Миф или действительность?

Миф или действительность?

Существовал ли Иисус Христос как историческое лицо?

Многим в наши дни сам этот вопрос может показаться странным. Тем не менее обсуждать его приходится, поскольку атеистическая пропаганда продолжает отстаивать так называемую мифологическую теорию возникновения христианства. Десятки лет лишь она одна допускалась у нас как в научных трудах, так и в популярной литературе, и, к сожалению, по сей день первое, что узнают о Христе сотни тысяч учащихся, — это то, что Его якобы “никогда не было”.

За мифологическую теорию атеизм держится не случайно. Ведь она ставит под удар само существование христианства.

Разумеется, если бы речь шла о какой-либо из естественно-научных гипотез, проблема не стояла бы так остро. Ученые всегда выдвигали новые теории, сменявшие одна другую, и лишь непонимание границ научного познания и веры провоцировало в прошлом конфликты между наукой и религией. В самом деле, Вселенная могла быть создана и устроена любым способом, и от того, какой из них признают более вероятным, сущность религии не меняется. Однако совсем иначе обстоит дело с возникновением Церкви. Здесь для христиан выводы науки уже не столь безразличны, как космологические теории, ибо Евангелие неотделимо от личности Иисуса Христа.

Пусть, например, было бы доказано, что Платон — миф, а его книги написаны кем-то иным; это не нанесло бы ущерба платонизму как доктрине. Но когда от имени науки говорят, что Иисус Назарянин — вымышленный образ, то тем самым стремятся разрушить все здание Церкви.

Следовательно, перед нами наиболее серьезная из всех атак на христианство, которые проводились под флагом исторического знания.

Но именно потому, что вопрос касается конкретных фактов, его следует разбирать, оставаясь только на почве науки. Можно верить или не верить, что Бог открылся миру во Христе — тут археология и письменные памятники ничего не решают, — историческая же реальность Иисуса Христа — предмет, вполне доступный научному изучению.

В предлагаемом очерке предложены основные аргументы мифологизма (так для краткости мы будем называть гипотезу о мифичности Иисуса Христа) и подвергнута проверке их состоятельность. Автор не ставил себе целью осветить проблему во всех деталях, однако старался по возможности не упустить ни одного из ее главных аспектов.

Мифологическая школа

Своим происхождением мифологическая теория обязана отнюдь не историкам-профессионалам. Впервые ее выдвинули публицисты XVIII века, яростно боровшиеся с христианством. Сначала они пытались изобразить Христа обыкновенным, заурядным человеком, но потом стали замечать, что даже развенчанный и низведенный до простого учителя морали образ Христа сохраняет притягательность. И тогда нашли новое средство борьбы с Ним: Иисус Христос был объявлен никогда не существовавшим.

“Отцом мифологизма” можно считать астронома и адвоката Шарля Дюпюи (1742-1807), деятеля Французской революции. Дюпюи не был догматическим атеистом, но, глубоко ненавидя христианство, он как член Конвента принимал активное участие в гонениях на Церковь. В своей книге “Происхождение всех культов” Дюпюи утверждал, что Христос — солнечное божество, а все события его жизни нужно понимать как астральные аллегории[1].

Около того же времени вышел очерк врача Константина Ф.Вольнея (1757-1820), где высказывались сходные взгляды. Допуская даже, что Иисус мог существовать, Вольней отверг достоверность всех свидетельств о Нем, считая их подделками, сфабрикованными в эпоху Никейского собора[2]. Надо сказать, что в XVIII веке историография еще недалеко ушла от методов Геродота и поэтому легко было предлагать самые беспочвенные гипотезы. Когда же антихристианская волна пошла на убыль, Вольней и Дюпюи были забыты.

В середине XIX века возродить мифологизм пытался немецкий философ-гегельянец Бруно Бауэр (1809-1882). Оспаривая историчность Иисуса, он утверждал, что христианство возникло вовсе не в Иудее, а в Риме или Александрии. Даже Ф.Энгельс, которого нельзя заподозрить в симпатиях к христианству, признавал, что Бауэр “хватил через край”. “Бауэру, — писал он, — пришлось отнести возникновение новой религии на полсотни лет позже, отбросить не согласующиеся с этим сообщения римских историков и вообще позволить себе большие вольности при изложении истории. Вследствие этого у Бауэра исчезает и всякая историческая почва для новозаветных сказаний о Иисусе и его учениках; эти сказания превращаются в легенды”[3].

Замысел Бауэра успеха не имел, но на рубеже XIX и XX веков, когда стал популярен сравнительный метод в изучении религий, мифологизм, казалось, обрел “второе дыхание”. Тем не менее представителями его опять оказались не историки. Джон Робертсон был экономистом и литературоведом, Уильям Смит — математиком, Андрей Немоевский — журналистом, Георг Брандес — литературным критиком, Эдуард Дюжарден — поэтом, редактором парижского органа символистов, Поль Кушу — врачом[4]. И наконец, самый активный пропагандист теории мифа Артур Древс (1865-1936) также не являлся специалистом в области истории, а преподавал философию в Карлсруэ. Он был поклонником Ницше и пессимистического учения Гартмана и в последние годы жизни сблизился с идеологами фашизма[5]. Главная работа Древса “Религия как самосознание Божества” (1906) посвящена пантеистической “религии будущего”.

В 1910 году философ предпринял турне по Германии с лекциями, целью которых было убедить широкие массы слушателей в мифичности Христа. Одновременно Древс с апостольским энтузиазмом возвещал близкое крушение традиционного христианства[6].

Все аргументы против историчности Иисуса философ суммировал в книге “Миф о Христе”, но при этом откровенно заявлял, что делает это главным образом в интересах укрепления новой пантеистической религии. Суть этой доктрины заключается в том, что Божество как Душа Вселенной ищет в лице человека выход из круга страданий и несовершенства. “Прямой целью религии, — писал Древс, — является освобождение человека от подчиненности миру, а также от зависимости и условности временного бытия. Следовательно, какой-либо исторический факт, вроде жизни и смерти человека Иисуса, ни в каком смысле не может быть возведен в степень основного символа веры... Религия будущего либо будет верой в божественную природу человеческой сущности, либо ее вообще не будет. Но если нет другого спасения человека, кроме спасения через самого себя, через духовное божественное свойство своей сущности, то для этого не нужно никакого Христа... Вера в историческую действительность Иисуса является главным препятствием для религиозного прогресса”[7].

Чтобы завоевать больше сторонников, Древс уверял, что хочет “спасти” в христианстве самое ценное — его ядро, что “символ Христа” будет иметь некоторое значение и после того, как христианство окончательно сольется с пантеизмом. Сторонник Древса П.Кушу называл даже дату этого события, а именно 1940 год...

Тем временем на Западе исследователи Нового Завета Адольф Юлихер, Иоганн Вайс, Герман фон Зоден и др., а в России профессора Д.Хвольсон, С.Булгаков и С.Зарин подвергли мифологизм уничтожающей критике[8]. Не поддержал Древса и ни один из крупных историков ХХ века.

Философ отчаянно защищался. Он выпустил целую серию памфлетов, но в конце концов ему пришлось стать свидетелем почти полного разгрома его теорий. Единственным “заповедником” их надолго остались страницы нашей атеистической пропаганды, представители которой, по собственному признанию, охотно “заключили союз” с идеалистом Древсом.

Показательно, что только за первые пятнадцать послеоктябрьских лет массовыми тиражами вышло более ста работ (не считая газетных публикаций), направленных против историчности Христа. Что касается Запада, то надо отдать должное советским антирелигиозным авторам: они не скрывают того факта, что в зарубежной литературе, в том числе и марксистской, мифологическая теория сейчас совершенно оставлена[9].

Продолжатели Древса в сравнении с ним не выдвинули ничего нового. Их книги, брошюры, лекции, поражают удивительным однообразием аргументов, которые они постоянно переписывают друг у друга. Румянцев, Ранович, Виппер, Ковалев, Ленцман, Крывелев излагают в основном все того же Древса, лишь варьируя и перелицовывая его, чтобы приспособить к историческому материализму[10]. Их тезисы целиком укладываются в следующие пять пунктов:

1. Образ Христа создавался постепенно, путем очеловечивания божества Иешуа (Иисуса).

2. Миф о Христе есть вариант античных и восточных мифов, а также отголосок дохристианских легенд.

3. Об Иисусе не упоминают современные Ему нехристианские писатели.

4. Евангелия содержат противоречия и ошибки, и поэтому их нельзя считать достоверными.

5. Евангелия возникли почти на полтора века позже описываемых ими событий, и поэтому они не могут быть историческими источниками.

Так выглядит арсенал, с помощью которого хотят доказать, что Основатель христианства есть миф. Рассмотрим теперь, насколько обоснованы эти аргументы.

Почитался ли когда-нибудь “бог Иисус”?

Если Иисуса Христа не существовало, в кого же тогда верили и верят христиане На это у мифологистов готов ясный ответ. За образом, нарисованным в Евангелии, стоит архаическое восточное божество Иешуа, или Иисус. “Очеловечили” его лишь во II веке, о чем свидетельствует сама новозаветная литература. В наиболее раннем ее произведении — Апокалипсисе — мы находим лишь мистического Христа, лишенного земных черт; в Посланиях ап. Павла, возникших в конце I и начале II века, появляются указания на Его земную биографию, и, наконец, написанные в середине II века Евангелия рисуют жизнь и учение Христа в рамках псевдоисторического окружения[11]. Апокалипсис отражает первый этап, когда христианство еще не оторвалось от своих иудейских корней, Послания — памятник раскола с иудаизмом, а Евангелия — это уже “окончательное” христианство с “историческим” Христом.

На первый взгляд подобное построение не лишено убедительности. Спрашивается, однако, на каком основании устанавливается эта датировка новозаветных книг? Нам отвечают, что именно на основании вышеуказанных признаков, то есть разной степени “очеловечивания” бога Иисуса. Но в таком случае мы имеем дело с порочным кругом: мифологисты хотят доказать гипотезу, построенную на датировке, которая в свою очередь покоится именно на этой гипотезе.

На самом же деле Апокалипсис, Послания и Евангелия отражают не столько фазы развития христианства, сколько различие в жанрах проповеди, различие целей и задач у авторов и особенности тех или иных церковных общин. Мы вернем ниже к вопросу о хронологии книг Нового Завета, но пока отметим, что датировка мифологистов теперь уже давно отвергнута наукой. Самыми ранними признаны Послания, большинство из которых написано между 50-ми и 60-ми годами; Евангелия возникли между 60-ми и 90-ми годами, а Апокалипсис — одно из позднейших произведений Нового Завета. В окончательной форме он был написан при Домициане — около 90-го года. Его тесная связь с иудейскими апокалипсисами означает лишь, что автор книги мыслил образами этой эсхатологической литературы[12].

Но, может быть, мифологисты имеют другие доводы, нежели предложенная ими самими весьма спорная хронология книг? Эти доводы есть. Вот как сформулировал их известный советский византолог А.Каждан: “За много столетий до правления императора Тиберия, за много столетий до образования Римской империи и, быть может, даже раньше, чем на семи холмах близ Тибра возник город Рим, у древних евреев уже существовал культ Иисуса, сына рыбы, — культ, причудливым образом соединившийся с другим древним культом, с культом агнца”[13].

Если этот культ действительно известен в истории религии, мифологизм получает веское подкрепление. Но какие данные говорят в пользу того, что в древней Палестине некогда почитали “бога Иисуса”?

Древс утверждает, будто следы его культа содержатся в библейском предании об Иисусе Навине[14]. Между тем это предание говорит совсем не о боге, а о племенном вожде заиорданских колен Израиля. Около 1200 года до н.э. он повел их на запад и покорил ряд ханаанских городов. Библия рисует его не сверхъестественным существом, а вполне земным человеком, военачальником и стратегом, жизнь которого проходила в неустанных битвах[15].

Раскопки в тех местах, где Иисус Навин вел кровавые бои с врагами, подтверждают ветхозаветное предание. Следы пожаров и сражений открылись глазам археологов, когда они изучали остатки ханаанских крепостей XIII века до н.э. При этом не только не нашлось указаний на религиозный культ бога Иисуса, но стало ясно, что израильские воины сами разрушали храмы богов и уничтожали идолов[16].

Правда, имя Иисус, Иошуа, или по-арамейски Иешуа (сокращенно Иешу), означает “Сущий — его спасение”, но из этого вовсе не следует, что на библейского полководца смотрели как на “спасителя”. Уж если искать такового в Ветхом Завете, то скорее им можно назвать Моисея, избавившего свой народ от рабства в Египте. Кстати, имя Иисус было в древности весьма распространенным. Его носили вожди, первосвященники, книжники и многие частные лица[17].

Третьим аргументом в пользу “бога Иисуса” мифологисты считают тот факт, что в молитвах над больными первые христиане часто призывали имя Иисуса[18]. Но это указывает не на мнимое палестинское божество, а на исторического Иисуса, Который заповедал ученикам исцелять болезни[19].

Еще бессмысленней привлекать, как это делает Древс, текст из книги пророка Захарии. Упомянутый там Иошуа вовсе не божество, а первосвященник времен Захарии (520 г. до н.э.). Пророк говорит о том, что Бог снимет с этого иерарха его грехи и заповедует впредь не нарушать Его заветов[20].

Р.Виппер ссылается на молитву из “Дидахе”, или “Учения XII апостолов”, памятника, написанного около 100 года, полагая, что там сказано о “боге Иисусе”[21]. Вот эта молитва:

Благодарим Тебя, Отче наш,

за святую лозу Давида, раба Твоего,

которую Ты дал нам познать

через Иисуса, Раба Твоего.

Тебе слава вовек.

Дидахе, IX.

Очевидно, что эта молитва как раз доказывает обратное тому, что хотели бы доказать мифологисты. Христос в ней назван “Рабом”, или “Служителем” Господним, наряду с царем Давидом, и, следовательно, Его почитали не только Богом, но и человеком, как Давида.

В качестве аргумента против того, что Иисус был реальным земным лицом, приводят и данные раннехристианского искусства. “Археология, — пишет один из мифологистов, — не нашла ни одного реального изображения Иисуса... Это несомненно говорит за то, что не было прототипа, не существовало той определенной конкретно-исторической индивидуальной личности, которую христианские художники и верующие могли бы в первую очередь как основателя и главу их секты фигуративно изобразить на стенах в местах своих религиозных собраний”[22].

Правилен ли этот вывод, сделанный из отсутствия изображений Христа, датируемых I веком?

Мы не имеем достоверных портретов многих выдающихся людей древности. Неизвестно, например, как выглядели Плиний, Тацит, Светоний и целый ряд других исторических деятелей I-II веков.

Необходимо принять во внимание и тот факт, что первоначально христианство распространялось в иудейской среде, где, как правило, были запрещены всякие изображения, кроме декоративных и аллегорических[23]. Характерно, что Хасмонеи и вождь восставших евреев Бар-Кохба, объявивший себя мессией, чеканили на монетах не свои портреты, как делали римляне и греки, а лилию, арфу или виноградную лозу.

В христианских катакомбах первых веков мы также находим преимущественно символические изображения Христа. Это либо пастырь с овцой на плечах, либо виноградная лоза, либо агнец.

Пастыря мифологисты обычно сопоставляют с изваяниями Гермеса, а слово “агнец” Древс умудрился связывать с индийским словом “Агни” и на этом основании выводит культ “бога Иисуса” из языческого поклонения огню[24]. Между тем очевидно, что катакомбная символика возникла позже книг Нового Завета и сама основывается на них. Так, образ Агнца иллюстрирует учение о Христе как Агнце Божием, гроздь винограда — слова Иисуса из Евангелия от Иоанна, а пастух с овцой напоминает о притчах, где Христос сравнивает Себя с “добрым пастырем”[25]. Сходство статуй Доброго Пастыря со статуями Гермеса объясняется отнюдь не тем, что христианство родилось из культа этого античного божества. Во-первых, у многих народов пастухи именно таким способом носили ягнят на плечах, а, во-вторых, перед нами не более как заимствование христианских художников у старых мастеров. Никто никогда не отрицал, что раннее церковное искусство выросло на античной почве. Но можно ли из этого делать вывод о заимствовании религиозном? Это было бы подобно попытке отнести, например, Людовика XIV или Суворова к античной мифологии только на том основании, что их нередко изображали в греческих и римских доспехах.

Когда же возникли первые “портретные”, несимволические изображения Христа? Установить это пока едва ли возможно. Ведь во время гонений христианские молитвенные дома неоднократно подвергались разгрому, поэтому многие фрески и статуи до нас просто не дошли. Известно только, что тот образ Христа, который стал общепринятым в иконографии (высказывалось предположение, что этот образ имел прототипом лик на Туринской плащанице) , появился около III-IV веков или несколько раньше[26]. Но даже если археологи и не обнаружат более древних изображений такого типа, это никак не может служить доказательством существования культа “бога Иисуса”.

Мы напрасно пытались бы найти упоминание об этом божестве в каком-либо справочнике по мифологии. И это вполне понятно. Ни античные тексты, ни археологические памятники ничего не говорят о боге Иисусе, который якобы почитался в дохристианском мире.

Нечто о “прототипах” Христа в мифах, легендах и истории

Поскольку изобретение нового бога потерпело неудачу, мифологисты продолжали отыскивать буквально по всему свету другие “прототипы” евангельского Христа. В первую очередь они использовали с этой целью античные мифы о страдающих богах, не упуская и случая сослаться на первобытные тотемы, фетиши и шаманов. Легкость, с какой проводили подобные аналогии, была поистине поразительной. Вспоминается знаменитая сцена на Патриарших прудах из “Мастера и Маргариты”, где самоуверенный Берлиоз “просвещает” Ивана. “Нет ни одной восточной религии, — говорит Берлиоз, — в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор... Поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного про египетского; Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Хаммуза, и про Мардука”.

Когда Булгаков писал свой роман, целая армия таких Берлиозов — дипломированных и полуграмотных — усердно промывала мозги наивным Иванушкам. Итоги их трудов были представлены на большой схеме-картине, которая долго красовалась в ленинградском Музее истории религии и атеизма Академии наук СССР[27]. В центре схемы — изображение Христа на зловещем фоне скрещенных мечей; к Нему тянутся нити от фигур богов и мифических героев Греции, Малой Азии, Египта, Персии и даже Индии. Посетитель музея мог проследить, как из обрывков язычества “формировался” миф о Христе. Вот рождение Будды, бегство Исиды с младенцем Гором, распятие Митры и Марсия, оплакивание Адониса и Аттиса, Воскресение Осириса. Почти все главные эпизоды евангельского рассказа! Есть над чем призадуматься...

Но достаточно хотя бы вкратце узнать содержание мифов обо всех этих рожденных, распятых и воскресших существах, как станет ясно, что перед нами “берлиозовская” фальсификация, рассчитанная на неосведомленность широкой публики.

О чем же на самом деле повествует мифология?

Еще в VI веке до н.э. греческая поэтесса Сафо упоминала о культе Адониса, распространенном в Сирии. Под именами Думмузи, Таммуза, Адона его издавна знали жители древнего Востока. Адонис — бог, олицетворявший растительность, которая увядает осенью и оживает весной. Миф говорит о нем следующее: Адонис был возлюбленным богини Афродиты. Он погиб от смертельной раны, которую нанес ему в горах огромный кабан. Афродита долго оплакивала юношу, и скорбь ее тронула Зевса. По его приказу Аид, царь преисподней, обещал каждый год на время отпускать умершего из своих подземелий.

Фригийский пастух Аттис, герой другого мифа, пал жертвой ревности богини Кибелы. Разгневавшись, она навела на Аттиса безумие, и тот в порыве неистовства оскопил себя и умер, истекая кровью. В память об этом жрецами Кибелы и Аттиса могли быть только скопцы. Этот малоазийский культ сопровождался плясками и оргиями. В 204 году до н.э. он был официально принят в Риме.

Закономерен вопрос: чем же мифы об Адонисе и Аттисе походи на евангельскую историю?

Не лучше обстоит дело с якобы “распятым” Марсием. Согласно мифу, сатир Марсий, прекрасный игрок на флейте, сопровождал Кибелу, когда она оплакивала Аттиса. Погиб Марсий из-за своего честолюбия. Он рискнул вызвать на музыкальное состязание самого Аполлона и, проиграв, испытал на себе ярость неумолимого бога. Аполлон привязал неудачника к сосне и, изувечив его, содрал с него кожу[28].

Почитатели персидского бога Митры действительно верили, что некогда он явился на землю, но и в его “биографии” мало точек соприкосновения с Евангелием. Митра родился из скалы, он спас людей от всемирного потопа, пожара и засухи, убил исполинского быка, воплощавшего силы природы. Из трупа чудовищ он создал первые семена сельскохозяйственных растений. После этого Митра был унесен на небо в колеснице, запряженной белыми конями, и с тех пор ведет войну против злых духов[29].

В египетском мифе об Осирисе и Исиде мы также находим типичные для древнейших верований мотивы весеннего возрождения природы. Между прочим, египтяне рассказывали, что Исида бежала с младенцем Гором верхом на осле, спасаясь от враждебного бога Сета. Отсюда делались попытки вывести рассказ о бегстве в Египет. Редко какая антирелигиозная книга обходится без рисунка, изображающего богиню на осле, а рядом аналогичную евангельскую сцену. Но, во-первых, об осле сами Евангелия не упоминают, во-вторых, если египетское искусство и подсказало раннехристианским художникам этот сюжет, то нельзя делать вывод о заимствовании и самого рассказа. В-третьих, на Востоке осел очень часто употреблялся как верховое животное.

Критики любят указывать на аналогии между языческими и христианскими обрядами. Но ведь каждый, кто знаком с историей христианских народов, знает, что и после крещения у них сохранялись некоторые старые традиции. Это явление вполне естественное, но в пользу мифологистов оно отнюдь не говорит. Если в России, например, существуют такие пережитки дохристианских верований, как масленица, можно ли утверждать, что православие — продукт Перунова культа?

Кроме того, имели место и сознательные заимствования. Возвышенные и поэтичные египетские гимны в честь Осириса были переработаны в христианские. Древний символ вечной жизни + был отождествлен с крестом Христовым, имевшим в действительности форму буквы Т[30]. 25 декабря почиталось во многих странах как “день рождения Солнца”. Чтобы вытеснить из этого праздника его языческое содержание, Церковь с IV века стала праздновать Рождество 25 декабря. Однако большинство этих заимствований было сделано уже после возникновения книг Нового Завета.

Даже многие историки-марксисты признают, что евангельский рассказ весьма далек от мифологии. Так, известный востоковед, академик Н.Никольский писал: “Осирис, Адонис, Аттис, Таммуз гибнут от враждебных богов или от враждебных стихий; там нет ничего человеческого, естественного, похожего на историческую действительность. Иисус погибает в неравной борьбе с правящими иудейскими сферами. Его преследуют за то, что он стал народным героем, что его готовы провозгласить “Царем иудейским”, как провозглашали в ту эпоху многих вождей народных восстаний. Его ведут к римскому прокуратору, которому именно были подсудны дела о бунтах. Он приговаривается к смертной казни через распятие, обычной казни, применявшейся римлянами к восставшим рабам. Тут нет ничего несообразного, напротив, все чрезвычайно стройно укладывается в рамки тогдашней бурной иудейской жизни и в то же время вполне соответствует порядкам, которые были установлены римлянами”[31].

Чувствуя убедительность этого вывода, мифологисты делают попытку найти “прототипы” Христа в преданиях об исторических персонажах. В частности, они указывают на Будду, в биографии которого находят сходство с евангельским повествованием[32].

Показательно, что, хотя первые жизнеописания основателя буддизма были созданы через четыре с лишним века после его смерти, атеистическая литература считает возможным видеть в нем реальное лицо, а в повествованиях о нем — один из первоисточников Евангелия[33].

Мы не будем обсуждать вопрос о том, как могло случиться, что идеи далекой Индии оказали такое воздействие на религию Средиземноморья. Контакты Ближнего Востока с этой страной в римскую эпоху были слабыми и случайными. Однако допустим даже, что буддистам все же удалось повлиять на формирование христианства. Чем это могут доказать? Сходством в рассказах об основателях религий? Но это сомнительный довод. Оба они были странствующими проповедниками, и поэтому в их жизни могли быть аналогичные моменты. Это случается даже тогда, когда людей разделяют тысячелетия. В биографиях святых и мудрецов, полководцев и художников есть много похожего, но из этого не вытекает, что, например, история Наполеона есть вариация на тему истории Александра Македонского[34].

Кроме того, легенды о Будде мало напоминают Евангелия. Будда был сыном богатого раджи, его община была создана как монашеский орден, он проповедовал беспрепятственно и умер от болезни в глубокой старости. Огромная разница между учением Будды и Христа несомненна. И вообще чисто палестинский колорит Евангелий исключает участие буддизма в формировании Церкви. Таким образом, статуя Будды в христианском зале Музея атеизма свидетельствует лишь о пренебрежении историей в целях пропаганды.

Остановимся еще на одном “прототипе” Иисуса, который был пущен в ход мифологистами сравнительно недавно. Речь идет о кумранском Учителе Праведности.

В 1947 году на берегу Мертвого моря в районе Хирбет-Кумрана был найден тайник с древними кожаными манускриптами. Это открытие положило начало целой серии находок, в результате которых ученые получили сотни свитков, принадлежавших древней полумонашеской общине. Ее отождествили с ессеями — орденом, известным прежде лишь по сообщениям античных писателей[35]. Сами члены кумранского братства называли себя “Сынами света”, “Избранниками”, “Людьми Нового Завета”. В их документах упоминается некий вождь или реформатор, которого они обычно именовали Учителем Праведности (первоначально слова “Учитель Праведности” неверно переводили как “Учитель Справедливости”). О нем говорилось, что он возвещал людям волю Бога и терпел преследования от “нечестивого священника”.

Пока датировка рукописей не была установлена хотя бы приблизительно, некоторые ученые решили, что речь в них идет о Христе. Это встревожило мифологистов, и, чтобы обезопасить свои позиции, они прибегли к самой простой, но отнюдь не убедительной мере: в книгах, посвященных происхождению христианства, кумранские находки полностью замалчивались. Даже Виппер, который довольно подробно писал о ессеях, ни словом не обмолвился о документах Мертвого моря. И только спустя девять лет (!) после открытий, когда стало уже очевидным, что тексты эти — дохристианские, было разрешено напечатать первые сообщения о них. Мало того, кумранские открытия стали немедленно использовать в интересах теории мифа. Ведь куда удобнее объявить “прототипом” Христа иудейского учителя, казненного жрецами, чем толковать о “боге Иисусе” или проводить параллели с древнегреческими мифами! Вскоре журнал “Наука и жизнь” поместил рисунок, где был изображен крест с распятым Учителем Праведности, от которого падает тень, образующая силуэт распятого Христа. Вот они, долгожданные “истоки” евангельского сказания! Наконец-то найден “Христос до Христа”...

Особенно вдохновили мифологистов слова французского ученого А.Дюпон-Соммэра, одного из первых исследователей Кумрана: “Галилейский Учитель, как он дан в Новом Завете, во многих отношениях является поразительным перевоплощением Учителя праведности”[36].

Однако мифологисты и на сей раз торжествовали слишком рано. При дальнейшем анализе находок выяснилось, что вывод Дюпон-Соммэра следует считать по крайней мере преувеличением.

Что же мы знаем сегодня о кумранском Учителе? На самом ли деле он был “двойником” Христа? Так казалось лишь вначале, но чем тщательнее исследовались тексты, тем очевиднее становился контраст между этим человеком и Христом. В отличие от Него, Учитель был священником и толкователем Закона; орден, возглавленный им, управлялся духовенством. Христос посещал Храм и бывал в Иерусалиме на праздниках, ессеи же не признавали Храма и придерживались собственного церковного календаря.

Выпады сектантов против царя-первосвященника из рода Хасмонеев привели около 150 года до н.э. к конфликту. Учителя бросили в темницу, а затем он был отправлен в ссылку. Но и там “нечестивый жрец” не оставлял его в покое. Когда “Сыны света” справляли праздник Судного дня, на них напали люди, посланные царем. Но это не привело к распаду секты. Около 140 года Учитель увел своих приверженцев к берегам Мертвого моря, где и был основан первый кумранский поселок. Умер Учитель около 110 года до н.э.; о его кончине в текстах говорится в спокойных эпических тонах[37]. Нигде нет прямых указаний на то, что он был распят или казнен каким-либо иным способом. Правда, в кумранском толковании на книгу пророка Аввакума якобы есть намек на это: там сказано, что Учитель был “обличаем”, что иногда переводят как “наказуем”. Но это скорее относится к тюремному заключению, чем к казни[38].

Если в событиях жизни Учителя Праведности трудно найти “прообраз” Евангелия, то нет ли сходства между учением Христа и ессейством?

Прежде всего бросается в глаза, что кумраниты называли себя общиной Нового Завета. Однако следует помнить, что сам этот термин не был введен христианами. Еще в VI веке до н.э. пророк Иеремия возвещал о том, что некогда Бог заключит с верными Новый Завет (гл.31). Ессеи думали, что именно на них исполнилось это пророчество. Христос же, устанавливая Новый Завет на Тайной Вечери, сделал это совершенно независимо от сектантов, обитавших в пустыне.

Ессеи требовали от членов своей секты “веры” в Учителя, но в данном случае речь идет только об отношении к его пророческой миссии. В “Гимнах”, которые обычно приписывают Учителю, он выступает как человек, всецело преданный Богу, но сознающий свою греховность и немощь. Он постоянно говорит о врагах общины, о честолюбцах, оспаривающих его власть, о будущем торжестве над противниками. Праведность, которую он проповедовал, была узкозаконнической. Обрядов и правил у кумранитов было еще больше, чем у фарисеев. Они строго хранили субботу и, в отличие от Христа, думали, что в этот день даже вытащить скотину из ямы — великий грех[39].

Иисус шел ко всем обездоленным и презираемым. Его обвиняли в том, что Он “ест и пьет с мытарями и грешниками”. Он призывал любить каждого человека, будь то даже иноверец-самарянин. Иное мы видим в Кумране. Устав общины учил о “вечной ненависти к людям погибели”, как называли всех, кто не принадлежал к секте[40]. В нее не допускали лиц с телесными недостатками[41]; запрещалось входить в какие бы то ни было контакты с чужаками.

Безбрачие, строгая иерархическая дисциплина, изоляционизм, постоянное изучение Закона — вот чем характеризовалась жизнь в Кумране. “Избранники” были убеждены, что при наступлении Суда Божия спасутся только они. Более того, они надеялись принять участие в войне против “сынов тьмы” и заранее планировали свои действия в день апокалиптической битвы. Вот почему ессейство и Церковь Христова, выражаясь словами известного современного ученого Иоахима Иеремиаса, — “два мира, встретившиеся лицом к лицу”[42]. Если же в Новом Завете и кумранских рукописях попадаются сходные выражения и образы, это указывает лишь на общую атмосферу эпохи. Не исключена и возможность того, что некоторые ессеи, покинув секту, влились в Церковь и принесли в нее свои обычаи и понятия. Отсюда отдельные черты, присущие и ессейским и раннехристианским общинам.

Находки в пустыне расширили наши представления о круге идей и чаяниях общества, в котором жил Иисус. Становится ясным, сколько новизны было в Его проповеди и как легко она могла вызвать противодействие.

“Молчание века”

Своим главным козырем мифологисты всегда считали “молчание века”. В самом деле, если Христос существовал, почему о Нем не упоминают писатели и историки той эпохи? Ведь она прославилась такими именами, как Сенека, Плиний Старший, Ювенал, Марциал, Филон, Иосиф Флавий, Юст Тивериадский и другие.

Прежде чем ответить на этот вопрос, мы должны сделать две очень важные оговорки. Во-первых, отсутствие книгопечатания ограничивало число рукописей, что облегчило полное исчезновение огромной массы манускриптов. Достаточно указать на следующие цифры: из 142 книг “Истории” Тита Ливия сохранилось лишь 35; из 40 книг Диодора Сицилийского до нас дошло всего 10; из 20 книг “Археологии” Дионисия Галикарнасского осталось 9. В ничтожных отрывках дошли до нас сочинения Николая Дамасского, совсем исчезли “История” Помпея Трога, исторические работы Страбона, Плиния Старшего, Юста Тивериадского. Даже знаменитые “Анналы” Тацита не дошли до наших дней полностью[43]. При таком положении вещей нельзя категорически утверждать, что о ком-либо в литературе не было упоминаний.

Во-вторых, странно требовать от античных авторов сведений о таком незначительном в их глазах факте, как кратковременная деятельность некоего Учителя в глухой восточной провинции[44]. Тогда повсюду странствовали различные проповедники, и Христос, с точки зрения язычников, ничем от них не отличался.

Следовательно, римские и греческие писатели должны были упомянуть о Нем только тогда, когда христианство заявило о себе как массовое движение. Мы знаем, что в Риме это произошло лишь через тридцать лет после Распятия, в связи с гонением на христиан в 64 году. До этого, скажем, философ Сенека вряд ли мог слышать о них что-либо достоверное. Но даже если бы он и узнал о христианах, его молчание вполне объяснимо. В 65 году он оказался замешанным в антиправительственном заговоре и вскрыл себе вены по приказу Нерона[45]. Вполне понятно также молчание Марциала, Диона Хризостома и Ювенала, тем более что ни один из них историком не был и не касался политических дел. А Тит Ливий и Николай Дамасский умерли еще до начала общественного выступления Иисуса Христа.

А как обстоит дело с другими античными авторами? Действительно ли они ничего не говорят о Христе и христианах? Оказывается, это далеко не так.

Хотя до нас не дошел труд Плиния Старшего, зато сохранились письма его племянника Плиния Младшего (61-113), в которых он упоминает о христианах. С 111 по 113 год Плиний Младший управлял малоазийской провинцией Вифинией, и по долгу службы ему приходилось преследовать христиан. Несомненно, власти уже и прежде обращали на них внимание. В докладе императору Траяну Плиний описывает жизнь христиан, их собрания, молитвы и обычаи. Важно отметить, что на допросах некоторые из них признавались, что вступили в общину 20 лет назад, то есть около 90 года[46]. Говоря о молитвах христиан, Плиний употребляет выражение: “молились Христу как будто Богу” (quasi Deo). Это значит, что Плиний слышал о существовании Христа как человека; в противном случае он говорил бы просто о “боге Христе”.

Крупнейший римский историк Корнелий Тацит (55-120), рассказывая о пожаре в Риме летом 64 года, говорит, что Нерон свалил вину на “людей, ненавистных за их мерзости, которых чернь называла хрестианами (quos vulgus chrestianos apellabat). Христос, от которого происходит это название, был казнен при Тиберии прокуратором Понтием Пилатом, но подавленное на время зловредное суеверие (superstitio exitiabilis) снова вырвалось наружу и распространилось не только по Иудее, где это зло получило начало, но и по Риму, куда стекаются со всех сторон и где громко заявляют о себе все гнусности и бесстыдства”[47].

Ни один серьезный исследователь не может пройти мимо такого важного свидетельства. Древс, а за ним другие мифологисты пытались всячески умалить его ценность и объявить позднейшей христианской вставкой[48]. Между тем действительные подделки (вроде “Деяний Пилата” или “Письма Лентула”) никогда не удавались по-настоящему. Историк легко находит ошибки, которые обнаруживают подлог. Место же о Христе у Тацита, где о новом учении сказано в грубых, полных ненависти выражениях, не может быть вставкой хотя бы уже потому, что ни у одного христианина не поднялась бы рука писать о своей вере в таком духе. Поэтому свидетельство Тацита теперь признано подлинным большей частью советских ученых[49].

Другой римский историк, Светоний (70-140), говоря о полезных мероприятиях Нерона, относит к ним преследование “христиан, людей, исповедующих новое и зловредное суеверие”[50]. В биографии Клавдия (41-54) он также сообщает о возникшем среди римских иудеев смятении “из-за некоего Хреста (Chrestus)”[51]. А из Деяний Апостольских известно, что как раз в это время происходили страстные споры в синагогах между обратившимися в христианство и сторонниками старого Закона. Есть основание думать, что Светоний, подобно многим римлянам, слово “Христос” передает как “Хрестос”; кстати, и Тацит называет христиан “хрестианами”[52].

Далее, по утверждению мифологистов, “ни Цельс, ни Лукиан ничего не сообщают о проповеднике Иисусе Христе”[53]. Верно ли это? Сатирик и публицист Лукиан около 150 года писал о христианах. “Первый их законодатель вселил в них убеждение, что они братья друг другу, после того как они отрекутся от эллинских богов и станут поклоняться своему распятому мудрецу и жить по его законам”[54]. Цельс же в своей полемической книге “Истинное слово”, направленной против христианства, говорит об Иисусе как об исторической личности. Между прочим он называет Его “казненным вождем мятежа” и упрекает тех иудеев, которые восстали против своего правительства и последовали за Иисусом. По его словам, христиане поклоняются человеку, “схваченному и казненному”. Цельс знает, что христианство — новая религия, что Иисус “совсем недавно проповедовал это учение”[55].

Перечислив почти всех античных писателей того времени, мы видим, что многие из них добросовестно сообщают те сведения о Христе и христианах, которыми располагают.

В прошлом веке был опубликован еще один документ, который имеет прямое отношение к нашей теме. Автором его является сирийский мудрец Мара бен Серапион. В письме к сыну, которое большинство историков датирует 75 г. н.э., Мара излагает свои взгляды на жизнь и на превратности человеческой судьбы. В тексте есть следующие строки:

Что же нам сказать, если мудрецы подвергаются насилию от тиранов? Они сами, просвещенные, терпят презрительное отношение и не могут защитить себя. Ибо какую пользу получили афиняне от того, что они казнили Сократа, — ведь возмездием им за это были голод и чума; или самосцы — от того, что сожгли Пифагора, — ведь в один миг вся страна их была занесена песком, или иудеи — от казни своего мудрого Царя, — ведь с этого времени у них было отнято Царство? Ибо Бог справедливо воздал за этих трех мудрецов: афиняне умерли от мора, самосцы были затоплены водой, иудеи сокрушены и изгнаны из своего Царства и живут в рассеянии. Сократ же не умер благодаря Платону, Пифагор — благодаря Герострату, а мудрый Царь — благодаря новым законам, которые он дал[56].

Говоря о мудром Царе и Его Законе, Мара, разумеется, не мог иметь в виду Иродов. Ни один из них не пал от руки сограждан, и уж конечно никого из Иродов нельзя включить в число мудрецов, подобных Пифагору и Сократу. Поэтому наиболее вероятно, что в данном случае речь идет о казненном “Царе Иудейском” — Иисусе Назарянине, давшем людям новый Закон.

Обратимся теперь к иудейским авторам.

Филон Александрийский (ум. около 45 года н.э.) родился в Египте и всю жизнь прожил в этой стране. Познакомиться с христианством он мог лишь после того, как оно получило широкое распространение. Но к моменту его смерти в Александрии христиан насчитывались единицы, поэтому он едва ли знал об Иисусе. Впрочем, окончательного вывода сделать в данном случае нельзя, поскольку многие книги Филона утеряны.

От Юста Тивериадского — писателя конца I века — не сохранилось ни одного произведения. Византийский ученый, патриарх Фотий (IX век) читал его “Хронику Иудейских царей” и не нашел там упоминания о Христе. Но Христос проповедовал, когда Иудея находилась не под властью царей, а управлялась римскими прокураторами. О содержании же “Истории” Юста не дошло никаких свидетельств.

Иосиф Флавий (37 — ок.100), сочинения которого являются главным источником по истории Иудеи I века, священник, ученый и политический деятель, в молодости руководил боевыми отрядами Галилеи в войне против Рима. Но, попав в плен, он изменил свое отношение к восстанию. В книгах “Иудейская война” и “Археология”, обращенных к западной аудитории, Флавий старался приспособиться к пониманию своих читателей. Так, фарисеев он стилизовал под стоическую школу, а ессеев — под пифагорейцев. Он всюду настойчиво проводил мысль, будто восстание — это дело рук кучки авантюристов, сбивших народ с толку. Иосиф мог замалчивать и христианство, как замалчивал другие мессианские движения. Однако кое-какие, хоть и краткие, сведения о евангельских событиях историк все же сообщает.

Прежде всего он упоминает об Иоанне Крестителе.

Некоторые иудеи, — пишет он, — видели в уничтожении войска Ирода вполне справедливое наказание со стороны Господа Бога за убийство Иоанна. Ирод умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести праведный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивые чувства к Предвечному и собираться для омовения. При таких условиях, учил Иоанн, омовения угодны Богу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения тела, тем более что душа их заранее успела очиститься. Так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души, то Ирод стал опасаться, как бы его огромное влияние на массы, вполне подчинившиеся ему, не привело к каким-либо осложнениям. Поэтому тетрарх предпочел предупредить это, схватив и казнив его раньше, чем ему пришлось бы раскаиваться, когда будет поздно. Благодаря такой подозрительности Ирода, Иоанн был в оковах послан в Махерон и там казнен[57].

Это сообщение Флавия признается теперь подлинным даже в атеистической литературе[58]. Не решаются больше отвергать и другое его свидетельство. Флавий пишет, что в 62 году первосвященник Ханан II, воспользовавшись отсутствием прокуратора, “приговорил к побитию камнями Иакова, брата Иисуса, так называемого Христа, равно как и нескольких других, обвиняя их в нарушении закона”[59]. Кто был этот Иаков, мы знаем из книг Нового Завета. Его действительно называли “Братом Господним”, поскольку он был из числа апостолов, принадлежавших к семье Иисуса[60].

Есть, наконец, в “Археологии” параграф, специально посвященный Христу, который всегда вызывал недоумение и споры:

В это время выступил Иисус, человек глубокой мудрости, если только можно назвать его человеком. Он творил дивные дела и был Учителем людей, с радостью приемлющих истину, привлекая к себе многих, в том числе и эллинов. Он-то и был Христом. Пилат распял его по доносу наших старейшин. Но те, которые его любили, не отступились от него, ибо он на третий день снова явился им живым, как это и было предсказано боговдохновенными пророками, которые также предвозвестили о нем много чудесных вещей. И до нынешнего дня есть еще люди, называющиеся по его имени христианами[61].

Многие выражения этого отрывка кажутся христианскими. Между тем Ориген в III веке писал, что Флавий, признавая праведность Иакова, брата Иисусова, не верил в Него Самого как в Мессию[62]. Значит, он читал текст “Археологии” в несколько ином варианте. В IV же веке церковный историк Евсевий Кесарийский уже цитирует место об Иисусе в том виде, как оно дошло до нас[63]. Вероятнее всего, где-то между III и IV веками неизвестный переписчик внес в книгу изменения. О том, как выглядел текст первоначально, можно лишь догадываться, но, конечно, там не было слов “Он-то и был Христом”, то есть Мессией[64].

В 1912 году русский ученый А.Васильев опубликовал арабский текст книги египетского историка X века Агапия, а недавно израильский исследователь Ш.Пинес обратил внимание на цитату Агапия из Флавия, которая расходится с общепринятой версией:

В это время жил мудрый человек, которого звали Иисусом. Образ жизни его был достойным, и он славился своей добродетелью. И многие люди из иудеев и из других народов стали его учениками. Пилат приговорил его к распятию и смерти. Но те, кто стали его учениками, не отреклись от его учения. Они сообщили, что он явился им через три дня после распятия и что он был живым. Полагают, что он был Мессией, относительно которого пророки предсказывали чудеса[65].

Пинес предположил, что именно так мог выглядеть первоначальный текст свидетельства Флавия. Это вполне вероятно. Во всяком случае Иосиф должен был писать именно в таких выражениях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.