Ольга

Ольга

Ребенок рождается открытым миру. С белым, мягким брюшком, в которое очень скоро начинают прицельно бить. Человек не собака, но условные рефлексы у него присутствуют в той же степени. К моменту своего совершеннолетия человек, как правило, уже отрастил иголки и научился сворачиваться в клубок, выставляя их миру. Это не беда, беда, когда еще через несколько лет мы перестаем разворачиваться. Вообще. Я очень боюсь физической смерти, но кошмар удара ногой по открытой душе – это вещь, которую я боюсь еще больше. И этот страх настолько парализует, что я предпочла создать театр одного актера с роскошной имитацией любых чувств и обстоятельств. Кстати, я и вообще актриса неплохая, педагоги театральных училищ пару раз сильно сожалели, что я не пришла к ним в восемнадцать, поскольку характерных актрис всегда дефицит, в отличие от героинь.

К чему такое длинное предисловие? К тому, что, родившись во Христе, крестившись, я ненадолго впала в состояние младенца с белым пушистым брюшком. И на старуху бывает проруха. Я любила, я была уверена, что Церковь – единственное место на земле, где я могу развернуться и почувствовать любовь других людей, любовь Христа.

Многие мои православные друзья рассказывают о подобном опыте неофитства, но я буду рассказывать о своем католическом опыте.

Я покажусь вам очень глупой, но я блаженно воображала, что то, о чем мы говорили выше, – община любви – не идеал, к которому нужно стремиться, а реальность. Первые звонки прозвучали тогда, когда меня начали попрекать моим неофитством. Вернее, даже не попрекать, а пытаться применить ко мне вид буллинга, который в армии носит название «дедовщина».

Все, что вы прочтете далее, реальные фразы, которые слышала я, да и все остальные новички:

– Мой стаж в католичестве пятнадцать лет, а ваш?

(Как будто стаж в католичестве сам по себе делает из какашки конфетку.)

– Из русских все равно не получится настоящих католиков.

(Если «настоящий католик» – это три центнера спеси, то и не надо.)

– Милочка, чему вас учили на катехизации – ближнему нужно обязательно указывать на его грехи.

(Ага, желательно еще при этом милосердно лечить грешника гантелей по голове.)

– Мне об этом вчера монсеньор сказал по секрету, когда мы сидели в приемной епископа.

(Напоминает курицу, которая снесла яйцо и кудахчет от гордости.)

Через неделю после крещения меня пригласили в «Опус Деи». Я ничего плохого не могу сказать про эту организацию, это вполне достойная католическая организация, но мотивы их приглашения были очевидны – моя профессия и моя известность. А вовсе не моя личность, которую они не знали и знать не могли.

История вопроса, «Опус Деи» (Opus Dei) переводится с латыни как Дело Божье. Так называется персональная прелатура

Католической Церкви, которая напрямую подчиняется Папе. Организация основана в Мадриде 2 октября 1928 года католическим священником Хосемария Эскрива де Балагером. Постоянно вызывает нападки либеральной общественности, и все же большинство мифов об этой организации не соответствуют действительности. Члены «Опус Деи», миряне и священники, не занимаются заговорами и шпионажем, как следует из книг Дэна Брауна. Однако они призваны отстаивать католические духовные ценности в том месте и в той среде, где находятся, будучи связаны жестким послушанием своему настоятелю.

Не секрет, что «Опус Деи» старается привлечь в свои ряды людей состоятельных и имеющих влияние в обществе.

По мере проникновения внутрь системы я стала разбираться хотя бы в том, что активисты любой общины, те, кого я называю «профессиональные католики», очень редко бывают людьми, которым можно доверить хотя бы свою канарейку на время отпуска. Мое сознание начало включаться, а брюшко сворачиваться, когда я поняла – про меня сплетничают. Улыбаются в храме, узнают или делают вид, что не узнают, подходят или не подходят, сидят спиной, но обсуждают. Говорить про меня особо нечего, но много времени уделялось обсуждению того факта, что я известная телеведущая, поэтому мое слово вне Церкви лучше слышно. И по мне судят о католиках. И это ужасно, ведь судить надо по ним, открывающим в курию дверь ногой, пьющих чай в приемной епископа и, поджавши губки, непрерывно рассуждающих об экзегезе. А эта… Эта курит и употребляет ненормативную лексику… Вообще, сплетничают обо всех. Заметных и незаметных. Вентилятор работает, и «от людей на деревне не спрятаться». Я не думаю, что в православных приходах положение сильно отличается, но католики сплетничают так злостно, что небу тошно. И при этом так порочно фантазируют, что и не сразу узнаешь себя в обсуждаемом персонаже.

Вообще, как в любом изолированном сообществе, в общине существует иерархия, которую я упорно не замечала, что вызывало новые поводы для недовольства. Случилась парочка маленьких историй, которые в силу моего темперамента вполне могли бы вылиться в парочку больших католичных скандалов, но, к счастью, у меня уже был наставник, который меня не только поддерживал, но и сдерживал.

Инстинкт страха давно заставил меня ощетиниваться среди братьев и сестер по вере, вести себя чинно и тихо, быть со всеми милой, впрочем, ни с кем не откровенничать, даже (и особенно) с духовенством и сестрами. Обратить свою духовную жизнь внутрь, несмотря на то что я могла бы многое сделать и снаружи. Не время. Жизнь с Богом учит терпению.

Это не значит, что обо мне меньше говорят, но обо мне всегда и везде говорят. Это не страшно, пока выдумывают и фантазируют, потому что тогда удар ногой попадает не в душу, а в безвоздушное пространство собственной негодной мечты сплетника.

Я просто сожалею, что поедание своих собратьев (я не имею в виду себя, меня начнешь есть – в реанимацию попадешь) и лютая ненависть к более успешным часто становятся для христианских общин основным свидетельством веры. Но ситуация обязательно изменится. Терпение и сдержанность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.