СВОБОДОМЫСЛИЕ И АТЕИЗМ БУРЖУАЗНОГО ОБЩЕСТВА

СВОБОДОМЫСЛИЕ И АТЕИЗМ БУРЖУАЗНОГО ОБЩЕСТВА

Великие открытия и антирелигиозная мысль Возрождения

Период, охватывающий вторую половину XV в. и весь XVI в., выдвинул антирелигиозные идеи в центр внимания передовой мысли Западной Европы. Это время начинающегося крушения основ феодализма и формирования в борьбе с ним буржуазных общественных отношений.

Исторические успехи мореплавания, промышленности, торговли, с одной стороны, требуют создания опытной науки о природе, подлинного знания о ней, а с другой — сами создают основу для развития такой науки. Разработка опытного естествознания становится настоятельной необходимостью для буржуазии и для возглавляемого ею поступательного развития общества.

И с той же настоятельностью, с какой утверждение новых общественных отношений требовало сокрушения средневековых социальных институтов, утверждение подлинной науки о природе и неотделимого от нее научного мировоззрения требовало сокрушения религиозного мировоззрения, в тиски которого была зажата вся духовная жизнь средневековья.

Огромной силы удары обрушили на религию научные открытия рассматриваемой эпохи. Великие географические открытия сокрушают средневековые представления о земле и ее обитателях. Освященные религией взгляды на мироздание ниспровергаются Коперником и Галилеем. Особенно ощутимый удар нанес по религиозному мировоззрению великий польский ученый Николай Коперник (1473–1543), разработавший гелиоцентрическую систему мира. Старые, поддерживаемые церковью представления о том, что в центре вселенной находится Земля, а не Солнце, потерпели крах. Земля, это избранное богом обиталище людей, низводилась до уровня рядовой планеты солнечной системы. Лишались всякого основания представления об исключительности Земли, а также противопоставление земного небесному. Подрывалась догма о человеке как высшей цели божественного творения. И хотя церковники объявили учение Коперника «еретическим», они были не в силах затормозить победную поступь науки.

В авангарде европейской мысли в эпоху Возрождения выступает Италия. В XV в. университет в Падуе становится настолько общепризнанным центром аверроизма, что учение о «двойственной истине» и о вечности мира начинают повсеместно называть паду–анским. Часть падуанцев всецело присоединяется к взглядам арабского философа Ибн–Рошда, что смертна лишь душа каждого человека, а безличный разум человечества бессмертен. Некоторые представители падуанской школы пошли дальше — объявили смертным всякое сознание. По имени греческого автора III в. Александра Аф–родизийского, разделявшего этот взгляд, их называли александристами. К ним принадлежал Пьетро Помпонац–ци (1462–1524).

В своей книге «О бессмертии души» Помпонацци пишет, что законодатель религии, обращаясь к народу, проповедуя ему веру, ставит себе иную цель, нежели ученый, обращающийся к своим коллегам, свободным от суеверий толпы. Отсюда неизбежно различие выводов, к каким нас приводит разум (наука) и вера (религия). Разум, например, в отличие от веры находит, что действие законов природы исключает чудеса, что вера в чудеса — «результат обмана со стороны жрецов и плод болезненного воображения простых людей».

Помпонацци высказывает мысль, что так как иудаизм, христианство и ислам взаимно исключают друг друга, то по крайней мере две из этих религий ложны; значит, большинство верующих обмануто. Но если дало себя обмануть большинство, то не обмануты ли и остальные?

Бессмертна ли душа? В «писании», говорит Помпонацци, есть места, подтверждающие такое мнение, но изучение природы и размышление его опровергают. Во–первых, сознание неотделимо от телесных органов, с гибелью которых оно гибнет. Во–вторых, учение о бессмертии и воздаянии внутренне противоречиво: всемогущий бог должен сам быть ответственным за человеческие поступки. На известный религиозный тезис, гласящий, что, лишившись надежды на награду и избавившись от страха наказания, люди станут совершать злодеяния, Помпонацци отвечал, что существовало немало праведников, не веривших в бессмертие души и воздаяние, и еще больше людей порочных, веривших и в то и в другое. Добрые дела, совершаемые без надежды на награду, гораздо более нравственны, чем те, единственным стимулом которых является расчет на вознаграждение. Тот, кто избегает совершать дурные поступки единственно потому, что считает их бесчестными, гораздо нравственнее того, кто отказывается от дурных поступков лишь из страха перед загробной карой. Поэтому отрицание бессмертия души и воздаяния гораздо лучше укрепляет нравственность, чем признание этих положений.

Наиболее ярким выражением борьбы науки этой эпохи против религии являются идеи Джордано Бруно (1548–1600). Отправляясь от открытия Коперника, Бруно идет дальше: на место гелиоцентризма он ставит учение о бесконечной, лишенной центра вселенной и бесконечных мирах. Сокрушая христианскую космологию, он восклицал: «Вперед!.. Ниспровергай теорию о том, что Земля будто бы является центром мироздания… Распахни перед нами дверь, чтобы мы могли взглянуть на неизмеримый и единый звездный мир…» Разум, заявляет Бруно, может все постичь «благодаря имеющейся в нем бесконечной мощи». В победе человеческой мысли над тайнами природы, над предрассудками, тупостью и нетерпимостью он видит высшее счастье. Религиозный иррационализм и обскурантизм–смертельные враги Бруно.

Бруно отвергал и откровение, и божественный промысел, и бессмертие души. Переход европейцев от, язычества к христианству он описывает так: «Для народов была выдумана нелепая сказка, появилось варварство, и начался преступный век, для которого знание считалось опасным». Деспоты, тираны пользуются религией, чтобы держать народы в страхе посредством лжи о бессмертии души и ожидающей на том свете каре за непокорность.

«Вселенная не была сотворена, — писал Бруно. — Нельзя допустить бытие творца, нисходящего свыше, дающего порядок, творящего извне». Это, в сущности, атеистический взгляд. Но Бруно не смог полностью освободиться от влияния идей, с которыми боролся. Заявляя, что «бог и природа есть одна и та же материя», он одухотворяет материю и все вещи. Этот гилозоизм сочетается у него с телеологическим представлением о процессах, совершающихся в природе. И в этом смысле его позиция содержит пантеистический элемент. Но сам пантеизм, отмечал Энгельс, есть лишь последняя ступень к свободному человеческому воззрению, т. е. к атеизму. Бруно, которого послали на смерть римские инквизиторы, выслушав их приговор, заявил: «Вероятно, вы с большим страхом произносите приговор, чем я выслушиваю его». Столь же мужественно встретил смерть другой выдающийся итальянский атеист — Лючилио Ванини (1585–1619), отправленный на костер тулузским парламентом. Он заявил в присутствии тысяч людей, собравшихся посмотреть на его казнь: «Если бы был бог, я попросил бы его поразить молнией парламент, как совершенно несправедливый и неправедный; если бы был дьявол, я попросил бы его, чтобы он поглотил этот парламент… но, так как нет ни одного, ни другого, я ничего этого не делаю».

В своих произведениях Ванини писал, что мир существует вечно, что бог его не создавал и не руководит им. Пребывающий вне мира «бог не является перводвигателем». Такого бога вообще нет. Существует лишь «природа, которая и есть бог, так как она является началом движения». Если же богом называть природу, то нелепо ей приписывать разум, черту чисто человеческую.

Используя аргументацию древних, Ванини показывает противоречия, к которым приводит вера в бога: «Бог или не хочет устранить зло, или не может. Второе подтверждает мнение атеистов, первое делает бога источником зла». «Бог или знает о заблуждениях людей, или не знает. Если он знает о них, следовательно, он их творец, так как для бога знать и хотеть — одно и то же». В этом случае он не может быть богом. «Если он их не знает, он не берет на себя никаких забот в руководстве миром, так как не может им управлять, не зная его». «Если великие преступления и заблуждения не были предупреждены богом, нужно утверждать, что бог совершенно не заботится о земных делах». И в этом случае он не бог. Но допустим, что он заботится о земных делах, в которых так много преступлений. «Если он не смог их предупредить, занимаясь ими, он не в силах принять действенные меры для пресечения преступлений и зол. Если он не всемогущий, значит, он не бог».

Считается, что в «писании» запечатлено откровение бога. Но так ли это?

Есть серьезные основания считать «писание» обманом, ибо оно само себе противоречит, утверждая всемогущество бога, между тем как «из текста Библии вытекает, что сила дьявола выше силы бога… Бог хочет, чтобы все были спасены, однако мало кто спасается. Дьявол хочет, чтобы все люди были осуждены, и они почти все бывают осуждены».

Воздаяние неправомерно, поскольку за поступки людей отвечает управляющий этими поступками бог. Воздаяние к тому же требует бессмертия души, которое Ванини детально опровергает. Во–первых, рождение, питание, рост, смерть, строение тела и основные черты психики у людей и животных одинаковы, «поэтому, если душа умирает вместе с животным, она должна умереть и вместе с человеком». Во–вторых, все созданное умирает, значит, и душа тоже. В–третьих, «еще никто не возвратился из царства мертвых». В–четвертых, «бессмертие души отвергали наиболее видные ученые мужи», и античные, и «крупнейшие мыслители наших дней».

Социальная роль религии, по мнению Ванини, отрицательная; это орудие, при помощи которого «невежественный народ содержится в рабстве из боязни перед всевышним».

Ванини, как и Бруно, сохраняет еще некоторые средневековые представления. Он уверен, что небесные светила определяют судьбы людей. Он иногда впадает в пантеизм. И все же оба великих итальянца навсегда останутся в памяти человечества глашатаями атеизма.

Скептицизм Возрождения и борьба против религиозного мировоззрения

Передовая мысль Италии оказала положительное влияние на другие европейские страны. Но главной причиной распространения передовых идей были обстоятельства, дававшие себя знать во Франции, Голландии, Германии не меньше, чем в Италии. Социально–политические движения эпохи, облекая свои требования в религиозную форму, породили множество различных церквей (лютеранская, кальвинистская, англиканская и др.), взаимно опровергавших и преследовавших друг друга. При этом протестантизм, едва возникнув, проявил не меньшую нетерпимость и бесчеловечность, чем католицизм. В маленькой Женеве за 60 лет сожгли 150 человек за инакомыслие.

Возрождение положило начало крушению взглядов, веками господствовавших над сознанием людей. Если положения, считавшиеся безусловно истинными, оказались неверными, можно ли рассчитывать, что есть что–либо истинное? Не означает ли это, что все признаваемые людьми мнения безусловно ложны? Таков ход мысли, неизбежно получающий распространение (при незнании диалектики) в эпохи крутой ломки идей. Чтобы канули в прошлое фидеизм и догматизм средневековья, чтобы восторжествовало научное материалистическое мировоззрение, путь ему должна была проложить работа отрицания. Эту работу выполняет скептицизм Возрождения, тесно связанный с рационализмом. Последний состоял в призыве ничего не принимать на веру, все взвешивать разумом, следовательно, все поставить под сомнение, подвергнуть критике.

Страной, где антирелигиозный скептицизм Возрождения получил самое яркое выражение, явилась Франция.

Проникнутое эпикурейским материализмом бессмертное творение Франсуа Рабле (1494–1553) «Гаргантюа и Пантагрюэль» мастерски использует оружие скептицизма в борьбе со средневековым мракобесием. В этой книге высмеивается вера в бессмертие души и христианский призыв к отказу от земных радостей. Великий сатирик с позиций здравого смысла издевается над откровением, как нелепой заумью. Рабле беспощаден к порабощающей умы слепой вере. Сообщая, что его герой был рожден через ухо, он прибавляет: «Я подозреваю, что вы не верите такому странному рождению. Если не верите, мне до этого дела нет; но порядочный и здравомыслящий человек верит во все, что ему говорят и что написано. См. Притчи Соломона, гл. XIV: «Невинный верит каждому глаголу», см. святого апостола Павла Первое послание к коринфянам. Гл. XVIII: «Милостивец верит всякому». Почему же вы не верите? Никакой видимости правды, скажете вы. Я же вам скажу, что именно по этой причине вы и должны верить совершенной верой, ибо сорбонисты говорят, что вера есть «вещей облачение невидимых». Разве противоречит этот случай нашей религии, закону, разуму и «священному писанию»? Что до меня, то я не нахожу в святой Библии ничего, что бы противоречило этому. Но если бог так хотел, то ведь не скажете же вы, что он не мог этого сделать?., ибо, говорю вам, для бога нет ничего невозможного, и если бы он захотел, то все женщины рожали бы детей через уши».

В еще более острой форме выступает антирелигиозный скептицизм в сожженной в 1538 г. по приговору парижского парламента книге Б. Деперье «Кимвал мира», в «Цицерониане» Э. Доле, в «Диалогах» Ж. Таюро и ряде других произведений.

Значительную роль в борьбе с мракобесием сыграл видный французский политический деятель и мыслитель Жан Боден (1530–1596), выдвинувший материалистическое учение о том, что верования, нравы и социальный строй каждого народа обусловлены природой и климатом его страны. В сочинении Бодена «Беседа семерых» (получившем распространение в рукописных списках уже после смерти автора) участвуют три защитника христианства, сторонник иудаизма, сторонник ислама, деист и скептик, близкий к атеизму.

Сопоставление евангельских текстов, говорится в диалоге, доказывает, что они не заслуживают доверия, ибо сами себе противоречат, не говоря уже о том, что сообщаемое там противоречит разуму.

И божественность Христа, и догматы об искуплении И евхаристии, как показывает Боден, противоречат здравому смыслу, а бессмертие души и воздаяние выдуманы для укрепления социальных установлений.

У сторонников религии «в роли всех аргументов, принципов и доказательства выступает одно только слово — верьте!» А на каком основании? На основании слов Христа, так как он бог? Но надо еще доказать, что он бог. На основании «писания»? Но оно само себе противоречит. Веру, утверждает Боден, вытесняет знание.

Показывая несостоятельность всех существующих религий, Боден отдает предпочтение «естественной», «присущей человеку от природы» религии, что свидетельствует об исторически неизбежной его ограниченности.

Самым глубоким выразителем скептицизма Возрождения явился Мишель Монтень (1533–1592). В своих «Опытах» (1580–1588) он призывает сбросить гнет общепринятых взглядов и последовать примеру людей, «которые все взвешивают и оценивают разумом, ничего не принимая на веру и не полагаясь на авторитет».

Монтень детально обосновывает положение о том, что сознание человека всецело зависит от его тела, что приводит его к выводу о неизбежной гибели духа со смертью тела. Сон, обморок, любая потеря сознания являют нам «подлинный и неприкрашенный лик смерти». Люди, как и их «братьяживотные», — дети «нашей матери–природы». Материальный мир, в котором мы живем, — это все, что существует. Нет никакого иного, потустороннего, мира.

С этих позиций, обильно цитируя Лукреция и присоединяясь к его взглядам, Монтень критикует идеализм Платона, волюнтаризм стоиков, мистицизм и антропоцентризм. Вместе с бессмертием души опровергается и воздаяние. Доказывается, что оно невозможно, а если бы и было возможно, то было бы крайне несправедливо.

Если видеть в боге первопричину вещей, т. е. нечто коренным образом отличное от людей, говорит Монтень, то нельзя ему приписывать ни разум, ни справедливость, ни милосердие. В противном случае он окажется человеком. В этой связи с одобрением приводится мнение Эпикура и Стра–тона, согласно которому природа, вовсе лишенная сознания, развивается в силу внутренней необходимости и ни о каком вмешательстве богов в ход событий не может быть и речи.

Религия внедряется не божественными средствами «сверху», а человеческими «снизу». Религии основаны не богом, а людьми. «Религия есть не что иное, как их (людей) собственное измышление», созданное, «чтобы налагать узду на народ и держать его в подчинении».

Полезна ли религия? Религии, выдуманные для достижения безнравственных целей, приносили, конечно, вред. А религии, созданные с благими целями (к их числу Монтень относит христианство) ? Сделали они людей лучше? Сделали они их счастливее? Требование религии, в том числе христианства, предписывающее отказываться от радостей жизни, противно природе и делает людей несчастными. Еще больше горя приносят людям массовые бесчеловечные расправы с инакомыслящими, на которые толкают людей религии, особенно христианство, на протяжении всей своей истории порождающее жестокую нетерпимость, преследование науки, уничтожение культурных ценностей.

Борьба с фидеизмом — главная задача Монтеня. Ратуя за науку, изучающую не книги, а вещи, опирающуюся на опыт и разум, Монтень провозглашал безграничность возможностей такой науки: «То, что осталось неизвестным одному веку, разъясняется в следующем… Поэтому ни трудность исследования, ни мое бессилие не должны приводить меня в отчаяние, ибо это только мое бессилие», а не бессилие человеческого разума вообще.

Открытые выступления против религии

Для произведений передовой мысли этой эпохи характерно то, что самые смелые высказывания в них сопровождаются заверениями в религиозной лояльности. На страницах этих книг зловещий отблеск костров, на которых гибли борцы против мракобесия. Ссылаясь на эти лояльные заявления вольнодумцев, реакционеры наших дней утверждают, что эти мыслители были преданы христианству, что в эпоху Возрождения антирелигиозные идеи не имели никакого распространения. Опровержением этого являются многочисленные свидетельства современников о том, как много появилось в XVI в. в Европе эпикурейцев, деистов, атеистов, о том, что именно в этом веке впервые стали употреблять слова «вольнодумец», «деист», «атеист».

Опровержением взгляда о невозможности деизма и атеизма в данную эпоху является факт значительного распространения в это время произведений, открыто отвергавших христианство и все существующие религии. Они ходили по рукам в печатной и рукописной форме и (несмотря на то, что одно их хранение могло стоить жизни и в XVI, и в XVII, и в XVIII вв.) дошли до нас.

Такова изданная в 1573 г. книга «Блаженство христиан, или Бич веры».

Ее автор Жоффруа Балле вместе со своим произведением был сожжен в Париже в 1574 г. Центральная идея книги — призыв отказаться от веры и заменить ее знанием. Знание вытесняет веру, с которой оно несовместимо: чем больше у человека знаний, тем меньше у него веры. Если кто–нибудь, «кому выплатили большой долг, потребует от вас его вторично, — каким из следующих выражений захотим мы, говоря по совести, воспользоваться, чтобы ответить на это: «Я верю, что уже расплатился» или «Я знаю, что уже расплатился»? Я убежден, что нет такого верующего, который в данном случае сказал бы «Я верю», отвергнув «Я знаю».

Балле отвергает католицизм, кальвинизм, христианство вообще, так как его сторонники принимают религию «на веру и из страха». Это же обвинение Балле бросает всем религиям. Все религии не только ложны, но и вредны. Человек должен «осознать яд и разврат, мерзости и злодеяния, причиняемые всеми религиями», и отвергнуть их.

Отрицая падуанский принцип «двух истин», Балле заявляет: «Существует одно воззрение, порожденное в нас знанием, и другое, которое в нас вселили, пользуясь нашим невежеством, посредством веры, боязни или внушенного нам страха перед богом… вера есть недостаточность знания, ибо, где имеется знание, там вера умерла и не может существовать». И нравственность человека и его счастье, по словам Балле, зависят только от знания и разума.

Правда, Балле полагал, что, вооружившись знаниями, мы придем к какому–то пониманию бога, основанному на разуме. Эту ограниченность XVI в. не могли преодолеть многие представители антирелигиозной мысли даже двумя веками позднее.

Подобно вышеупомянутой книге Балле, не прибегает к маскировке и анонимный трактат «О трех обманщиках», в котором открыто отрицаются все религии. Самое раннее его издание, дошедшее до нас, датировано 1598 г., но, по свидетельству современников, первые его издания получили значительное распространение уже в первой половине века.

Основная мысль трактата: если рассказы Моисея и Магомета об их сношениях с богом — ложь, то такой же ложью являются соответствующие утверждения Христа. Христиане уверяют, что Библия содержит откровение самого бога. То же самое говорят китайцы о своих древних книгах, индийцы — о Ведах, мусульмане — о Коране. Какой же религии верить? «Ведь каждая обвиняет другую в обмане… Что же мы должны теперь делать? Или должны верить всем, что было бы смешно, или ни одной, что, конечно, верней…» Моисей разоблачил ложь язычества, Христос — ложь иудаизма, а Магомет — ложь и того и другого. «Отсюда следует, что каждый новый создатель религии наперед должен быть заподозрен в мошенничестве».

Шаг за шагом в трактате опровергаются доводы в пользу существования бога. Один из таких доводов состоит в том, что все люди на земле согласно свидетельствуют, что бог существует. Так говорят лишь те, отвечает автор, кто отождествляет мнение своих родичей и трех–четырех прочитанных книжонок с мнением всех людей. «Пойдите в Италию, столицу христианства, и попытайтесь там сосчитать свободомыслящих и, скажу больше того, атеистов. И после этого вы посмеете еще говорить о согласном свидетельстве всего человечества, что бог есть и что следует ему поклоняться?»

На другой довод защитников религии: «Но разве вселенная не зависит от руководства своего творца?» — автор трактата отвечает: «Возможно, но необязательно». Более вероятно, что все совершается без вмешательства внеприродной силы. Такое объяснение естественнее. Но если даже допустить, что бог есть, почему ему надо поклоняться?

Считать, что поклонением можно польстить самолюбию бога, подольститься к нему, — значит отождествить его с худшими из людей. Автор трактата отвергает какое бы то ни было поклонение богу — природа в поклонении не нуждается. Отказавшись от религии, люди обретут счастье–для этого достаточно следовать природе.

Своим возникновением религии обязаны выдумке тунеядцев, живущих народным трудом: «…из корыстолюбия бездельники выдумали затейливый и непонятный для обыкновенного человеческого рассудка хлам…

О, какие лакомые куски для этих чародеев — плоды твоей горькой работы!» «Эти господа, сидящие у кормила правления, вытягивают ростовщические проценты из народного легковерия», ибо для разоблачения этого обмана нужно много знаний и много времени, а «простые честные люди, пастухи и крестьяне, не располагают ни свободным временем, ни знаниями».

У этих антирелигиозных идей те же социальные истоки, что у философии вождя революционного выступления немецких крестьян и городской бедноты в 1524–1525 гг. Томаса Мюнцера (ок. 1490–1525), который «в христианской форме… проповедовал пантеизм… местами соприкасающийся даже с атеизмом» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 370).

Даже оплот мракобесия в ту эпоху — Испания испытывает на себе влияние новых идей. Здесь с учением, направленным против мистицизма и теологии и проникнутым убеждением, что наука всесильна, выступает X. Л. Вивес (1492–1540). В 1575 г. выходит «Исследование способностей к наукам» Хуана Уарте (ок. 1530–1592), где отвергаются чудеса и какие–нибудь ссылки на бога при объяснении явлений природы, доказывается всесторонняя зависимость сознания от тепа и опровергается бессмертие души. Еще дальше идет другой испанец — выдающийся ученый Мигель Сервет (ок. 1510–1553). В его книге «Восстановление христианства» (1553) отвергаются все религии и выдвигается учение о том, что бог не дух, не разум, а все, т. е. природа. Спасаясь от добивавшихся его смерти католических мракобесов, Сервет бежал в Женеву, где угодил в лапы мракобесов протестантских: Кальвин отправил на костер и ученого и его книгу.

Таким образом, распространенность антирелигиозных идей в рассматриваемую эпоху — бесспорный факт. Это, однако, не означает, что все предрассудки, встречающиеся в произведениях передовых людей Возрождения, высказываются ими лишь с целью маскировки. Само мировоззрение этих мыслителей было по необходимости противоречиво. «Им трудно было вырвать из груди мнения, освященные веками» (Герцен).

Свободомыслие и атеизм в XVII в.

Для антирелигиозной мысли XVI и начала XVII в. характерны противоречивость, несистематичность, доходящая до эклектичности, и преобладание негативного, разрушительного элемента над позитивным.

В XVII в. возникают стройные, детально разработанные философские системы, главное содержание которых — позитивная разработка идей, частью выдвинутых ранее, частью выдвигаемых впервые. Это учения Декарта, Гассенди, Спинозы, Гоббса, Локка.

Деструктивный элемент хотя и отходит на второй план, но и здесь играет весьма важную роль. Это прежде всего относится к Рене Декарту (1596 — 1650) и Пьеру Гассенди (1592–1655). Несмотря на противоположность их позиций по некоторым коренным философским вопросам, оба они выступают против догматизма и фидеизма, оба призывают покончить с рабским подчинением авторитетам и общепринятым взглядам, ничего не принимать на веру; оба наносят сильные удары по схоластике. Характерно, что хотя оба они противники агностицизма, но исходным пунктом для них служит скептическое сомнение.

Хотя ни тот, ни другой не присоединились к антирелигиозной позиции своих предшественников, их учения явились большим вкладом не только в борьбу против средневекового мировоззрения вообще, но прежде всего в борьбу против религии. Многочисленные последователи Гассенди, так называемые либертены (вольнодумцы), отнюдь не разделяли его религиозности. Талантливые писатели Ф. Ламот–Левайе, Ш. Сент–Эвремон, Б. Фонте–нель, Теофиль де Вийо, С. Сирано де Бержерак и великий Мольер, опираясь на скептицизм Монтеня и эпикуреизм Гассенди, выдвигают даже атеистические идеи, находя для них остроумные формы, неуязвимые для мракобесов. Что касается картезианства, то хотя его слабые стороны и были использованы идеалистами и апологетами христианства, но и лагерь реакции и лагерь передовых мыслителей сразу же оценили огромное прогрессивное значение идей Декарта. Недаром через шесть лет после выхода в свет первого его произведения все его книги были осуждены на сожжение, а проповедь его идей запрещена.

Атеизм Бенедикта Спинозы

Выдающийся материалист XVII в. Бенедикт (Барух) Спиноза (1632–1677) явился крупнейшим представителем атеистической мысли столетия.

Отвергнув дуализм Декарта, Спиноза признает только одну субстанцию, обладающую и протяжением и мышлением. Эта единственно существующая субстанция есть природа, которую Спиноза называет также богом. Ни умом, ни чувствами, ни волей этот бог не обладает: эта пантеистическая форма, в которой выражается система Спинозы, весьма отлична, как отмечал Маркс, от ее атеистической сущности.

Спиноза отвергает телеологическое понимание действительности, справедливо усматривая тесную связь между телеологией и религией. На место телеологии философ ставит причинность и непреложную необходимость, исключающие какие бы то ни было случайности, не говоря уже о сверхъестественных явлениях.

В своем «Богослов ско–политиче–ском трактате» Спиноза выступает как основоположник научной критики Библии. Здесь ярко проявилось своеобразие спинозовского материализма — его рационализм. Исходя из того, что каждому принадлежит «верховное право и высший авторитет свободно судить о религии», Спиноза считает, что при интерпретации Библии ничто не должно быть нормой, «кроме естественного света, общего всем», т. е. разума. Тщательно исследуя текст Библии, он убедительно вскрывает множество противоречий и нелепостей. Развенчивает Спиноза и чудеса, которыми переполнено писание: «Чудо, будет ли оно противо–или сверхъестественно, есть чистый абсурд».

Таким образом, не только о божественности, но и о простой разумности этой книги не может быть и речи. Так был разрушен ореол книги, считавшейся запечатленным откровением. Спиноза был первым проделавшим эту работу на основе тщательного анализа библейских текстов.

Все религии, писал Спиноза, — это предрассудки, «которые превращают людей из разумных существ в скотов, так как совершенно препятствуют пользоваться каждому своим свободным суждением и распознавать истину от лжи, и которые, будто нарочно, по–видимому, придуманы для окончательного погашения света разума». У религии не божественный, а земной, общественный источник. Заявляя, что в сознании угнетенных религия–это «фантазии и бред робкой и подавленной души», Спиноза приближается к пониманию одного из важных социальных истоков религиозности масс.

Атеизм Спинозы был непоследователен. Это выражалось не столько в печати теологии, лежащей на всей философской системе, сколько в учении о том, что для «повиновения и благочестия» нужна вера, которую нужно привить народу как «чувствование бога» и догматы которой сводятся к важнейшим требованиям нравственности. Здесь проявилась классовая ограниченность буржуазного философа.

Борьба Пьера Бейля за свободу совести и свободу мысли

Пьер Бейль (1647–1706) посвятил свою жизнь борьбе с нетерпимостью ревнителей христианства разных толков, не только призывавших к зверствам, но и обосновавших их теоретически. У Бейля, в отличие от рассмотренных философов XVII в., доминирует деструктивная, разрушительная задача, и, хотя он имеет определенные положительные взгляды, системы он не создал.

Вслед за Декартом и Спинозой он считает, что «верховным трибуналом, который обо всем, что нам предлагается, выносит приговор в последней инстанции без права обжалования, является разум». Разуму принадлежит решающее слово и в религии, и в нравственности: «Всякое положение, выдвигают ли его как содержащееся в «писании» или предлагают как–нибудь еще, ложно, если оно опровергается ясным и отчетливым понятием естественного света, особенно в отношении морали».

Бейль приходит к признанию материальности души, что согласуется с опытом, говорящим о зависимости сознания от тела. К тому же религиозное воззрение о наличии у человека нематериальной души, каковой лишены животные, видит в последних лишенные представления и чувств автоматы, что нелепо, так как психика людей и животных в общем идентична. А с признанием материальности души обнаруживается, что она не может быть бессмертной.

Бейль опровергает учение о провидении и религиозные доказательства бытия божьего. Но с наибольшей страстностью он развертывает моральную антирелигиозную аргументацию. Он камня на камне не оставляет от тезиса, что религия делает людей нравственными, а атеизм — безнравственными. Прежде всего это опровергается массой злодеяний, совершенных верующими христианами, и образцами высокой нравственности, показанными безбожниками Эпикуром, Стильпоном, Диагором, Ванини, Спинозой. Бейль доказывает, что в нравственном отношении атеист не только не ниже, но гораздо выше верующего. Он, таким образом, как отмечал Маркс, «возвестил появление атеистического общества, которому вскоре суждено было начать существовать».

Скептицизм Бейля, как и скептицизм Монтеня, противоречив. Его рационализм сочетается с заявлениями, что «разум способен только разрушать… возбуждать сомнения»; мораль, которую он ставит на место религии, несет на себе печать теологии, как и многие рассуждения Бейля вообще. Но основное в скептицизме Бейля — его антирелигиозная направленность–выступает отчетливо.

Свободомыслие в Англии эпохи буржуазной революции

Нидерландская революция конца XVI в. и английская революция середины XVII в. знаменовали собой начало нового времени, наступление эпохи капитализма. Буржуазия впервые выступила на историческую сцену как самостоятельный класс и открыто заявила о своих интересах и целях. На смену феодальному способу производства шел общественный строй, основанный на более прогрессивных экономических отношениях. Становление буржуазного строя отражалось на духовной жизни общества, сопровождалось острой идеологической борьбой. Представители буржуазии ополчились против взглядов и традиций, господствовавших в период феодализма, против средневековой схоластики, религиозного мракобесия и фанатизма. Они решительно критиковали старые порядки, нравы и учреждения, выступали против духовной диктатуры церкви, провозглашали необходимость веротерпимости и свободы мысли.

Одной из первых стран на путь капиталистического развития стала Англия. Идеологи нарождавшейся английской буржуазии заложили основы научного метода познания природы, внесли крупный вклад в развитие материалистической философии, в критику религиозного мировоззрения. Фрэнсис Бэкон (1561–1626) вошел в историю как мыслитель, провозгласивший силу и мощь научного знания, бросивший вызов схоластическим догмам и авторитетам. Познание природы и подчинение ее власти человека составляет, по Бэкону, главную цель и назначение науки. Поставленная Бэконом задача возрождения науки и отыскания нового метода познания с необходимостью вела к разрыву с религиозным вероучением, к утверждению приоритета разума перед верой. И хотя учение Бэкона еще кишит, по словам Маркса, «теологическими непоследовательностями», оно объективно содействовало развитию свободомыслия, служило делу критики религии.

Прогрессивное значение имело также разоблачение Бэконом предрассудков, сковывающих ум человека, препятствующих распространению знаний. К числу таких предрассудков, или, по терминологии Бэкона, «идолов», он относил слепую веру в авторитеты, рабское следование отжившим традициям.

Бэкон был далек от подлинного атеизма и допускал серьезные уступки религиозному мировоззрению. Он признавал, например, бытие бога, существование разумной души, откровение. Компромиссный характер носило и учение о двух истинах, разделяемое философом, а также его стремление синтезировать естественную философию и религию, которые якобы должны дополнять друг друга. Однако историческое значение свободомыслия Бэкона определяется не этими теологическими непоследовательностями, а его философским материализмом, защитой и обоснованием опытной науки, утверждением человеческого разума.

Выдающимся английским философом–материалистом XVII в. был Томас Гоббс (1588–1679), который продолжил начатую Бэконом борьбу против религиозно–схоластической идеологии. Атеизм Гоббса проявлялся прежде всего в вопросе о возникновении религии. Он решительно отвергает представления о божественном происхождении религии и доказывает, что «естественное семя религии» находится в самом человеке, коренится в специфическом качестве человеческой натуры. В своем произведении «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» (1651) Гоббс указывает на следующие обстоятельства, которые способствовали появлению религии: это, во–первых, свойственное человеку стремление «доискиваться причин наблюдаемых событий»; во–вторых, желание познать «начало вещей»; в–третьих, неумение или неспособность людей «удостовериться в истинных причинах вещей» (ибо они большей частью бывают скрыты); в–четвертых, страх и беспокойство о будущем, возникающие из–за незнания причин. Он подчеркивает правильность положения о том, что страх создал богов–Однако, по Гоббсу, страх людей перед всем тем, что им неведомо, порождает лишь языческие религии, или многобожие. К мысли же о едином боге люди приходят главным образом под влиянием стремления познать конечную причину всех вещей, установить первопричину бытия.

Не ограничиваясь рассмотрением гносеологических корней религии, Гоббс выявляет также те социально–политические факторы, которые превратили религию в значительное явление общественной жизни, придали ей силу, укрепили ее авторитет. Томас Гоббс характеризует религию как инструмент политической власти, используемый правителями для того, чтобы держать народ в повиновении.

Раскрывая политическую роль религии, Гоббс подчеркивает ее подчиненное положение по отношению к государственной власти. С этих позиций он борется против притязаний церковников утвердить свой приоритет в государстве, присвоить себе не только духовную, но и светскую власть.

Непоследовательность атеистических воззрений Гоббса проявлялась в том, что, развенчивая религию, он все же ратовал за ее сохранение, заставляя ее служить интересам господствующих классов. Ограниченность взглядов Гоббса выражалась также в том, что он допускал существование бога, считая его первопричиной мира и первоисточником движения материи. Как известно, такое понимание бога характерно для религиозно–философского учения, называемого деизмом. Но деизм может быть как идеалистическим, так и материалистическим. Деисты–материалисты старались создать такую систему представлений, в которой, как правильно подметил Плеханов, «власть бога со всех сторон ограничивается законами природы». Именно такой характер и носил деизм Гоббса.

Гоббс был одним из первых буржуазных атеистов, осмелившихся выразить сомнение в святости библейских текстов. Он доказывал, что Библия была написана в разное время и разными людьми, высмеивал тех, кто слепо верит каждому слову Ветхого и Нового заветов. Подобные взгляды на Библию находились в резком противоречии с официальным богословием, требовавшим беспрекословного признания богодухновенно–сти «священного писания», осуждавшим всякое сомнение в его истинности. Труды Гоббса были преданы проклятию со стороны как католической, так и англиканской церкви.

Дальнейшее развитие английского свободомыслия связано с именем Джона Локка (1632–1704). По философским взглядам Локк был материалистом. В своем главном произведении — «Опыт о человеческом разуме» — он подробно разработал сенсуалистическую теорию познания, всесторонне обосновал положение о происхождении всего человеческого знания из ощущений. Но английский философ допускал отклонения от материализма в сторону идеализма и дуализма, что не могло не отразиться и на его воззрениях на религию. Компромиссная, половинчатая позиция

Локка в отношении религии выражалась в том, что он, с одной стороны, выступал против религиозной ортодоксии и церковной догматики, а с другой стороны, доказывал бытие бога, видел в нем источник движения и сознания, отстаивал «разумность христианства», делал выпады против атеистов.

Распространяя критику теории врожденных идей на идеи бога, бого–почитания и т. п., Локк приходил к выводу, что они также не являются врожденными, а приобретаются людьми в процессе жизни наравне с другими идеями.

Откуда же берет свое происхождение идея бога, если она не является врожденной? Будучи деистом, т. е. признавая бога безличной разумной первопричиной природы и человека, Локк считал, что понятия о боге «приобретаются размышлением и обдумыванием», направленным «на исследование устройства и причины вещей». Однако «самые верные и лучшие понятия о боге» доступны, по его мнению, лишь немногим мудрым и добродетельным людям. Значительное же большинство находится в плену суеверий, передающихся от поколения к поколению. Отрицание идеи личного бога и его вмешательства в течение природных процессов и общественную жизнь, которое пропагандировалось Локком, носило для его времени прогрессивный характер.

В противовес богословским теориям о примате веры Локк объявлял человеческий разум верховным судьей в вопросах религии. Локк подверг рационалистическому анализу содержание Ветхого и Нового заветов, вскрыл недостоверность библейских догм.

В то же время он решительно выступал против религиозного фанатизма, боролся за веротерпимость. В «Письме о веротерпимости» он доказывал, что в вопросах религии каждый человек волен поступать, лишь сообразуясь с собственной совестью. Поэтому государство обязано предоставить своим подданным полную свободу в выборе и исповедании религиозных взглядов.

Впрочем, в своих требованиях широкой веротерпимости и свободы совести Локк допускает одно исключение. Оно касается атеистов. «Те, кто отрицает бытие божье», не могут, по его мнению, «претендовать на привилегию веротерпимости». Мотивируется это тем, что атеизм несовместим якобы с нравственностью и правопорядком, что он представляет собой угрозу для общества.

Несмотря на свою ограниченность, свободомыслие Локка сыграло важную роль в развитии критики религии и церкви.

Деизм и атеизм английских мыслителей XVIII в.

Наиболее выдающимися представителями английского свободомыслия конца XVII — начала XVIII в. были Джон Толанд (1670–1722) и Антони Коллинз (1676–1729). Ученики и последователи Локка, они развили его материализм, обогатили философию новыми положениями и вместе с тем преодолели его теологическую ограниченность. Д. Толанд в своем произведении «Христианство без тайн» (1696) смело выступил в защиту разума, против слепой веры. Никакая религия не может быть принята, если она недоступна разуму или противоречит ему. Толанд обвинял духовенство в том, что оно извратило истинный смысл христианской религии, окружило ее тайнами, придало ей мистический характер.

Отправным пунктом для критики религиозного мировоззрения Толанду служил его философский материализм, и в особенности выдвинутое и обоснованное им положение о неразрывной связи материи и движения. Тезис о движении как существенном свойстве материи, провозглашенный Толандом в его «Письмах к Серене» (1704), был направлен своим острием против идеи божественного первотолчка, против деистических представлений о боге как источнике движения материи, источнике жизни и сознания.

Критика религии пронизывает все произведения Толанда. Так, в «Письмах к Серене» он разоблачает предрассудки, связанные с представлениями о бессмертии души, вскрывает корни идолопоклонства, богопочита–ния, религиозных обрядов.

В 1720 г. выходят в свет два последних произведения Толанда — «Тетрадим» и «Пантеистикон». «Тет–радим» состоит из четырех самостоятельных статей. Одна из них посвящена знаменитой Ипатии, ученой женщине древности, ставшей жертвой религиозного фанатизма. Толанд обвиняет священников в том, что они во все времена выступали гонителями духовной свободы, разжигали нетерпимость и фанатизм.

«Пантеистикон» — глубокое и оригинальное философское произведение. В нем утверждается вечность и бесконечность вселенной, материальность мира и многообразие движущейся материи, постоянное взаимодействие и непрерывное изменение всех вещей в природе. Вместе с тем философ отвергает все существующие религии, требует, чтобы всем людям было «разрешено мыслить так, как они хотят, и высказывать то, что они мыслят».

Толанд вошел в историю как основоположник идейного движения «свободомыслящих» (так стали называть в Англии наиболее решительных и непримиримых противников религии). Одним из первых «свободных мыслителей» был А. Коллинз, единомышленник и соратник Толанда. В 1713 г. вышла в свет книга Коллинза «Рассуждение о свободомыслии», получившая широкую известность не только в Англии, но и в других странах. Эта книга стяжала Коллинзу славу ярого вольнодумца, острого критика религиозного вероучения и культа. Коллинз требует, чтобы свободной мыслью было исследовано учение о божественном откровении — этот краеугольный камень христианства и других «положительных» религий. Критическому анализу должны быть подвергнуты, согласно Коллинзу, и такие узловые вопросы всякой религии, как вопросы о природе бога и его атрибутах. Английский вольнодумец убедительно показывает, насколько противоречат здравому смыслу представления верующих о природе или сущности бога, в какой степени расходятся друг с другом богословы в определении божественных атрибутов. Нет согласия между церковниками относительно того, является ли бог телесным или бестелесным, подобен ли он человеку или нет, обладает ли такими аффектами, как гнев, мстительность, или не обладает, можно ли ему приписать такие свойства, как мудрость, воля, доброта, милосердие, святость и т. п., или нельзя.

Коллинз подвергает неотразимой критике основы христианского символа веры. Пункт за пунктом раскрывает он внутреннюю противоречивость и несостоятельность учения о троице, воскресении из мертвых, загробном воздаянии, божественном предопределении, первородном грехе, искуплении и т. п.

Критика религии ведется Коллинзом в общем с деистических позиций. Философ исходит из существования «вечного существа» и считает отрицание бытия бога «неестественной и абсурдной мыслью». В соответствии с этим он не приемлет «системы атеизма» и даже допускает отдельные выпады против безбожников. Однако Коллинз тут же подчеркивает, что «лучше допустить свободомыслие, хотя оно увеличит число атеистов, чем путем ограничения свободомыслия увеличить число суеверных людей и фанатиков».

Характеристика английского свободомыслия XVIII в. будет неполной, если не упомянуть такого своеобразного критика религии, как Давид Юм (1711–1776). Сторонник и яркий представитель агностицизма в философии, он распространял свой скептицизм и на познание бога, сомневался в истинности христианского вероучения, подвергал критике религиозные суеверия, поднимался до воинствующего антиклерикализма. Он поставил задачу выяснить происхождение религии, раскрыть причины, способствовавшие ее появлению, обрисовать процесс исторического развития религиозных верований.