повторять мантры, заниматься медитацией. Вместо этого он увидел, что Марпа работает на земле, распоряжается пахарями и сам пашет землю, ходит за плугом.

Боюсь, что Западе словом “гуру” злоупотребляют. Лучше говорить о “духовном друге”, потому что учения подчеркивают, что встреча двух умов бывает взаимной. Это скорее факт двустороннего общения, чем взаимоотношений господина и слуги, высокоразвитого существа и существа неразвитого и заблуждающегося. Во взаимоотношениях господина и слуги такое высокоразвитое существо может представляться не только сидящим на своем седалище, но даже парящим в воздухе, витающим где-то в выси, взирающим на вас сверху вниз. Его голос кажется пронизывающим, наполняющим собой пространство; и каждое слово, каждый кашель, каждое движение являют собой знак мудрости. Но все это лишь сновидения. Гуру должен быть духовным другом, который общается с нами и раскрывает нам свои качества, как это было во взаимоотношениях Марпы с Миларепой, а также Наропы с Марпой. Марпа представил свое качество крестьянина – йогина. Случилось так, что у него была жена и семеро детей, а потому он держал хозяйство и возделывал землю, чтобы прокормить себя и семью. Но эта деятельность была лишь обычной частью его жизни. Он заботился об учениках так же, как заботился о семье и о урожае. Он был настолько основательным человеком, обращавшим внимание на каждую деталь своей жизни, что оказался способным быть не только знающим отцом и земледельцем, но также и компетентным учителем. В стиле жизни Марпы не было никакого физического или духовного материализма. Он не подчеркивал элемент духовности, не пренебрегал семьей ил” своими физическими взаимоотношениями на Земле. Если вас не захватил материализм в физической или духовной области, тогда нет никакого стремления подчеркивать крайности.

Не будет также полезным выбирать себе в качестве гуру кого-нибудь просто потому, что это известная личность, человек, который приобрел славу, опубликовав множество книг и обратив тысячи или миллионы людей. Вместо этого руководящей линией нашего поведения должен быть вопрос о том, способны мы или нет к общению с этой личностью, к общению непосредственному и полному. В какой степени мы вовлечены в самообман? Если мы действительно раскрываемся для своего духовного друга, тогда мы непременно работаем вместе с ним. Но способны ли мы говорить с ним правильно и откровенно? Знает ли он о нас все? Знает ли он в данном случае все о себе? Действительно ли гуру способен видеть сквозь ваши маски, общаться с вами непосредственно должным образом? В поисках учителя именно это должно быть руководящей линией, а не слава или мудрость.

Есть интересный рассказ о том, как несколько человек решили отправиться к одному великому тибетскому учителю и учиться у него. Они уже кое-что изучали у других учителей и теперь решили сосредоточить свои усилия на стремлении учиться именно у этого человека. Всем им хотелось стать его учениками, и они добивались того, чтобы он их принял; но великий учитель не пожелал этого сделать. “Я приму вас лишь при одном условии, – заявил он.– А именно: если вы захотите отречься от своих предыдущих учителей”. Все пришедшие умоляли принять их, говорили, как они преданы, как высока репутация гуру, как сильно им хочется учиться под его руководством. Но он отказался принять их, если они не согласятся на его условие. Наконец все собравшиеся, кроме одного, решили отречься от предыдущих учителей, у которых они фактически многому научились. Гуру казался очень довольным и счастливым, когда они сделали это, и велел всем прийти к нему на следующий день.

Но, когда они вернулись, он сказал: “Я понимаю все ваше лицемерие. На следующий раз вы пойдете к другому учителю и отречетесь от меня. Так что убирайтесь прочь!” И он выгнал их всех за исключением единственного человека, который счел ценным то, чему учился раньше. Человек, которого он принял, больше не хотел играть и продолжать лживую игру, не хотел пытаться понравиться гуру, притворяясь не тем, чем он был на самом деле. Если вы собираетесь подружиться с духовным учителем, вы должны сделать это просто и открыто, так, чтобы общение было общением между равными,– а не стараться завоевать расположение гуру (мастера).

Для того, чтобы гуру принял вас как друга, вам необходимо раскрыться; вам, вероятно, придется пройти ряд проверок у своего духовного друга. Эти проверки осуществляются в обычных жизненных ситуациях: и все они принимаю! форму разочарования. На какой-то ступени вы станете сомневаться в том, что духовный друг вообще питает к вам какое-либо чувство, какую-либо эмоцию. Здесь вы имеете дело с собственным лицемерием. Лицемерие, притворство – основные особенности эго, они чрезвычайно плотны; у них очень толстая кожа, Мы склонны облачаться в доспехи, надевая одну защитную одежду на другую. Это лицемерие оказывается столь плотным, столь многоплановым, что едва лишь мы удаляем один слой доспехов, как под ним обнаруживается другой. Впрочем, мы надеемся, что полностью нам раздеться не придется, что если мы снимем только несколько слоев, то будем выглядеть вполне прилично. И тогда мы появляемся в новых доспехах с такой смиренной физиономией. Но наш духовный друг не носит доспехов; это – обнаженная личность. В сравнении с его обнаженностью мы кажемся одетыми в цемент. У нас настолько плотные доспехи, что друг не в состоянии почувствовать текстуру нашей кожи, нашего тела. Он не может даже как следует увидеть наше лицо. Существует множество рассказов о взаимоотношениях учителя и ученика в прошлые времена, гам повествуется о том, как ученику приходилось совершать множество длительных путешествий и подвергаться бесчисленным трудностям, пока его импульсы и его восхищение не начнут истощаться. Это и кажется главным пунктом: импульс, побуждающий нас искать нечто, сам по себе не является препятствием. Когда этот импульс начинает истощаться, когда проявляется наша фундаментальная нагота, тогда имеет место встреча двух умов.

Было сказано, что первая ступень встречи с духовным другом подобна посещению супермаркета: мы возбуждены, мы мечтаем о самых разнообразных вещах, которые собираемся купить,– иными словами, мы думаем о богатстве личности духовного друга, о красочных ее свойствах. Вторая ступень подобна явке на суд, как если бы вы были преступником. Вы не способны выполнять требования духовного друга, и вы начинаете ощущать смущение, потому что знаете: ему известно о вас столько же, сколько и вам самим, а это чрезвычайно неудобно. На третьей ступени, когда вы приходите навестить духовного друга, зрелище напоминает вам вид коровы, которая счастливо пасется на лугу. Вы просто восхищаетесь ее мирным поведением и ландшафтом, а затем проходите мимо. Наконец, четвертая ступень подобна камню на дороге: вы даже не обращаете на него внимания, а просто проходите мимо.

Вначале имеет место своего рода ухаживание за гуру, любовная история. Насколько вы свободны, чтобы завоевать расположение этой дружеской личности? Существует склонность искать большей близости к духовному другу, потому что вы действительно хотите учиться, чувствуете по отношению к нему сильное восхищение. Однако в то же время друг производит на вас весьма пугающее впечатление – он подавляет вас. Получается, что ситуация не совпадает с вашими ожиданиями; из-за этого возникает чувство неудобства: “Может быть, я не способен целиком и полностью раскрыться”. Развивается особый процесс одновременной любви и ненависти, своеобразной отдачи и бегства. Иными словами, мы начинаем какую-то игру – мы желаем раскрыться перед гуру, войти в любовную связь с: ним, и вместе с тем желаем убежать от него. Если мы подходим к духовному другу чересчур близко, мы начинаем чувствовать его подавляющее воздействие. Как говорит тибетская пословица: “Гуру подобен огню – если подходишь слишком близко, то обжигаешься; а если стоишь далеко, то не получаешь достаточно тепла”. Такого рода ухаживание имеет место со стороны ученика. Вы стремитесь приблизиться к учителю, но если вы это сделаете, вы обжигаетесь, и тогда вам хочется убежать совсем.

В конце концов взаимоотношения становятся очень существенными и прочными; вы начинаете понимать, что желание быть ближе к гуру и желание отдалиться от него – это просто ваша собственная игра. Эти желания не имеют ничего общего с подлинной ситуацией, а являются всего лишь галлюцинацией. Гуру, или духовный друг, всегда горит – это жизненный огонь. Вы можете играть с ним или не играть – дело ваше.

Затем взаимоотношения с духовным другом приобретают весьма творческий характер. Вы принимаете ситуацию как его подавляющего влияния, так и его отдаленности. Если он решает, что ему следует сыграть роль ледяной воды, вы принимаете это; если он решает играть роль опаляющего пламени,– вы принимаете и это. Ничто не в состоянии потрясти вас, и вы приходите к примирению с ним.

На следующей ступени, приняв все, что может сделать ваш духовный друг, вы начинаете терять свое собственное вдохновение, потому что полностью покорились, целиком оставили все. Вы чувствуете, что уменьшились до размеров пятнышка пыли. Вы незначительны, вы начинаете ощущать, что единственный мир, который существует,– это мир духовного друга, мир гуру. Ситуация подобна той, которая бывает, когда вы смотрите кинофильм: он настолько интересен, что вы становитесь его частью; и вот уже нет ни вас, ни зала, ни стульев, ни зрителей, ни друзей возле вас. Существует только фильм. Эта ступень называется “периодом медового месяца”, когда все видится как часть центрального существа, гуру. Вы – не более чем бесполезная незначительная личность, постоянно питаемая этим великим, чарующим центральным существом. Всякий раз, когда вы чувствуете слабость, утомление или усталость, вы идете и просто садитесь в этом кинозале – и оказываетесь увлеченными, возвышенными, омоложенными. В этом пункте культ личности гуру становится явным. Гуру – это единственно существующая в мире личность, живая и вибрирующая. Самый смысл вашей жизни зависит от него; если вы умираете, то умираете ради него, если живете, то продолжаете жить ради него, так как сами не имеете никакого значения.

Однако такое увлечение духовным другом не может продолжаться вечно. Рано или поздно его интенсивность должна угаснуть, и вам придется встать перед собственной жизненной ситуацией и собственной психикой. Это похоже на окончание медового месяца после женитьбы. Вы не только ощущаете возлюбленного или возлюбленную фокусом вашего внимания, но начинаете также обращать внимание на его или ее жизненный стиль – на то, что делает этого человека учителем и находится вне пределов его индивидуальности и личности. Таким образом на сцену выступает также и принцип “универсальности гуру”. Каждая проблема, с которой вы встречаетесь в жизни, оказывается частью вашего брака. Всякий раз, сталкиваясь с трудностями, вы слышите голос гуру. Это та точка, где мы начинаем приобретать независимость от гуру как возлюбленного, ибо выражением учения делается сама ситуация. Сначала вы покорились духовному другу. Затем вы общались с ним, занимались игрой. А теперь пришли к состоянию полной открытости. В результате этой открытости, как ее следствие, вы начинаете видеть в каждой ситуации особое качество, свойственное гуру; вы видите, что все ситуации в жизни предлагают вам возможность быть такими же открытыми, какими вы бываете г общении с гуру; следовательно, все вещи способны стать вашим гуру.

Медитируя в строгом уединении в долине Драгоценности Красной Скалы, Миларепа имел живое видение своего гуру Марпы. Ослабевший от голода, подавленный стихиями, он вышел из пещеры, чтобы собрать дров,– и потерял сознание. Придя в себя, он взглянул на восток и увидел там белое облако, тянувшееся в направлении, где жил Марпа. С великой страстью он запел песнь мольбы, говоря Марпе, как сильно ему хочется оказаться подле него. И вот ему в видении явился Марпа на белоснежном льве; Марпа сказал Миларепе что-то вроде следующих слов: “Что делается с тобой? Или это какое-то нервное расстройство? Ты постиг дхарму, поэтому продолжай медитацию”. Миларепа обрел спокойствие и вернулся в свою пещеру для медитации. Его доверие к Марпе и зависимость от него в данном случае указывают на то, что он еще не освободился от понятия гуру как индивидуальной личности.

Однако вернувшись в пещеру, Миларепа обнаружил, что она полна демонов; их тела были не больше пальца, а глаза – широкими, как сковороды. Он испробовал все возможные хитрости, чтобы заставить их прекратить насмешки и не мучить его; но демоны не уходили, пока Миларепа в конце концов не прекратил попытки игры, не распознал собственного лицемерия и не отдался состоянию раскрытия. Начиная с этого момента мы отмечаем необычайную перемену в его песнях,– ибо он научился отождествлять себя с универсальным качеством гуру, не ограничиваясь лишь взаимоотношениями с Марпой, как индивидуальной личностью.

Духовный друг становится частью вас, оставаясь при этом внешней индивидуальной личностью. Как таковой, как внешний и внутренний фактор, гуру играет очень важную роль в проникновении внутрь вашего лицемерия, в его выявлении. Гуру может быть личностью, действующей подобно зеркалу, в котором виднеется ваше отражение; или же форму духовного друга принимает ваш собственный глубинный разум. Когда начинает действовать внутренний гуру, вы уже никогда не можете уклониться от требования раскрытия. Глубинный разум преследует вас: повсюду; вы не сумеете убежать от собственной тени – “большой брат наблюдает за вами!” Однако это не какие-нибудь внешние Существа, которые следят за нами и преследуют нас: мы сами охотимся за собой. За нами наблюдает собственная тень.

Мы могли бы взглянуть на этот факт с двух разных точек зрения. Можно видеть в гуру какого-то духа, который следит за нами и высмеивает наше лицемерие. В понимании того, что мы такое, могло бы присутствовать некое демоническое свойство; тем не менее здесь всегда налицо и творческое качество духовного друга, которое также становится частью нас самих. Глубинный разум постоянно присутствует в жизненных ситуациях. Он бывает настолько острым и проницательным, что на некоторой стадии вы уже не в состоянии о него избавиться, даже если бы и захотели. Иногда он выражается в форме суровости, иногда в виде ободряющей улыбки. В тантристской традиции сказано, что вы не видите лица гуру, а все время видите лишь его выражение. Будет ли оно улыбающимся, усмехающимся или сердито нахмуренным,– оно остается частью жизненной ситуации. Этот глубинный разум, татхагата-гарбха, или природа будды, всегда присутствует во всяком переживании, которое приносит нам жизнь; укрыться от него невозможно. Недаром в учении сказано: “Лучше не начинать, но если ты уже начал, лучше закончить”. Поэтому вам лучше не вступать на духовный путь, если вы не чувствуете, что должны это сделать. А если сделали единственный шаг в эту сторону, вы уже действительно вступили на него и не можете отступить. Уклоняться теперь нельзя.

Вопрос:Познакомившись с разными духовными центрами, я чувствую, что личности, подобная Марпе, должна представлять весьма трудное явление для большинства приверженцев этих линий. Потому что здесь перед нами человек, который как будто не делает ничего из того, что, как утверждает каждый, приведет нас на путь. Он не аскет, не отрекается от жизни; он следит за своими повседневными делами. Это нормальный человек и вместе с тем, по всей вероятности,– это учитель с огромными способностями. Является ли Марпа единственным человеком, который использовал большую часть возможностей нормальной жизни, не подвергаясь невероятным страданиям аскетизма и очистительной дисциплины?

Ответ:Конечно, Марпа – это пример возможностей, открытых для нас всех. Однако в действительности он пережил труднейшую дисциплину и тренировку во время пребывания в Индии. Упорно занимаясь под руководством индийских учителей, он подготовил свой путь. Но я думаю, что нам необходимо понять истинный смысл слов “дисциплина” и “аскетизм”. Основная идея аскетизма – вести жизнь в соответствии с дхармой, т.е. обладать фундаментальным здравым смыслом. Если вы находите, что вести обычную жизнь разумно, это и есть дхарма. В то же время вы можете найти, что жизнь аскета-йогина, как она описана в текстах, могла бы оказаться выражением безумия. Все зависит от индивида. Вопрос здесь в том, что будет разумным для вас, что окажется по-настоящему прочным, здравым, устойчивым подходом к жизни. Будда, например, не был религиозным фанатиком, который пытается действовать в соответствии с каким-то высоким идеалом. Он всего лишь общался с людьми – просто, открыто и очень мудро. Его мудрость пришла от трансцендентного здравого смысла; его учение было разумным и открытым.

Проблема как будто заключается в том, что людей беспокоит конфликт между религиозным и мирскими элементами. Они находят очень трудным примирить гак называемое “высшее сознание” с практическими делами. Но категории высшего и низшего, религиозного и мирского, не кажутся обладающими связью с таким подходом к жизни, который основан на глубинном здравом смысле.

Марпа был всего лишь обычной личностью; он был поглощен переживанием каждой детали своей жизни. Он никогда не старался быть чем-то особенным; когда он терял власть над собой, выходил из себя и бил учеников, он просто делал это, никогда не играл и не притворялся. С другой стороны, религиозные фанатики всегда стараются жить согласно какой-то предполагаемой всеобщей модели; они пытаются подчинить себе людей, упорно и яростно идут по своему пути, как будто сами являются совершенно чистыми и добрыми людьми. Но я полагаю, что такие старания доказать, что вы хороши, указывают на своеобразный страх. А Марпе ничего не надо было доказывать; он был просто разумным, прямым, очень солидным гражданином – и в то же время весьма просветленной личностью. Фактически он является отцом лини кагью; от него проистекают все учения, которые мы изучаем и практикуем.

Вопрос:Есть одно выражение дзэн: “Сначала горы – это горы, ручьи – это ручьи. Затем горы – это не горы, и ручьи – не ручьи. Но в конце горы – снова горы, и ручьи – снова ручьи”. Так вот, не находимся ли мы на той ступени, где горы – не горы, и ручьи – не ручьи? Однако вы здесь подчеркиваете качество ординарности. Не должны ли мы пройти через период “необычного”, прежде чем сможем быть действительно обычными людьми?

Ответ:Марпа был сильно потрясен, когда убили его сына; один из учеников спросил: “Вы говорили нам, что все иллюзия; а как насчет смерти вашего сына? Не иллюзия ли это?” Марпа ответил: “Верно. Но смерть моего сына – это сверхиллюзия”.

Когда мы впервые переживаем подлинную обыденность,– это нечто весьма экстраординарно ординарное, нечто настолько необычное, что нам хотелось бы сказать, что горы – это не горы, или ручьи – не ручьи. Ибо мы видим их столь обычными, видим их с такой точностью, такими “каковы они есть”. Эта экстраординарность проистекает из переживания раскрытия. Но в конце концов такая сверхординарность и точность становятся повседневным событием, чем-то таким, с чем мы живем все время, чем-то подлинно ординарным,– и мы оказываемся опять там, откуда начали: горы – это горы, и ручьи – это ручьи. Тогда мы способны избавиться от напряжения.

Вопрос:А как вы сбрасываете доспехи? Как вы раскрываетесь?

Ответ:Вопрос не в том, как вы это делаете. Для раскрытия не существует какого-то ритуала, церемонии или формулы. Первое препятствие – сам вопрос “как?” Если вы не задаете себе вопросов, не следите за собой, вы просто делаете это. Мы не размышляем о том, как вызвать рвоту, нас просто рвет, нет времени раздумывать; рвота просто происходит. Если мы сильно напряжены, тогда мы почувствуем сильнейшую боль и не сумеем как следует вырвать. Мы будем стараться удержать рвотные движения, бороться с болезнью. Нам надо научиться расслабляться, когда мы больны.

Вопрос:Какие жизненные ситуации становятся вашим гуру, имеет ли значение то обстоятельство, какую форму принимает ситуация, в какой ситуации вы себя обнаруживаете?

Ответ:У вас совершенно нет никакого выбора. Все, что происходит, есть выражение Гуру. Ситуация может быть болезненной или вдохновляющей; но в этом раскрытии, когда вы видите ситуацию как гуру, удовольствие или страдание суть одно и то же.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.