Благоверный князь Александр Невский († 1263)

Благоверный князь Александр Невский

(† 1263)

Благоверный князь Александр Невский. Современная икона. Александр Айнетдинов.

Одни с оружием, а другие на конях,

мы же имя Господа Бога нашего призовем!

Завоевание крестоносцами Константинополя в начале XIII века потрясло весь православный мир – и Русь, конечно, тоже.

С болью, оплакивая каждое украшение, описывает древнерусский летописец в «Повести о взятии Царьграда крестоносцами в 1204 году» разграбление собора Святой Софии: «…А наутро, с восходом солнца, ворвались фряги в Святую Софию, и ободрали двери и разбили их, и амвон, весь окованный серебром, и двенадцать столпов серебряных и четыре кивотных; и тябло разрубили, и двенадцать крестов, находившихся над алтарем, а между ними – шишки, словно деревья, выше человеческого роста, и стену алтарную между столпами, и все это было серебряное. И ободрали дивный жертвенник, сорвали с него драгоценные камни и жемчуг, а сам неведомо куда дели… И служебное Евангелие, и кресты честные, и иконы бесценные – все ободрали…»

Такие же бесчинства происходили и в других храмах и монастырях Византии, где, как пишет автор повести (возможный очевидец событий), крестоносцы многих «монахов, и монахинь, и попов обокрали, и некоторых из них поубивали, а оставшихся греков и варягов изгнали из города».

Греки никак не ожидали, что западные «братья-христиане», вместо того чтобы двинуться очередным крестовым походом на Святую Землю, отклонятся от курса и нападут на них как на врагов.

И сразу же потеряли всякий смысл красивые слова об освобождении Креста Господня от неверных или догматические споры об истинности православных или латинских обрядов. Не только в Константинополе, но и по всей Византии царили разбой, грабежи, жажда быстрой наживы.

После захвата Константинополя на византийских землях была учреждена Латинская империя, просуществовавшая более пятидесяти лет. И все это время на запад вывозились несметные, накопленные веками богатства Византии, а православному народу насильственно насаждалось католичество.

Такие «успехи», особенно в плане быстрого обогащения, вдохновляли римских пап на объявление и северных крестовых походов.

Булла Папы Гонория III от 17 января 1227 года, начинающаяся словами «Всем королям Руси» содержит недвусмысленное обещание кары на головы всех, кто не желает принимать католической веры: «…Господь, разгневавшись на вас, доныне подвергал вас многим бедствиям, и ждет вас еще более тяжелое несчастье, если не сойдете с тропы заблуждений и не вступите на путь истины. Ведь чем дольше будете коснеть в заблуждении, тем больших напастей вам следует страшиться…»

Осуществлять идеи латинского господства в северных землях был призван Тевтонский (в переводе с латыни – немецкий) орден рыцарей-крестоносцев. Тевтонов давно интересовали земли Прибалтики и северные русские территории, исконно принадлежавшие Новгороду, и они с радостью забрали бы их себе, если бы не такие несговорчивые русские князья…

Тринадцатого мая 1221 года в русском городе Переяславль-Залесский громко звонили колокола: у великого князя Ярослава Всеволодовича и княгини Феодосии Мстиславовны родился второй сын, названный Александром. (Годом раньше на свет появился Федор, старший ребенок в княжеской семье.)

«Сей князь Александр родился от отца милосердного и человеколюбивого, и более всего – кроткого, князя великого Ярослава и от матери Феодосии», – сообщает автор древнерусского «Жития Александра Невского».

Спасо-Преображенский собор.

Переславль-Залесский. Сер. XII в.

Но все же, если отступить от принятого в житиях канона, то «кротким» Ярослава Всеволодовича, сына князя Всеволода Большое Гнездо, назвать сложно. Скорее – умный, решительный, дальновидный, иначе во время постоянных войн удельных князей ему бы не занять великокняжеский престол.

Княжич Александр, по всей видимости, как и его старший брат, был крещен в Переяславльском Спасо-Преображенском храме. В то время княжеские хоромы обычно строились рядом с главным городским собором и соединялись с церковным зданием крытой галереей, в том числе и для удобства крестин.

Примерно в трехлетнем возрасте Александр впервые оказался в Новгороде, куда его отец был призван на княжение новгородским вечем.

В XIII веке Новгород был одним из самых богатых городов на Руси, по форме правления и по экономическому могуществу сравнимым разве что с Венецией.

Костяк Новгородской республики составляли около трехсот влиятельных новгородских купцов, так называемые «золотые пояса», которые держали под контролем всю торговлю севера с центральной и южной Русью. В новгородское вече входили именитые бояре, главы купеческих корпораций, посадник (управляющий городом), тысяцкий (главный воевода), кончане (выборные граждане от пяти районов города – концов) и уличане (представители свободного населения улиц).

Для защиты и управления городом («творить суд») новгородцы приглашали князей со стороны – это было проще, чем выдвинуть кого-то из новгородцев, каждый из которых руководствовался личными торговыми интересами. Зимой 1222–1223 годов таким приглашенным князем стал Ярослав Всеволодович, прибывший в Новгород вместе с супругой и сыновьями Федором и Александром.

Княжение в Новгороде приносило хороший доход в виде дани с новгородских земель, таможенных сборов, судебных пошлин, но его приходилось честно отрабатывать в сражениях со всеми, кто новгородцев притеснял. Собрав сразу же по прибытии в Новгород ополчение, князь Ярослав отправился повоевать с немецкими рыцарями-крестоносцами, которые слишком уж по-хозяйски стали вести себя в северных землях.

Через пару лет, передав новгородское княжение своему племяннику Всеволоду Юрьевичу, князь Ярослав с семьей вернулся в Переяславль.

В Древней Руси детство княжичей было коротким. Примерно в пятилетнем возрасте (а иногда и раньше) совершался особый обряд, означавший, что мальчик стал отроком и готов к воинскому обучению. После богослужения в церкви священник подстригал княжичу детские кудри, затем его перепоясывали золотым поясом с подвешенным на нем мечом, торжественно выводили во двор и сажали на коня.

Этот обряд напоминал посвящение в «перепоясанные рыцари» эпохи Карла Великого, когда юношей, избравших путь воина, в торжественной обстановке перепоясывали мечом и облачали в воинские доспехи. Только на Руси его проходили дети, как сейчас говорят, дошкольного возраста.

Так было и у княжича Александра: в храм он вошел в окружении мамок и нянек, а покинул двор верхом на коне, которого вел под уздцы его «дядька» Федор Данилович, новый воспитатель («пестун») из ближних слуг князя.

Детские годы Александра пришлись на время, когда на Руси как раз начала разыгрываться трагедия ордынского ига. Но к первым ее «актам» русские князья, занятые бесконечными междоусобными разборками, отнеслись довольно беспечно. Никто словно бы не замечал, что в монгольских степях вырос пострашнее, чем в русских народных сказках, многоглавый дракон, готовый поглотить Русь.

В реальности это выглядело вполне обыденно: хан одного из монгольских племен Темучин стал единым главой всех кочевавших в пустыне Гоби несметных орд, получил имя Чингисхана («верховного хана») и повел свое войско на запад. Кочевники захватили северные китайские провинции, многие территории Алтая, Средней

Азии и Грузии, смерчем пронеслись по половецким степям и Крыму. Дальше на пути у них была Русь.

Шестнадцатого июля 1223 года произошла печально известная битва на реке Калке, где монгольские кочевники одержали победу над большим русско-половецким войском. Как сообщают летописи, одних только киевлян в том сражении погибло не менее десяти тысяч человек. После этого монголы так же внезапно исчезли с русских земель, как и появились.

Неведомых завоевателей, явившихся из степей, русский летописец называет «безбожные Моавитяне, рекомые Татарове». Кто они такие, какого роду-племени, непонятно было даже образованному монаху: «Их добре ясно никто же свесть, кто суть и откуда приидоша, и что язык их, и которого племени суть и что вера их…»

Русскими князьями битва на Калке была воспринята как одно из крайне неудачных пограничных сражений с неизвестным и воинственным кочевым племенем. И конечно, никто из них не подозревал, что всего через четырнадцать лет потомки Чингисхана соберут уже «тьмучисленную» армию и завоюют русские земли.

В то последнее спокойное десятилетие жизнь на Руси шла обычным чередом.

В 1228 году, не желая лишаться хороших доходов, Ярослав Всеволодович посадил княжить в Новгороде двух своих старших сыновей, восьмилетнего Федора и семилетнего Александра. Вместе с отроками в Новгород поехали их «дядька» Федор Данилович и княжеский тиун (управляющий и доверенное лицо князя) Яким.

Посадив сыновей «вершить суд», Ярослав Всеволодович с дружиной появился в Новгороде летом, когда возникла надобность «побиться» с финнами на Ладожском озере. Это почти что морское сражение на лодках никому не принесло победы, зато показало, что северные новгородские земли находятся под княжеской защитой.

По осени в Новгороде зарядили бесконечные, ни на день не прекращавшиеся дожди. Осенние бури были такие сильные, что разнесло мост через реку Волхов, соединявший две части города. Новгородцы не смогли убрать урожай на полях, заготовить сено, и зимой в городе начались голодные бунты. Народ громил и поджигал терема бояр и купцов, взвинчивавших цены на привозной хлеб и соль, требовал защиты и смены князя.

Опасаясь за жизнь княжеских детей, в феврале 1229 года Федор Данилович и тиун вместе с отроками бежали ночью из мятежного Новгорода. Должно быть, для Александра это был первый, пока еще детский опыт, как непросто править народом, сколько на это требуется воли и выдержки.

Старшего княжеского сына уже готовили к свадьбе с дочерью князя Михаила Всеволодовича Черниговского, когда в июне 1233 года тринадцатилетний Федор Ярославович скоропостижно умер. Потрясенная невеста прямо в Суздале, где должна была состояться свадьба, приняла монашество – эта девушка известна как русская святая Евфросиния Суздальская.

Главным преемником князя Ярослава стал второй его сын, Александр. Помимо него в большой княжеской семье было еще шесть сыновей – Андрей, Михаил, Даниил, Ярослав, Василий и Константин и несколько дочерей.

Зимой 1234 года тринадцатилетний Александр уже храбро бился в дружине своего отца с немецкими рыцарями под Юрьевом. И наблюдал картину, которая, наверняка, надолго засела в его памяти: спасаясь бегством от русской дружины, отряд конных немецких рыцарей выехал на непрочный лед реки Омовжи. Лед не выдержал, и рыцари, облаченные в тяжелые доспехи, стали один за другим уходить под воду…

Александру было шестнадцать лет, когда армия внука Чингисхана хана Батыя вплотную подошла к границам Руси. И русская трагедия началась…

После шести дней осады Батыем была взята и сожжена Рязань. «Ни один из русских князей не пришел друг другу на помощь, – сообщает летопись, – каждый думал собрать отдельно рать против безбожных». Но ни одна, даже самая сильная дружина удельного княжества не была способна сразиться с армией монголов.

По подсчетам историков, в XIII веке с юга на Русь пришла объединенная армия Батыя из тринадцати полчищ, называемых «тьмой» (одна «тьма» – примерно десять тысяч воинов), то есть около ста тридцати тысяч воинственных и хорошо вооруженных кочевников. К тому же войско Батыя отличалось железной дисциплиной, выносливостью и было оснащено самой современной для той поры военной техникой для взятия крепостей.

Как правило, взятие городов происходило очень быстро: неприятель окружал поселение и брал в осаду, к крепостным стенам подкатывали разбивающие ворота и стены тараны и катапульты. Ворвавшись в город, монголы подвергали его полному разграблению, не щадя ни женщин, ни детей, захватывали пленных и делили добычу. Затем, обложив покоренный город данью и оставив в нем своих наместников, войско монголов двигалось дальше.

Русские отчаянно сопротивлялись, но силы были слишком не равны. Под натиском татаро-монголов один за другим пали Москва, Владимир, Суздаль, Ростов, Ярославль, Тверь, другие русские города.

Сохранились сказания о знатном рязанце Евпатии Коловрате, у которого ордынцы сожгли дом и убили всю семью. Собрав почти двухтысячный отряд, Евпатий догнал татаро-монголов и вступил с ними в неравную битву. Русские воины сражались с такой яростью, что их пришлось расстреливать из камнеметных машин, все до одного они пали на поле боя.

Весной 1238 года войска Батыя вторглись в новгородские пределы. Но из-за весенней распутицы и разливов рек продвигаться на север монголам становилось все труднее. К тому же, узнав о жестокости «безбожных Моавитян, рекомых Татарове», в русских городах защищались до последнего. Торжок монголам пришлось брать две недели, Козельск – целых семь недель, за что они прозвали его «злой город».

По какой-то причине армия Батыя обошла стороной Смоленск и, не дойдя ста верст до Великого Новгорода, резко повернула на юго-запад. По мнению историков, смоленские купцы и новгородские «золотые пояса» сумели откупиться от монголов богатыми дарами.

В то же самое время, когда монголы разоряли и жгли русские города, все ближе подбираясь к Киеву, на севере тоже появились враги. Папа Римский Григорий IX не случайно подгадал время для объявления крестового похода против северных народов Руси, не желавших принимать католичество, и на его призыв охотно откликнулись шведы.

В устье Невы «змеи», как называли шведские маневренные корабли, появились внезапно, и хорошо еще, что неприятеля вовремя заметил с берега старейшина Ижорской земли Пелгусий.

Со срочным известием в Новгород к князю Александру был послан гонец.

После гибели в сражении с монголо-татара-ми великого князя Юрия Всеволодовича на великокняжеский престол был избран его брат, князь Ярослав Всеволодович, отец Александра. В управление старшему сыну великий князь дал Новгород.

Нападение шведов произошло неожиданно, и Александр даже не успевал предупредить отца, чтобы тот прислал войско, или хотя бы собрать народное ополчение. Как пишет древнерусский автор, король шведов, «опьяненный безумием», прислал в Новгород и своих послов, передав князю: «Если можешь, защищайся, ибо я уже здесь и разоряю землю твою». И князь Александр решил выступить против шведов со своей малой дружиной.

О том, что происходило в те дни в Великом Новгороде, подробно рассказано в «Житии Александра Невского», созданном в конце XIII века неким монахом Владимирского Рождественского монастыря. По мнению ряда историков, до принятия монашества автор жития принадлежал к числу домашних слуг князя Александра («был свидетелем зрелого возраста его») и тоже участвовал в Невском походе 1240 года.

В житии описывается, как, узнав о вторжении шведов в новгородские земли, Александр Ярославич «разгорелся сердцем», вошел в церковь Святой Софии и долго молился перед алтарем. Затем поднялся с колен, поклонился епископу Новгородскому Спиридону и, выйдя из церкви, обратился к дружине с речью. «Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца, который сказал: „Одни с оружием, а другие на конях, мы же имя Господа Бога нашего призовем; они, поверженные, пали, мы же устояли и стоим прямо“», – с воодушевлением сказал князь Александр своим воинам.

Автор «Жития Александра Невского» рисует и портрет двадцатилетнего князя Александра Ярославича: «И красив он был, как никто другой, и голос его – как труба в народе, лицо его – как лицо Иосифа», – имея в виду библейского Иосифа Прекрасного.

Сражение со шведами состоялось 15 июля 1240 года, в день памяти святых Бориса и Глеба.

Неприятельские суда остановились у крутого берега Невы – часть шведского войска находилась на кораблях, другая высадилась на берег, расставляя шатры и готовясь к бою.

Новгородцы с кличем «Кто на Бога и Великий Новгород!» напали внезапно и с точки зрения военной стратегии действовали очень продуманно. Русская конница понеслась вдоль берега, врезаясь во вражеское войско и разделяя шведов на небольшие отряды, а заодно отрезая им отступление на корабли.

Молодой дружинник Савва наехал на шатер кого-то из предводителей шведского войска, что заметно подняло дух всей русской дружины.

Дружинник Гаврило Олексич, настигая шведского епископа и вождя шведов, на коне по сходням влетел на корабль и перебил на борту множество врагов. А когда его вместе с конем сбросили в Неву, Гаврило Олексич выбрался на берег и снова отважно вступил в битву.

Бок о бок с князем Александром боевым топором орудовал новгородец Сбыслав Якунович, как пишет летописец, «не имея страха в сердце своем»; рядом храбро бились полоцкий уроженец Яков и княжеский слуга Ратмир.

Князь Александр Ярославич в рыцарском конном поединке схватился с предводителем шведского войска. В то время Швецией правил конунг (король) Эрик XI Эрикссон, прозванный Косноязычным, но реальной силой в стране были ярлы – военные вожди, среди которых особенно выдвинулся Биргер, женатый на сестре короля. По мнению ряда историков, именно ярл Биргер и был главным противником князя Александра в битве на Неве (по другой версии, шведами в Невской битве командовал еще и его двоюродный брат ярл Ульф Фасе).

В бою со шведами русские одержали победу, причем с очень небольшими потерями, тогда как нападавшие после сражения нагрузили три погребальных корабля.

Многие годы на Руси большой популярностью пользовалось сочинение неизвестного новгородского книжника XV века под названием «Рукописание Магнуша, короля Свейского». Оно было написано от лица некоего шведского короля, якобы им самим, как завещание соотечественникам никогда не ходить войной на Русь.

«И теперь приказываю своим детям, и своим братьям, и всей земле шведской: не воюйте с Русью, если договор с ней заключили; а кто пойдет – против того будут и огонь, и вода, чем и меня Бог казнил», – пишет король Магнуш, рассказывая о своих бесчисленных испытаниях, в конце которых он будто бы принял схиму в русском монастыре Святого Спаса с именем Григорий.

Перечисляя военные поражения шведов на Руси, Магнуш начинает как раз с Невской битвы: «Первым пошел войной мессер Бельгер и вошел в Неву; и встретил его князь великий Александр Ярославич на Ижоре-реке, и самого прогнал, а рать его побил».

После битвы на Неве дружина Александра со славой возвратилась в Новгород и была радостно встречена горожанами. Но той же зимой 1240–1241 годов, как сообщает летописец, «вышел князь Александр из Новогорода к отцу в Переяславль с матерью и с женой и с двором своим, распревшись с новгородцами».

Выдвигаются различные версии, из-за чего случилась эта самая «пря» (или ссора) князя с новгородцами. Вполне возможно, Александр был недоволен тем, что потери в бою понесла только его дружина, а «золотые пояса» в минуту опасности не поторопились собрать ополчение. По другой версии, новгородцы стали сильно опасаться усиления власти князя.

Как только князь Александр покинул новгородские пределы, в августе 1240 года тевтонские рыцари атаковали Изборск, а через месяц пожгли и Псков.

Пошли на них приступом,

Захватили у них замок.

Этот замок назывался Изборск.

Ни одному русскому

не дали [уйти] невредимым.

Кто защищался, тот был взят в плен

или убит.

Слышны были крики и причитания:

В той земле повсюду начался великий плач.

(Перевод И. Клейненберга)

Так описывается взятие Изборска в Ливонской рифмованной хронике.

Новгородцы не пришли Пскову на помощь, и к зиме тевтонские рыцари явились уже и на новгородские земли, «и повоевали, и дань на них возложили…»

Очень быстро «золотые пояса» пожалели о ссоре с Александром и просили великого князя Ярослава дать им кого-нибудь для защиты Новгорода от тевтонцев. Тот прислал Андрея, своего младшего сына.

Но новгородское вече вынесло решение вернуть на княжение Александра Ярославича, и «бить челом» в Переяславль направилась большая делегация именитых горожан во главе с архиепископом Новгородским Спиридоном.

Весной 1241 года князь Александр Ярославич со своей дружиной прибыл в Новгород, собрал войско из новгородцев, ладожан, карел, ижорцев и пошел освобождать Псков.

Анонимный автор Ливонской рифмованной хроники почти с восхищением описывает вражескую для него русскую дружину:

Они не медлили,

Они собрались в поход

И грозно поскакали туда,

Многие были в блестящей броне;

Их шлемы сияли, как стекло.

С ними было много стрелков…

В Лаврентьевской летописи говорится, что в помощь Александру отец прислал его младшего брата Андрея Ярославича с владимиро-суздальской ратью («низовцами»). «…И победили их [немцев] за Псковом на озере, и полон многий пленили; и возвратился Андрей к отцу своему с честью».

По сравнению со сражением за Псков историки нередко называют известную по школьным учебникам битву на Чудском озере лишь небольшой пограничной стычкой.

После Пскова князь Александр «пошел на чудь», то есть отвоевывать у немцев земли эстов. На Узмени, в проливе между Чудским и Псковским озерами, русская дружина была встречена конным войском крестоносцев и вступила в бой.

В кропотливых исторических исследованиях битва на Чудском озере выглядит, конечно, совершенно иначе, чем в знаменитом фильме режиссера Сергея Эйзенштейна «Александр Невский».

Прежде всего, это было исключительное конное сражение, в котором не участвовали русские пехотинцы, так называемые «пешцы».

В отряде крестоносцев не было ни магистра в рогатом шлеме (тевтонские шлемы были без рогов), ни белых эффектных плащей с крестами (рыцари их надевали только во время торжественных церемоний), и даже никто из рыцарей не провалился под лед.

Фильм «Александр Невский» снимался в годы Великой Отечественной войны, чтобы поднять дух русского народа, и нет ничего удивительного, что для образности кинематографисты включили в битву на Чудском озере известный по летописям эффектный эпизод сражения Ярослава Всеволодовича в 1234 году на реке Омовжа.

На Чудском озере крестоносцы атаковали русских в открытом месте, и дружина Александра отступила по льду к берегу, «немцы же и чудь пошли за ним».

Первый натиск приняли стрелки из дружины Александра Невского, после чего немецкие конники перегруппировались и выступили «свиньей» – специальным строем – против лучников. Тевтонцы «прошиблись свиньей» сквозь русскую дружину и оказались прижаты к высокому обрывистому берегу, куда никто из участников битвы не мог подняться на конях.

На какое-то время беспорядочно рассеявшись и сделав вид, что отступают, русские всадники окружили и прижали со всех сторон немецких рыцарей, которые как бы сами себя загнали в ловушку.

Тевтонцы, которым удалось вырваться из окружения, убегали по льду «семь верст», то есть почти семь с половиной километров, к другому берегу Чудского озера.

«И пало чуди без числа, а немцев четыреста, а пятьдесят в плен взяли и привели в Новгород», – говорится в летописи о динамичном и умелом сражении, которое князь Александр Ярославич провел на Чудском озере.

В том же 1241 году обе стороны обменялись пленными, выкупив друг у друга знатных воинов, и немцы подписали мирный договор с Новгородом, обеспечивший безопасность северо-западных границ Руси.

В то время Тевтонский орден не мог получить поддержку с запада, чтобы продолжить свой крестовый поход: Европа в ужасе переживала нашествие татаро-монголов. Армия Батыя прошла по землям Молдавии, Польши, Венгрии, Чехии, Германии, дошла до Италии, после чего неожиданно для всех повернула обратно.

По преданию, когда хан Батый ступил на своем коне в воды Адриатического моря, то был сильно разочарован: его скакун отказался пить соленую морскую воду! Да и неуютно, видимо, было кочевникам, привыкшим к степному раздолью, в гористой, усыпанной многочисленными городками и крепостями Европе.

Приблизительно с 1243 года хан Батый обосновался на Нижней Волге, создав государство, впоследствии получившее название Золотая Орда. Оно состояло из разных степных кочевых народов, хотя на Руси всех представителей Орды называли татарами и долго пугали этим словом малых детей.

Почти на двести лет русские княжества стали вассалами Орды. Все крупные русские города хан Батый обложил данью, общее финансовое управление по сбору податей находилось в главной ставке кочевников в низовьях Волги Сарай-Бату. А самое высшее руководство – в столице Монгольской империи Каракорум, куда должны были периодически ездить русские князья, чтобы получить ярлык на княжение.

Прошло всего пять лет после взятия Рязани, а уже в 1243 году великий князь Ярослав Всеволодович отправился из Владимира в ставку Батыя с богатыми дарами.

Хан Батый вполне миролюбиво принял отца Александра. «Батый же почтил Ярослава великой честью, и мужей его, и отпустил, и сказал ему: „Ярославе, будь ты старшим всем князьям в Русской земле!“ Ярослав же возвратился в свою землю с великой честью…» – говорится в Лаврентьевской летописи. Один из младших братьев Александра, Константин, был направлен с подарками в далекий Каракорум и приблизительно через три года вернулся оттуда живым и невредимым.

В одном из новгородских сводов под 1246 годом содержится важная запись: «Великий князь Ярослав Всеволодович начал давать дань в Золотую Орду». Искать мира с татарами в Золотую Орду следом за великим князем отправились Владимир Углицкий, Василий Ярославский, другие удельные князья. Уныло заскрипели колеса повозок, доставляя на юг, в Сарай-Бату, пушнину, мед, воск и другие подарки.

Францисканский монах Иоанн де Плано Карпини, посланный Папой Римским с разведывательными и миссионерскими целями в Монголию, оставил интереснейшие мемуары («История монголов») о том, что он в эти годы своими глазами наблюдал в ставке хана.

«Они посылают также за государями земель, чтобы те явились к ним без замедления; а когда они придут туда, то не получают никакого должного почета, а считаются наряду с другими презренными личностями, и им надлежит подносить великие дары как вождям, так и их женам, и чиновникам, тысячникам и сотникам; мало того, все вообще, даже и сами рабы, просят у них даров с великой надоедливостью…» – рассказывает Карпини о той «великой чести», что всякий раз приходилось переживать в Орде русским князьям.

А вот как описывает Карпини своей проезд по разоренной Руси, говоря, что от таких ужасов мог бы прослезиться даже антихрист: «Когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие на поле, ибо этот город [Киев] был весьма большой и очень многолюдный, а теперь сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве».

Наблюдательный францисканец приводит и такие конкретные сведения: в некоем русском городе у каждого человека, который имел трех сыновей, ордынцы сразу же забирали одного, всех молодых юношей и девушек уводили в рабство, а оставшихся жителей пересчитывали и облагали данью.

И старый и малый («даже однодневный младенец»), бедный или богатый должны были выплачивать ордынцам по одной шкуре медведя, черного бобра, соболя, черной лисы и еще какого – то зверя, название которого Карпини перевести затруднялся. «И всякий, кто не даст этого, должен быть отведен к татарам и обращен в их раба». При такой дани русские города, оставшиеся без защиты князей, были обречены на вымирание.

В августе 1246 года великий князь Ярослав отправился в далекую Монголию, чтобы подтвердить свой великокняжеский ярлык.

После смерти великого хана Угедэя, сына и преемника Чингисхана, начиная с 1241 года всеми делами в Великом монгольском улусе руководила его старшая вдова, Торогэнэ-хатун, прозванная на Руси «ханшей Туракиной».

Батый, внук Чингисхана, владел лишь Золотой Ордой, то есть одним из улусов (уделов) великого ханства. Другие три улуса охватывали большие территории Китая, Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии, Персии и Закавказья.

Путь из Руси в монгольский Каракорум занимал как минимум четыре месяца, если не полгода, и был очень трудным.

Изрядно настрадавшийся в монгольских краях Карпини выразительно описывает в своих мемуарах то нестерпимый летний зной, то зимние морозы, от которых «раскалываются камни и деревья», то пыльные бури в степях. «Когда мы были в Орде (так называют у них становища императора и вельмож), то от силы ветра лежали распростертыми на земле и вследствие обилия пыли отнюдь не могли смотреть», – сообщает он в своем сочинении.

Пока князь Ярослав Всеволодович добирался до Каракорума, там произошла смена власти и главным у монголов стал хан Гуюк, заклятый враг хана Батыя.

Как раз в это время в ставке оказался и францисканский монах Карпини, заставший там князя Ярослава. «Именно мы видели при дворе императора, как знатный муж Ярослав, великий князь Руссии, а также сын царя и царицы Грузинской и много великих султанов… не получали среди них никакого должного почета, но приставленные к ним татары, какого бы низкого звания они ни были, шли впереди их и занимали всегда первое и главное место…» – пишет Карпини. По его наблюдениям, монголы одинаково презирали всех чужестранцев, не принадлежавших к их племени, «считают их, так сказать, ни за что».

Хан Гуюк подтвердил великокняжеский ярлык Ярослава Всеволодовича.

В один из дней князь Ярослав был позван на прием к «ханше Туракине», которая дала ему пить из собственных рук, что у монголов считалось большой честью.

Русскому князю Даниилу Галицкому как-то тоже пришлось испить из рук хана «черного молока», как монголы назвали кобылий кумыс. По всей видимости, при этом он так скривился от отвращения, что развеселившийся хан велел предоставить ему для питья привычного вина.

Возвратившись от ханши Туракины, князь Ярослав заболел и через семь дней, 30 сентября 1246 года, умер. Многие были убеждены, что русского князя отравили, так как после кончины его тело сильно изменило цвет.

А Карпини в своих мемуарах даже указывает на возможный мотив преступления и приводит косвенные улики: «…И доказательством служит то, что мать императора без ведома бывших там его людей поспешно отправила гонца к его сыну Александру, чтобы тот явился к ней, так как она хочет подарить ему землю отца. Тот не пожелал поехать, а остался, и тем временем она посылала ему грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену».

Это вполне похоже на правду, так как «ничьими» русскими княжествами, оставшимися без законного князя, владеть было еще легче. Князь Александр на уловку Туракины не попался, тем более что она уже не имела в Каракоруме прежнего влияния.

Тем временем траурная процессия с телом Ярослава Всеволодовича отправилась на Русь, чтобы похоронить великого князя в родной земле. «…Слышав Александр про смерть отца своего, приехал из Новгорода во Владимир и плакал по отце своем с дядей своим Святославом и с братьями своими», – записано в Лаврентьевской летописи за 1247 год.

Двумя годами раньше ушла из жизни и мать Александра, княгиня Феодосия, так никогда и не оправившаяся от горя после смерти своего старшего сына. Последние годы Феодосия провела возле гроба Федора в Юрьевом монастыре, постригшись в монахини с именем Евфросиния. В том же Георгиевском соборе рядом со своим первенцем она и была похоронена.

В 1246 (или в 1245) году в волжской Орде был убит один из влиятельных русских князей, 67-летний Михаил Всеволодович Черниговский.

Обычно пишут, что князь Михаил и его боярин Федор отказались совершить языческий обряд и поклониться огню, но это не совсем точно. Через огонь проходили все, кто являлся в ставку, и князь Михаил в том числе: у монголов это была скорее очистительная «процедура», защищавшая от чумы и других свирепствовавших в то время эпидемий. Все гости в монгольской ставке были обязаны пройти через огонь, ни в коем случае не наступить на порог дома хана (не попирать его власть!), пить и есть из чужих рук для скрепления дружбы.

Но в волжской Орде черниговского князя Михаила, ко всему прочему, еще хотели заставить поклониться языческому истукану, изображавшему Чингисхана, наподобие того, как в Риме христиан первых веков заставляли совершать обряды перед изваяниями императоров. В полдень монголы кланялись своему идолу, приносили к его ногам что-то от своей утренней трапезы и потребовали, чтобы русский князь проделал это вместе с ними.

«Михаил, который был одним из великих князей русских, когда он отправился на поклон к Батыю, они заставили раньше пройти между двух огней; после они сказали ему, чтобы он поклонился на полдень Чингисхану. Тот ответил, что охотно поклонится Батыю и даже его рабам, но не поклонится изображению мертвого человека, так как христианам этого делать не положено», – рассказывает вездесущий Карпини.

Князь Михаил и боярин Федор Черниговские были казнены, Церковь почитает их как святых мучеников за веру.

Но все же казнь в Орде князя Михаила и его преданного слуги боярина Федора за «оскорбление» идола Чингисхана была довольно редким и потому громким случаем. Как пишет Карпини, «так как они не соблюдают никакого закона, то никого еще, насколько мы знаем, не заставили отказаться от своей веры или закона, за исключением Михаила…»

Монголы вообще равнодушно относились к чужим верованиям, не препятствовали совершению богослужений в православных храмах и совершенно не понимали, что такое христианство: миссия Карпини с посланием от Папы Римского не увенчалась даже приблизительным успехом.

Кочевники каждый на свой лад поклонялись кто солнцу, кто земле, кто луне, называя ее своим императором, при этом свято соблюдая некоторые общие правила. По их обычаям, например, нельзя было извлекать ножом мясо из котла, рубить топором возле костра (чтобы случайно не отсечь «голову огня»), проливать на землю молоко или убивать неоперившихся птенцов.

«…А убивать людей, нападать на земли других, захватывать имущество других всяким несправедливым способом, предаваться блуду, обижать других людей, поступать вопреки запрещениям и заповедям Божиим отнюдь не считается у них греховным, – с горечью замечает францисканец. – …Убийство других людей считается у них ни за что».

В 1248 году умер великий хан Гуюк, престол заняла его вдова Огуль-Гаймыш, и братьям Александру и Андрею опять пришлось ехать в Каракорум, чтобы получить из ее рук ярлыки на княжество.

По всем законам великокняжеский ярлык должен был достаться старшему брату, Александру. Но Огуль-Гаймыш, враждовавшая с Батыем и осведомленная о хороших отношениях между ним и Александром, ярлык на великокняжеский престол во Владимире пожаловала Андрею Ярославичу.

Князь Александр чисто номинально получил от ханши опустошенный «Киев и всю Русскую землю» и, вернувшись в свое отечество, поселился в Новгороде.

В его дальнейшей жизни, можно даже сказать, не было ничего особо героического. Все так же

Александр Ярославич охранял северные новгородские границы то от немцев, то от чуди, то от литовцев. В его обязанности входило собирать с новгородцев дань для Орды, и ему не раз приходилось защищать ордынцев – сборщиков дани от возмущенных горожан, порой жестко пресекая среди них беспорядки.

В свое время князь Александр женился на полоцкой княжне Александре Брячиславне, у него подрастали сыновья Василий, Дмитрий и дочь Евдокия.

По-прежнему ему приходилось ездить в Орду с подарками и делать все возможное, чтобы татары в очередной раз не прислали на Русь карательные отряды.

Можно даже предположить, что князь Александр Ярославич не пользовался особой популярностью среди своих современников.

Героем в народе в то время, пожалуй, считался его младший брат, Андрей, который, вокняжившись во Владимире-на-Клязьме, возглавил антиордынскую коалицию. Сначала Андрей перестал посылать подарки хану и ездить на поклон в Сарай, а вскоре начал собирать против татар и войско. К нему примкнули его младший брат, тверской князь Ярослав Ярославич, князь Даниил Галицкий с братом Василько Романовичем, некоторые другие русские бояре и воеводы.

Все они, конечно же, уже осознавали, что одним им победить «тьматысячных» татар невозможно, и уповали на помощь запада. Переговоры активно велись с тем же Карпини и другими доверенными лицами Папы Римского.

Разъяренный неповиновением Батый послал на непокорных владимиро-суздальских князей войско под командованием воеводы Неврюя, которое в летописях называют «Неврюевой ратью». Неподалеку от Переяславля-Залесского русские дружины были наголову разбиты ордынцами, князь Андрей сумел спастись с поля боя и бежал в Швецию.

После этого Орда закрепила ярлык на великое княжество Владимирское за князем Александром Ярославичем.

Со своими мятежными братьями князь Александр вскоре примирился. Он вернул Андрея на Русь, дав ему почетное и доходное Суздальское княжество, и потом вместе с ним еще раз съездил с дарами к хану Улагчи. Другой его брат, Ярослав, тоже возвратился на свой «стол» в Тверь. После смерти Александра именно он станет великим князем Владимирским.

Князь Александр не поддерживал антиордынских выступлений, а некоторые из современных историков даже пишут, будто он «предал» своих братьев. Просто Александр был старше их и мудрее, он последовательно продолжал политику отца и имел свою четкую позицию. С самого начала он сделал для себя выбор: пусть уже лучше монголы, чем «папежники», как называли на

Руси католиков и тех, кто принимал латинскую веру.

Ордынцы не вмешивались в дела Церкви, не требовали внести изменения в ход богослужений и обряды, никому не навязывали своих верований. По большому счету, их интересовали только подарки, и к этому можно было как-то приспособиться. «А если они не получают, то низко ценят послов, мало того, считают их как бы ни во что; а если послы отправлены великими людьми, то они не желают брать от них скромный подарок, а говорят: „Вы приходите от великого человека, а даете так мало?“» – говорится в «Истории монголов».

Зато любая помощь с Запада предлагалась в обмен на принятие католичества, а это было бы уже изменой православной вере, вековым традициям крещенной князем Владимиром Руси.

«А от вас учения не примем», – в молодые годы, согласно житию, ответил князь Александр посланникам от Папы Римского, и с тех пор его взгляды не изменились. И Александра не смущало, что такую позицию не разделяли ни его порывистые младшие братья, ни многие другие русские князья. Его особый подвиг здравого смысла и дальновидности был оценен потомками спустя века.

Для понимания этого подвига показательна дальнейшая судьба князя Даниила Галицкого. Даниил Романович сильно надеялся в своей борьбе против ордынцев на помощь Европы, даже принял корону от легата Папы Римского, став первым «русским королем».

В ответ он пообещал признать главенство Папы Римского и принять латинскую веру, и, судя по записи в Галицко-Волынской летописи, для Даниила Романовича это был непростой выбор, с явными элементами торга: «Татарская рать не перестает враждовать с нами, как же я могу принять от тебя венец, не имея от тебя помощи?»

Но в ответственный момент обещанное войско рыцарей-крестоносцев с запада не появилось, и дружина Даниила Галицкого была разгромлена войском монгольского полководца Бурундая.

На Галицко-Волынскую Русь Бурундаев поход произвел едва ли не большее впечатление, чем «Батыев погром», бедствия в этом княжестве только удвоились. Бурундай дал князю Даниилу Романовичу приказ: «Разметайте все свои города», – и многие крепости были разорены и снесены. А вскоре эти земли стали делить на части западные соседи.

Еще «не приспе время…», как писали древнерусские книжники, для серьезного отпора Орде.

В 1262 году во Владимире, Суздале, Ростове, Переяславле и Ярославе и других городах были перебиты ордынские сборщики дани, и ордынский хан Берке пришел в ярость.

Хан как раз готовился к войне с Ираном и потребовал произвести военный набор на Руси. Это было нарушением договоренности, которую удалось достичь еще при Батые: русские выплачивали дань, но на стороне монголов не воевали. Помимо «мобилизации» хан собирался отправить на Русь карательный отряд.

Александру пришлось спешно отправляться в Орду с подарками, чтобы смягчить гнев хана и предотвратить очередное побоище.

В Орде князь Александр заболел, и снова многие говорили, что он был отравлен, как когда-то и его отец. На обратном пути домой князь Александр скончался в небольшом русском городе Городце, приняв перед смертью схиму с именем Алексия. Это произошло 14 ноября 1263 года.

Когда митрополит Кирилл возвестил народу во Владимире о смерти князя словами: «Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли суздальской! Уже не найдется ни один подобный ему князь в земле суздальской!», народ зарыдал, осознав, что лишился главного своего защитника. И с плачем, как пишет летописец, люди воскликнули: «Уже погибаем!»

После смерти своей первой супруги князь Александр Ярославич женился на Дарье Изяславне, от этого брака пошла ветвь великих московских князей. По завещанию Александра Невского его младший сын Даниил Александрович стал владельцем маленького Московского княжества, которое расширил и укрепил уже его внук Иван

Калита. А праправнук князь Дмитрий Донской одержал первую большую победу над войском Мамая, когда русские накопили силы и «приспе время»…

Среди ценностей, которые унаследовал от отца рано осиротевший князь Дмитрий, наряду с золотой шапкой, жемчужной серьгой и саблей была главная – фамильная икона, принадлежавшая Александру Невскому.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.