§ 168. Кризисы и катастрофы: от правления галлов до II Пунической войны

§ 168. Кризисы и катастрофы: от правления галлов до II Пунической войны

Спустя некоторое время после изгнания из Древнего Рима последнего этрусского царя и утверждения республики, прибл. в 496 г. до н. э., у подножия Авентинского холма был воздвигнут храм новой божественной триады Церера-Либер-Либера. Немалую роль в установлении этого культа трех божеств плодородия могли сыграть произошедшие в Риме политические перемены: на месте строительства нового храма римский плебс с давних пор проводил торжества в честь аграрного культа.[244] Имя бога Либера образовано, по-видимому, от индоевропейского корня leudh, т. е. "имеющий отношение к прорастанию; тот, кто обеспечивает всходы и жатву".[245] Согласно Блаженному Августину (Civ. dei, VII 3), пара Либер-Либера благоприятствовала всеобщему размножению и плодовитости, «освобождая» семя во время соития (ibid., VII 9). В некоторых районах Италии празднования в честь этих богов, либералии (17 марта), сопровождались нарушением всех приличий: торжественным шествием с фаллосом, который должны были венчать цветами самые целомудренные римские матроны, непристойностями в разговоре и обращении и т. д. (Civ. dei, VII, 21). Однако эта триада очень рано слилась (interpretatio graeca!) с троицей богов Деметра, Дионис (Бахус) и Персефона (Прозерпина).[246] Широко прославившись под именем Бахуса, Либер познает необыкновенную судьбу после развития дионисийского культа (см. ниже).

Рим был знаком с греческими богами уже в VI в. до н. э., при этрусских правителях. Однако с начала республики ассимиляция греческих божеств происходит очень быстро: Диоскуров — ок. 499 г., Меркурия — ок. 495 г., Аполлона — ок. 431 г. до н. э. (в эпидемию чумы он стал богом-врачевателем — первым греческим. богом, включенным в римский пантеон под собственным именем). Венеру — вначале ее имя ассоциировалось лишь с магическим очарованием — отождествили с греческой Афродитой; под влиянием троянского мифа роль и функция этой богини позднее изменились. В том же русле идет ассимиляция латинских и италийских божеств. Диана пришла в Рим из Альба Лонги и позднее отождествилась с Артемидой. Прибл. в 396 г. состоялась церемония приглашения в Рим Юноны Регины, богини-покровительницы города Вейи. Известен отрывок из Тита Ливия (V, 21, 3-22) с описанием ритуала evocatio, обращения к богам: диктатор Камилл обращается к богине-покровительнице осажденного этрусского города: "О Юнона Регина! Ты покровительствуешь ныне этому городу — Вейи. Пойдем лучше с нами, будущими победителями, ибо этот город вот-вот будет нашим, а значит, и твоим, и ты получишь храм, достойный твоего величия!" Жители осажденного города и "не ведали, что даже их собственные боги и прорицатели, как и чужеземные оракулы, уже предали их, что одни боги уже ждут свою долю добычи, а другие заглядываются на новые, обещанные им во вражеских городах храмы и обители; а для самих вейан этот день станет последним…".

Нашествие кельтов в первой четверти IV в. прервало связи римлян с эллинской культурой. Разорение Рима (ок. 390 г. до н. э.) было столь беспощадным, что многие жители собирались покинуть руины и перебраться в Вейи. Как Египет после набега гиксосов (ср. § 30), так и сожженный Город и его жители потеряли веру в свою историческую судьбу. Лишь после победы Сентинума в 295 г. до н. э. Рим и Италия освободились от галльского владычества. Восстановились связи с греческим миром, и римляне возобновили свою завоевательную политику. В конце III в. до н. э. Рим стал самым могучим государством Италии. Отныне политические перемены будут больно, подчас беспощадно, бить по религиозным институтам Рима для народа, которому дано было читать в событиях своей истории божественные эпифании, военные победы и поражения обретали высокий религиозный смысл.

Немного позже, когда во II Пунической войне на карту было поставлено существование римского государства, произошли глубокие перемены и в религии. Рим обратился ко всем богам: уже некогда было выбирать, какой бог лучше. Гаруспики и "Сивиллины книги" показывали: причины военного разгрома кроются в нарушениях ритуального порядка. По указаниям "Сивиллиных книг", Сенат обнародовал спасительные меры: жертвоприношения — даже человеческие, люстрации, новые церемонии и шествия. Поражение при Каннах в 216 г., к тому же усугубившееся грозными знамениями и кощунственным блудодеянием двух весталок, заставили Сенат послать Фабия Пиктора на совет к оракулу в Дельфы. Тем временем в Риме по предписанию "Сивиллиных книг" приносились человеческие жертвы: были заживо погребены грек и гречанка, а также галл и его соплеменница (Тит Ливий, XXII, 57, 6).[247] Это была, вероятно, дань архаическому обряду "смерть как творение".[248][249]

Наконец, прибл. в 205–204 гг. до н. э., во имя грядущей победы над Ганнибалом, следуя предписаниям "Сивиллиных книг", Рим ввел в свой пантеон первое божество азиатского происхождения — Кибелу, Великую Мать из Пессинунта (Тит Ливий, XXIX, 10 и далее). Эскадра римских кораблей перевезла в Рим из Пергама черный метеоритный камень — символ этой богини. Встреченный в Остии лучшими людьми города, символ Кибелы был установлен в храме ее имени на Палатине.[250] Однако оргиастический характер этого культа и, в первую очередь, присутствие жрецов-евнухов открыто противоречил строгим нравам римлян. Сенат незамедлительно регламентировал обряды культа Кибелы: жертвоприношения разрешались строго в пределах храма — исключением было ежегодное шествие с черным камнем к купальне; анатолийский ритуал жертвоприношений у римлян запретили; культ отправляли жрец, жрица и несколько младших служителей — но ни в коем случае не римляне или их рабы. Официальный римский культ богини находился под надзором городского претора.

Ок. 204 г. до н. э. Сенат все-таки дал согласие на организацию общины первого азиатского божества, объединившего почти исключительно патрициев; торжества в честь Кибелы ограничивались исключительно пиршествами. Итак, включение Кибелы в пантеон римских богов было делом рук аристократии: патриции считали, что Рим призван играть ведущую роль и на Востоке. Однако присутствие Кибелы в религии римлян не привело к развитию этой политической идеи, и обогащение Рима восточными культами произошло столетием позже: после II Пунической войны азиатские божества стали, разумеется, вдвойне привлекательны для разрушенного и страдающего Рима. И здесь на первый план выходит традиционная римская раздвоенность: нежелание допустить засилье иноземных божеств и одновременно страх потерять их расположение.[251] Пришлось, однако, учитывать последствия и двух войн, и блестящей победы. Население Рима пополнили многочисленные беженцы из разных районов Италии и иноземные рабы; кроме того, часть населения стала постепенно отходить от традиционной религии. Начиная с IV в. до н. э., в Риме, как и во всем Средиземноморье, росла потребность в личном религиозном опыте. Такой опыт был доступен только в закрытых молельных или в "религиях мистерий", т. е. в запретных собраниях, скрывающихся от государственного надзора. Именно по этой причине Сенат ранее воспретил участие римских граждан и даже их рабов в анатолийском культе Кибелы.

Прибл. в 186 г. до н. э. власти Рима с удивлением и негодованием обнаружили в городе разгул вакханалий, ночных "оргиастических мистерий". Уже давно — co времен эллинизма — в Средиземноморье хорошо знали культ Дионисия (см. § 206), а после римского завоевания Великой Греции эзотерические общества мистов стали быстро возникать на полуострове, особенно в Кампании: именно оттуда родом была ясновидящая жрица, передавшая Риму тайный культ, измененный по ее указаниям и содержащий некоторые обряды мистериального толка. После ее изобличения и публичного заявления консула расследование выявило масштабы и оргиастический характер этого культа. Адептов — их оказалось свыше семи тысяч — обвинили в причастности к гнусным нарушениям порядка: они, мол, не только дали клятву хранить преступное молчание о своих занятиях, но и занимались педерастией, замышляли убийства с целью грабежа и т. д. По описанию Тита Ливия (XXXIX, 13, 12), во время оргий "мужчины, как безумцы, раскачивались всем телом и твердили пророчества"; женщины же — "с распущенными на манер вакханок волосами" — неслись к Тибру, "размахивая горящими факелами", окунали их в воду и вынимали все равно горящими, потому что те были начинены серой и известью".[252]

Некоторые из этих обвинений напоминали клише более позднего времени, характерные для процессов против ереси и ведьм. Скорость и беспощадность суда, жестокость наказаний — несколько тысяч казней по всей стране — выдают политический подтекст этого судилища: власти боятся тайных обществ, опасаясь заговоров с целью государственного переворота. С вакхическим культом, разумеется, не покончили, но был наложен запрет на участие в нем римских граждан. На проведение любой вакхической церемонии — числом не более пяти участников — отныне выдается специальное разрешение Ceнатa. Все культовые постройки были снесены, уничтожены предметы культа, кроме тех, которые имели "хоть какой-то знак святости".

Эти панические меры показали всем, насколько подозрителен был Сенат к любым религиозным организациям, ускользнувшим от его ока. Раз и навсегда был принят закон Сената, Senatus Consultum, о запрете вакханалий, три века спустя он все еще служил основанием для гонений на христиан.