Глава XIII. Успехи христианства в Азии и Фригии

Глава XIII. Успехи христианства в Азии и Фригии

Во время пребывания Павла в Эфесе, его охватил крайний пыл деятельности. Помехи встречались ежедневно, противников было много, и яростных. Эфесская церковь, не будучи вполне созданием Павла, насчитывала в лоне своем иудео-христиан, которые энергически боролись с апостолом язычников относительно важных пунктов. Было два, так сказать, стада, взаимно предававших друг друга анафеме и отрицавших друг за другом право говорить во имя Иисуса. Язычники, со своей стороны, недовольны были успехами новой веры, и уже показывались малоуспокоительные симптомы. Между прочим, однажды Павлу грозила такая серьезная опасность, что он сравнивает свое положение в этом случае с положением человека, отданного диким зверям; возможно, что инцидент этот произошел в театре, что делает это выражение вполне подходящим. Аквила и Присцилла спасли его, рискуя ради него своей жизнью.

Но апостол ни на что не обращал внимания, ибо слово Божье было плодотворно. Вся западная часть Малой Азии, в особенности же бассейны Меандра и Герма, около этого времени покрылась сетью церквей, и нет сомнения, что Павел был более или менее непосредственным основателем их. Смирны, Пергам, Фиатиры, Сарды, Филадельфия, вероятно и Траллы, получили, таким образом, семена веры. В городах этих уже были значительные еврейские колонии. Кротость нравов и скучное течение провинциальной жизни, в прекрасной, богатой стране, уже в течение многих веков замершей для политической жизни и умиротворенной до льстивости, подготовили души многих к радостям очищенной жизни. Мягкость ионийских нравов, столь неблагоприятная для национальной независимости, способствовала распространению вопросов нравственных и социальных. Это доброе население, чуждое воинственности, если можно сказать, - женственное, было по природе христианским. Семейная жизнь была в его среде, по-видимому, очень крепкой; привычка жить на улице, и для женщин - на пороге дома, в прелестном климате, способствовала развитию высокой степени общественности. Азия, со своими азиархами, начальниками игр и зрелищ, казалась увеселительным союзом, обществом, имевшим целью удовольствия и празднества. Еще в наши дни христианское население там очаровательно-веселое; женщины румяны, с мягким туманным взором, прекрасными светлыми волосами, сдержанной, скромной поступью и производят разительное впечатление своей красотой.

Таким образом, Азия стала, так сказать, второй областью царствия Божия. Города в тех местах, если оставить в стороне памятники, вероятно, несущественно отличались от современного своего облика: это и тогда были беспорядочные, тесные группы деревянных домов, с прозрачными стенами, лавки, покрытые наклонной крышей; кварталы, в большинстве случаев расположенные уступами друг над другом, и всегда усеяны прекрасными деревьями. Общественные здания, необходимые в жаркой стране, живущей жизнью удовольствий и отдыха, отличались необычайной величественностью. Это не были здесь, как в Сирии, искусственные здания, мало приспособленные к нравам населения, города колонн, настроенные для бедуинов. Нигде величественность удовлетворенной и уверенной в себе цивилизации не проявляется в более подавляющих формах, чем в развалинах этих "великолепных азиатских городов". Прекрасные места, о которых у нас идет речь, становились хозяевами мира по своему богатству всегда, когда их не угнетали фанатизм, война или варвары; они обладали почти всеми источниками богатства и этим заставляли наличность более благородных народов собираться в их руках. Иония в первом веке была густо заселена, покрыта городами и деревнями. Бедствия эпохи междоусобных войн были забыты. Могущественные ремесленные союзы (eрyaoiai, ovveрyaoiai, ovuBiwoeic), сходны с таковыми же учреждениями в Италии и Фландрии средних веков, назначали своих должностных лиц, воздвигали общественные сооружения, статуи, исполняли общественно-полезные работы, основывали благотворительные учреждения, разнообразным образом оказывали свое благосостояние, процветание, нравственную деятельность. Наряду с промышленными городами Фиатирами, Филадельфией, Гиераполисом, где главным образом развиты были азиатские промыслы - изготовление ковров, окраска тканей, обработка шерсти и кожи, - процветала богатейшая земельная культура. Благодаря разнообразным произведениям берегов Герма и Меандра, минеральным богатствам Тмола и Мессогиса, откуда происходили сокровища древней ассирийской Лидии, образовалась, особенно в Траллах, богатая буржуазия, которая не раз соединялась брачными узами с царями Азии и иногда возвышалась даже до царского престола. Еще более умело эти выскочки облагораживали себя своими литературными вкусами и щедростью. Правда, в их произведениях нечего искать ни греческой тонкости, ни греческого совершенства. При виде подобных памятников разбогатевших людей ясно чувствуется, что когда они были воздвигнуты, всякое благородство уже исчезло. Муниципальный дух, однако, был еще очень силен. Гражданин, ставший королем или попавший в милость у Цезаря, стремился к занятию должностей в родном городе и тратил свое состояние на украшение последнего. Это стремление к сооружениям было в эпоху апостола Павла во всей своей силе, отчасти вследствие землетрясений, которые, в особенности в царствование Тиберия, разорили страну и вызвали необходимость многих возобновительных работ.

В богатом округе южной Фригии, в особенности в небольшом бассейне Лика. притока Меандра, образовались очень деятельные центры христианства. Жизнь вносили в него три города, очень близких друг к другу, Колоссы или Колассы, Лаодикея на Лике и Гиераполис. Колоссы, некогда имевшие среди них наибольшее значение, по-видимому, падали; это был старый город, сохранивший верность старинным нравам и не обновлявшийся. Лаодикея и Гиераполис, наоборот, превратились под влиянием римского владычества в города с большим значением. Душой этой прекрасной страны является гора Кадм, мать всех западно-азиатских гор, гигантский массив, изобилующий мрачными пропастями, круглый год покрытый снегом. Стекающие с него воды питают на одном из склонов долины рощи фруктовых деревьев, перерезаемые реками, обильными рыбой, и оживляемые стаями ручных журавлей. Другой склон целиком является полем причудливых явлений природы. Вследствие точильных свойств вод одного из притоков Лика и благодаря горной реке, водопадом стекающей с горы Гиераполис, равнина бесплодна и усеяна трещинами, причудливыми воронками, руслами подземных рек, фантастическими водоемами, похожими на окаменелый снег и содержащими воды, отсвечивающие всеми цветами радуги, глубокими рвами, где катятся один за другим клокочущие водопады. Это сторона страшно жаркая, ибо почва ее обширная равнина, устланная известняком; но на высотах Гиераполиса чистота воздуха, дивное освещение, зрелище Кадма, парящего, как Олимп, в ослепительном эфире, сожженные солнцем вершины Фригии, тонущие в голубом, с розоватым оттенком, небе, вход в долину Меандра, косой профиль Мессогиса, далекие белые верхушки Тмола, - все это прямо ослепляет. Тут жили св. Филлип, Папий; тут родился Эпиктет. Вся долина Лика носит тот же оттенок мечтательной мистики. Население по происхождению не было греческим; оно было частью фригийским. Существовало также вокруг Кадма, по-видимому, и древнее, семитическое население, пришедшее, вероятно, из Лидии. Эта мирная долина, отрезанная от остального мира, стала для христианства приютом отдохновения; мы увидим, что христианская мысль подверглась там серьезным испытаниям.

Евангелистом этой местности был Эпафродит или Эпафрас, из Колосс, человек ревностный, друг и сотрудник Павла. Апостол только прошел по долине Лика и никогда не возвращался туда. Но тамошние церкви, состоявшие, главным образом, из обращенных яэычников, вполне зависели, тем не менее, от него.

Эпафрасу принадлежало над этими тремя городами как бы епископство. Нимфодор или Нимфас, у которого в Лаодикее была домашняя церковь, богатый благотворитель Филимон, который в Колоссах главенствовал над таким же собранием, Аппия, диаконисса в том же городе, быть может, жена Филимона, Архипп, также занимавший там важное положение, признавали своим главой Павла. Архипп даже, по-видимому, прямо работал с Павлом. Павел называет его своим "сподвижником". Филимон, Аппия и Архипп были, по всей вероятности, в родстве или в тесных дружеских отношениях между собой.

Эти ученики Павла постоянно путешествовали и обо всем доносили своему учителю. Каждый верный едва успевал узнать веру, как уже в свою очередь становился ревностным катехизатором, распространявшим вокруг себя веру, которой сам был исполнен. Тонкие нравственные стремления, царившие в стране, способствовали движению, как пороховые нити. Катехизаторы ходили повсюду; если их принимали, - их охраняли, как сокровище; все наперерыв старались давать им пропитание. Сердечность, радость, бесконечная приветливость охватывали одного за другим и заставляли таять все сердца. Впрочем, еврейство и здесь предшествовало христианству. Сюда были приведены за два с половиной века перед тем из Вавилона еврейские колонии, которые, весьма возможно, и принесли с собой некоторые из тех промыслов, (напр., изготовление ковров), которые во времена римских императоров сообщили стране такое богатство и вызвали в ней такие сильные союзы.

Дошла ли проповедь Павла и его учеников до великой Фригии, до округов Эзан, Синнад, Котиеи, Доцимии? Мы видели, что во время своих первых двух путешествий Павел проповедовал во Фригии Парорейской; что во время второго он, не проповедуя, прошел через Эпиктетскую Фригию; что во время третьего путешествия он прошел через Апомею, Каботос и ту Фригию, которая позднее носила название Пакатийской. Весьма и весьма возможно, что остальная часть Фригии, а также и Вифиния, была обязана получением начатков христианской веры ученикам апостола Павла. Около 112 года, христианство представляется в Вифинии религией укоренившейся, проникшей во все слои общества, завоевавшей села и деревни также, как и города, и вынудившей продолжительный застой в отправлении государственного культа, так что римским властям приходится радоваться, что жертвоприношения возобновляются, что кое-кто возвращается в храмы, и что от времени до времени находятся покупатели на жертвы. Около 112 года люди, спрошенные о том, христиане ли они, отвечают, что они были христианами, но перестали быть таковыми "вот уже больше, чем 20 лет тому назад". Это, понятно, заставляет нас вывести, что первая проповедь христианства имела место в этих странах во время жизни Павла.

С тех пор и в продолжение трех веков Фригия оставалась главной христианской страной. Там началось впервые публичное исповедание христианства; там мы находим, уже в III веке, на памятниках, стоящих у всех на виду, слово ХПHSTIАNOS или ХПISTIАNOS; там же надгробные надписи, не признаваясь открыто в христианстве, содержат скрытые намеки на христианские догматы; там со времен Септимия Севера большие города изображают на своих монетах библейские символы, или, лучше сказать, приспосабливают свои древние предания к библейским рассказам. Многие из эфесских и римских христиан происходили из Фригии. Имена, чаще всего встречающиеся на фригийских памятниках, - имена древнехристианские, особо свойственные апостольской эпохе, те самые, которыми переполнены сказания о мучениках. Весьма возможно, что причина такого быстрого усвоения Иисусова учения крылась в расовых особенностях и прежних религиозных установлениях фригийского народа. Это наивное население воздвигало, говорят, храмы Аполлонию Тианскому; мысль о богах, одевшихся в человеческую плоть и кровь, казалась им вполне естественной. To, что осталось нам от древней Фригии, часто носит какой-то религиозный, нравственный, глубоко серьезный отпечаток, напоминающий христианство. Благонамеренные ремесленники, вблизи от Котиеи, дают обет "праведным и справедливым богам"; невдалеке оттуда, другой обет обращен к "праведному и справедливому Богу". Какая-нибудь эпитафия в стихах из этих мест, не особенно классическая, неправильная и нестройная по форме, как бы проникнута совершенно современным чувством, каким-то трогательным романтизмом. Сама страна сильно отличается от остальной Азии. Она печальна, сурова, мрачна, носит глубокие следы давних геологических потрясений, выжжена или скорее испепелена; ее постоянно волнуют землетрясения.

Понт и Каппадокия услышали имя Иисуса около того же времени. Христианство зажглось во всей Малой Азии, как внезапный пожар. Вероятно, и иудео-христиане со своей стороны работали над распространением там Евангелия. Иоанн, принадлежавший к этой партии, был принят в Азии, как апостол с большим авторитетом, чем Павел. Апокалипсис, обращенный в 68 году к церквам Эфесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикеийской-на-Лике, написан, по-видимому, для иудео-христиан. Вероятно, в промежуток между смертью Павла и составлением Апокалипсиса в Эфесе и Азии имела место как бы вторая, иудео-христианская проповедь. Однако, нельзя было бы понять, как это Павла так скоро забыли азийские церкви, если он был в продолжение десяти лет единственным главой их. Св. Филипп и Папий, слава Пераполисской церкви, Мелитон, слава Сардийской, были иудео-христианами. Ни Папий, ни Поликрат Эфесский не ссылаются на Павла; авторитет Иоанна все поглотил, и Иоанн в глазах этих церквей еврейский первосвященник. Во втором веке азийские церкви, особенно Лаодикейская, являются местом раскола в мнениях, связанных с жизненным вопросом христианства, и партия, стоящая за традиции, как оказывается, очень далека от взглядов Павла. Монтанизм представляет в лоне фригийского христианства нечто вроде возвращения к еврейству. Иными словами, в Азии, как и в Коринфе, память о Павле после смерти его в продолжение ста лет претерпевала как бы затмение. Даже церкви, им основанные, покидают его, как слишком опасного для них человека, так что во II веке оказывается, что от Павла все отреклись.

Эта реакция произошла, должно быть, очень скоро после смерти апостола, а может быть и раньше нее. Главы II и III Апокалипсиса представляют крик ненависти к Павлу и его сторонникам. Эфесская церковь, стольким обязанная Павлу, восхваляется за то, "что не может сносить развратных и испытала тех, которые называют себя апостолами, не будучи таковыми, и нашла, что они лжецы, и ненавидит дела Николаитов", "которые и я ненавижу", прибавляет голос с неба. - Смирнская церковь одобряется за то, что ее "злословят те, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но - сборище сатанинское" . - "Имею немного против тебя, говорит голос с неба пергамской церкви: потому что у тебя там держащиеся учения Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов Израилевых, чтобы они ели идоложертвенное и любодействовали: так и у тебя есть держащиеся учения Николаитов". - "Имею немного против тебя, говорит тот же голос Фиатирской церкви, потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицей, учить и вводить в заблуждение рабов моих любодействовать и есть идоложертвенное. Я дал ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась... Вам же и прочим, находящимся в Фиатире, которые не держат сего учения и которые не знают так называемых глубин сатанинских, сказываю, что не наложу на вас иного бремени". - А Филадельфийской церкви: "Вот, я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, а лгут, - вот, я сделаю то, что они придут и поклонятся перед ногами твоими, и познают, что я возлюбил тебя". - Возможно, что неясные упреки, обращенные ясновидцем к Сардийской и Лаодикейской церквам, также суть намеки на великий спор, раздиравший лоно церкви Иисусовой.

Повторяем, что если бы Павел был единственным миссионером в Азии, нельзя было бы понять, как это так скоро после его смерти (допуская, что он умер ранее появления Апокалипсиса), его сторонников можно было называть меньшинством в церквах этой страны; в особенности же нельзя было бы понять, как эфесская церковь, главным основателем которой он был, могла называть его оскорбительной кличкой. Павел вообще не позволял себе работать на чужих местах, проповедовать и обращаться с посланиями к церквам, не им устроенным. Но враги его не соблюдали той же честности. Они следовали за ним по пятам и старались разрушать созданное им с помощью оскорблений и клеветы.