Глава десятая ЕДИНЫЙ

Глава десятая

ЕДИНЫЙ

Динамический элемент первобытной культуры следует

искать скорее в сфере непосредственного религиозного

опыта, чем в сознательных рациональных поисках.

К. Даусон

Религия появилась как результат ослабления непосредственной связи человека с Богом. В сущности, она была вызвана к жизни стремлением людей перебросить мост между ними и Запредельным. По-видимому, вначале она еще отражала какие-то черты исходного состояния человеческого сознания; но этот ранний период духовной истории едва различим в сумраке прошлого.

В самом деле, сотни веков, протекших до изобретения письменности, во многом остаются для нас загадкой. Глиняные черепки, наконечники для стрел, каменные рубила и кухонные отбросы рассказывают о быте доисторического человека, о его занятиях и жилище, но они молчат о главном: о самом человеке. Остатки скелетов, обломки черепов помогают восстановить внешний облик первобытных охотников, но не картину их внутренней жизни.

Гораздо больше говорит о ней палеолитическое искусство. Оно есть немой свидетель, доказывающий, что древнейшие люди не были чужды духовным и творческим поискам.

Вот они глядят на нас через тысячелетия, грубо сделанные из камня и кости маленькие идолы. Что вложил художник в эти изображения, какие мысли о жизни и смерти, какие чувства и верования связывал с ними?..

Некоторый свет на загадки духовного прошлого человечества может пролить изучение миросозерцания тех народов, которые как бы не имели истории и которые в наш атомный век живут в веке каменном. В прежние времена их считали низшими существами — переходной ступенью между человеком и обезьяной — и переносили это неверное представление также на древнего человека. В частности, им нередко отказывали и в наличии религии [1]. Утверждение о существовании народов, будто бы лишенных религии, было одним из существенных аргументов против христианского миросозерцания в устах поборников старого рационализма и просветительства.

Географические открытия, начавшиеся с XVI века, ввели в поле зрения европейцев множество народов и племен, стоявших на низком уровне материальной цивилизации. Но путешественники, посещавшие новооткрытые страны, оказывались зачастую весьма поверхностными, а порой невежественными наблюдателями, и они-то и повинны в создании мифа о безрелигиозных народах. Часто здесь имели место поразительные курьезы, связанные с незнанием языка и культуры туземцев или с узким пониманием термина «религия». Например, русский путешественник XVI века В. Атласов писал о жителях Камчатки: «А веры никакой нет, только одни шаманы», тогда как именно присутствие шаманов свидетельствовало о наличии у камчадалов религии. Подобные ошибки были свойственны и исследователям нашего времени. Так, некоторые авторы, описывая культуру племени кубу, обитающего в болотистых лесах Суматры, отрицали у него всякие религиозные представления. Но более тщательные исследования показали, что это мнение ошибочно [2].

В настоящее время среди ученых всех направлений уже никто не настаивает на существовании безрелигиозных народов. Исключение составляет запоздалая попытка объявить таковым народ, последний представитель которого умер почти сто лет назад.

Речь идет о жителях острова Тасмания, которые стояли на крайне низком уровне материальной цивилизации. В результате жестоких и некультурных методов колонизации этот народ окончательно исчез с лица земли. Тасманийцы во всех отношениях остались очень мало изученными. Пользуясь этим, один из марксистских авторов объявил их безрелигиозным народом. Главный его аргумент — отсутствие в тасманийском языке таких слов, как «Бог», «Дух», «святой» и т. д. [3]. При этом он ссылался на словари тасманийского языка, которые сам признавал весьма несовершенными.

Остается лишь удивляться столь поверхностной аргументации. Кроме того, по данным авторитетных исследователей, у тасманийцев не только существовали понятия, обозначающие демонические силы, но и имя некоего высшего Существа: Тиггана-Марабуна [4].

Упомянутый автор, отвергая мистический характер этих слов, пытался объяснить их происхождение чувством страха перед ночью и хищными животными [5]. Между тем известно, что на острове Тасмания нет и никогда не было ни одного животного, опасного для человека [6].

Итак, попытка «открыть» безрелигиозный народ является совершенно несостоятельной и продиктована соображениями, стоящими далеко от науки.

Но если подобные попытки оставлены по отношению к народам исторических времен, то атеисты продолжают настаивать на том, что безрелигиозность якобы характерна для человека каменного века. Его объявляют «стихийным материалистом» [7]. При этом не выдвигается решительно никаких серьезных доказательств. Ведь если наличие религии устанавливается предметами культа, найденными археологами, то отсутствие этих предметов никак не может доказать отсутствие религии.

Для того чтобы обойти эту трудность, прибегают к неправомерному расширению понятия «человек». Так, В. К. Никольский говорит о безрелигиозном периоде, имея в виду питекантропов и синантропов [8]. На самом же деле даже неандерталец не является человеком в полном смысле слова и применение к нему термина «Homo» носит чисто зоологически-родовой характер [9]. Впрочем, и у него многие исследователи предполагают зачатки культа [10].

* * *

Наиболее распространенной до настоящего времени гипотезой о первоначальной форме религии являлась теория анимизма (от латинского «анима» — душа), которая была разработана английской школой исследователей во главе с Эдуардом Тайлором (1832-1917). Согласно этой теории первобытный человек, размышляя над своими сновидениями, пришел к выводу о наличии в нем некоей духовной сущности; такую же духовную сущность он предположил и во всех окружающих предметах. Так возникла вера в духов, из которой развивались все прочие виды религии, а позднее всего — вера в Единого Бога. Этот взгляд был развит Тайлором в книге «Первобытная культура», вышедшей одновременно с дарвиновским «Происхождением человека» [11]. Тайлор полагал, что открытый им тип примитивной «детской философии» коренится в психологии всех людей и что все народы в своей религиозной эволюции должны были пройти эту «анимистическую» стадию.

Непосредственное изучение психологии примитивных народов показало, что теория анимизма необоснованно переносила европейские особенности мышления на мысль доисторического человека. «Факты из жизни первобытных народов, — пишет выдающийся французский исследователь Люсьен Леви-Брюль (1857 — 1939), — показали, что эта теория ни на чем не основана. Примитивная мысль ориентирована совсем иначе, чем наша, прежде всего она напряженно мистична» [12].

К теории анимизма примыкает и другой крупный английский ученый Джеймс Фрэзер (1854-1941), автор многотомного труда по мифологии и истории религии «Золотая ветвь» (первое издание появилось в 1890 году). Он внес в тайлоровское понятие о «начальной религии» второй элемент помимо веры в духов: магию и культ.

Все прочие теории, считающие первоначальным верованием политеизм, очень близки к анимистической. И теория фетишизма [13], которая объявляет первыми объектами поклонения материальные предметы, и психоаналитическая, выводящая религию из подавленных психических комплексов [14], и тотемическая, связывающая религию с родовым сознанием [15], и многие другие концепции сходятся в одном: у истоков религии они видят лишь суеверное поклонение духам, богам, силам, то есть политеизм, а возникновение монотеизма относят к самым поздним историческим временам, связывая его с установлением единодержавной царской власти [16]. Показательно, что этот тезис настолько укоренился в умах, что даже ученые-мыслители религиозного направления готовы были с ним согласиться как с непреложным выводом науки [17].

* * *

Какими же материалами пользовались авторы теорий изначального политеизма в своих попытках проникнуть в сущность первобытного мышления? Мы находим у них широчайшее применение сравнительно-религиозного метода. Религиозные представления народов, которые стояли на стадии «дикости», послужили главным источником для конструкций Тайлора, Фрэзера и большинства других исследователей. Проводимые ими аналогии между обычаями, верованиями, традициями у народов разных стран и эпох дали богатую пищу для их теорий и привели к торжеству тезису об исконном многобожии.

Однако следует помнить, что и Тайлор, и Фрэзер оперируют материалами, полученными из вторых рук [18]. Данные, которые они используют в своих трудах, оказываются далеко не всегда достоверными и равноценными. Работая в своих кабинетах, они были бесконечно далеки от того мира «первобытной культуры», который исследовали. Кроме того, познанию западными учеными первобытных культур долго препятствовала разобщенность цивилизаций. В самом деле, трудно оспаривать тот факт, что народы и культуры различных стран еще во многом чужды друг другу.

Главным образом это относится к взаимоотношениям между народами так называемого Средиземноморского круга и Несредиземноморского. Для европейца так же трудно понять китайскую музыку, как и примириться с женскими модами в деревнях Центральной Африки. С другой стороны, европейская культура содержит немало странного для неевропейских народов, как о том свидетельствует материал, собранный в книге Ю. Липса «The Savage Hits Back» («Дикарь дает сдачи», 1937). Поэтому, чтобы проникнуть в дух чужой культуры, а особенно в ее религию, недостаточно проводить поверхностные параллели между случайно собранными фактами. Только ученые, которые многие годы прожили среди «дикарей», вошли в их быт, насколько это возможно, сроднились с их психологией, могут авторитетно свидетельствовать о примитивных верованиях.

Особенно важную роль в данном случае играет овладение языком туземцев. Н. Н. Миклухо-Маклай считал, что даже его долгая жизнь среди дикарей мало что дала в деле изучения религии из-за несовершенного знания языка. «Я откровенно сознаюсь, — говорил он, — что мое продолжительное пребывание между туземцами берега Маклая — главным образом вследствие далеко для этой цели не хватающего языка — было недостаточно для того, чтобы достигнуть вполне удовлетворительного понимания миросозерцания и примитивной формы так называемых религиозных идей у папуасов [19]. Множество поспешных и неправильных выводов в отношении «примитивной религии» было сделано путешественниками, которые не обладали осторожностью и объективностью Миклухо-Маклая.

Другой причиной непонимания является недоверчивое отношение туземцев к европейцам, которые пренебрежительно высказывались об их верованиях. Но в тех случаях, когда исследователь (основательно знакомый с местным языком) приобретал доверие дикарей, они посвящали его в сущность своей религии. О том, насколько трудно проникнуть в религиозные тайны туземцев, свидетельствует экспедиция Пьера Доминика Гэсо в середине нашего века. Каких только мытарств не пришлось претерпеть путешественникам, чтобы их допустили к созерцанию ритуалов африканского племени Тома! Они подверглись мучительной операции татуировки, согласились на все условия, проявили максимум уважения к местным традициям. Но все было тщетно. Туземцы едва разрешили им снять фильм о некоторых обрядах, не допустив их до главных.

Известный исследователь Гренландии К. Расмуссен, много лет проживший среди эскимосов, рассказывал о своей попытке познакомиться с их религией через расспросы туземца Игьюгарьюка, считавшегося заклинателем. Это оказалось не так легко. Только после длительной «психологической атаки» Игьюгарьюк, по словам Расмуссена, «так определенно утверждавший, что он не заклинатель духов и ровно ничего не знает из древней истории своего народа, переменил фронт, почувствовав ко мне доверие и поняв, как серьезно отношусь я ко всем этим вопросам. Поэтому мне удалось с его помощью заглянуть в глубины эскимосской культуры» [20].

В. Скит, исследователь племени семангов (Малайя), пишет: «Хотя я имел много бесед с семангами, как с западными, так и с восточными, на тему об их религии, они высказывали полное неведение относительно какого-либо высшего существа, пока в один прекрасный день один из них не воскликнул в необычайно доверчивом тоне: «Теперь мы по правде готовы рассказать тебе обо всем, что мы знаем!» — и сейчас же принялись сообщать мне сведения о Та-Понн (то есть Хозяине Понн), чрезвычайно могущественном и добром существе, которое описывалось ими как Создатель мира» [21].

Аналогичный случай рассказывает М. Вановерберг. Он расспрашивал негритоса Масигуна о том, кто сотворил человека, но тот ничего не мог сказать на эту тему. Однако впоследствии из разговора выяснилось, что соплеменники Масигуна оставляют после охоты часть мяса в жертву существу по имени Никав. «Никав» по-ибанагски означает «Хозяин», «Господь». Вановерберг заинтересовался им.

– Вы говорите — Никав, а кто этот милый? (Я умышленно употребил это выражение, скорее умаляющее или даже слегка презрительное.)

– Кто он? (И тут выражение его лица показало глубокое изумление перед моим невежеством.) Ну, тот, конечно, кто поставил на место Землю (И в этой связи он сделал широкий жест и вытянул руку, двигая ею слева направо) [22].

Необходимо также учитывать, что у многих народов рассказывать о тайнах религии непосвященным и тем более нетуземцам запрещено. Австралийский юноша, например, проходит длинный цикл испытаний до тех пор, пока не сочтут его достойным подвергнуться одному из высших обрядов: лицезреть самые священные символы и ритуалы тайной жизни и узнать о существовании Великого Всеобщего Отца» [23].

Таким образом, понимание духа первобытной религии европейцами встречает существенные препятствия: 1) в разобщенности народов; 2) в скрытности туземцев и в их отношении к своим религиозным тайнам; 3) в недостаточной подготовленности исследователей и их плохом знании языка.

* * *

В XX столетии культурная изолированность народов стала ослабевать. Несмотря на то что наш век явился веком насильственных переворотов, войн и жестокостей, контакты между народами и культурами все же необычайно укрепились и возросли. Для современного зрителя пещерная живопись Альтамиры, наскальные изображения доисторической Сахары, египетская скульптура и древнерусские иконы — не просто памятники прошлого, они приобрели жизнь подлинных произведений искусства: европейцы восхищаются выставками мастеров Африки, Индии, Мексики; ритмичные мелодии африканских и индейских танцев вошли в плоть и кровь современной музыки Европы и США. Азия, Африка и европейские страны интенсивно обмениваются культурными ценностями и начинают понимать друг друга. Культура «дикарей» уже не кажется мертвым пережитком каменного века, интересным лишь для специалистов.

Армия ученых, миссионеров, исследователей устремляется в те заповедные миры, где люди еще живут жизнью наших далеких предков. Многие белые на десятки лет поселяются среди «дикарей» и собирают обширные материалы об их верованиях и обычаях, завоевывают доверие туземцев, проникают в их тайны [24]. Русским читателям должны быть известны подобные подвижники науки и гуманизма из таких книг, как «Аку-Аку» Т. Хейердала, где рассказывается о Патере Себастьяне Энглерте, и «Дикари живут на Западе» Э. Лундквиста, который говорит о жизни ученых-миссионеров среди современных людоедов.

Результаты самоотверженного труда исследователей превзошли все ожидания. Перед европейцами открылся новый удивительный мир богатейшей духовной культуры тех, кого еще совсем недавно не хотели признавать настоящими людьми.

И прежде всего рухнула легенда о пресловутом «стихийном материализме» дикарей. Например, вся жизнь такого примитивного народа, как австралийские аборигены, оказалась сплошной мистерией. Цель и смысл своей жизни австралиец видит в общении и в конечном соединении с незримым духовным миром, который для него гораздо более реален, чем мир материальный. «В религиозном опыте примитивных, — пишет американский этнограф Поль Радин, полвека работавший среди индейцев, — мы находим все градации и оттенки переживаний, которые существуют в развитых или высших религиях; мы находим здесь подлинных мистиков наряду с рационалистами, конформистами, революционерами — потрясателями основ, идеалистами и прагматистами» [25]. А знаток австралийских аборигенов Дж. Элькин считает представления о том, что примитивный быт якобы не дает возможности развиваться духовной жизни, в корне ошибочными. «Белые, — пишет он, — склонны недооценивать философские способности примитивных народов, однако отсутствие одежды и сложного хозяйства вовсе не означает отсутствия мысли. Примитивные народы могут уделять созерцанию больше времени, чем мы, и мы заблуждаемся, считая, что когда австралийский абориген, по-видимому, сидит без дела и смотрит в пространство, то он ни о чем не думает» [26].

Искусство современных так называемых дикарей есть отражение их богатой духовной жизни. Во многом оно аналогично искусству каменного века, произведения которого создавались, очевидно, не только в целях эстетических. Есть все основания полагать, что творчество древнейших художников стояло, подобно творчеству нынешних примитивных племен, под знаком религии. Статуи, резные фигурки и пещерные росписи были культовым искусством, и можно думать, что вера играла в их жизни такую же решающую роль, как и у австралийских аборигенов или бушменов.

* * *

Современные этнографические исследования привели к замечательному открытию: понятием о единой высшей Силе обладают многие народы, находящиеся на начальной стадии цивилизации. Это открытие опрокидывает традиционные представления старой анимистической школы. «Схема, — говорит крупнейший этнограф В. Копперс, — которая и поныне доверчиво преподносится в колледжах и согласно которой религия началась с поклонения камням и деревяшкам, а затем, через почитание деревьев и животных, развилась в культ божеств с получеловеческими, полузвериными чертами и, наконец, поднялась до божеств с чисто человеческим обликом, — схема эта стоит ближе по научному уровню к Геродоту, чем к современному исследованию» [27].

Например, карликовые народности: бамбути Конго, бушмены, андаманцы и др. сохранили нам в своем материальном быте черты наиболее древних этапов человеческой истории [28]. Они не обрабатывают землю, не занимаются скотоводством, не строят постоянных жилищ. Их жизнь проходит в непрестанном кочевье, охоте и собирании готовых даров природы. Некоторые из этих народов не знают огня, а остальные добывают его путем трения. Нет никакого сомнения, что именно такой образ жизни вели первобытные охотники на заре человечества. Можно не без основания полагать, что духовный облик этих народов, отделенных от цивилизованного мира стеной тропических лесов и саваннами, должен в какой-то степени воспроизводить мышление палеолитической эпохи. И что же мы находим? Пигмейские народности характеризуются чертами, которых никто не мог ждать от «дикарей».

«В области социальной жизни мы находим у них прежде всего вполне определенное устройство отдельной семьи. У них развитая моногамия, и брак значительно более подходит к идеалу неразрывной связи, чем у позднейших народностей. Замечается также настоящая нравственная упорядоченность, признание различия морального добра и зла. Правда, эти первобытные народности обнаруживают свою истинную человеческую природу в том отношении, что у них нередко случается нарушение морали — и было бы нелепым преувеличением не признавать этого. Еще хуже было бы, однако, в угоду каким-либо теориям отрицать, вопреки всем почти единогласным показаниям наблюдателей, что нравственность этих народностей во всех отношениях лучше и выше, чем у большинства других диких и культурных народов. Относительно их религиозных верований достаточно сказать, что народности эти обладают настоящей, вполне разработанной религией, с определенными верованиями, определенным культом, состоящим из молитв и жертвоприношений, и некоторыми моральными учениями. Далее мы можем добавить, что религия эта хотя и проста, но все же сравнительно столь же чиста и высока, что положительно является еще вопрос — могут ли считаться некоторые свойственные ей черты антропоморфизма препятствием к тому, чтобы признать ее настоящим этическим монотеизмом» (курсив мой. — А. М.) [29].

Таким образом, у истоков культуры и религии стоит мировоззрение, которое прежними авторами относилось к самым поздним этапам. И чем менее народ затронут прогрессом материальной цивилизации, тем более сильны в нем исконные черты духовной жизни: вера в верховную Силу, нравственность, моногамия и др. Впрочем, как мы увидим далее, не только пигмеи, но и большинство народностей сохранили в своей религии следы первобытного монотеизма, что окончательно укрепило новые позиции этнографов.

* * *

Этот вывод этнографии не был неожиданным. Еще в прошлом столетии его предвосхитили Фридрих Шеллинг (1804) и известный исследователь мифов Макс Мюллер. Последний оперировал с материалами, касающимися первоначальных форм религии у исторических народов, и пришел к выводу, что исходной формой верований был, как правило, монотеизм. Эти материалы использовал Вл. Соловьев в своей ранней работе о происхождении язычества [30].

Факты, закладывающие прочный фундамент для пересмотра представлений о первоначальных формах религии, были систематизированы в капитальной двенадцатитомной работе Вильгельма Шмидта (1880-1954) «Происхождение идеи Бога» («Der Ursprung der Gottesidee»). Шмидт — крупнейший лингвист и этнограф, католический священник, профессор Венского и Фрейбургского университетов. Он специализировался по языкам Полинезии, Океании и Австралии, открыл ряд неизвестных науке папуасских языков на Меланезийских островах, изучал культуру аборигенов Новой Гвинеи, Малакки, Того и др. Шмидт руководил центром этнографических исследований и основал научный журнал «Антропос». Школе «Антропоса» принадлежит заслуга развенчания мифа о какой-то психической неполноценности примитивных народов. «Дикари, — пишет один из ее сторонников, — встречаются только в нашем цивилизованном обществе, их порождает цивилизация» [31].

Следует отметить, что данные о современных примитивных народах не дают, разумеется, достоверной картины религии каменного века. Эта картина никогда не может быть полностью восстановлена. Критики Шмидта указывали, что вера в высшее Божество у «дикарей» почти всегда переплетена с представлениями о других богах и духах [32]. Но этого и следовало ожидать, ибо нынешние «примитивные» религии не есть застывший реликт, а несут на себе печать сложного религиозно-исторического развития. Этнография не может доказать прамонотеизма; она лишь показывает, что вера в Единого не есть продукт поздней истории, а присутствует на самых ранних стадиях духовного сознания.

Обилие и убедительность собранного школой Шмидта материала таковы, что даже марксистские археологи вынуждены признать, что «спорить со Шмидтом и критиковать его отнюдь не легко», потому что труды его и его сотрудников «буквально подавляют обилием фактического материала, собранного в различных частях света» [33].

Бросим хотя бы беглый взгляд на эти факты.

У австралийских племен обнаружено в самой различной степени понятие о высшем Существе, хотя оно часто бывает отодвинуто на задний план пантеоном богов и духов. Племя аранда называет его Алитвира, племя лоритья — Тукура. У обитателей Виктории знание о Боге, который сотворил все и называется Бунджил, открывается только посвященным. «У племен нгарито и деддора женщины не знают его имени и называют его Папанг — Отец» [34]. У племени кайтиш — это небесный Отец Атнау. У юго-восточных племен — это Байаме и Бунджил. В некоторых случаях верховное Божество выступает как учредитель мистерий и зачинатель цивилизаций [35].

Что касается Африки, то, по словам известного советского этнографа С. А. Токарева, «здесь почти повсеместно находим представление о небесном божестве» [36]. Давид Ливингстон, миссионер и путешественник, который тридцать лет провел в девственных лесах Черного континента, говорил, что проповедникам христианства нет необходимости говорить туземцам о Боге, так как они уже давно знают о Нем. Зулусы называют его Иммана и другими именами [37]. По понятиям племени тиндига, высшее Божество Ишоко есть источник нравственных законов. Пигмеи-бамбути чтут единое Начало под именем Отец и Мать. У других пигмейских народов Африки мы находим понятие о Верховном Божестве, именуемом Квмвума, что значит «Творец», «Господь». «Квмвума они не считают жестоким и грозным властелином, каким его представляет большинство племени банту, а справедливым, беспристрастным владыкой, который карает за проступки, но помогает в беде». При этом замечательно, что с внешней стороны религия негриллей отличается удивительной простотой. «В отличие от населения банту, негрилли не имеют тайных обществ, не имеют церемоний с тотемистическими танцами или масок тотемов как принадлежностей культа» [38]. Бушмены, которые живут в условиях быта едва ли не более примитивного, чем африканские пигмеи, имеют веру в высшего Духа, которого они называют Тора. Тора — «это великий Некто, он выше всех вещей… Тора сотворил все, но они (бушмены) не знают, где он живет» [39]. Другие имена Бога бушменов — Гау, Хише, Хуве, Эробе. Он также называется Цгана. «Цгана сделал все вещи, и мы молимся ему», — рассказал молодой бушмен путешественнику, но тут же добавил, что гораздо больше известно о нем посвященным [40].

У племени тcонга есть смутное понятие о высшем существе Тило, к которому не обращаются с молитвами, предпочитая культ духов. У баганда «последним из богов почитается Катонда. Его называли Творцом богов и людей, а также всего мира. Ему был выстроен храм в отдаленном округе, и культ его мало поддерживался» [41].

Это очень характерная черта. Понятие о Боге в Африке почти не связано с его особым культом или связано в слабой степени. Так, у племени базима культ Иммана явно заслонен поклонением богам. «Почти во всех случаях, — отмечает Токарев, — небесное божество — не предмет культа». Как бы оно ни называлось: Ньямби — у банту, Мулунгу — у восточноафриканских племен, Энгай — у масаев, кулункулов и зулусов, — оно стоит как бы на заднем плане. Этнограф Б. Оля, много лет работавший в республике Берег Слоновой Кости, пишет, что в религиях тропической Африки «Отец Вселенной ведет чисто мифическое существование, тогда как руководством мира занимается божество, представленное в литургии… Их можно рассматривать, как две ипостаси одного и того же божества. Активно действующий бог с более материальными интересами не противостоит Создателю» [42].

Следы древнего понятия о Едином найдены и у народов Юго-Восточной Азии: Полинезии, Океании и Малайи. У андаманцев он известен под именем Пулуга, и опять-таки никакого культа этого Пулуги нет [43]. Творцом, Тангорой, называют его в Новой Зеландии. При этом характерно, что среди племен, стоящих на более высоком уровне цивилизации, понятие о Высшем Боге почти совершенно исчезло.

Что касается народов Америки, то они называют Творца Тахмахнауис — Великий Дух, а в других случаях Хавенейу — Держатель небес. Молитвы Великому Духу у индейских племен поражают своей чистотой и искренним чувством [44].

Иногда высшая Сила рисуется индейцам как нечто, неопределенное.

«Дакотский вождь объяснил Д. Уолкеру, что формы, которые мы видим, не суть реальной формы, а их «тонвапи», то есть проявления божественной силы. Это перекликается с воззрениями маорийцев, согласно которым каждое создание обладает вечным элементом тойора, а Тойора Вселенной — это душа Верховного Бога. По словам одного исследователя, сверхъестественная Сила представляется индейцам-тлинкитам «безликой громадой, непостижимой по природе, но, когда она является людям, она может проявляться в любом аспекте» [45].

С этим очень сходны представления «примитивных» народов Сибири и Севера. На языке эвенков, гиляков, эскимосов одно слово означает Бога и мир. Буга эвенков — это и Вселенная, и высшее Духовное Существо [46]. И здесь, как и в других странах, мы нередко сталкиваемся с явлением отмирания монотеизма: например, Ульгень, высший Бог алтайских племен, считается далеким от человека, не вмешивающимся в его дела [47].

Мы не будем больше приводить примеров. Их слишком много. Остается подвести итог. Его можно сформулировать словами австрийского историка Леопольда Шредера:

«Если мы ближе всмотримся в религиозные представления примитивных народов, то нам в глаза бросится замечательное обстоятельство, идущее вразрез с господствующими теориями о происхождении религии из почитания душ или природы. Это — именно широко распространенная, если не всеобщая, вера в Высшее Благое Существо, которое по большей части представляется Творцом… И напрасно кто-нибудь старался бы обессилить это доказательство веры в Высшее Благое Существо указанием на возможность европейского и исламского влияния, так как такую веру мы находим у народов, которые, еще не имея никаких интимных соприкосновений с европейцами или магометанами, боязливо охраняют себя от таких сношений, даже питают ненависть к этим народам» [48].

Мистическая интуиция, приводящая душу в трепет перед непостижимым и таинственным Началом, — основа всякой «естественной» религии и, разумеется, первобытной.

«Любые сомнительные теории, — говорит Р. Отто, — пытающиеся объяснить происхождение религии анимизмом, магией либо народной психологией, с самого начала обречены на провал, на блуждание в потемках, на потерю искомой реальной цели, пока все они не признают, что этот фактор нашей природы, изначальный, единственный в своем роде и ни из чего не выводимый, есть существенный фактор, важнейший импульс, лежащий в основании всего процесса религиозной эволюции» [49].

При этом необходимо признать, что вера в духов и богов — это лишь одна сторона миросозерцания первобытного человека; для него духи только проявления, за которыми стоит Единый Дух. Сущность первобытной религии заключается в «неясной и недифференцированной интуиции трансцендентного бытия» [50]. Если «дикарь» не может еще четко сформулировать свое богопознание, то это отнюдь не снижает его реальности и ценности. И первобытные охотники на мамонтов, так же как и современный человек, постигали всем своим существом высшую Реальность, сокрытую за миром преходящих явлений. Их мистическая интуиция была не слабее, а, может быть, даже сильнее, чем у современного человека: они были ближе и к природе, и к Богу. «Истинную мудрость можно обрести лишь вдали от людей, в великом уединении», — говорил Расмуссену его друг эскимос.

* * *

Однако, признавая возвышенный характер первобытной религии, мы не должны упускать из виду регрессивных ее элементов. Они связаны с тем, что человек в религии стал делать упор на своекорыстных целях, и в первую очередь стремился получить охрану и помощь от божественных сил. «В новое время, — пишет об африканских пигмеях Г. Бутце, — образ Бога постепенно бледнеет в представлении бамбути и уступает место божествам второстепенным, олицетворяющим силы природы» [51].

Этот процесс разложения первобытной религии отражен и в Библии, которая не ограничивает Грехопадение одним только моментом. Ее первые десять глав в символических картинах показывают постепенное отдаление человека от Бога, своего рода этапы богоотступничества. Каин, исполины и строители башни все больше теряют связь с Небом, противополагая Ему свою злую волю.

Характерно, что, по Книге Бытия, Каин старался с помощью преступления и лжи вырвать у Бога благословение, предназначавшееся брату. И действительно, в душе древнего человека возникает скрытая глухая враждебность к Высшему, перемешанная с завистью и рабским страхом. Он готов, как Прометей, похитить огонь с неба и одновременно ползает в пыли среди своих табу и суеверий. Следы этого «бунта на коленях» есть почти во всех дохристианских религиях.

Божество в глазах древних нередко представлялось как враг, соперник и конкурент. В желании овладеть Его силами и поставить их себе на службу заключена самая суть магии, прототипом которой был Первородный грех. Магия исходит из мысли, что все в мире, в том числе и Божественное, связано жесткой причинно-следственной связью, что определенные ритуалы могут дать в руки человека рычаг управления природой и богами. В этом магия, как показал Дж. Фрэзер, была предшественницей, науки [52].

В магизме более всего выразилось эгоистическое самоутверждение человека, его воля к власти. Он все больше прилеплялся к плотскому, посюстороннему. Поэтому обожествленная природа — Богиня-Мать — легко вытесняла Бога из его сердца. Человек ждал от нее пищи, побед, наслаждений и готов был поклоняться ей и ее детям — богам. Таковы корни натуралистического идолопоклонства.

Но отношение человека к природе было двойственным. Он не только молился ей, но и настойчиво требовал. И если его требование оставалось без ответа, он поступал как насильник, он наказывал и истязал своего идола.

Книга Бытия говорит о нарушении гармонии между человеком и природой в результате Первородного греха. Оскверненная грехом Земля рождает «тернии и волчцы». Людям приходится добывать себе пищу «в поте лица». Начинается долгая война за покорение матери-природы; и после каждой победы сына она будет мстить ему.

Только теперь, в техническую эру, выявляются страшные последствия этой войны. Вместе с угрозой ядерных джиннов, выпущенных на свободу, «гибель среды» становится апокалипсисом XX века. Призрак планеты, превращенной в пустыню, уже встает перед человеком-триумфатором.

Чем-то это восстание против Отца и овладение Матерью напоминает фрейдовский «комплекс Эдипа», только выросший до масштабов истории. Кроме того, и сама ритуальная система магизма наводит на мысль о навязчивых действиях, присущих неврозу. Однако происхождение магических церемоний нельзя объяснить только болезнями души: здесь недуг скорее духовный. Природный детерминизм падшего мира человек перенес на отношение к Божеству. Он искал механических способов и приемов, которые могли бы заставить незримые существа подчиниться ему, ибо главный двигатель магии — самость, этот извечный антипод любви.

Отчуждение от Бога вело к разобщению и в человеческом роде. Первобытные и архаические общества — это чаще всего «закрытые» группы, враждебные всем прочим. В них царили боязнь «чужаков» и ненависть к ним, да и в наши дни эти инстинкты дают о себе знать. Во многом люди жили по волчьим законам борьбы за существование. Личность была чаще всего оттеснена на задний план; племя диктовало все: правила, веру, образ жизни. И только колдун или вожак стоял над этой «человеческой стаей», постепенно превращаясь в новый объект идолопоклонства *. Иными словами, первобытное язычество создало прообраз тоталитарного строя.

---

* См.: Т. II. Магизм и Единобожие. Гл. V

---

В следующих книгах мы проследим, как будет происходить этот постепенный рост магизма, который на многие тысячи лет замедлит ход духовной истории человека. Мы увидим, как живое чувство Бога будет заглушаться натуралистическими культами, как эти культы и вера в магию создадут почву для материализма с его полным отказом от всего, что выходит за рамки чувственного [53].

Но одновременно мы узнаем и о другом.

Грехопадение не смогло уничтожить образ Божий в Адаме. Поэтому активность человека будет проявляться и как подлинное творчество. Ноосфера окажется не только разрушительной, но и созидательной силой. Она внесет в ландшафт Земли плоды разума, а следовательно — смысл и цель. Цивилизация будет, выражаясь словами Булгакова и Тейяра, очеловечиванием природы. В хозяйственной и культурной деятельности человека явится — пусть бледное и несовершенное — предчувствие нового Эдема, о котором возвестят пророки Библии.

И в отношениях к Творцу Адам не останется до конца ослепленным враждой, недоверием и корыстью. В нем пробудится тоска по Небу, по божественной Любви и свободе богосыновства. Как река, остановленная наносами, прокладывает рукава в дельте, чтобы направить свои воды к морю, так и дух будет искать пути, ведущие в дом небесного Отца.

Единый Бог снова начнет возвращаться в сознание человека. Сначала Его будут считать лишь главой пантеона, но постепенно образ Его станет проясняться, освобождаясь от языческой копоти.

В конце концов отзвуки первоначальной интуиции Единого и новые духовные поиски приведут к великим мировым религиям и восстанию против тирании магизма. А эти религии, в свою очередь, явятся прелюдией и подготовкой к Новому Завету, который откроет миру Сущего в лице Богочеловека.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава десятая

ЕДИНЫЙ

1. Так, дарвинист Э. Геккель писал: «Разум является большей частью достоянием лишь высших человеческих рас, а у низших — весьма несовершенен или вовсе не развит. Эти первобытные племена, например, ведда или австралийские негры, в психологическом отношении стоят ближе к млекопитающим (обезьянам, собакам), чем к высокоцивилизованному европейцу» (Э. Геккель. Чудеса жизни. СПб., 1908. С. 175). А американский этнограф Морган, пользующийся таким авторитетом у марксистов, доказывал «отсталость дикаря в умственном и нравственном отношении, неразвитого, неопытного, порабощенного своими низшими животными инстинктами» (Л. Морган. Первобытное общество. Л., 1935. С. 27).

2. См.: Религия наименее культурных племен. М., 1930. С. 173 сл.

3. В. Ф. Зыбковец. Дорелигиозная эпоха. М., 1959. С. 121. Там же. С. 149; его же.

Всегда ли существовала религия. М., 1959. С. 121.

4. P. W. Schmidt. Der Ursprung der Gottesidee. 1 Auf. B. I. S. 258. Его же: Die Tasmanischen Sprachen. 1952. S. 470. Отметим, что и в советской литературе Зыбковец одинок. Его взгляды неоднократно вызывали справедливую критику. См.: В. Р. Кабо. Тасманийцы и тасманийская проблема. М., 1975. С. 154.

5. В. Ф. Зыбковец. Дорелигиозная эпоха. С. 153.

6. О фауне Тасмании см.: Н. А. Бобринский. География животных. М., 1951. С. 129.

7. См., например: М. И. Шахнович. Первобытная мифология и философия. Л., 1971.

С. 69; А. Ф. Анисимов. Духовная жизнь первобытного общества. М., 1966. С. 42.

8. В. К. Никольский. Происхождение религии. М., 1949. С. 8. Подобный прием мы видим и в других пропагандистских сочинениях. См., например: А. П. Каждан. Религия и атеизм в древнем мире. М., 1957. С. 5.

9. Принадлежа к роду Homo, неандерталец является видом, сильно отличающимся от «человека разумного», к которому относятся все расы древнего и современного человека. См. Приложение 6 тома 1 — «Предок человека».

10. Признаком, по которому можно судить о религиозных представлениях неандертальцев, служат так называемые «мустьерские погребения». Однако далеко не все исследователи согласны с такой интерпретацией (См.: Вопросы истории религии и атеизма. Т. 4. 1956. С. 104). Токарев считает, что неандертальцы хоронили своих умерших по двум инстинктивным побуждениям: сохранить около себя умершего и освободиться от трупа (С. Токарев. Ранние формы религии. М., 1964. С. 166) Дискуссия, которая в настоящее время ведется среди ученых по этому вопросу довольно беспочвенна, так как нет никакой возможности реконструировать мышление неандертальцев.

11. Русск. пер. Э. Тайлор. Первобытная культура. М., 1989.

12. L. Levi-Bruhl. La Mythologie primitive. 1935. P. 80; см. также Ch. Dawson. Progress

and Religion. P. 87.

13. Основоположником ее был энциклопедист Шарль де Бросс (О фетишизме / Пер с фр. М., 1973). Подробное изложение и разбор теорий происхождения религии см. в работе: прот. Т. Буткевич. Религия, ее сущность и происхождение (обзор философских гипотез). Т. II. 1902-1904; P. W. Schmidt. Der Ursprung der Gottesidee. В. 1, 2. I Auf. Munster, 1926.

14. З. Фрейд. Я и Оно/Пер. с нем. 1925. С. 36. По проблеме соотношения между психоанализом и христианством много ценного материала содержится в кн.: Jesus und Freund. Ein Symposium von Psychoanalytikern und Theologen. H. Zahrnt hrag. Munchen, 1972.

15. Эту теорию развивал Эмиль Дюрктейм (Е. Durkheim. The Elementary Forms of the Religious Life. New York, 1961). Изложение его взглядов дано в сборнике: Происхождение религии в понимании буржуазных ученых. М., 1932. С. 43.

16. «Единый Бог никогда не был бы осуществлен без единого царя» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXI. С. 45).

17. См.: А. Мензис. История религии/Пер. с англ. СПб., 1899.

18. Ни Тайлор, ни Фрэзер никогда не жили среди дикарей, а изучали их культуру по музейным экспонатам и литературе. Характерно, что и среди материалистических авторов многие вынуждены были признать порочность методов Тайлора, хотя его взгляды им импонировали. Энгельс, в частности, назвал эти методы «мошенничеством» (Архив Маркса и Энгельса. Т. 1 (IV). С. 247), а упомянутый выше автор книги о тасманийцах прямо говорит, что Тайлор был «тенденциозен в подборе фактов, умышленно замалчивая те из них, которые не укладывались в прокрустово ложе его теории» (В. Т. Зыбковец. Цит. соч. С. 155).

19. Н. Н. Миклухо-Маклай. Собрание сочинений. Т. III. М.; Л., 1951. С. 450.

20. К. Расмуссен. Великий санный путь. / Пер. с дат. М., 1959. С. 65.

21. Религия наименее культурных племен: Сб. С. 113.

22. Там же. С. 135.

23. А. Элькин. Коренное население Австралии / Пер. с англ. М., 1952. С. 167. О посвящении туземных юношей см.: Л. Леви-Брюль. Первобытное мышление/ Пер. с фр. М., 1930. С. 234; К. Taxтарев. Очерки по истории первобытной культуры. Л., 1924. С. 119: М. Eliade. Rites and Symbols of Initiation. New York, 1965. P. 21.

24. В частности, такие крупные исследователи австралийских аборигенов, как Спенсер и Гиллен, жили среди них почти 30 лет, были приняты в одно из племен в качестве равноправных членов и поэтому посвящены во все религиозные и ритуальные тайны. Сотрудник В. Шмидта В. Копперс много лет прожил среди огнеземельцев и опроверг представление об их дикости, сложившееся со времен Дарвина. Бартон прожил среди африканского народа Балуба 43 года. Можно привести много других подобных примеров.

25. P. Radin. Die Religiose Erfahrung der Naturvolker. 1961. S. 35. Об исследованиях Радина см.: Д. Зильберман. Личность и культура в антропологии Поля Радина. — «Вопросы философии». 1971. Ном. 6. С. 163-172.

26. А. Элькин. Цит. соч. С. 185.

27. W. Koppers. Der Urmensch und sein Weitbild. Wien, 1950. S. 233.

28. См.: W. Schmidt. Die Pigmaenvolker als alteste erreichbare Menschheit. 1925. Центральноафриканские пигмеи (негрилли) были долгое время неизвестны европейцам. Об их существовании достоверно узнали лишь в конце XIX века после путешествия немецкого исследователя Г. Швейнфурта к верховьям Нила (1870). О физических чертах пигмеев см.: Ф. Брикнер. Расы и народности человечества. СПб., 1913. С. 516; X. Матей. Пигмеи / Пер. с рум. Бухарест, 1966.

29. В. Шмидт. Цит. по: Г. Обермайер. Доисторический человек. СПб., 1913. С. 483; P. Schebesta. Die Bambuti — pygmaen von Ituri. B. 1-3. 1941-1950. Быт и психический облик пигмеев отображен в книге известного английского путешественника Л. Котлоу «Занзабуку» (Русск. пер.: М., 1960), который жил среди них в 1937, 1946, 1954-1955 гг. Другой путешественник, много лет проживший в Африке, пишет, что «у пигмеев самые высокие моральные устои из всех народов, с которыми ему приходилось сталкиваться» (Д. Хантер. Охотник / Пер. с англ. М., 1960). Нередко делаются попытки умалить значение наблюдений над бытом и культурой пигмеев, чтобы отвергнуть наличие у них монотеизма и моногамии. Так, в предисловии к книге Э. Патнем «Восемь лет среди пигмеев» (Пер. с англ. М., 1961) этнограф Шаревская пишет, что наблюдения автора доказывают отсутствие у них следов единобожия. Между тем Э. Патнем ни слова не говорит о религии пигмеев. Более того, она пишет: «Я знала, что пигмеи во многом доверяли мне, так как я никогда не вмешивалась в их личную жизнь и не интересовалась их религиозными взглядами» (С. 63). Что же касается моногамной семьи, то наличие ее совершенно очевидно явствует из наблюдений Э. Патнем. О другом карликовом племени, семангах, их исследователь Пауль Шебеста пишет: «Религиозные воззрения у всех карликов Малайского полуострова одинаковы. Все веруют в Высшее Существо» (П. Шебеста. Среди карликов Малакки. Л., 1928. С. 62; см. также: X. Матей. Пигмеи. С. 100).

30. Ф. М. Мюллер. Религия как предмет сравнительного изучения / Пер. с англ. С. 77; Вл. Соловьев. Мифологический процесс в древнем язычестве (Собр. соч. Т. 1).

31. Anthropos. 1906, V. 1. P. 6.

32. См., например: К. Клемен. Так называемый монотеизм первобытных людей. — В кн.: Происхождение религии в понимании ученых. М., 1932. С. 198 сл.

33. А. Л. Монгайт. Археология и современность. М., 1963. С. 24.

34. С. Л. Токарев. Ранние формы религии. С. 356.

35. W. Schmidt. Der Ursprung der Gottesidee. I Auf. B. 1. S. 345; H. Basedow. Th Australian Aborigenal. London, 1925. P. 255.

36. С. А. Токарев. Цит. соч. С. 365.

37. См.: В. Zurie. Immana, le Dieu de Barundi. — Anthropos. 1926. V. 21. P. 733 s.;

W. Schmidt. Der Ursprung der Gottesidee. B. IV. 1933.

38. См.: Волшебный рог: Мифы, легенды и сказки бушменов. М., 1962. С. 20, 24;

X. Мaтей. Пигмеи. С. 69, 71, 83.

39. Религия наименее культурных племен: Сб. С. 215.

Следует заметить, что бушмены не обрабатывают землю и не держат домашних животных (И. Пьерре. Затерянный мир Калахари. С. 106). Что касается нравственности, то бушмены отнюдь не подтверждают характеристики, которую дал Морган примитивным народам. Так, Бьерре говорит, что «у бушменов практически нет воровства» (Там же. С. 90).

40. В. Элленбергер. Трагический конец бушменов. М., 1956. Этнограф Бьерре был настолько поражен чистотой и величием представления бушменов о Боге что подумал: «Что могут дать бушменам миссионеры?» (И. Бьерре. Цит. соч С. 117).