Попутчик

Попутчик

Состав поезда лязгнул и остановился, обдав стоящих на перроне специфическим запахом дыма, чего-то прелого, кислого, свойственного всем нашим поездам. Отец Виктор немного неудачно выбрал место на платформе: как раз в конце состава, где обычно прицепляют вагоны с общими местами, и поэтому оказался в водовороте мешочников, которые ринулись в атаку на общие вагоны, для того чтобы успеть занять места получше. На него неслись плюшевые фуфайки, матерная ругань, надсадные вопли. Кто-то больно стукнул чемоданом по ноге. Он повернулся посмотреть, кто именно, хотя это не имело никакого смысла, а так, одно любопытство, но тут же, зацепленный мешком за плечо, был развернут на сто восемьдесят градусов. Странно было в восьмидесятые годы наблюдать эту сцену, чем-то напоминавшую двадцатые годы разрухи и Гражданской войны. Отец Виктор с трудом выбрался из этого людского круговорота. Ему некуда было торопиться, поезд стоит сорок минут, место в купейном никто не займет, и он с интересом взирал на одушевленную стихию, штурмующую вагоны. В основном это были женщины из села Большие Коржи, одетые поголовно в плюшевые фуфайки и темные платки. Отличить их от остальных можно было легко и по особому выговору с акцентом на букву «ц»: «Цаво лезешь, как на буфет?» – кричала одна. «А тебе цаво, одной только надат ехать?» Раздался звон разбитого стекла, и стоявшая до того невозмутимо проводница кинулась в толпу с ругательствами. Неторопливой походкой двинулся к вагону старшина милиции. Отец Виктор, потеряв к зрелищу всякий интерес, пошел к своему вагону.

Там было людно от провожающих, но в его купе было пусто. Он положил «дипломат» на верхнюю полку и вышел в проход к окну вагона. В это время недалеко от перрона притормозил «уазик», из которого вывалились трое. Двоих он сразу узнал: директор банка и первый секретарь райкома комсомола, третий ему был незнаком, хотя мельком несколько раз видел его в райисполкоме. Все трое были немного навеселе. О чем-то оживленно разговаривая и смеясь, они прошли в купе отца Виктора, не заметив его в проходе. Отец Виктор хотел было зайти поздороваться, но, заметив, что они разливают коньяк, передумал. Игорь, так звали секретаря райкома комсомола, обращаясь к третьему, сказал:

– Ну, Паша, счастливый ты человек – едешь в столицу, отдохнешь, развеешься.

Из этого отец Виктор сделал вывод, что они провожали своего друга Павла. Друзья чокнулись, выпили, и тут Олег, директор банка, заметил его.

– Ба! Кого я вижу! Да это наш батюшка, отец Виктор! Вы тоже в Москву разгонять тоску? Какое у вас место?

– В этом же купе, – ответил отец Виктор.

– Ну так заходите, есть немного коньяка, пока поезд не тронулся, выпьем на посошок. Паша, познакомься: это настоятель церкви в нашем райцентре, при этом наш ровесник. Правильно я говорю, отец Виктор, вы тоже с пятьдесят третьего года? А Паша, или официально Павел Петрович, но, я думаю, между нами это ни к чему, так вот он – заведующий отделом культуры при райисполкоме, едет на конференцию в Москву, так сказать, опыт перенимать.

– А вы, отец Виктор, в Москву так или по делам? – спросил, разливая коньяк, Игорь.

– На экзаменационную сессию в Духовную академию.

– А вы разве не окончили ее?

– Я семинарию духовную окончил.

– Да что же, кроме семинарии, еще и академии есть? – удивился Игорь.

– Даже аспирантура, – подытожил батюшка не без тайной гордости.

– Вот вы даете, – покачал головой Игорь.

– Да у них там преподавание на высшем уровне, не то что у нас в институте, небось марксизм-ленинизм досконально знают, – вмешался в диалог Олег.

И все посмотрели на отца Виктора с уважением к его знанию марксизма-ленинизма.

– Нет, марксизм-ленинизм мы не изучаем, – сказал отец Виктор, видя, что его правдивое признание несколько разочаровало собеседников.

После третьего предупреждения проводницы о том, чтобы провожающие покинули вагон, Игорь с Олегом, допив коньяк и пожелав доброго пути, направились к выходу.

Поезд медленно тронулся. Отец Виктор достал конспекты с лекциями, решив воспользоваться дорожным временем для подготовки к экзаменам. Павел сидел напротив и внимательно наблюдал за его манипуляциями. То, что попутчик собирался углубиться в чтение, ему явно не нравилось. По всему было видно, что он хочет поговорить, но не знает, с чего начать.

– Что читаете? – поинтересовался он.

– Конспект по патрологии, готовлюсь к экзаменам.

– А, понятно, – протянул Павел. Хотя было видно, что ему ровным счетом ничего не понятно. – А мы же, батюшка, с вами враги, – вдруг ни с того ни с сего сказал он.

Отец Виктор аж растерялся от такой постановки вопроса:

– Это как так?

– А так, вы – служитель религии, так сказать, а я – служитель культуры. Религия и культура всегда были врагами, это, батюшка, вам надо бы знать, – явно наслаждаясь растерянным видом отца Виктора, самоуверенно изрек Павел.

Но после этих слов от растерянности отца Виктора не осталось и следа. Он, уже предчувствуя грядущую победу в предстоящем споре, просто возликовал в душе. Павел, отхлебывая пиво, с интересом поглядывал на него, ожидая, как же тот будет выкручиваться перед ним, человеком политически подкованным.

«Это ему не безграмотным старухам мозги компостировать», – не без злорадства подумал Павел.

Отец Виктор не стал горячиться и выкладывать свои козыри, а решил прощупать противника.

– Многие ученые и деятели культуры думали по-другому, они считали, что вся культура из храма.

– Это ничем не обосновано, небось они были идеалисты, – небрежно бросил Павел, – а ты читал, что пишут классики: Маркс, Энгельс и Ленин? Вы же это, сам говорил, не изучали в семинарии.

– Представь себе, я читал, так, из любопытства, но ничего серьезно подтверждающего твое утверждение, я там не нашел. А то, что вся культура из храма, это доказать несложно. Как, по-твоему, что такое культура?

– Ну как – что? Культура – это наука, живопись, архитектура, литература, музыка – словом, все искусство.

– Отчасти правильно, но нужно сразу оговориться, что слово «культура» происходит от слова «культ», – начал отец Виктор свое наставление. – Первые написанные книги и стихи были религиозными гимнами и молитвами, первая живопись еще с пещерных времен имела культовое значение. Театр родился из религиозной мистерии. Как могли быть врагами науки древнеегипетские жрецы, создавая основы математики? А вавилонские жрецы стали первыми астрономами. В средневековой Европе Церковь была единственным очагом культуры и науки.

– Это когда еретиков на костре поджаривали, – съехидничал Павел, – хорошее христианство: возлюби ближнего и посади его на горящие угли, – и, довольный своей шуткой, он громко засмеялся.

Отец Виктор вспыхнул и в запальчивости проговорил:

– Инквизиторские пытки имеют такое же отношение к христианству, как пытки на Лубянке к идее коммунизма. – От этих неосторожно вылетевших слов у него похолодело в груди, а Павел заерзал, как будто ему было неудобно сидеть.

Наступившую паузу прервал первым Павел.

– Да, в коммунизм никто почти не верит, даже там, наверху. Да ну их, к едреной фене, все эти серьезные разговоры. Я так, в шутку сказал, какие там враги. Нам долбили в институтах диамат, больше-то мы ничего не знаем. Лучше я тебе анекдот про КГБ расскажу, раз о них речь зашла. Вот сидят трое командированных в гостиничном номере. Один из них уже лег отдыхать, а двое мешают ему спать, анекдоты рассказывают, смеются. Ему это надоело, он вышел в коридор, дал горничной рубль и попросил ровно через пять минут принести три стакана чая. Затем заходит и говорит приятелям: «Вот вы тут анекдоты политические травите, а у КГБ повсюду подслушивающие устройства». – «Да ладно, – говорят, – сказки нам рассказывать». – «Ах, сказки! – подходит к электророзетке и говорит в нее: – Товарищ майор, три стакана чая нам в номер, пожалуйста». Через минуту открывается дверь, вносят три стакана чая. Друзья сразу приумолкли, попили чаю и в кровать. Утром просыпается этот человек, смотрит, его приятелей нет. Спрашивает у администратора, куда они подевались. Тот отвечает: «Их ночью КГБ забрало за политические анекдоты». – «А меня почему не взяли?» – «Товарищу майору ваша шутка с чаем понравилась».

От смеха отец Виктор повалился на свой диван и долго хохотал. Наутро в Москве они расстались большими друзьями.

Отец Виктор хорошо сдал экзамены и вернулся домой в прекрасном настроении. После обеда к нему зашел участковый Василий Вениаминович, с которым они дружили и частенько посиживали за шахматной партией. Он отвел отца Виктора в сторону и шепнул на ухо:

– Ребята из органов ко мне приезжали, когда тебя не было, все о тебе расспрашивали, что да как. Но я тебе ничего не говорил, ты от меня ничего не слышал. Понял?

Отец Виктор кивнул головой, и настроение его сразу испортилось.

1991–1993. Саратов

Данный текст является ознакомительным фрагментом.