II. Послания первоапостола Петра и Иуды, брата Иисуса Христа.
II. Послания первоапостола Петра и Иуды, брата Иисуса Христа.
Нам остается только рассмотреть остальные апостольские послания, составляющие вместе с Павловыми совершенно особый отдел Нового Завета, считающийся, с обычной точки зрения, более историческим, чем Евангелия. Есть до сих пор односторонне образованные люди, которые считают эти послания не заключительным аккордом евангелического христианства, представляющим его перерождение в современную христианскую церковную мораль, а его началом. Нелепость такого представления я уже указывал в предшествовавших строках. Христианство, с новой точки зрения, началось в IV веке Апокалипсисом и пророками, призывающими людей к отдаче всех своих имуществ неимущим и мечущими громы на земных царей. Отсюда и произошла первичная вражда царей и властей к христианству, смешанная с суеверным страхом, навеянным несколькими полными солнечными затмениями на берегах Средиземного моря, которые тогда умели предсказывать только посвященные в новое учение, сводившееся к астрологии и единобожию. Этому содействовало и оживление сейсмической деятельности на всех берегах Средиземного моря. Страх взял, наконец, верх над ненавистью, и земные цари приняли христианство, вместе со всеми своими служащими.
И вот тотчас обнаружилась для всех христианских учителей житейская непрактичность основ апокалиптического учения, которое было превосходно в момент разрушения старого мира, но никуда негодно при созидании новой гражданской жизни. Взамен его появились сначала умиротворящие Евангелия с их мистикой и, наконец, послания от имени апостолов, Павла, Петра, Иуды — брата Иисуса и множество других, таких же, не введенных в церковные службы. Сюда же относится и вся апокрифическая литература проповедей Василия Великого, Иоанна Златоуста и даже поучения, написанные от имени еретиков, к каким, например, причислялся Ориген, имя которого пользовалось авторитетом даже в эпоху Возрождения, несмотря на анафематизирование его каким-то вселенским собором.
Разберем, с этой же точки зрения, прежде всего, второе послание апостола Петра, будто бы основавшего римскую церковь еще в I веке нашей эры. Считают, что он сотрудничал с Павлом, и оба погибли в тот же самый день 29 июня. Но это совсем неправдоподобно по первоисточникам, т.е. по их собственным письмам.
Мы уже читали выше, как Павел оповещает «несмысленных галлов», что он «противодействовал апостолу Петру в Антиохии» за то, что тот после прибытия послов от Иакова начал скрывать от них, что вместе с Павлом «ел с язычниками», а по его примеру «стали лицемерить и другие, так что даже Варнава (ближайший сотрудник Павла) был увлечен их лицемерием» (Галатам 2, 13).
Так говорил Павел. А вот здесь, во втором «Соборном послании апостола Петра», читаем и ответ на это обвинение.
«Считайте своим спасением, — пишет Петр всем верующим, — долготерпение нашего господа, как говорит вам об этом и возлюбленный брат наш Павел во всех своих посланиях, содержащих нечто неудобовразумительное, которое невежды и нетвердые извращают к собственной своей погибели. Но вы, возлюбленные, будучи предупреждены об этом, берегитесь увлечься заблуждением беззаконников» (II, 3, 16 — 17).
В переводе на вульгарный язык это значит: «не верьте Павлу, что я лицемерил!» И однако же автор не объясняет, почему Павел написал это обвинение. Отсюда два вывода:
1) Послания от имени Петра писаны человеком, который уже знал это послание Павла, разошедшееся повсюду. Вот почему и надо было отменить свое несогласие с ними в соборном, т.е. общем послании ко всем церквам.
2) Писал это не апостол Петр, так как тот не ограничился бы простым замечанием, что такое обвинение лишь нечто «неудобовразумительное в письмах его возлюбленного брата Павла», а привел бы и объяснение этого, крайне неблагоприятного для себя публичного сообщения Павла.
Рис. 94. Петр и Павел в апперцепции старинного художника.
Совершенно ясно, что сделать простое уклонение от прямого ответа мог только человек, посторонний делу, человек, у которого не могло быть личной горести или раздражения за подобную, неприятную даже и для обычного человека, инсинуацию… Не понимая, как Павел мог написать такое сообщение о первенствующем апостоле Христа, и не решаясь сказать «Малому алостолу»: «ей-богу, лжешь!», автор письма от имени Петра назвал это лишь «чем-то неудобовразумительным, что невежды и нетвердые извращают к собственной своей гибели».
Анахронизм послания Петра подтверждается и другими его местами.
«Были и лжепророки в народе, — говорит автор во II главе, — да и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси… и многие последуют их разврату» (2, 2). «Это безводные источники, это облака и мглы, гонимые бурею; им приготовлен мрак вечной тьмы» (2, 17). «Лучше бы им не познать путь правды, нежели, позвавши, возвратиться назад, по верной пословице: „пес возвращается на свою блевотину“, и „вымытая свинья снова валяется в грязи“ (I, 2, 22).
«Знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели, говорящие: „где его обетованное пришествие? С тех пор, как стали умирать наши предки, все остается, как от начала творения“. Думающие так, не знают, что вначале земля и небеса были составлены из воды и водою, вот почему допотопный мир и был потоплен водою. А нынешние небеса и земля, поддерживаемые тем же „словом“, сберегаются огню. Но не должно быть скрыто от вас, возлюбленные, что у господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день (Пс. 89, 5). Не медлит он исполнением обетования, как думают некоторые, но желает, чтобы все пришли к покаянию. Придет же этот день, как тать ночью, и тогда небеса упадут с шумом, растают Загоревшиеся стихии, и земля сгорит вместе со всеми своими делами (Матв. 24, 35 — 43). Но мы ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда» (II, 3, 13).
Что же мы здесь видим? Опять цитату из Евангелия Матвея о характере последнего дня. А перед этим, в ответ ругателям, говорящим: «где же обещанное пришествие?» дается ответ: «у бога тысяча лет, как один день».
Стоя на рационалистической точке зрения, исключающей детализирующий пророческий дар, мы должны прийти к заключению, что это письмо написано, если и не через тысячу же лет после смерти Иисуса, то, по крайней мере, через несколько сот лет его ожидания, когда по данному поводу уже возникли ереси. Так не написал бы первый христианин, ждущий сегодняшнего прихода Иисуса. Вероятнее всего, что тут подразумевается тысячный год нашей эры, как момент второго пришествия Иисуса.
«Мы возвестили вам, — продолжает автор, — пришествие господа нашего Иисуса Христа, не на основании хитро сплетенных басен, но как очевидцы его величия, когда принесся к нему голос от велелепной славы: „сей есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение!“. И этот голос с небес мы слышали, когда были с ним на святой горе» (II, 1, 18).
А затем, как бы чувствуя, что он говорит уже неправдоподобное, утверждая, что лично слышал голос с неба при крещении Иисуса (да еще на горе!), автор, вместо павловского: ей богу, не лгу! — дополняет более убедительно: «притом же мы имеем об этом вернейшее пророческое слово» (II, 1, 19).
Для того, кто не верит в глас с небес и в вернейшее пророческое слово, одного этого места достаточно, чтобы убедиться, что автор разбираемого нами письма не был сотрудником Иисуса. Это средневековый сочинитель, предумышленно пишущий от имени первого христианского апостола.
Данное письмо уже не апокриф, а настоящий подлог, со ссылкой на Евангелие Марка (9, 7), в котором впервые приведена эта Фраза.
Такой же поздний характер носит и первое соборное послание Петра.
«Как новорожденные младенцы, — обращается он ко всем христианам, — возлюбите мое чистое словесное молоко» (I, 2, 2). «Будьте покорны, ради бога, всякому человеческому начальству, царю ли, как верховной власти, правителям ли, посылаемым от пего для наказания преступников и для поощрения делающих добро, ибо такова воля божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей» (I, 2, 15).
Скажите сами, читатель, возможна ли такая фраза в устах человека, который сам считался преступником, «вместе с Христом и со всем его учением и с товарищами своими», и был, наконец, «распят в Роме», как невежественный, безумный и вредный человек, царем Нероном или даже Валентом? Ведь всякий царь за такие ультра-верноподданнические послания мог бы только осыпать его своими милостями, орденами и высокими званиями, как и поступали всегда земные цари с усердными церковными проповедниками этих самых текстов «апостольских» посланий.
Не могли на него пожаловаться и рабовладельцы, так как он повторяет буквально, или с дополнениями, уже известные нам социальные статуты Павла.
«Слуги, — говорит Петр, — со страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Что вам за похвала, если вас бьют только за проступки? Но если вы терпите за добро, то это приятно богу. В этом ваше призвание, потому что и Христос оставил нам такой пример, и хочет, чтобы мы шли по его следам» (I, 2, 21).
«Жены, повинуйтесь своим мужьям… И вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами, как с немощнейшими сосудами» (3, 1 — 7).
«Будьте все единомышленны, сострадательны, братолюбивы, милосерды, дружелюбны, смиренномудры; не воздавайте злом за зло и ругательством за ругательство» (3, 8).
Все это то же, что мы уже читали у Павла. Вполне возможно, что этот совет о миролюбии предлагался как моральный образец даже и до начала нашей эры, но тут характеристичен не он, а то, что говорится о взаимоотношениях церкви и государства и о церковной иерархии.
«Младшие (служители церкви), повинуйтесь своим пастырям, и все, подчиняясь друг другу, облекайтесь смиренномудрием, потому что бог противится гордым и дает благодать смиренным. Смиритесь же под крепкую божью руку, да вознесет он вас в свое время. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш, дьявол, ходит как рыкающий лев, ища кого поглотить» (I, 5, 8).
Такие же поздние идеи, свидетельствующие о полном примирении церкви со средневековым государством, мы находим и в послании апостола Иуды, «брата Господня», которому я и посвящаю в заключение несколько строк, в виду его высокого родства.
«Как Содом и Гоморра и окрестные города, блудодействовавшие подобно им, подверглись казни всякого огня, — говорит он, очевидно, о погибели Стабии и Геркуланума, — так будет и с теми мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальство и злословят верховные власти… Таковые бывают соблазном на ваших вечерах любви и, пиршествуя с вами, без страха утучняют себя. Это безводные облака, носимые ветром, осенние деревья, дважды умершие, бесплодные, исторгнутые; это свирепые морские волны, пенящиеся своими срамотами, блуждающие звезды, которым приготовлен мрак тьмы навеки» (I, 3, 17). Да! Все это, читатель, типическое средневековье, а не первые века христианства, характеризовавшиеся апокалиптическим гневом первых его пророков на всех земных царей, как погубивших их учителя. Самый слог, это — слог Эпохи Возрождения или ее кануна. Логически развившись в евангельскую соглашательскую идеологию, апокалиптическое христианство v века естественно закончилось в x веке полным переходом теологии на сторону существовавшего тогда общественного строя путем апокрифических апостольских посланий.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.