Свобода и закон

Свобода и закон

Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется (Лк. 16, 16). Как видим, закон противопоставляется в Евангелии Божиему Царству. Нагорная проповедь Господа вся построена на таком преодолении старого: Вы слышали, что сказано древним… А Я говорю вам (Мф. 5, 21, 22). И хотя Господь говорит: Не думайте, что Я пришёл нарушить закон или пророков; не нарушить пришёл Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдёт небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдёт из закона, пока не исполнится всё (Мф. 5, 17–18), Он заповедует Своим ученикам новую, более высокую праведность ? заповеди блаженств (см.: Мф. 5, 1–11). И Царство Небесное принадлежит не подзаконной праведности книжников и фарисеев, а блаженным: если праведность ваша не превзойдёт праведности книжников и фарисеев, то вы не войдёте в Царство Небесное (Мф. 5, 20). Даже наибольший из рождённых жёнами праведник, пророк и предтеча Иоанн Креститель меньше меньшего и последнего в Царстве Небесном (см.: Мф. 11, 11), ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна (Мф. 11, 13).

Здесь, следовательно, проходит заветная разграничительная черта: закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа (Ин. 1, 17). Без Спасителя войти в Царство Небесное невозможно. Царство Небесное есть нечто качественно иное, новое, принадлежащее иному уровню бытия. Царство Небесное ? это совсем иной характер отношений между Богом и человеком, Творцом и творением. Отныне, с воплощением Спасителя, в мир входит новая жизнь. И она не отменяет Моисеев закон, но исполняет и преображает его: не нарушить (закон) пришёл Я, но исполнить. Ибо закон и пророки существовали ввиду Боговоплощения, ввиду наступления новой жизни, ввиду появления новой твари ? во Христе.

Закон есть прежде всего правило поведения, норма, имеющая религиозное значение послушания Богу, постановление, запрет: «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся» (Кол. 2, 21). Апостол, однако, называет это перед лицом новой жизни во Христе, когда человек умирает для греха (Рим. 6, 2), для закона телом Христовым (Рим. 7, 4), для стихий мира (Кол. 2, 20), заповедями и учением человеческим (ср.: Кол. 2, 22), или преданием человеческим (ср.: Кол. 2, 8), или законом заповеди плотской (Евр. 7, 16). Желающие быть под законом порабощают себя немощным и бедным вещественным началам мира (Гал. 4, 21; ср.: Гал. 4, 3, 9). Фактически апостол Павел обозначает закон как императив, как причинность, как необходимость: жизнь по немощным и бедным вещественным началам мира. Закон ? это всего лишь вид мудрости в самовольном служении (Кол. 2, 23). Закон ? это мир детерминизма во всех его видах.

Такое почитание Бога ? тщетно (Мк. 7, 7). Сердце при таком служении далеко отстоит (Ис. 29, 13) от Бога: оно отделено от Бога «каменной стеной» закона, который и есть «покрывало на сердце» (на лице, на уме): умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остаётся неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается. Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 14, 16–17).

Таким образом, ветхозаветная жизнь под законом есть жизнь подневольная, жизнь под игом необходимости, духовное рабство: это ? нынешний Иерусалим, потому что он с детьми своими в рабстве. А жизнь новозаветная ? это вышний Иерусалим, он свободен, он ? матерь всем нам (Гал. 4, 25, 26).

Подзаконная жизнь противопоставляется жизни по благодати, жизни во Христе, как рабство свободе. Мы дети не рабы, но свободной. Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства, ? учит Апостол (Гал. 4, 31; 5, 1).

Новый Иерусалим, в котором ветхий подзаконный человек ? сын рабы и сам раб ? преображается, взирая на славу Господню, в тот же образ от славы во славу, как от Господня Духа (ср.: 2 Кор. 3, 18), получает власть быть чадом Божиим, которое ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родилось (ср.: Ин. 1, 12–13), ? есть царство свободы, не подзаконное, а сверхзаконное, метаюридическое: «град Божий». Это царство благодати, жизни «по духу», и на таковых нет закона (Гал. 5, 23).

Между этими двумя градами ? градом земным и градом Божиим ? между системой их ценностей существует коренное различие, если не противоречие. Закон как императив, как норма, регулирующая внешние проявления человека, как «плотская заповедь» ветхого человека противопоставляется этике Нового Завета: преображению сердца, блаженству духовной жизни по благодати, творческому «умножению талантов», подвигу веры и свободы, ? наконец, «новой заповеди» любви: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга (Ин. 13, 34). (Ср.: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного [Мф. 5, 44–45].)

Невозможно пребывать одновременно в обоих градах: они находятся в состоянии взаимного противостояния, вплоть до взаимного упразднения: или ? или. Ведь если закон, правящий в граде земном, самодостаточен и спасителен, тогда нет нужды в Самом Спасителе, в Боговоплощении, в Искуплении. И Голгофская жертва была напрасна: если законом оправдание, то Христос напрасно умер (Гал. 2, 21).

Но делами закона не оправдается никакая плоть (ср.: Рим. 3, 20; Гал. 2, 16). Закон третирует человека, как раба, навешивает на него бремена неудобоносимые (Лк. 11, 46), обрекает на проклятие: а всё, утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвою. Ибо написано: проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в книге закона (ср.: Втор. 27, 26; Гал. 3, 10).

Господь спасает человека только во Христе: Он освобождает его от клятвы закона, оправдывает независимо от дел закона (Рим. 3, 28), даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе (Рим. 3, 24), являет Божию правду независимо от закона (Рим. 3, 21). Ибо «сперва Он указал путь племени Авраамову законом на скрижалях, а после Сыном Своим все народы спас»[214].

Закону отныне противопоставляется закон веры (ср.: Рим. 3, 27), новая этика. Человек оправдывается верою, независимо от дел закона (Рим. 3, 28). Те же, кто оправдывает себя законом, остались без Христа, отпали от благодати (Гал. 5, 4). Закон и благодать оказываются несовместимы, противоречивы, противоположны, как рабство и свобода, убивающая буква и животворящий дух (ср.: 2 Кор. 3, 6). Человек оказывается перед выбором: или то, или другое. Служение закону упраздняет благодать ? пребывание в благодати исключает закон: Если вы духом водитесь, то вы не под законом (Гал. 5, 18), вы не под законом, но под благодатью (Рим. 6, 14). А что законом никто не оправдывается пред Богом, это ясно, потому что праведный верою жив будет (Гал. 3, 11; ср.: Авв. 2, 4).

Всякое возвращение к этике закона от благодати есть возвращение к рабству, измена Христу и свободе: Познав Бога, для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите ещё снова поработить себя им? (ср.: Гал. 4, 9). Посему нужно умереть для закона, которым были связаны, освободиться от него, чтобы служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве (ср.: Рим. 7, 6). Нужно умереть для закона, чтобы жить для Бога (Гал. 2, 19).

Итак, свободу даровал Христос, а закон Моисеев ? это иго рабства (ср.: Гал. 5, 1). Две иерархии ценностей исключают друг друга. Новый Завет вписывает установления Ветхого в иную перспективу, без которой они превращаются в достояние прошлого. Однако в жизни эта антиномия оборачивается трагедией, Крестом, Голгофой: закон и его служители отвергают свободу и благодать, изгоняют их вестников и свидетелей, таковые свидетели превращаются в мучеников. Апофеозом этого гонения стала крестная смерть Христа: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим (Ин. 19, 7).

Закон проклял Христа: проклят всякий повешенный на дереве (ср.: Втор. 21, 23), но тем самым Богочеловек освободил нас от «проклятия закона», сделавшись за нас клятвою (Гал. 3, 13), то есть подвергшись за нас его проклятию.

Душа человека испытывает на себе трагические коллизии закона и благодати, императива долженствования и творчества свободы. В истории человек пытался решить этот конфликт путём исправления законов, «благородного законничества»: если закон праведен и справедлив, то в обществе не остаётся почвы для трагизма. Таков проект идеального государства у Платона, у Аристотеля (человек вне государства ? «либо животное, либо божество»[215]), у Канта, «общественного договора» у Руссо, социального переустройства у Маркса, у всякого рода революционеров, как бы ни различались при этом их представления о праведности и справедливости. До сих пор в мире актуально суждение, что только законом можно бороться с беззаконием и эффективность этой борьбы сводится лишь к совершенству или несовершенству законов. Новый проект «диктатуры закона» в России также претендует на то, чтобы «искоренить беззаконие» и водворить «свободу демократии».

Таким образом, в человечестве живёт убеждение, что жизнь в законе есть панацея от беззакония, совершенная жизнь, идеальное государство. Ещё античные философы, пытаясь увязать закон со свободой, придерживались максимы: для рабов ? необходимость есть закон, а для свободных ? закон есть необходимость.

Закон устанавливает императивную норму поведения, определяет правовые отношения гражданина и кесаря (римский закон), народа и Бога (ветхозаветный закон). Закон ? это своего рода юридический договор, предписывающий человеку его соблюдение, а в случае нарушения чреватый соответствующими наказаниями: по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим.

Однако с Боговоплощением приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2), Царство не от мира сего (Ин. 18, 36). Оно метаюридично, с ним невозможно завязать какие-либо договорные правовые отношения. Напротив, эти отношения должны быть не нарушены (не нарушить пришёл Я, но исполнить [Мф. 5, 17]), но сняты, ибо здесь правит иной порядок бытия: многие будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19, 30), иной строй этики: блаженны нищие духом (Мф. 5, 3), иной закон любви: любите врагов ваших (Мф. 5, 44), иной дух истины и свободы: истина сделает вас свободными (Ин. 8, 32).

Эта любовь не есть договор, не есть норма правовых отношений ? она сама есть новая жизнь. И именно в этом смысле, сам того не подозревая, был прав Аристотель, утверждавший, что вне государства и закона ? «или животные, или боги». Ибо христианство как раз и утверждает именно этот парадокс: да будете сынами Отца вашего Небесного (Мф. 5, 45), Дух свидетельствует духу нашему, что мы ? дети Божии (Рим. 8, 16), все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса (Гал. 3, 26). «Царство благодати, сфера обожения ? сверхприродны, сверхзаконны, метаполитичны»[216].

Это Царство не от мира сего с его новой системой ценностей оказывается принципиально несовместимым с признанием автономной ценности закона. Закона как императивной нормы. Обожествлённого закона языческого античного мира и непререкаемого, абсолютного закона иудеев. Мало того, инвективы святого апостола Павла, направленные против закона, трактуют его в универсальном смысле. Закон у него также и нравственное сознание язычников, живущее по природе в их сердцах (дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их и мысли их [Рим. 2, 15]). В этом случае закон для апостола Павла ? это вообще категория нормативной этики, моральное долженствование, императив.

При этом он не выступает против самого содержания закона[217]: он настаивает на том, что закон не спасает. Мало того, он и не был дан для спасения, но для приготовления народа Божьего к принятию Христа: до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того времени, как надлежало открыться вере. Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя (Гал. 3, 23–25).

Закон закабаляет: он ? иго рабства (ср.: Гал. 5, 1). Однако верующие во Христа умерли для закона (Рим. 7, 4), правящего в этом мире, ибо Царство, которое не от мира сего, не только метаполитично (отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу [Мф. 22, 21]), метаюридично (в нём правит не закон, а благодать), оно ещё и сверхморально (но не аморально: и хотя мораль не является сама по себе чем-то самодостаточным и самоценным и перестаёт быть императивной нормой, она тем не менее вовсе не упраздняется ? исполнение заповедей претворяется в свидетельство человеческой любви к Богу).

Верующие во Христа и ищущие Его Царства «живут… в своём отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всём, как граждане, и терпят, как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество ? чужая страна. <…> Они во плоти, но живут не по плоти. Находятся на земле, но суть граждане небесные. Повинуются постановленным законам, но своею жизнью превосходят самые законы. Они любят всех и всеми бывают преследуемы. Их не знают, но осуждают, умерщвляют их, но они животворятся; они бедны, но многих обогащают. Всего лишены, и во всём изобилуют. Бесчестят их, но они тем прославляются… злословят, и они благословляют; их оскорбляют, а они воздают почтением; они делают добро, но их наказывают, как злодеев; будучи наказываемы, радуются, как будто им давали жизнь»[218].

В Царстве Небесном уже не человек для субботы, но суббота для человека, ибо Сын Человеческий есть господин и субботы (ср.: Мк. 2, 27, 28). В нём господствуют не столько этические ценности ? эти ценности долженствования, а ценность свободной человеческой личности, искуплённой драгоценной Кровью Христовой. В нём душа одного покаявшегося грешника для Господа дороже, чем целый мир. В нём небеса радуются об одном покаявшемся грешнике больше, чем о ста праведниках, не имеющих нужды в покаянии. Это Царство даровал человеку Бог: Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк. 12, 32). В этом Царстве господствует не посредник ? закон, а Сам Господь, отдающий Себя человеку, ибо Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.