28. Пылающий терновник в Коцке (заготовки к радио-спектаклю)

28. Пылающий терновник в Коцке (заготовки к радио-спектаклю)

28.1 Траурные дороги Польши

…По заснеженным дорогам Польши идут люди и едут телеги. Их путь идёт к местечку Коцк. Коцк – это маленькое местечко в Люблинском воеводстве Великой Польши. Неказистые домики Коцка низкие и грустные, они стоят в большой тесноте, как будто кто-то специально прижал их друг к другу. Тонкие белые струи дыма поднимаются над трубами.

В маленьких бедных лавочках и за покосившимися прилавками базара стоят евреи в надежде продать бутылку керосина, селедку или другую мелочь крестьянам из окрестных деревень. Но сегодня, 22 швата 5619 (1859) года местечко перестало жить своей повседневной жизнью, оно затаило дыхание.

Сегодня нет человека беседующего с крестьянами или членами семьи о доходе. Мысли всех обращены к праведнику, прикованному к постели. Сердца всех жителей местечка учащённо бьются, и их губы шепчут молитву с просьбой продлить жизнь. Жизнь рабби Менахем-Мендла.

Известие о болезни рабби Менахем-Мендла быстро распространилось по всей Польше. Оно ворвалось и в большие города, в которых живут десятки тысяч евреев, и в полузаброшенные деревни, где живут лишь одна – две еврейские семьи. В какое бы место не приходило это известие, евреи немедленно прекращали обычный ход жизни.

Изучающие Тору прекращали свою учёбу, праведные торопились закончить свои молитвы, торговцы закрывали двери своих магазинов, ремесленники прекращали работу в своих мастерских. Длинные колонны евреев трогаются в путь. Все они идут в одном направлении – в Коцк.

Движутся по дорогам великие мудрецы Торы в белых капотах и чулках, в чёрных шляпах, богатые, бедные – все. Большинство бедных идёт пешком. Городской базар и улицы Коцка уже запружены телегами и каретами, но дороги ведущие в местечко всё ещё черны от огромного количества людей. карет, телег, приближающихся к Коцку. Прибывающие люди обходят постоялые дворы, в которых они раньше обычно останавливались. Исчезло обычное радостное возбуждение паломничества – ведь Коцк был признанным местом паломничества евреев. Эта радость возникала у каждого еврея по мере приближения к Раву. Казалось, что даже окрестные поля как будто прекратили песнь восхваления и начали петь грустную мелодию. Траурные дороги Польши…

Глаза всех были устремлены к одной комнате, в которой Рабби провёл значительную часть своей жизни.

28.2 Великие в своей смерти

Духовный вождь – его личность проявляется даже во время его ухода из жизни. Он воплощается в завещании, в том, что он передаёт в последние минуты своей жизни. Великие духа подводят итоги перед смертью.

Ученики, которые были близки учителю при жизни, собираются вокруг него перед его смертью, когда он передаёт из своих уст в их уста квинэссенцию своего учения, и повторяет его основы, перед тем, как физически отделиться от них навеки. В день своей смерти великие учителя говорят обычно о жизни. Последние слова учителя отпечатываются в сердцах учеников как духовное завещание, как инструкция для жизни.

Большинство великих царства духа умерли со словами своего учения на устах. Они ушли из этого мира с чувством, что они выполнили свою миссию. Чувство страха не омрачило их смерти. Они закрыли свои глаза с чувством удовлетворения, их учение захватило сердца людей и их работа не пропала даром.

В последнем взгляде учителя на учеников отражается его духовное удовлетворение. Он знает, что ученики сохранят его учение, которому он отдал без остатка всю свою жизнь. Ученики, окружающие своего рава в его последние минуты также чувствуют слияние своих душ с душой своего рава, которая поднимается ввысь.

Некоторые из духовных руководителей собирали своих учеников на лоне природы – на вершине горы, на берегу реки. Другие шептали слова своего духовного завещания лёжа на постели с которой они уже не поднялись. Иногда бывало, что учитель, уходя из жизни, назначал вместо себя кого-либо из учеников и вручал ему своё духовное наследие и венец духовного вождя.

В таких случаях ученики чувствовали лишь смену караула – караул ушёл, новый караул заступил на его место. Много рассказов и легенд существуют о смерти великих людей, о том как они оставляли наш мир.

28.3 Чтобы поднять небеса

Но о кончине рабби Менахем-Мендла из Коцка рассказывают совершенно другое. Старым и успокоившимся ушёл рабби Мендл из этого мира. В затуманенной комнате в которой он жил жизнью отшельника, лежит он прикованный к постели.

На маленьком столике возле стены, стоящем недалеко от кровати стоят в беспорядке пузырьки с лекарствами. Рабби не обращался к врачам и не принимал их лекарства. Даже когда боли были особенно сильными, рабби не принял снотворное, чтобы ослабитиь страдания – снотворное, – сказал рабби, – мешает ясности ума.

Когда состояние рабби ухудшилось, его ученик, помогавший ему, рабби Цви из Томашова, по настоянию врачей, попробовал сам влить лекарство в рот больному. Но рабби Мендл прикрикнул на него и сказал: – Так? Меня заставляют?! Ты помнишь, что когда силы ещё не покинули меня, ни один человек не смел указывать что я должен делать. Никто не смел что-нибудь сделать против моей воли. Сейчас, когда силы оставили меня, тоже ничего не должно измениться.

Рабби Мендл постепенно угасал. Уже несколько дней его трясло в лихорадке и он лежал на постели с закрытыми глазами. Все стремились прийти сюда, чтобы быть возле своего рава в его последний день. В бейт-мидраше (помещении где учат Тору и молятся), находившимся рядом, зажгли свечи, но не слышно обычной молитвы. С затаённым дыханием следят люди за комнатой рава, за его последними вздохами.

Внутри комнаты собралась маленькая группа самых близких ему учеников, бывших постоянно рядом с ним, находясь в его тени. Они служили раву при жизни и теперь они уединяются с ним в его последние минуты перед его кончиной.

Но даже они, самые близкие ученики, не осмеливаются подойти к постели рава, а только издали смотрят на его лицо. Они стоят в полной тишине, без единой слезинки. Они молятся. Они молятся в сердце, внутри себя, без слов. Творец слышит их молитвы и так, ведь настоящая молитва – она в сердце. Так учил их рабби Мендл, с немой скорбью прощаются они со своим рабби.

Время от времени рабби Мендл приходит в себя, открывает глаза и смотрит на лица своих учеников. В его взгляде благодарность тем, кто не оставил его в самые тяжёлые минуты его бурной жизни. Его уста бормочут несколько слов, смысл которых не понятен даже самым близким ученикам. Постепенно физические силы всё больше и больше оставляют его. Телесные страдания терзают его, но с его духом не произошло никаких изменений. Его сознание как и раньше совершенно не замутнено ничем.

Рабби Мендл всю свою жизнь стоял на пороге, соединяющем этот мир и мир вечности. Ещё немного и он окончательно переступит через этот порог. Рабби поднял руку, показывая, что он хочет, чтобы они подошли к нему. Он слышит их скорбные вздохи и говорит: – Весь мир не стоит того, чтобы по нему вздыхать.

Приближаются последние минуты, по мере их приближения тишина всё больше сгущается. Последние слова рабби Мендла: – Я буду говорить с Ним лицом к лицу…Открыто, а не загадками…И образ Творца увидит… С этими тремя словами: «И образ Творца увидит» душа Рабби Менахем-Мендла поднялась ввысь.

28.4 В начале дней

Рабби Менахем-Мендл, которого назвали «Старый Мудрец из Коцка», не был коронован сверкающей короной, и его голову не окутывает шлейф легенд, вроде тех, которые рассказывают о Бааль-Шем Тове. Из рассказов о Бааль-Шем Тове прорывается волшебство весны, в них слышится пение маленьких детей-учеников, которых Бааль-Шем Тов ведёт по переулкам местечка, прорываются из них трели пастушеских дудок, свист кнута в руках извозчика. В рассказах же о рабби Мендле сквозит грусть. они похожи на осенний день, на тучи предвещающие о буре…

В жизни рабби Мендла чётко выделяются три периода. Первый – период Люблина и Пшиски. В то время он нёс в себе предвидение освобождённого мира и человека. У него была уверенность в том, что он сможет воспитать триста человек, которые, исправляя себя, поднимутся в духовные миры, людей которых не будут интересовать ценности материального мира, которые поднимутся вместе с ним на вершины мира и провозгласят: «Творец – Ты наш Создатель!»

Второй период – в местечке Томашов и первые годы в Коцке – годы внутренней борьбы и внутренней бури, в которых он искал решение тайны жизни, годы душевных страданий, когда душа то взлетает на духовные высоты, то проваливается в бездну. Третий период – это двадцать последних лет, когда он уединяется в комнате, скрывается от людей и скрывает от них свою Тору.

Рабби Мендлу было 53 года, когда он скрылся от внешнего мира и закрыл себя в комнате, но, фактически, это его уединение было лишь последовательным шагом, вытекавшим из его предыдущей жизни, из его духовных качеств, которые отпечатались в нём со времён детства и отрочества.

Образ рабби Мендла навсегда останется связан с годами его затворничества, с детских лет ему были присущи мятежность и склонность к уединению. Эти свойства развились и привели к своему логическому завершению, когда он прервал контакты со своими учениками. В жизни рабби Мендла ничего не шло гладко. Вся его бурная жизнь состояла из взлётов и падений.

28.5 "Мои сердце и плоть возрадуются "

Рабби Мендл родился в 1787 году в местечке Гураи, родился с крыльями, крылья воображения возносили его ввысь. Часто маленьким убегал из ватаги своих сверстников на песчаный холм. Там он строил из песка здания. Строил – и разрушал, как будто он создавал миры. а потом разрушал их.

Когда рабби Мендл вырос и стал духовным руководителем ему было странно слушать стариков своего поколения – о чём они думали в детстве? Менделе ещё будучи ребёнком размышлял о смысле Творения, есть ли в нём логика и противоречия. Похоже уже тогда его мучил вопрос – в чём смысл его жизни? Несёт ли он в себе семена разрушения и небытия? Этот вопрос волновал его всю жизнь.

Однажды, когда мальчик немного подрос, его учитель повёл учеников гулять в зеленеющие поля, окружавшие местечко. Менделе был вместе с ними, но на обратном пути исчез. Он остался в поле, поднялся на вершины окрестных гор, и там будучи один начал плясать и петь: «Жаждет Тебя, моя душа, сердце моё и плоть моя радуются Тебе, живой Бог». Он много раз повторил: «сердце моё и плоть моя». Как будто это не рот пел и ноги танцевали, а само сердце хотело слиться с Неведомым, как будто пела сама плоть. Уже тогда жаждал он невиданной жаждой, уже тогда у него было желание постичь Источник Всего.

Менделе-подросток погрузил свой ум в безбрежный океан Талмуда. Его учителя отмечали его таланты и его быстрое и чёткое схватывание материала. Но были периоды когда во время рассмотрения какой-нибудь проблемы из Талмуда, Менделе зажмуривал глаза и уносился на крыльях своего воображения в другой мир, далеко стоящий от мира владельцев коровы и осла (много места в Талмуде уделяется именно этим вопросам). Однажды, во время того, как учитель в хедере (начальной религиозной школе) с возбуждением объяснял какую-то проблему в Талмуде, Менделе задал вопрос: – Когда наши предки шли по пустыне и ели манну, когда каждый получал своё пропитание в равной мере со всеми, – омер (единица объёма) на человека,– как они выполняли тогда заповедь благотворительности?

Учитель и другие ученики изумлённо посмотрели на него и ничего не ответили. Тогда ответил сам Менделе: – Наши предки осуществляли благотворительность в знаниях. Тот, у кого было больше знаний, делился с тем у кого их было меньше.

28.6 Случай с яблоками

С раннего возраста на Менделе стоял знак притивоборства с окружающим. Он не был близок сверстникам, потому что его не интересовали их действия и игры. У него был всего лишь один друг, которому он поверял свои чувства и размышления.

Это был сын портного. Он также, как и Менделе был мечтателем, был склонен к уединению. Уже в раннем детстве начала проявляться его натура, его подход к жизни, который впоследствии сделает его рыцарем Истины.

Однажды в дом его отца, ворвалась разгневанная женщина, торговавшая на рынке. и пожаловалась на то, что Менделе перевернул её корзину с яблоками и рассыпал их по базару. Когда же отец спросил его зачем он это сделал. Менделе ответил, что когда он проходил мимо, то увидел, что эта женщина кладёт хорошие яблоки сверху, а гнилые прячет под ними. Менделе не мог перенести эту ложь, он подошёл и перевернул корзину на глазах у всех, чтобы никто не смел скрывать правду от глаз людей.

Странным мальчиком был Менделе, и странными были его поступки. Он не танцевал в кругу вместе со всеми, не участвовал в детских играх, не вступал в беседы детей. Обычно он убегал от своих сверстников в поля, распластывался на земле и смотрел на небо. Его глаза следили за облаками, проплывавшими над местечком, за Солнцем, садящимся за горизонт. Он любил карабкаться на окрестные горы, взбираться на их вершины и смотреть с большой высоты вниз, обозревая просторы. Смотреть с высоты на всё…

Ему нравилось очарование ночи. Он любил вслушиваться в звуки своих быстрых шагов, раздававшихся во время его прогулок в долгие зимние ночи.

28.7 Рабби Мендл ищет духовного руководителя. На распутье…

Рабби Мендлу ещё не было 20 лет, внём боролись острый ум и бурные чувства. Дом его отца в Гураи и дом тестя в Томашове были полны светом Торы, исходившим из комнаты Гаона из Вильно рабби Элияу, проникавшим и сюда, в маленькие местечки Польши. Образ Гаона из Вильно витал в доме где родился и вырос Менделе. Этот образ требовал от молодого человека ни на минуту не раслабляться, не отрываться от учения.

И действительно, Менделе, который чрезвычайно почитал Гаона из Вильно, всё время погружался в глубокий и безбрежный океан Талмуда и его комментариев. Но буря, бушевавшая в сердце Менделе не успокаивалась во время изучения Талмуда. Он не нашёл там ответы на вопросы, волновавшие его душу. Наоборот, чем больше он учил Талмуд, тем больше возникало у него вопросов и сомнений.

Длинными зимними ночами Менделе уединялся в углу синагоги, от заката и до утра открытая книга лежала перед ним, но его мысли витали в других мирах, в мирах, которые недоступны описанию человеческой речью. Его наполняли вопросы о Тайнах Творения, Мироздания, тайны Начала, Космоса и его последних дней. Он весь старался быть слит с Тайной Бытия. Его душа не могла удовлетвориться простым изучением Талмуда, она жаждала Каббалы…

Хотя Менделе был ещё очень молод, один из богачей Томашова взял его себе в зятья. Не случайно был заброшен в это маленькое местечко старый хасид. В одну из ночей, когда они остались в синагоге вдвоём, старик открыл для Менделе мир хасидизма.

Он рассказал о свете, который спустил в наш мир Бааль-Шем Тов, об его учениках, о учениках его учеников, которые разносят свет Бааль-Шем Това, идя новым путём. Менделе внимательно слушал и словно свежим ветром обдуло его. Он умел рассазывать, – сказал Рабби Мендл о своём тесте, – а я умел слушать.

Надо сказать, что хасидизм возник как чисто каббалистическое течение. Это была первая попытка распространить Каббалу в самых широких массах. По непонятным для нас причинам хасидизм был встречен в штыки величайшим каббалистом Гаоном из Вильно.

Кстати, Гаон из Вильно получил известность именно как каббалист и лишь потом он стал известен и как большой знаток Талмуда и других частей Торы. Его противодействие хасидизму основывалось именно на разногласиях в вопросах Каббалы. Но повторяю, в чём именно заключались эти разногласия нам не понятно.

Сторонники простого, пресного изучения Торы, фактически втаптывающие Её в грязь подняли Виленского Гаона на свои знамёна и организовали настоящую травлю хасидов. Пережитки этой борьбы сохраняются по сей день. В те времена в Юго-Восточной Польше, где жил рабби Мендл, проходил самый настоящий фронт между хасидами и их противниками – митнагдим.

Были местечки, где преобладали хасиды (Томашов, Люблин), а были местечки, где заправляли митнагдим (Гураи). Как мы вскоре увидим, этот водораздел прошёл и по семье рабби Мендла – его отец был решительным противником хасидизма.

После этой беседы молодой Менделе отправился в Люблин, к великому каббалисту рабби Якову Ицхаку, которого называли «Провидец из Люблина», источнику хасидизма и раву равов в своём поколении.

28.8 В Люблине у «Провидца»

Сияющий венец коронует голову рабби Якова Ицхака. Лучше всего передал его величие Рабби Ашер из Ропшиц, который сказал: – Приехавшему в Люблин к Провидцу казалось, что Люблин это Земля Израиля, двор синагоги – Иерусалим, сама синагога – Храмовая гора, Провидец – Святая Святых, а его голос – голос Шхины (Божественного отркровения).

Но рабби Мендл пришёл к Провидцу не как все хасиды, наполнявшие дороги, ведущие в Люблин. Его гнал духовный голод. Он знал, что просить у человека, которого он предназначил быть своим духовным учителем, Равом. Но то чего он хотел, он в Люблине не получил.

Не помогла та приязнь, которую проявил Провидец к нему с того самого момента, как Мендл переступил порог его комнаты, не помогла длинная беседа наедине, того чего лишь избранные удостаивались – ведь старый каббалист видел духовный потенциал юноши.

Рабби не приобрёл сердце Мендла, даже тогда, когда присоединил его, никому не известного парня, к группе своих избранных учеников, в которой были только лучшие из лучших, люди серьёзно учившие Каббалу. Все эти почести, которые Мендл получил от Провидца лишь ослабили его желание быть его хасидом. Не для того приехал он в Люблин, чтобы получать почести, а для того, чтобы найти Рабби.

28.9 Это Бог мой

Пребывание Мендла в Люблине, его контакты с Провидцем испортило его взаимоотношения с отцом. Отец Мендла, рабби Лейбуш, был ярый «митнагед», т.е. противник хасидизма и Каббалы. Он был чистым талмудистом и уделял всё внимание педантичному исполнению заповедей. Когда до него дошли слухи, что его сын стал на путь хасидизма, он немедленно отправился в Люблин и потребовал от Мендла, чтобы тот вернулся на старый, испробованный путь «классического» иудаизма (как его понимали противники хасидизма), т.е. путь пресного, схоластического изучения Талмуда, без понимания его внутреннего, каббалистического смысла, путь механического, бездумного, педантичного исполнения заповедей. Отец Мендла и ему подобные считали, что от такого пути вреда не будет, чего не скажешь о Каббале и новоявленном хасидизме. Но Мендл жёстко возразил: – Разве не написано в Торе: "Это Бог мой, и я Его, Бог моего Отца и Его восхвалю я". Человек должен сначала сказать: "Это Бог мой, и только после этого он может восхвалить Бога отца своего…"

Рабби Мендл хотел постичь Творца своим собственным путём, а не путём, доставшимся ему по наследству. Провидец буквально излучал возможность постижения Творца, он был готов поделиться этой возможностью с каждым, но Рабби Мендл не хотел ничего готового, никакого проложенного пути. Он хотел постичь Творца по-своему, своими силами. Он не хотел света, полученного по наследству, он хотел обрести свой собственный, внутренний свет. Он искал рава, который не даст ему готовое, а поможет найти дорогу, подходящую для его, и только его, души.

Рабби Лейбуш который всегда считал, что его сын станет великим, содрогнулся от такого дерзкого ответа Мендла. Он подумал немного и спросил: – Ну, Мендл, нашёл ли ты свой путь здесь, в Люблине?

– Никогда человек не достигнет своей цели, если не будет к ней идти. Прежде всего он должен идти, идти искать учителя, идти и искать путь в жизни, идти и выйти из рутины. Даже если не смог найти того, чего искал – сам путь становится для него оплатой…

Так же как он не был в восторге от рава, так же ему не очень нравились его друзья в Люблине. Они шли по течению, делали всё то, что им говорил рав – и это было против самой сущности Мендла. У них всё было просто и гладко: «Так делает рабби» – раз так делает рабби – значит всё нужно делать только так. Но рабби Мендл родился для непрерывного поиска, и этот поиск всегда был связан с сомнениями.

Уже в Люблине рабби Мендл почувствовал, что он не такой как все. Не то, чтобы он был выше или ниже других – он был другой. Корень его души был другим. Это ощущение оказало главное влияние на формирование его личности, и привело к освобождению от рамок, привычных для всех, к прокладыванию своей собственной дороги. Ощущение того, что он отличается от других, прошло несколько этапов развития, пока не достигло пика своего развития на 53-ем году жизни, когда он закрылся в одиночестве.

Старый каббалист Провидец сразу увидел с кем он имеет дело, уже во время их первой встречи он сказал Мендлу: – Мендл, твой путь ведёт к меланхолии и он не нрвится мне!

В дерзком ответе чётко проявляется одна из главнейших черт личности рабби Мендла – абсолютная независимость. Так ответил никому неизвестный парень всеми уважаемому раву-каббалисту: – Если путь, который я избрал, нравится мне, почему бы мне не идти по нему, неужели только потому, что он не нравится Вам, уважаемый рав?!

Будучи человеком совершенно независимым, рабби Мендл, не боялся, что его путь не понравится другим, пусть даже самым великим и достойным. Этому же он учил и своих учеников, когда сам стал равом.

28.10 Счастлив, взваливший на себя ярмо

Уже в молодые годы было видно, что у рабби Мендла есть огромные стремления, как и положено человеку, рождённому быть вождём. Его товарищи в Люблине скоро обратили внимание на то, что Мендл старается отдалиться от других, что он часто исчезает и уединяется. Один товарищ однажды спросил его: – Почему ты уединяешься? Ты хочешь быть вторым Бааль-Шем Товом?

Рабби Мендл нисколько не смутился и сразу ответил: – Точно! Разве не может появиться новый Бааль-Шем Тов, даже более великий, чем первый? Разве запрещено достигать его уровень?

Рабби Мендл был тогда всего лишь 20-летним парнем, но уже тогда он думал о том, чтобы достичь уровня Бааль-Шем Това. Он уже видел в себе силы не только достичь этот уровень, но и подняться выше.

Мятежная душа рабби Мендла, похоже, не смогла укорениться на почве добропорядочного Люблина. Тем не менее, один из лучших учеников Провидца, рабби Яков Ицхак, очень понравился рабби Мендлу уже во время их первой встречи. Рабби Якова Ицхака все называли «Святой Йегуди из Пшиски», потому что он взвалил на себя огромную ношу духовной работы.

Йегуди – происходит от слова «йихуд» – соединение, слияние – имеется в виду соединение человека с Творцом. Поэтому неправильно переводить слово Йегуди как еврей, происходящее от слово «эвэр» – «из-за» реки. Так называли Авраама жители Израиля, потому что он пришел к ним из Месопотамии, из-за реки.

Позже рабби Мендл рассказывал о своей первой встрече с «Йегуди»: – Когда я пришёл первый раз к «Йегуди», он сказал мне «шалом» и продолжил: "Мендл, помни, что сказал величайший мудрец: «Счастлив, взваливший на себя ярмо с отрочества». Эти слова глубоко запали мне в сердце.

Взвалить на себя тяжёлую ношу – эта идея очень подходила рабби Мендлу, действительно, рабби Мендл взвалил на себя тяжесть всего мира, он страдал страданиями всего мира и эти страдания не давали ему покоя всю его жизнь.

Так Мендл выбрал себе Рава, по этому же принципу он выбирал себе учеников, когда сам стал равом. Он не терпел учеников, которые искали себе рава, который гладил бы их по головке. Рабби Мендл выбирал тех, кто также как и он, был готов взвалить себе на плечи весь мир.

28.11 Стол Творца

Личность рабби Якова Ицхака «Йегуди», его образ жизни, его учение – всё это пришлось по душе рабби Мендлу. Он почувствовал подлинное родство душ с «Йегуди». Здесь, у рабби Якова Ицхака Мендл научился правильной пропорции между «работой в сердце» и работой разума" – пропорции между чувством и знанием. Новые друзья в Пшиске тоже пришлись по душе Мендлу. Это была группа лучших из лучших – у всех блестящий ум, все дерзкие, самостоятельные в решениях, знающие. Здесь были рабби Моше Аарон (Гаон из Котна), рабби Давид Ицхак из Пиотракова, рабби Ицхак, впоследствии ставший рабби из Верки, который был близок рабби Мендлу как брат, но в то же время их мировозрения были противоположны; рабби Ханох Гейнех, впоследствие ставший рабби из Александра. Здесь же Мендл встретил своего будущего рава – Симху Бунима, большого знатока Торы, человека с острым, критическим умом. Он был старше Мендля на 22 года. Тогда же и возникла между ними прочная связь, продолжавшаяся до самой смерти рабби Бунима.

В те времена, когда Мендл был ещё новичком в царстве хасидизма, его друг рабби Ицхак вернулся от праведника из Чернобыля. Мендл спросил его: – Что ты там видел, в Чернобыле? Рабби Ицхак ответил ему: – Я видел там стол Бааль-Шем Това (т.е. ему открылся путь Бааль-Шем Това).

Мендл сказал ему: – Ты видел стол, которому приблизительно сто лет (со времени кончины Бааль Шем Това), а наш ребби из Пшиски показывал нам стол, которому около 6000 лет. Он показывал нам стол Творца – Небо и Землю и Того, кто сотворил их…

Атмосфера у «Йегуди» была иной, чем у «Провидца из Люблина»: здесь, в отличие от Люблина, не витали в облаках, здесь не были слышны рассказы о чудесах. Ученики не считали своего рава чудотворцем. Они дали ему имя «Золотой колос», подчеркнув этим, что ожидают от него не чудес, а совсем другого – что его действия будут чисты, подобно тому как золото чисто от примесей. Мысли рава должны быть чистыми, без греха, как золотой колос, в котором все чисто от примесей.

Однажды, в один из зимних дней по пути из Томашова в Пшиску, Мендл встретил телегу, полную хасидов. Он сел на эту телегу и уселся между ними. Мороз в этот день был страшен, а в кармане – ни гроша. Не сказав никому ни слова, Мендл сошёл с телеги на одной из промежуточных остановок и вскоре вернулся с бутылкой водки в руке, но без пальто. Из-за безденежья продал он пальто, подаренное ему богатым тестем, и купил вместо неё водку, чтобы развеселить сердца замёрзших хасидов, едущих к своему Ребе.

28.12 Большой враг – тело…

Пшиска была школой для достижения полноты развития человеческой души. Именно здесь рабби Мендл осознал, какие вещи бьют по человеческой сущности. Прежде всего «Йегуди» научил его не считаться с желаниями тела. Он слышал, как Рабби как-то раз назвал тело: «Мой большой враг», враг изощрённый, стоящий на пути развития души человека. Одним из важнейших условий для продвижения духа человека вперёд считалось пренебрежение желаниями тела.

И ещё одно правило рабби Мендл твёрдо выучил в Пшиске – никто другой не должен знать о твоём духовном уровне. Поведение, хорошее действие – всё должно быть скрыто от глаз посторонних. В особенности духовный подъём. «Йегуди» учил своих учеников: – Также как известность вредна в нашем мире, так же она вредна и в мире духовном.

Это не значит, что человек должен отделиться от своих товарищей, чтобы они не могли обсуждать его. Напротив, человек должен быть связан с другими людьми, помогать им, но внутренне, духовно он должен быть удалён от всех. «Йегуди» учил своих учеников мудрости быть одновременно и внутри группы, и вне её. Даже внутри группы не должно быть никакого фактора, влияющего на самостоятельное мировоззрение человека.

Во дворе «Йегуди» ходило высказвание: – Если ты можешь показать себе фигу, покажи её всему миру! Человек, чья самокритика и самоконтроль достигли высокого уровня, может не считаться с мнением других. В Пшиске поняли значение намерения (каваны) в действии. Внешнее, механическое исполнение заповеди, исполнение без правильного намерения – ущербно. Заповедь без правильного намерения – как тело без души. Действие, исполнение заповеди это лишь внешнее проявление желания человека. «Заповедь – это сосуд, намерение это суть, наполняющая его».

Из этого следует выход за пределы принятых рамок в отношении молитвы. Существует чёткое время для каждой молитвы. А что делать если человек внутренне не готов к ней? – Можно отложить молитву до того момента, когда душа будет готова к ней. Главное – это молитва в сердце, которой не нужны слова. Поэтому хасиды Пшиски опаздывали на молитвы, но если они уже начинали молиться – то это была настоящая молитва – «вся моя сущность говорит», т.е. всё их существо молилось – но прежде всего у них было намерение, цель. «Святой Йегуди» говорил: – Если молящегося рубят мечом и он чувствует боль, то его молитва не стоит ничего!

Связь между действием (исполнением заповеди) и намерением объянил рабби Мендлу однажды рабби Ханох Гейнех из Александра: – Мендл, до того как мы пришли к «Йегуди», мы спрашивали себя: «Что освящает Субботу? Меховая шапка, одеваемая в этот день? Мы чувствуем дух Субботы в ней? Субботний пирог, который мы едим?» Но когда мы пришли в Пшиску, мы поняли истинную сущность Субботы: не внешние действия являются сутью Субботы, а его внутренняя наполненность, т.е. слияние наших мыслей с Тем, кто дал нам Субботу.

Ещё одну важную вещь выучил рабби Мендл в Пшиске. «Йегуди» говорил своим ученикам, что у праведника каждую ночь исчезают всё постижение, которое он приобрёл в течении дня и он падает со своего духовного уровня. Ночь, с точки зрения Каббалы, это духовное падение, отсутствие света – обязательный этап в развитии человека. Также как природа обновляется каждый день, так и человек должен начать новый день как бы сначала, чтобы достичь свой вчерашний уровень. привычки непостоянны. «Сегодня» – это не продолжение «вчера» – это нечто совершенно новое. Каждый день это новое творение. Если стремление души, с помощью которого он достиг вчерашнего духовного уровня, не возобновляется сегодня, то и вчерашнее достижение отрезается от естественной подпитки и исчезает. Отсюда постоянное стремление к обновлению.

28.13 Молитва без слов

Как только рабби Мендл получил от своего рава основы его учения, он немедленно, ещё в Пшиске, начал прокладывать свой собственный путь. Уже здесь он отошёл от рутины. Его молитва была беззвучной, она рвалась изнутри, из глубин сердца и ей не нужны были слова, сотрясения воздуха. Во время смертельной болезни, которая унесла «Святого Йегуди», его ученики истово молились, они наполнили звуком Небо и Землю. Лишь рабби Мендл стоял на своём месте, смотрел в одну точку – и молчал…

Потом рабби Мендл сам рассказывал о том случае своему ученику рабби Ханоху Гейнеху из Александра: – Все ученики говорили Псалмы. Я же стоял рядом с печкой и молчал. Ко мне подошёл рабби Буним и спросил: «Почему ты так сильно требуешь»?

Рабби Мендл требовал от Творца не с помощью слов, а с помощью молчания. Рабби Мендлу было 27 лет, когда умер его первый рав – «Святой Йегуди». Это было в 1814…

После кончины своего рава Мендл погрустнел. «Йегуди» открылся ему во сне и утешил его в трауре: «Не волнуйся, я был тебе равом при жизни, я буду тебе равом ипосле смерти». Но ученик, чья душа была слита с душой рава при жизни ответил: «Я не хочу иметь мёртвого рава, рава из того мира…»

В страхе проснулся рабби Мендл, с бурей в сердце пошёл посреди ночи в синагогу. Там он нашёл нескольких своих товарищей. Вдруг к нему подошёл рабби Симха Буним и сказал: – Рабби больше нет, но он оставил нам трепет перед Творцом. Знай, Мендл, что трепет перед Творцом нельзя спрятать в табакерку. Там где слышны слова Рабби, там он и находится… Мысли его, слова, которым он нас учил – это сам Рабби, его внутренняя сущность, без тени материальности.

28.14 В Пшиске у рабби Симхи Бунима

Осиротевшее место в Пшиске недолго оставалось пустым. Ученики посадили на него самого великого своего товарища – Рабби Симху Бунима. Ещё при жизни Рава, все знали, что рабби Буним – старший среди учеников. Он был известен как человек образованный, знающий много языков, дипломированный фармацевт, купец из Данцига. Но друзья знали, что это лишь маска, за которой скрывается совершенно другой человек – великий каббалист. Рабби Буним хорошо постиг науку маскировки, которой учил его Рав. «Йегуди» называл его: «Остриё моего сердца». Под этими словами он имел в виду, что это был единственный ученик, который смог проникнуть в глубины его учения. Рабби Буним научил свой внутренний глаз и своё внутреннее ухо видеть и слышать то, что ускользает от обычных, внешних глаз и ушей.

28.15 Стены предстали перед судом

Однажды рабби Буним вместе со своими учениками ехал в телеге. Лучи заходящего солнца окрасили всё в красный цвет. Они увидели издалека хижину и остановились помолиться. Зайдя в хижину, они увидели, что та полуразрушена. Один из хасидов сказал, что не следует молится в этой развалюхе, и что недалеко отсюда есть просторный постоялый двор и там молиться гораздо лучше.

Все быстро сели на телегу и поспешили к этому постоялому двору. Рабби Буним ехал в телеге и размышлял, через некоторое время он сказал: – Я слышу голос прорывающийся из той несчастной хижины. Знайте, что её стены предстали пред Небесным Судом, и их спрашивают, почему мы пренебрегли ими… Они вернулись в ту хижину и с воодушевлением помолились там.

Новый бейт-мидраш рабби Бунима стал прямым продолжением дела «Йегуди», его мировоззрения. Рабби Буним, разумеется добавил и новое к основам, которые заложил его великий Рав. Из бейт-мидраша рабби Бунима был полностью выброшен культ авторитетов. Ученики видели в своём новом Раве дерзкого вождя и воспитателя, прорубающего дорогу себе и готовящего учеников идти вслед за ним. Его авторитет основывался на совершенно других началах, чем у других хасидских адморов. Ученики из Пшиски бывало гоаорили: – Наш рав может извлечь душу из тела, очистить её от грязи – и вернуть её. уже чистую на своё место.

Рабби Буним отказался от масс. Он предпочёл находиться среди небольшой группы отборных молодых учеников, интересующихся только духовным, тех, которые могли отбросить заботу о материальном. Для простых, обычных людей не было места в Пшиске рабби Бунима. член группы должен быть умным, с полётом мысли и знающим. Все эти способности чётко выделялись в личности рабби Мендла и все признали в нём главного в группе учеников.

Рабби Буним тоже ценил величие этого своего ученика. Как-то раз, во время пасхального седера рабби Буним сидел за своим столом в окружении своих лучших учеников. Но прежде, чем начать седер, рабби выбрал один из кубков, которые стояли перед ним на столе, поднял его и сказал: – Этот кубок принадлежит человеку у которого ум самый большой из всех нас! – встал и поставил кубок возле места, где сидел рабби Мендл.

Надо сказать, что под «умом» рабби Буним, как и все каббалисты, подразумевал совершенно другое, чем простое значение этого слова. С точки зрения Каббалы слова «ум», «разум» обозначается способность человека постигать духовное, с постижением Творца, а не способоность человека быстро и глубоко думать.

Перед тем, как посвятить своего ученика в тайны своих мыслей, рабби Буним объяснил, что такое тайная Тора (Каббала), которую он получил от своего Рава: – Знаешь ли ты, что такое тайна? Тайна – это то, что открыто говорят всем, но никто не слышит, кроме человека, которому она предназначена

Это объяснение учили ещё в Люблине у «Провидца». Рабби Ицхак из Верки рассказывает: – Никогда я не подходил к столу «Провидца». Я не приближался к нему ближе, чем на пол-дороги между мной и им. Вещи, которые я должен был услышать я слышал издалека, а вещи, которые мне не предназначались мне, я не слышал даже вблизи.

28.16 Поднимите глаза свои вверх

С самого начала своего пребывания на месте Рава, рабби Буним требовал от своих учеников, чтобы они думали перед тем, как что-нибудь сделать. Знание и Истина – это были два принципа на которых стоял бейт-мидраш рабби Бунима. Свой путь в Каббале рабби Буним основывал на коротком высказывании Самого Мудрого: «Скажи мудрости – сестра ты мне». Он учил своих учеников любить мудрость так, как любят единственную сестру в семье. Мудрость – это знание в чем заключается Цель Творения и какова в ней роль человека.

Мудрость рабби Бунима привела его к выводу, что вера человека в Творца должна сопровождаться постижением, познанием Его. Чтобы выполнить заповедь правильно, во всех тонкостях, необходимо намерение и для мозга и для сердца, с помощью понимания (познания) исправляется весь человек. С помощью познания Творца выявляется вся внутренняя сущность человека.

Но постижению Творца должен предшествовать этап пристального изучения и созерцание мира, его содержимого. Итак, познавая Творение можно познать Творца. Поэтому первым требованием рабби Бунима к ученикам было: «Поднимите глаза свои вверх. Ваши глаза должны смотреть вверх, вследствие вашего страстного желания постичь Творца.»

Но кроме того, что рабби Буним требовал от своих учеников поднять глаза вверх, он также требовал, чтобы они смотрели внутрь себя, в свой внутренний мир. Не сможет человек познать внешний, большой мир, пока он не освоил мудрость постижения самого себя, своего внутреннего мира, пока не познает свою душу, спрятанную внутри его, скрытую огромным количеством внешних одеяний. Рабби Буним сказал: «Дефектами, открытыми постороннему взору, я не интересуюсь. Эти дефекты известны всем, для чего же тут нужен рабби? Я стараюсь раскрыть недостатки, скрытые от глаз человека».

28.17 Говорящий правду в сердце

В бейт-мидраше рабби Бунима ученики стремились познать и Творца, и самих себя. Но ни один из этих видов познания невозможен без развития в себе чувства Истины. Приобретение этого чувства стояло в центре системы рабби Бунима.

– Я могу привести к расскаянию всех грешников, – сказал как-то рабби Буним, – но с одним условием – они не должны врать! Если человек не будет врать себе, если он будет видеть свой внутренний мир таким, какой он есть на самом деле, если он придёт к ощущению Истины, то грех исчезнет сам.

В другой раз рабби Буним высказал ту же идею в ещё более острой форме: Если ложь станет ненавистной людям, то в мир прийдёт Освобождение. Никто не будет пытаться доказать, что, например, разврат это не прегрешение, никто не будет преуменьшать его вредность. Но пока существует ложь, то человек врёт сам себе и, поэтому, он не видит, что ему надо исправлять.

В Пшиске требовалось, чтобы человек не допускал лжи даже в мысли. Человек должен выбросить из себя лживые мысли. Как и у всего остального, у правды должно быть внутреннее содержание – намерение. Недостаточно просто не врать вслух, нужно иметь при этом правильное намерение. Действие без чистых, правильных намерений – это вообще не действие, оно не соответствует Истине. поэтому рабби Буним категорически запретил делать хорошие дела публично, из-за возможности того, что человек что-то сделает не из внутреннего побуждения, а ради одобрения другими людьми, ведь человеку это присуще даже на подсознательном уровне.

28.18 Уединение в лесу

Ещё находясь у рабби Бунима, рабби Мендл начал стремиться к уединению. Рабби Буним часто беседовал со своими учениками не в бейт-мидраше, за столом, как это принято у других равов, а в поле или в лесу. Там, под чистым небом, или под сенью деревьев излагал он им своё учение. Далеко не всегда рабби Мендл присоединялся к ним, часто он оставался один на постоялом дворе, или уединялся в лесу.

Это стремление к уединению, к обособленности, которое было заложено в рабби Мендле с детства, приобрело в Пшиске свою законченную, крайнюю форму. Почти всегда он ходил один, погружённый в свои мысли, сосредоточенный. Его скептическое восприятие мира тоже делало своё дело. В нём боролись два противоположных свойства. Одно – восхищение окружающим миром, его великолепием, другое – скептицизм, критическое восприятие, толкающее его познать тайны Мироздания. Так или иначе, но внутренней гармонии у него не было.

28.19 Яблоко и яблоня

У рабби Мендла был старший брат-купец, решительный противник хасидизма. Когда рабби Мендл первый раз вернулся из Люблина, то брат спросил его: – Ты что, Мендл, совсем с ума сошёл? зачем ты связался с хасидами?

Рабби Мендл ответил ему: – Ты помнишь, брат, яблоню, которая росла у нас во дворе? Когда мы были маленькими, мы забирались всесте с другими детьми на самую верхушку и рвали там яблоки. Даже в субботу мы не могли удержаться от этого. Однажды в субботу, я тоже забрался на эту яблоню и уже держал в руке яблоко, собираясь сорвать его, и в эту минуту я вспомнил, что сегодня суббота, и не стал срывать его.

Но я всё же остался на дереве и решил его сорвать ртом, так считал, что если сорвать ртом, а не руками, то это не будет прегрешением. Но в момент, когда яблоко уже было зажато моими зубами, мне пришла в голову мысль, что я всё равно нарушаю субботу. Я оставил яблоко и спустился вниз. С тех пор я сначала думаю, а потом делаю. Когда старший брат выслушал это, он вспомнил, что когда Мендлу было всего 4 года этой яблони у них уже не было.

Скептицизм, критическое, недоверчивое восприятие, склонность ничего не принимать на веру, создали стену отчуждения между ним и даже самыми близкими друзьями. Он отличался от них и мыслями, и поведением. Он не сблизился ни с одним из учеников рабби Бунима. Он общался только с теми, кто был хоть немного близок ему по духу.

В Пшисской группе был молодой человек с выдающимися способностями по имени Ицхак Меир из Варшавы. Несмотря на возраст он уже был широко известен в религиозных кругах. В народе этот человек был известен по названию написанной им книги – «Хидушей рабби Ицхака Меира». Он чувствовал величие Мендла и решил во всём ему подражать, и во внешнем, и во внутреннем, скрытом постороннему взгляду.

Как-то раз, в праздник Рош-Ашана, лучшие ученики рабби Бунима собрались за праздничным столом. Когда приблизились сумерки они все встали и начали молиться. Вдруг рабби Мендл, который тоже там был, сказал, что не хочет и не будет молиться в данный момент. Именно тогда рабби Ицхак Меир сблизился с рабби Мендлом и между ними возникла духовная связь, которая не прерывалась до конца их дней.

28.20 Я не вмешался в спор

В одной из бесед в те дни рабби Мендл начал рассказывать о древних временах, о событиях, которые происходили в предыдущих перевоплощениях, так, как будто они происходили сейчас, в этот момент. В частности, рабби Мендл подробно описывал спор между Моше Рабейну и его противником Корахом.

Он рассказывал так живо и подробно, что один из учеников не выдержал и спросил: – А на стороне кого, Моше или Кораха, был ты сам, Мендл? Рабби Мендл ответил улыбаясь: – А я не вмешался в этот спор.

К удивлению товарищей рабби Мендл продолжил: – Корах не был базарным торговцем. Моше сам намекает на это, говоря людям Кораха: «Попросите также священство». Разумеется, у Кораха было достаточно оснований просить священство, конечно Корах знал много. Кто слышал требования Кораха, стоял перед серьёзным испытанием, чтобы преодолеть соблазн и не присоединиться к лагерю Кораха. Тем, что я стоял в стороне, я оказал большую услугу Моше.

Уже в Пшиске рабби Мендл не скрывал свой буйный дух и свои мысли. Для него не сущестаовало никаких ограничений, никаких авторитетов, даже самых величайших. Тем не менее ему это прощалось, так как все чувствовали его величие.

28.21 Деньги – тьфу!…

Рабби Мендл имел крайне оригинальное мышление, он сам был источником мудрости. Тем не менее, иногда он называл себя «Талмид-Хахам» («Ученик Мудреца»), объясняя, что он ученик мудреца рабби Бунима. Однако трудно считать рабби Мендла чьим-то учеником в обычном смысле этого слова. Разумеется, рабби Мендл много взял от двух своих великих равов – «Святого Йегуди» и рабби Бунима, но его постижение Творца и величие пришли к нему путём его самостоятельной духовной работы.

Рабби Мендл продолжал идти по пути своих равов, но его шаги были шире и энергичнее. Две черты, которые составляли основу учения его равов – Истина и Знание, приобрели у рабби Мендла свою законченную форму, и никто другой не смог бы сделать это так как он.

В этот период своей жизни у рабби Мендла была великая мечта, точнее замысел, причём он свято верил, что сможет осуществить его. Он попросил своих самых близких товарищей пойти с ним на прогулку в лес. Они гуляли по лесу много часов, прежде чем рабби Мендл открыл им свой замысел – создать хасидизм совершенно другого, нового типа, лишённый внешней хасидской мишуры, который бы полностью основывался бы на Каббале, фактически это была бы чистая Каббала. В это время он искал определённое число молодых парней, настойчивых, твёрдых в своих убеждениях, которые были бы готовы во имя распространения Каббалы среди масс порвать со всем материальным.

Влияние рабби Мендла на своих товарищей было безграничным, он стоял в центре группы молодых людей, мысливших в масштабах всего мироздания. Рабби Мендл был прирождённым вождём, духовным руководителем. С помощью одного взгляда, не говоря ничего, он правил другими, передавая им свои желания и влияние.

До нас дошёл один рассказ об этом периоде, который рассказал рабби Фейбель из Грицы, основатель династии адморов из Александра: Это были тяжёлые дни. В доме рабби Мендла не было даже буханки хлеба, у его жены не было денег купить кровать для детей. Рабби Мендл отказывался принимать подарки даже от самых близких.

Я предложил рабби Мендлу рассудить тяжбу между двумя богатыми людьми, жителями Варшавы. Эта тяжба была очень сложной и запутанной. Рабби Мендл спросил меня: Ну, а что будет мне от этого? Я ответил: Оплата за твои старания. Рабби Мендл вскинул свои чёрные брови, взглянул гневно на меня и сказал только три слова: А? Деньги? Тьфу! – и плюнул. Рабби Фейбель добавил, что эти три слова врезались в его сердце до такой степени, что с тех пор его тошнило при виде денег.

Рабби Мендл, будучи человеком истины, крайне презирал деньги, так как видел в них главную причину существования лжи в мире, причину для насилия и жестокости.

28.22 Последнее расставание