Часть четвёртая: ничто обнаружимое со стороны «я» не определяет «я» как «я»

Часть четвёртая: ничто обнаружимое со стороны «я» не определяет «я» как «я»

We have been talking about the self or “me,” which is imputed onto the stream of continuity of our aggregate factors that make up each moment of our experience.

Итак, мы говорили о нас, или о нашем «я», персоне, личности, эго, которые ментально обозначаются нами на основе для обозначения – потоке пяти психофизических совокупностей-скандх, которые образуют наш опыт, наши переживания действительности.

That conventional “me” is what the word or label or concept of “me” refers to on the basis of these ever-changing aggregates that form continuity according to individual karma.

К функционированию потока этих пяти психофизических совокупностей, или скандх, под воздействием индивидуальной кармы, в рамках закона причины и следствия, обозначенное поверх них, или на основе них, «я», условно существующее, условно, или относительно, реальное «я», функционирующее, – вот именно о нём мы и говорим.

When we talk about the voidness of a self of a person, we are talking about the absence of various impossible ways of existing that our minds, out of the habits of confusion, project onto that conventionally existent “me.”

Говоря о пустоте «я», или, иными словами, в других терминах, о бессамостности индивида, личности, мы говорим об отсутствии в этом «я», в этом относительно, условно существующем «я» – каким мы его позиционируем – каких-либо невозможных способов существования.

There are many levels of this and we need to refute, and stop thinking, stop projecting, or stop believing in these projections, step by step.

Так мы проецируем, или мы наделяем это «я», относительно существующее, условное «я», всеми этими невозможными способами существования в силу нашего неведения, в силу того, что в уме нашем сильно неведение. Итак, эти уровни невозможного существования бывают совершенно разных уровней, или слоёв, тонкости и грубости. И нам необходимо поэтапно, постепенно, снимая один слой за другим, расставаться с ними и обнажать наше подлинное «я», каким оно существует действительно.

First, we need to refute, or get rid of, what is known as doctrinally based awareness, doctrinally based confusion, about how the self exists.

Итак, прежде всего нам необходимо избавиться – то есть мы избавляемся в процессе этого от различных слоёв: грубых, всё тоньше и тоньше и тоньше – неведения. Итак, нам необходимо избавиться от неведения. Прежде всего нам необходимо избавиться от определённого типа неведения, который можно обозначить как доктринально привнесённое неведение.

We may think that, “I exist in certain ways” that we have learnt through a certain doctrine. This is referring specifically here to the doctrines of non-Buddhist Indian schools of philosophy.

Такая доктринально привнесённая, или обретённая, или, проще, выученная модель неведения, форма неведения, верит в некий невозможный способ существования нас как личностей, или нашего «я». Здесь буддийская философская доктрина совершенно чётко указывает на те видения «я», которые проповедовались, которые излагались в различных индийских небуддийских философских школах.

These are views that we needed to learn; somebody had to teach them to us. These weren’t things that anybody would naturally believe.

Почему они именуются обретёнными или доктринально привнесёнными видами, формами неведения? Потому что для того чтобы обрести их нам необходимо им у кого-то научиться, кто-то должен нам преподать их. Какая-то систематизированная доктрина, школа и так далее – философские воззрения – должно внести, вложить в наши умы подобное видение реальности, «я».

Although the various non-Buddhist Indian schools of philosophy have different assertions concerning the self or the atman, we call it; nevertheless there are certain features, which are agreed upon in common by all of them.

Итак, прежде всего нам необходимо расстаться с этой формой неведения – доктринально привнесённой, или выученной. И хотя различные индийские небуддийские философские школы излагают, или описывают, классифицируют, различные способы, невозможные для нас, существования «я», во всех них, проведя такой общий анализ, мы можем выявить некоторые закономерности и общности.

What are these characteristics? There are three characteristics of this impossible self.

У такого невозможного, или нереального, – невозможно, чтобы оно существовало таким образом – «я» мы выявляем три характеристики.

Whether we call it a self or we call it a soul, which is bringing in, perhaps, a non-Indian scheme, that’s really hard to say how we would actually translate what we are talking about here; but there are many features of it that are similar to our Western idea of a soul.

Да, я забыл упомянуть, что в санскритской и в индийской терминологии этих философских школ речь шла о атмане – или как «эго» в нашем понимании, – так же мы можем говорить здесь о душе. Если мы привлекаем сюда, в общем-то, во многом христианское, из нашего культурного фона, понятие «душа», и оно естественно не использовалось бы в таком виде в санскритской, в индийской философской терминологической базе, но мы обнаружим, что более близкое нам понятие «душа» обладает рядом характеристик, схожим с теми характеристиками, которые приписывали атману различные индийские философские школы, небуддийские.

But let’s leave it just as a self or a “me.”

Давайте ограничимся просто термином «я» или «личность».

Please keep in mind that we always have to make the difference between the conventionally existent “me” and what is known as the “false me.” The “false me” doesn’t exist at all.

Итак, давайте также держать постоянно в памяти то, что мы говорим о двух вещах: о «я», которое условно, относительно существует, оно условно, относительно реально, оно функционирует; и «я», которое существует невозможным образом, – такого феномена в природе нет.

We are refuting that the conventional “me” exists in the manner of a “false me.”

И отрицанием чего мы здесь занимаемся – мы занимаемся отрицанием того, что это условно существующее, относительно реальное «я» существует одним из этих невозможных способов. Это мы как раз и устраняем.

By the way, the conventional “me” and the “false me” are not equivalent to what we have in our Western psychology of an “ego” and an “inflated ego,” a “healthy ego,” and an “inflated ego,” those are different.

И также необходимо понимать, что то, что мы именуем здесь этим относительно истинным «я» и ложным «я», не совпадает с позицией, с дефинициями, пониманием западной психологии, которая говорит о нормальном, или о здоровом эго, и о раздутом эго, или о эго нездоровом, – это не одно и то же.

A “healthy ego” is a sense, or a feeling, or an identification with the conventionally existent “me.” An “inflated ego” is an identification, or a feeling of being the “false me.”What I’m saying is that a “conventional me” and a “false me” are one set. And in the West we talk about a “healthy ego,” and a “healthy ego” is a state of mind. The “conventional me” and the “false me” are not states of mind, and are not ways of being aware of anything; whereas a “healthy” and an “inflated ego” are ways of being aware of something. So “healthy ego” is identified with the “healthy me,” the “conventional me” that does exist. On that basis we get up in the morning, we dress ourselves, and we go to work; otherwise you don’t take care of yourself. An “inflated ego” is identifying with a “false me” -- it doesn’t exist at all: “I am the center of the universe. I am the most important one.”

Итак, здоровое эго и гипертрофированное эго, или раздутое эго, являются формами сознания, то есть это способы восприятия, видения чего-то. В то время как «я» – как реально существующее на относительном уровне «я», функционирующее «я», так и нереальное, ложное «я» – формами сознания, или формами восприятия, не являются. Они не есть сознание. Итак, мы можем говорить, что здоровое эго – это есть видение себя в ключе этого условно реального, относительно существующего, функционирующего «я». Как мы просыпаемся утром, мы умываемся, чистим зубы, одеваемся, идём на работу, заботимся о себе, поддерживаем себя должным образом, функционируем – это здоровое эго. А раздутое, или гипертрофированное, эго можно ассоциировать с нашим видением себя как некоего пупа земли, центра вселенной и так далее, в каком-то невозможном ключе, в нереальном ключе, то есть видение себя как одного из этих ложных «я».

The doctrinally based impossible “me” has three characteristics, as asserted by these non-Buddhist Indian schools. The first is that it is a static phenomenon. You have to understand what “static” means.

Прежде всего, первая характеристика, о которой следует упомянуть у такого доктринально привнесённого, существующего невозможным способом «я», которое позиционируется небуддийскими индийскими философскими школами, первая его характеристика – это статичность. И здесь необходимо разобраться, что понимается под словом «статичный» в этом контексте.

We have to be careful not to translate this word just as “permanent,” because what it is referring to here is not that the self is eternal, no beginning and no end. Buddhism says that as well.

Здесь необходимо не проводить параллель между терминами, или не уравнивать термины, «статичный» и «постоянный». Потому что «постоянство» и заявление о том, что эго, или «я», или личность, постоянны, то есть они пришли из бесконечности и до бесконечности длятся, – об этом будет говорить и буддизм.

Buddhism says that the mental continuum, these aggregate factors, has no beginning, and the mental continuum itself, the mind, has no end. It won’t continue, once we’re a Buddha, to have these aggregate factors that are mixed with confusion; we’ll have the pure aggregates of a Buddha. But still the mental continuum has no beginning and no end and you can impute “me” on that whole thing. No beginning, no end to “me,” the conventional “me,”

Буддизм также утверждает, что в этом контексте это относительное «я» – оно постоянно, оно бесконечно, и оно безначально. Оно приходит к нам из безначальных времён, не имея никакой отправной точки, оно длится до бесконечности, как и длится до бесконечности поток нашего сознания, поток нашего ментального осознания, в том числе и поток наших скандх – наших психофизических совокупностей. И этим мы достигаем состояния просветления. Они перестают существовать в форме омрачённых ядами психофизических совокупностей живых существ, страдающих живых существ, и становятся очищенными формами будды, но, тем не менее, индивидуальный поток сознания живого существа [который может стать потоком сознания] будды длится с безначальных времён и переходит в бесконечность. Соответственно, и обозначение «я», или персона, личность, допустимо делать на основе этого бесконечного и безначального потока совокупностей.

and of course the “me” is always individual,

И всякий раз, и всегда, во все времена, это «я» будет индивидуально.

including the “me” of a Buddha. Buddha Shakyamuni is not Maitreya Buddha -- they’re different.

Включая и «я», личность будд. Будда Шакьямуни не идентичен Будде Майтрейе – он не есть Будда Майтрейя, он Будда Шакьямуни.

They are individual.

Они – индивидуумы.

A static “me” would be a “me” that doesn’t change from moment to moment; it is not affected by anything.

Они постоянны в том смысле, что они безначальны и бесконечны, но они не статичны. Статика здесь подразумевает отсутствие и неналичие ежемоментных, ежесекундных перемен и изменений.

So that’s the first characteristic that, “I never change, it’s still ‘me.’ I went to sleep last night, got up this morning – here I am again.” Same “me” -- it didn’t change.

Совершенно идентичный «я, лёгший спать вчера вечером», «вставший, проснувшийся сегодня утром», – ничуть не изменившийся, совершенно статичный, неизменный я. Вера в такую характеристику атмана.

The second characteristic is that the “me” is a monolith. It is monolithic; it has no parts; it’s partless. It’s usually translated just as “one,” but that’s too vague. And either some of the Indian schools say, “It’s as big as the universe,” and others say, “It’s like a tiny little spark,” but in either case, it doesn’t have any parts; it’s a monolith.

Итак, вторая характеристика переводится по-разному, но, так или иначе, она подразумевает некоторую монолитность. Монолитность подразумевает отсутствие составных частей, то есть унитарность и неделимость. Это может быть в каких-то там описаниях всей вселенной, которая неделима, или какой-то маленькой частички, какой-то искорки, но, так или иначе, монолитность – это неделимость, это единичность, унитарность, отсутствие составных частей.

The third characteristic is that it is something totally separate from the aggregates. To put it simply, totally separate from the body and mind.

И третья характеристика – это полная отличность, независимость, от психофизических совокупностей – скандх, и сознания, то есть это независимо ни от формы, ни от сознания.

So, it’s like, for instance, if we just make it into a simplistic view, it would be like, “Who am I? What is the ‘me?’” It’s like a little spark, a monolithic spark of life, or soul, or whatever, that never changes and just comes into the body like going into a house, and stays there, and then leaves, and goes to another body, and it’s always the same.

Итак, перефразируя это в простую терминологию, в бытовые выражения, мы говорим о том, что это некая искра, это некая частица, это некий такой орешек, который живёт где-то в нас, в нашем теле, – им не является, сознанием не является. Он никак не изменяется, он совершенно статичен, не претерпевает никаких изменений. Он монолитен, не состоит из каких-то составляющих его частей, компонентов. Он вселяется в тело, не являясь им, не становясь его частью, выселяется из него, переселяется в другое тело и так далее.

So this is the type of “me” that we would have to be taught about. It’s not something that we would naturally just sort of feel that that’s what we are, like a soul that goes from one lifetime to another.

Представлять себе такое «я», такой атман, или такую душу, не является присущей нам по рождению тенденцией. Представлять такое «я» нас учат определённые доктрины, и поэтому оно именуется доктринально обретённым, или наученным, или выученным, видением «я».

So when we first get nonconceptual cognition of voidness, in terms of, “there is no such thing,” that “this concept is not referring to anything that is actually true or real,” we get rid of this. We get rid of this belief in this doctrinally based “false me.”

И подобное обретённое, или выученное, доктринальное неведение, оно исчезает безвозвратно в момент переживания нами первого момента, первого опыта неопосредованного, прямого видения пустотности, бессамостности. А что такое бессамостность, или пустотность, в этом контексте – это понимание отсутствия существования и прямое переживание отсутствия какого бы то ни было существования такого «я».

An interesting question of course is, “What about us, as Westerners who never studied any of the Indian non-Buddhist philosophical systems? Do we get rid of this when we achieve the path of seeing?”

Итак, что же происходит в случае с нами, с западными людьми, – интересный вопрос. Если мы достигаем пути видения – третьего пути на пути бодхисаттвы, – пути видения, то есть мы достигаем прямого, неопосредованного переживания пустотности, от чего мы избавляемся? Ведь мы в своей жизни никогда не изучали, не попадали под воздействие, влияние, индоктринацию этих индийских философских систем. Мы о них не знали.

I think it was Kaydrubjey, one of Tsongkhapa’s disciples, although I’m not a hundred percent positive that I remember correctly where it comes from, but he had said that everybody has this, whether or not you have studied Indian schools of non-Buddhist philosophy in this lifetime or not. In a previous life you must have studied it. That gets into a very strange concept of, you know, these Indian schools of philosophy have been going from beginningless time as well. But everybody has this, including animals.

На что один из учеников ламы Цонкапы, если я не ошибаюсь, это Кхедруб Дже, сказал в одном из своих трудов, что все мы обладаем подобным видением «я» и даже животные обладают им. Оно присуще нам с безначальных времён, оно присуще нам из прошлых рождений, и это наводит нас на странную мысль, что индийские философские системы существовали с безначальных времён, раз все мы ими обладаем из прошлой жизни.

So concepts of an impossible “me” that we might have learned from other philosophical and religious systems, let’s says Christianity, or other systems like that, wouldn’t be, what’s known as, the definitional type of this unawareness, this type of confusion. But you would have to say that it is something perhaps similar to it, because we certainly could be indoctrinated from other systems besides the Indian Hindu systems that have some sort of belief that, from a Buddhist point of view, is incorrect.

Строго говоря, по определению, мы не можем утверждать, что те индоктринированные, может быть, в нас, как-то это проникшие в наше сознание такие моменты, выученные из какой-то философской системы, в том числе христианской, поскольку она там не обсуждалась, и восприятие души, те самые характеристики души, как она видится в различных школах христианства, не были известны в этих доктринах, то есть она не может быть туда включена, но мы, видимо, по расширительному толкованию можем включить её как одну из разновидностей, или как подвид, индоктринированных ложных воззрений, видений «я», атмана, или эго, или души.

This doesn’t even have to come from a system of religion. It could be from a system of psychology as well.

И вовсе необязательно, чтобы данное приобретённое, или выученное, неведение происходило из какой-то религиозной, или духовной, системы взглядов. Оно может также происходить из совершенно светской системы, такой как психология.

Let me add as well that there are disturbing emotions, disturbing attitudes, that are doctrinally based, that are based on this misbelief.

Затем также необходимо знать, что существует то, что именуется тревожащими эмоциями, или «клеши», которые базируются на, или зиждутся на таком доктринально обретённом неведении.

We are very attached to our beliefs. We get angry with anybody else that thinks differently. We think, “They are stupid.” We become very arrogant and proud, in terms of “I am correct. I have the correct way.” Many disturbing emotions and attitudes that could be based on this -- what’s known as the doctrinally based unawareness.

Итак, это доктринально обоснованное, или доктринально обретённое, выученное неведение порождает целый курс каких-то омрачённых эмоций, негативных состояний сознания. Так, например, придерживаясь своей философской системы, своего омрачённого видения «я», души, или атмана, мы гневаемся когда кто-то бросает вызов этой системе, критикует её. Мы сильно привязаны к ней, и испытываем такую привязанность или вожделение по отношению к ней. Следуя ей и считая, что она единственно верная философская система, мы возносимся, мы культивируем гордыню, то есть всевозможные негативные эмоции возникают здесь.

People go out and fight holy wars based on doctrinal beliefs, don’t they?

Люди даже отправляются в крестовые походы и затевают священные войны, отстаивая свои видения омрачённого «я».

So firstly we get rid of these.

Итак, прежде всего нам надлежит избавиться от подобного неведения.

But then, on a deeper level, we have what is known as “automatically arising unawareness.”

Затем, на более глубоком уровне существует во всех нас то, что принято именовать «спонтанно возникающее», или «врождённое», неведение.

So, we would say, “Yes, I understand that the self is something that changes from moment to moment, and it has parts over time, and these sorts of things, and it’s not separate from the aggregates;

Итак, мы говорим: «Да, конечно, это так. Я понимаю, что «я» моё, моя личность, не является чем-то монолитным, чем-то унитарным. Да, она зависит от тех или иных составляющих частей. Да, я знаю, что она не является чем-то статичным и постоянным. Да, она изменяется от мгновения к мгновению. Я признаю, что она не является независимой от моих психофизических совокупностей, но зависит от них. Да, я всё это приемлю.

it is just imputed on the aggregates. Yes, yes, I understand that.”

Да, я понимаю, что это лишь обозначение, сделанное поверх этих потоков, этих [психо]физических совокупностей».

This is what we are left with, after we have refuted the doctrinally based false belief.

Это именно то, с чем мы остаёмся, устранив, отбросив все эти доктринально приобретённые ложные воззрения. Мы остаёмся именно с таким пониманием.

That’s the point, we have to see, well, what is still incorrect with what’s left over after you have done the first refutation.

И здесь очень важно разобраться, что же не в порядке с тем, что у нас осталось. Что ещё осталось, с чем необходимо работать, после того как мы устранили первое – доктринально приобретённые типы неведения, слои неведения.

So, this would be the belief that this changing “me” etc that is imputed on the aggregates, nevertheless is self-sufficiently knowable: “I can know it just by itself.”

И следующим уровнем неведения будет вера в то, что такое нестатичное, делимое, составное, зависящее от психофизических совокупностей «я» существует в виде «self-sufficiently knowable»,

It could be known on its own, without having to know something else, or cognize something else, at the same time.

познаваемо само по себе, то есть познаваемо, верно познаваемо, без необходимости познавать одновременно с этим нечто иное, нечто ещё.

“I know Sasha.”

Я знаю Сашу.

Right? That automatically arises, “I think I know Sasha.”

Я думаю, что знаю Сашу.

How can I know “Sasha” without thinking of, at the same time, a body or a mind or a voice? “I hear Sasha on the telephone.” Am I hearing Sasha on the telephone, or am I hearing a voice that “Sasha” is imputed on? But it seems to me that “I am hearing Sasha, and I am seeing Sasha and I know Sasha.” That is this deceptive appearance that the self, or a person, is self-sufficiently knowable. That’s incorrect.

Самостоятельно, или самодостаточно, познаваемое «я» кажется нам существующим априори. Я думаю, что я знаю Сашу, но как я знаю его? Вне какого-либо контекста – не зная его внешний вид, формы, очертания, не зная его голос, который я могу услышать по телефону? Я думаю, что я говорю и слышу Сашу, на самом деле я слышу лишь его голос. Итак, безотносительно чего-то ещё познаваемый Саша – вот вера, которая у нас есть, – существующий таким образом.

We think like that in terms of “me.” We can’t think of “me” without thinking of at least the word “me,” but we think “me.” And this is a “me” that needs to express its individuality, and be unique, and all these things. “Yeah, I know that it’s changing from moment to moment and all these other things.”

Итак, даже зная, что «я» существует, что оно нестатично, оно составно, оно зависит от совокупностей и так далее, мы продолжаем думать, что это «я» уникально, оно самодостаточно, оно познаваемо само по себе, что моё «я» является именно таковым. Хотя даже слово «я», даже чтобы подумать о нём или произнести его, мы уже делаем его зависимым от самого слова, или термина, «я», или личность, или персона.

We think, “Who am I?” “What is my identity?” “What should I do now?” and it seems as though we are just thinking about… even though I understand, “Yeah, sure, the “me” is imputed,” but still it automatically appears as though I can just think about “me” and what I should do, without having to think also of a body, or the mind, or these other things.

И даже зная все эти доктринальные неверности, все эти доктринально обретённые виды незнания, и заменив их знанием, мы по-прежнему думаем спонтанно, совершенно естественно о своём «я», что вот оно – уникальное моё «я»: самодостаточное, самосущее, познаваемое само по себе, познаваемое вне зависимости от моего голоса, тела, вида и так далее, которое необходимо выражать, которое необходимо поддерживать, как-то проявлять в мире и так далее.

Or we could just identify that self-sufficiently knowable “me” with something, let’s say, the voice that goes on in our heads, and we think that is “me” talking, “What should I do now?” -- the one that is worrying inside our heads.

Или мы можем заменить идентификацию этого «я» на отождествление его с неким голосом, или внутренним монологом, который происходит у нас в голове, мы думаем так: «Что я теперь делаю?» И кто-то там говорит, что мне надо сделать. Вот этот говорящий, или этот голос, – это есть моё «я».

The “me,” I understand, is not separate from the aggregates; it’s sort of in there, part of the whole thing. But it’s like the boss, “What should I do now?” Well, “I’ll say this,” “I’ll do that,” as if there was a little “me” inside, sitting behind the control panel, pressing the buttons, taking the information from the eyes on a screen, a computer screen.

Итак, мы воспринимаем это «я» как некую такую малую сущность, какого-то босса внутри нас, который как бы уже не представляется нам статичным и неделимым, то есть мы устранили первые три аспекта заблуждения, – и не представляется нам независимым: он как-то там, где-то в моей голове, в моём сознании, то есть он часть какой-то моей психофизической совокупности. Поэтому мы уже не заблуждаемся в этих трёх ключах, но по-прежнему видим его как босса в голове, который тянет за ниточки, нажимает кнопочки, получает информацию из внешнего мира через органы чувств, принимает решения. Мы спрашиваем его: «Ну что же я буду делать?» – «А, я сделаю вот это», – как бы говорит он. И такое у нас самоотождествление.

Then, we have all the automatically arising disturbing emotions and disturbing attitudes that are based on this automatically arising unawareness of how “I” exist or how “you” exist.

Опять же, как и в первом случае, на базе, на основе этого присущего нам, или спонтанно возникающего, неведения мы имеем целый курс спонтанно возникающих, или присущих нам по рождению, отрицательных, негативных, тревожащих эмоций.

So, I think that in order to make that “me,” that I can know just by itself, secure, I have to get a lot of things around me; so we have greed and attachment, and then we don’t want to let go of them, because we think it’s going to make that “me” secure. Or there are certain things we don’t want to be part of us, so we get anger, “I want to get rid of that!” and anger, so that somehow we can make this “me,” this self-sufficiently knowable “me,” secure. All these disturbing emotions just automatically come up.

Итак, это самодостаточное «я», которое мы себе воображаем, оно нуждается в защите. Пытаясь оберегать его, мы устремляемся к обретению различных условий, различных предметов и так далее – стремимся чем-то обладать, обезопасить его. И это возбуждает в нас жажду, вожделение и так далее – алчность. Затем мы пытаемся сохранить всё это, и это всё порождает привязанность: мы пытаемся удержать все эти благоприятствующие для такого «я» факторы. Затем, существуют постоянно какие-то угрозы для этого «я» – то, что приносит ему страдание, дискомфорт. В нас возникает гнев, ненависть, ярость, желание причинения вреда по отношению ко всем этим факторам и явлениям, персонам и так далее, которые ставят это «я» под угрозу.

We can recognize these syndromes very easily and then they’re quite funny, if you think about them,

И все эти синдромы можно распознать довольно легко. И это довольно смешно и забавно наблюдать за ними, как они работают.

They are funny, because they are true. It’s that

И смешно это, и забавно, потому что это правда, потому что именно так оно и происходит.

“I don’t want people to love me just because of my good looks, or just because of my money, or just because of my fame,” and so on. “I want people to love me for ‘me.”” Think of that.

Во всех нас есть подобный резон: «Я не хочу, чтобы люди любили меня за мою внешность. Я не хочу, чтобы люди любили меня за мои деньги. Я не хочу, чтобы люди любили и тянулись ко мне в силу моей славы. Я хочу, чтобы они любили меня просто за то, что я – это я», – все мы мыслим в какой-то степени одинаково.

As if there was a “me” that could be known separately from all these other things.

Будто есть такое «я», которое может быть познаваемо и утверждено безотносительно каких-либо из этих основных факторов, элементов.

And that could be loved. How sweet.

И оно достойно того, это сладкое «я», чтобы его любили.

So, these things, we all just feel like that, and nobody had to teach us that.

Итак, все мы чувствуем это естественным образом, никто не должен нас учить этому.

“Love me for me.”

«Любите меня за то, что я есть» – никто этому не учит.

So let’s take a few moments to think about how this is true. Also, there are many logical lines of reasoning to show the absurdity of believing like this, that this can’t possibly be the case. We don’t need to go into all of that here; we don’t have so much time.

Итак, давайте подумаем несколько мгновений об абсурдности этого, об абсурдности подобной веры, которая также может быть разрушена и другими методами логического анализа, другими верными умозаключениями. Мы не можем рассмотреть их все сейчас, поскольку временные рамки нам этого не позволяют, достаточно и этого. Давайте немножко об этом поразмыслим.

[pause]

пауза

Although it feels like this… this is the thing that’s so terrible, it feels like this, that “there is a ‘me’ that can be known on its own, that I can express creatively, and then everybody will know ‘me,’” -- this sort of thing, and we try to find our unique individuality and all this sort of stuff. Although it feels like that, that’s not referring to anything real. That’s what’s absent is the actual referent of that.

Хотя мы склонны думать и чувствовать, что именно таким образом мы и существуем, что существует некое уникальное, самодостаточное, познаваемое само по себе «я», которое необходимо выразить, которое может творить и, выразив себя, оно сможет представить себя всем и все смогут познать его, – хотя мы и склонны так думать, сильна тенденция именно таким его и видеть, это полная фикция и такового «я» не существует в природе.

Then we have to see what is left over after that, after that refutation.

Итак, давайте посмотрим, что останется после отрицания такого «я».

So, I know “me” is changing all the time, it has parts, and is not separate from the aggregates. It’s imputed on them and can’t be known by itself. I know all of that. OK,

Итак, мы принимаем все эти позиции, мы говорим: «Хорошо, я согласен: нет «я», которое монолитно, неделимо; нет «я», которое статично; нет «я», которое независимо от психофизических совокупностей – оно действительно от них зависит». Мы не позиционируем, не утверждаем более такого «я», которое было бы самопознаваемо, самодостаточно. Итак, что же остаётся? Согласившись со всем этим, что мы имеем?

but for that imputation to be correct, of “me,” on this stream of continuity of aggregates, for that to be correct, there’s got to be something unique and findable on the side of “me” that makes “me” “me,” and not you.

Приняв всё это, по-прежнему мы нуждаемся в чём-то таком уникальном, исключительно нашем, внутри нас, поверх чего, или что можно было бы обозначить этим «я» и что делало бы меня отличным от вас, и уникальным, и неповторимым.

This is a more subtle level of what automatically arises

Это приводит нас к ещё более тонкому, ещё более глубинному, уровню веры в невозможно существующее «я».

within the context of all this mental labeling, everything that we’ve discussed -- still there is something on the side of “me,” on the side of the referent object of the word “me” that makes me uniquely “me,” a unique individual, that establishes “me” as “me.” That impossible way of existing, of establishing the existence, is what Prasangika is refuting.

Итак, по-прежнему мы имеем на стороне объекта, на стороне подразумеваемого объекта, или познаваемого объекта, который скрывается за термином, за понятием «я», что-то существующее в нём самом: что-то уникальное, что-то, делающее его уникальным и не схожим, отличным от всех других «я». Именно такое «я» – уникальное, существующее со стороны объекта, подразумеваемого объекта, – является объектом отрицания, тем, с чем расправляется своим анализом прасангика-мадхьямака.

So, often we think like that, “I have to find the real ‘me,’” don’t we? I have to find this uniqueness, this is especially in the West where we want to assert that uniqueness, that individuality, something that makes “me” “me.” And we think that it’s somewhere findable inside, even though it’s a little bit vague where we could possibly find it.

Зачастую мы действительно движимы и мотивируемы желанием найти такое уникальное, моё, неповторимое «я». Особенно в западной культуре это всячески поощряется – поиск такого «я», своей уникальности, своей неповторимости: мы чувствуем, что оно где-то должно быть внутри нас. Где – идея довольно расплывчата, но где-то там оно должно быть.

Then we have all sorts of strange notions, “Last night I was drunk, I was not ‘myself.’”

И у нас существуют различные, самые порой чудные понятия на этот счёт, самые странные понятия на этот счёт, и мы заканчиваем такими убеждениями, как: «Ах, вчера я был пьян – я был не собой, я был вне себя, это был не я», – подобного рода видения.

To bring in now what we have been discussing this afternoon, this is the Prasangika view of voidness, that the self, or anything, is established merely in terms of a label, a concept “me.” There is nothing on the side of the referent object that establishes or makes it a knowable, unique item that can be known.

Здесь мы подходим как раз к воззрению мадхьямаки-прасангики – высшей школы буддийской философской мысли, которая утверждает, что не существует ничего самопознаваемого, проецируемого вовне со стороны подразумеваемого объекта, – этого «я», – и оно утверждается лишь благодаря ментальному обозначению, навешиванию ярлыка, который выполняет наш ум поверх основы для обозначения.

There is nothing on the side of the object that establishes sort of a perimeter, like a coating of plastic that makes this thing an item, unique item that can be known, in this case, “me.”

В этом «я» нет никакой самости, нет никакой самодостаточности и самоочевидности, словно оформленности в какую-то упаковку, упакованности в какой-то пластик, которая была бы надписана и свидетельствовала бы само о себе, что вот оно – это «я», и оно только этим «я» быть и может.

Often, we think of that in terms of defining characteristics: there is defining characteristics on the side of the object that makes it what it is, defines it as “me.” “This is what makes “me” “me.””

Зачастую мы объясняем это в терминах дефинитивной характеристики, или определяющей характеристики. Мы говорим, что в этом «я» существует некоторая определяющая характеристика, которая безошибочно позиционирует его, утверждает его как «я», и иным это быть не может. И существуют они в самом объекте, с его стороны, не со стороны обозначающего ума.

But when we refute that, it’s not that we’re left with no “me.” This is the very important “nevertheless I am here. I’m talking; I feel happy; I feel unhappy.

Но проведя подобное отрицание, успешно выполнив подобное отрицание, которое совершается в прасангике – высшей школе буддийской мысли, мы по-прежнему не остаёмся ни с чем, то есть мы не остаёмся без какого бы то ни было «я». Мы остаёмся с чем-то, и опять же работает та же формулировка: такого «я» нет, но, в то же самое время, «я» есть, «я» существую, «я» функционирую.

I still need to get up in the morning, and get dressed and go to work or go to school.”

Мне по-прежнему предстоит проснуться утром, привести себя в порядок, отправиться на учёбу или на работу.

But all of that can function and work, because there’s nothing on the side of the object establishing it. If there was something on the side of an object establishing it, it would be like a ping-pong ball, that’s how I described it. It couldn’t interact with anything. It would just sort of sit there.

Но именно поэтому, именно в силу того, что такого «я» не существует, – оно лишь обозначено умом, – именно поэтому всё, что происходит с нами, начиная с утра и всю нашу жизнь: все наши переживания и наше функционирование – и возможно. Ибо, если бы мы обладали таким «я», если бы существовало такое чётко очерченное, подобно мячику для настольного тенниса, «я»: самосущее, самопознаваемое, самодостаточное и так далее, то никакие эти действия были бы невозможны, потому что оно было бы полностью дистинктным и не могло бы ни в чём участвовать, не могла бы входить в контакт ни с чем, не изменяться никаким образом, взаимодействовать с чем бы то ни было.

How can I learn anything? If I learned anything from somebody else or from a book, I would no longer be “me,” because that’s something in addition to “me.” It becomes really weird if you really check out all the absurd consequences of believing these impossible ways of existing.

Вера в подобные невозможные способы существования повлечёт за собой множество абсурдных заключений. Так, например: «Как я смогу измениться? Как я смогу что-то узнать новое? Как смогу я почерпнуть что-то новое из книги или услышав от кого-то? Если я узнаю что-то новое, то это уже будет не тот я, который этого не знал, а это уже будет новый я, который это знает, значит – другой я», – а это невозможно при вере в такое «я».

So we always have to bear in mind this clause, “nevertheless.” Nevertheless, despite the self being devoid of all these impossible ways of existing, nevertheless I still function, I still do things, and I can still reach enlightenment.

Итак, нам необходимо помнить эту формулировку: «Я или предметы и явления не существуют таким-то и таким-то образом, но, в то же самое время, они существуют, я существую, они функционируют, я функционирую. И более того, я могу достичь просветления благодаря этому».

So we just work, we work to accumulate positive force, to understand, to study, to think, to meditate, to help others, etcetera, without worrying about, “Oh! I have to be unique ‘me,’ and I have to express my individuality,” and “Is this one going to like me?” and “What are they going to think of me?” and all this sort of stuff. We don’t need any of that. That’s what I call garbage, mental garbage. We don’t need that. That’s based on a false idea of, you know, “there is a little me inside that I have to protect.”

Итак, какой вывод нам предстоит сделать из этого? Нам предстоит прежде всего расстаться со всем этим внутренним, душевным мусором, который отягощает нашу жизнь, омрачая её. Это забота об этом маленьком «я», которое находится под угрозой, живёт внутри нас, которое мы должны опекать, которое мы должны как-то проявлять, показывать его во вне, реализовывать его, оно уникально, необходимо его проявить, необходимо, чтобы оно творило и так далее, и так далее. Вместо этого мы сможем расслабиться и, не утруждая себя заботами об этом несуществующем «я», не впадая в такую зависимость от него, мы сможем накапливать позитивную энергию, кармическую позитивную энергию, которая позволит нам преуспеть в медитации, в постижении бессамостности, или в постижении пустотности; так сказать, спокойно, без всей этой эгоистической истерики заниматься саморазвитием.

The same analysis applies to other people as well. We have so much difficulty with other people, because of this mistaken view of thinking there is something special, unique, on the side of the other person that makes them who they are. So, “a lot of people are out there,” and so on, “and they might like me and love me, but that doesn’t count, I want you to love me. Now you, that’s the one that really makes a difference to me.” Why? “Because there must be something special on the side of you that makes you you, the one,” and “I have to have you, that one, on your side, love ‘me.’” And of course we get very upset when that doesn’t happen.

И та же самая линия рассуждения, тот же самый анализ, он верен и для окружающих нас людей, не только для нас самих. И вера в такие истинно существующие, самодостаточные и самопознаваемые, уникальные «я», существующие вокруг нас, также причиняет нам массу проблем, эмоциональных проблем, страданий и так далее – сложностей в жизни. Так мы хотим только одного человека, мы видим, что это уникальный человек, и что кто-то иной нас может любить – нас уже не так волнует: мы хотим добиться любви именно вот этого человека, чтобы именно это уникальное, неповторимое, индивидуальное «я» любило моё индивидуальное, уникальное, неповторимое «я»; и только на этом мы успокоимся, и ничто иное нас не удовлетворит – и подобного рода.

The same thing in terms of objects. “My computer,” and “there is something on the side of this that makes it mine,” or, “I bought it, after all.” We think in terms of objects as well having the same false identity, something on the side of the object that makes it -- as I was using the example before -- a watch, and so the child that looks at it as a toy is stupid, or dangerous, is going to break it. Now, they might break it. That’s true, but you get so upset, “This is my precious object and this person thinks it’s a piece of junk. They can clearly see that there is value on the side of the object that makes it beautiful, and expensive,” and so on. You can get all sorts of disturbing emotions.

То же самое верно, точно такой же шлейф негативных эмоций возникает и в отношении внешних объектов, каких-то неодушевлённых объектов, которые мы наделяем подобными невозможными способами существования, делая их какими-то самосущими, делая их какими-то уникальными, ценными или дорогими, нужными нам, привлекательными для нас с их собственной стороны. Не наш ум делает их такими, обозначает их такими, но в них заключено, имманентно присуще им это качество. Это могут быть какие-то объекты, которые мы вожделеем: это может быть наш компьютер, мой компьютер, особенный компьютер. Хотя он и мой, потому что я его купил, но с ним связаны совершенно другие эмоции, чем с каким-либо иным компьютером. И также те часы, например, которыми может забавляться ребёнок, воспринимая как игрушку, – он может действительно их сломать, это может произойти, но мы эмоционируем по поводу этих часов, потому что это наши часы, они дороги нам, это часы, с которыми у нас что-то связано, это часы, которые для нас особенно ценны, которые нам нравятся, которые дороги нам тем-то, тем-то и тем-то. И возникает опять же целый веер всевозможных эмоций, связанных с внешними предметами.

Or we think in terms of a problem, “I have a problem,” and then we think that there is something on the side of the problem that makes it a problem, like it’s this big, horrible ball sitting out there. If it were like that, it should be a problem for everybody and there would be no way to get rid of this problem, because “There it is, sitting!” There is something on its side that makes it a problem. This problem, in terms of, “Yes, there are these difficulties,” and so on, “I label it “a problem,” but it has arisen from causes and circumstances that can be affected and can be changed, so, “no big deal!” There is nothing inherent, findable in it, sitting there, making it a solid problem all by itself, by its own power.

То же самое верно и для таких абстрактных понятий, как проблема или беда. Мы столкнулись с какой-то проблемой, и опять же в нас сильна тенденция овеществлять эту проблему, делать её некой самодостаточной, самобытной сущностью, проблемой в себе. Не проблемой осознанной, или обозначенной, нашим умом, но проблемой как таковой, проблемой в себе. И опять же мы начинаем заботиться этой проблемой, страдать, переживать по поводу этой проблемы точно таким же образом, как будто это какой-то каменный шар: недвижимый, статичный, неизменный, обозначенный как проблема и существующий как проблема. Вместо этого же нам необходимо понимать, что проблема – это тоже нестатичная, переменчивая, совокупность, какая-то сущность, которая во многом порождена нашим умом; явилась в результате взаимодействия каких-то причин, последствий, условий, сопутствующих её появлению; также она может и исчезнуть; и она лишь существует как сущность, обозначенная нашим умом поверх какой-то основы для обозначения.

When we focus on voidness, what we are focusing on is “there is no such thing. There never was; there never will be.” Although it might feel as though there is this impossible “me,” that feeling doesn’t refer to anything actual, anything real. “There is no such thing.” and then we cut off this belief, we cut off any idea of there being such a thing.

Медитируя на пустоте, фокусируясь на пустоте, или созерцая пустотность, необходимо помнить о том, что никогда не было, нет и не будет такой вещи, как «я», внешние феномены, явления и предметы либо иные живые существа, существующие одним из этих невозможных способов: это фантом, это фикция, это иллюзия. Мы могли чувствовать, что они таковы или я таков, мы могли думать об этом, мы могли как-то это подспудно ощущать, но в реальности никогда ничего из этого не было. И понимая это, мы без какого-либо сожаления, решительно, энергично, расстаёмся, отсекая все эти ложные концепции из мышления.