Переселенцы

Переселенцы

"Странник я у Тебя и пришлец, как и все отцы мои."

Пс.38,13

Ближайшая родословная Василия Гурьевича Павлова восходит к сословию зажиточных русских земледельцев. Его прадед Петр Климович родился в 1757 году, в селе Жабино Ранненбургского уезда, Рязанской губернии в семье однодворцев. Эта категория крестьян, образованная из бывших служилых людей: казаков, стрельцов, засечных сторожей, пользовалась некоторыми привилегиями от государства и в том числе правом владения землей. Поэтому тяжкая доля крепостной зависимости не коснулась Петра Климовича. Не научившись грамоте, он имел от природы деятельный здравый ум и за свою житейскую смекалку был поставлен на почетную должность местного старшины.

Новые религиозные веяния, усилившиеся в России с начала девятнадцатого века, прокатывались от царского престола до крестьянских низов. Император Александр I сделал своей привычкой читать Библию и искренне, от души молился в уединении Всевышнему Царю Царей. Посетив в 1810 году Лондон, он долго и заинтересованно беседовал с квакером Вильямом Гремлетом.

"Я молюсь каждый день не установленными образцами молитв, но как мой Господь побуждает меня, указывая мне мои нужды", — высказывался о своих переживаниях русский император. Доброжелательно принял Александр I и пастора Петерсона, прибывшего в Россию спустя два года с намерением создать Библейское общество. В лице Александра I Общество обрело самого активного члена.

Открывая заседание учредителей, император внес 25 тысяч рублей и затем ежегодно жертвовал по 10 тысяч рублей на его развитие. Не жалел он для благородного дела типографий, книгохранилищ и книжных лавок. Напечатанный в 1816 году полный текст церковнославянской Библии за 7 лет переиздавался 15 раз. Столетиями пребывая в руках официального духовенства, Библия теперь пошла к народу. Солдаты и казаки, неимущие вдовы, мещане, колонисты, старцы торопились приобрести таинственную Божию Книгу. С особой жаждой вникали в библейские истины мыслящие русские крестьяне.

Петр Климович, воспитанный в православной религии, слушая рассказы грамотных людей из Библии, присоединяется к молоканскому течению. Чтобы сделать такой решительный поворот, нужно было преодолеть живучий обывательский принцип: "в какой вере родился, в такой и помирать буду." Петр Климович нашел в себе достаточно мужества и самостоятельности, став на путь религиозного свободомыслия. Правда, переход в молоканство обошелся для него без особых гонений, Петр Климович умел ладить с православными священниками, к тому же, не страдая от материальной нужды, он без ущерба для семьи продолжал жертвовать в пользу православного духовенства.

После рождения от сына Григория второго внука Гурия Петр Климович со всем семейством переселился в Самарскую губернию, но обживать приволжские степные просторы Павловым не пришлось.

Весной 1834 года тысячи молокан Самарской, Саратовской, Астраханской и Таврической губерний одновременно, как по единому сигналу, тронулись на Кавказ. Какая же сила объединила и привела в действие такую огромную массу верующих?

Еще в 1818 году среди молокан обрела необыкновенную популярность книга Юнга Штиллинга "Победная Песнь" о втором пришествии Христа. Юнг Штиллинг принадлежал к пиетическому направлению богословской мысли. Пиетисты ратовали за обновление духовной жизни, придавая чрезмерное значение чувствам. По расчетам Юнга Штиллинга второе пришествие Христа должно совершиться в 1836 году, в стране Востока, около Араратских гор. Туда, скрываясь от дракона, выйдет на встречу с Господом жена, то есть избранный народ Божий, Новый Израиль. Но перед приходом Христа, по учению Штиллинга, должны явиться пророки Илия и Енох.

В молоканских селениях не замедлили появиться люди, самолично выдававшие себя за пророков. Некий Лукьян Петров, путешествуя по городам и селам, проповедовал пришествие Христа и близкое наступление тысячелетнего царства. Проповедник убеждал единоверцев оставить все и, одевшись в лучшие одежды, идти в обетованную землю на Кавказ, чтобы быть ближе к Палестине.

— Эй, эй! Бегите из северной страны! … Спасайся, Сион, обитающий у дочери Вавилона! — повторял он слова пророка Захарии.

Только ли странствующие пророки возбуждали переселенческое настроение? Нет.

Часть молокан подвергалась церковно-полицейским преследованиям. Меры борьбы с инакомыслием выражались и в групповых принудительных ссылках молокан из центральных губерний на окраины России. Слыша о том, как их собратьев выдворяют с насиженных мест, они заблаговременно оставляли свои хозяйства и отправлялись на поиски более надежного жития.

По истрескавшейся от жары Калмыцкой степи медленно тянулись обозы переселенцев. Во время остановок, когда тяжелый скрип колес замолкал и густое облако коричневой пыли рассеивалось, над унылыми степными далями, то громче, то тише плыли протяжные звуки молоканских песен. Несмотря на дневной зной и усталость, пели бодро и торжественно, старательно, с подголосками выговаривая молитвенные чаяния псалмопевца Давида.

Что-то непонятное творилось с одним из сыновей Петра Климовича Савелием. Он почти не разговаривал, мало ел и часто с грустью поворачивал голову назад.

— Занемог что ли, Савелий? —• мягко хлопал по плечу сына Петр Климович. — Лица на тебе нет.

— Подковы, батя, подковы забыл, когда отдыхали ночью, — неуверенно говорил Савелий, опуская глаза. — Возвернусь я, поищу.

— Коль желаешь, иди с Богом, — тревожно молвил отец. Весь обоз ждал его до появления первой звезды, но Савелия след простыл. Родители плакали навзрыд, заключив, что его убили дорогой калмыки. После выяснилось, что сын их жив и невредим. Причиной его странного исчезновения оказалась неотвязная любовь к одной вдове, на которой он вознамерился жениться. Родители получили от него слезное письмо, он просил прощения за обман и нежелание следовать в неведомые края. Василий Гурьевич видел его всего один раз в Тифлисе, куда Савелий приезжал уже глубоким седым стариком.

С большими трудностями добирались до Кавказа упорные переселенцы. Каменистые узкие дороги петляли по горам. Угнетала не только дикая природа. Путешественники опасались нападения горских племен. Для защиты обозов выделялся специальный конвой. Тоже изрядно измотанные, солдаты шли сзади и впереди обоза.

Дарьяльское ущелье, которое называют воротами Кавказа, открылось взору путешественников во всей мрачной красоте. Темные громады гор почти совсем закрывали небо. На далеких утесах неподвижно стояли рогатые туры, а под белесыми шапками облаков грозно парили орлы. Бушующий Терек, со всей силой метался по скалам, создавая нескончаемый шум.

Через несколько дней тяжелый и опасный путь остался позади. Двигаясь вдоль реки Куры, странники миновали Тифлис и поселились в Геочкайском уезде Шемахинской губернии.

Соскучившись по домашнему уюту и физической работе, молокане быстро рубили дома, и новые деревни вырастали прямо на глазах вокруг татарского селения Топчи. Чинно и благородно текла жизнь в молоканской деревне, подчиняясь возвышенному библейскому ритму.

По воскресным дням прекращались все работы и из домов с раннего утра начинало звучать мерное богослужебное пение. Местные власти относились к переселенцам в целом благосклонно, за исключением так называемых "общих" молокан. Молоканство после несбывшихся пророчеств о втором пришествии Христа разделилось на несколько толков. Ссылаясь на первохристианскую общину в Иерусалиме, крестьянин Михаил Попов в Шемахинском уезде призвал своих последователей сложить вместе все имущество и сообща вести хозяйство. Власти, усматривая в общинной жизни практическое воплощение коммунистических идей, запрещали собрания "общих" молокан. От участкового заседателя даже пришел приказ разобрать по бревнышку дом, где сходились "общие". Эти молокане продолжали устраивать общинный труд, но идеала первохристианской церкви так и не смогли достичь. Главное препятствие исходило не от властей, а от недостаточной высоты духовной жизни. Из-за частых ссор и распрей по поводу неравномерного распределения доходов хозяйство со временем пришло в упадок и разрушилось.

Жизнь обыкновенных молокан внешне складывалась благополучно, но пришла беда, которая зацепила всех переселенцев. Организм жителей восточной и северной России никак не мог приспособиться к местному нездоровому климату. От изнурительной лихорадки мучились все от мала до велика. Резко возросла смертность. Болезнь унесла всех стариков из семьи Павловых. В живых остались только три внука Петра Климовича от сына Григория: Григорий, Поликарп и Гурий.

Обессилевшие от постоянных недугов, вызванных тяжелыми климатическими условиями, молокане не раз обращались к местному начальству с просьбой о переселении. Чиновники равнодушно отводили все их прошения.

Тогда расстроенные отцы семейств решили действовать через голову. Как-то наместник Кавказа князь Михаил Семенович Воронцов прибыл в Шемахинскую губернию. Молоканские старцы, добившись у него аудиенции, били челом о дозволении перебраться на Лорийскую возвышенность, где были земли, принадлежавшие грузинским князьям Орбелиани. Внимательно прочитав прошение старцев, известный своим человеколюбивым характером генерал-фельдмаршал удовлетворил нужду молокан. Они получили разрешение выехать в Лори, где климат намного благоприятнее для здоровья.

Частые въедливые дожди превратили дорогу в сплошную пытку. Жирная суглинистая грязь комьями цеплялась на колеса повозок. Шумно дыша и отфыркиваясь, уставшие лошади то и дело останавливались.

— Слышь, Григорий… — приставала теща. — Позвал ли ты домового?

— Ни к чему это, — отрубил Григорий.

— Как ни к чему? Все так делают, — шептала теща. — Переезжаешь куда и его надобно звать… Не иначе как он на повозку завалился. Тяжесть какая, дороги нет…

— Ни к чему это, — твердил свое Григорий. — Доедем с Божьей помощью.

Приняв новую веру, не все молокане сразу освободились от всевозможных языческих суеверий, свойственных русскому православному люду. Талисманы из текстов Евангелия, заговоры против разных болезней и дурного глаза употреблялись иногда и в молоканских семьях.

Новое селение, основанное выходцами из России, в честь благодетельного князя назвали Воронцовкой. Освоение земель стало для молокан уже привычным делом.

Переселившись в Воронцовку, Григорий, Гурий и Поликарп по русскому обычаю жили вместе, но затем Гурий с Поликарпом отделились. Поликарп вскоре умер, оставив после себя сына Сергея. У Григория родились три сына: Абрам, Евдоким, Ефим. Гурию же долгое время не везло с потомством. Два мальчика, только появившись на свет, умерли. Гурий ходил сам не свой и каждый вечер, став вместе с женой на колени, горестно изливал свою печаль пред Богом: "Господи! Ты Владыка жизни! И нужда Тебе наша известна! Дай нам наследника, младенца мужского пола, и телом и духом крепкого… Боже милосердный! Я буду стараться избавлять его от всяких тяжелых работ, чтобы грамоте он научился и читал нам Слово Твое!"…

В феврале 1854 года за две недели до масленицы Бог подарил Гурию сына. Обрадованные родители, любуясь новорожденным младенцем крепышом, нарекли его Василием…

Окрестности Воронцовки были настоящим раздольем для физического развития детей. По широкой деревенской улице, тянувшейся километра на три с севера на юг, Вася со сверстниками бегал в маленькое селение Джалал-Оглы. Целый день около речки Джили, вокруг бурного родника звенели ребячьи голоса. Пробиваясь сквозь груду серых камней, чистейшая родниковая вода заставляла работать колеса мукомольной мельницы. Другая мельница действовала весной во время разлива. Когда мельница останавливалась и воду выпускали в специальную канаву, туда стайками лезла вездесущая детвора. Вася обычно одним из первых заходил в холодную воду и, растопырив широкий подол домотканой рубашки, ловко вылавливал мелких рыбешек.

На другой промысел воронцовские дети выходили вместе с взрослыми. Это был сбор ромашки в горах. Скупщики охотно брали ее у жителей на изготовление так называемого "персидского порошка", который использовали для истребления блох, клопов и других вредных насекомых.

Весело и привольно жилось воронцовским мальчишкам, одного только недоставало: негде было обучаться грамоте. Школьных учителей иногда заменяли едва научившиеся читать и писать простые крестьяне. Одна старушка собирала ребят в просторной избе и как могла учила их славянской азбуке и чтению Псалтыри. С Васей немного занимались офицеры драгуны, стоявшие у них на постое. Обремененная домашними заботами мать, умевшая читать, тоже старалась выкроить время для обучения сына. Вася поразительно быстро схватывал уроки. За несколько месяцев он уже обогнал своих учителей и в пятилетнем возрасте свободно читал Псалтырь и Библию. Когда в деревне появился профессиональный учитель и открыл первую школу начальной грамотности, Васе осталось научиться только писать.

Длинные зимние вечера в доме Павловых часто превращались в семейные праздники. Большая, жарко натопленная печь излучала уют и тепло. Анастасия, закончив работу на ткацком станке, который занимал почти всю переднюю комнату, зажигала две сальные свечи или лучину. Бока медного самовара, стоявшего в центре широкого стола, радостно играли и светились радужными золотистыми бликами.

— Почитай что-нибудь, сынок, из Писания, — ласково говорил отец, усаживаясь в передний угол.

Вася шустро взбирался на лавку к божнице, где вместо икон лежала увесистая славянская Библия в переплете из деревянных обложек. Обхватив Книгу двумя руками и прижимая к груди, Вася осторожно клал ее на край стола и, водя пальцами по строчкам, громко читал повествования о деяниях Иосифа, Даниила, Давида. Лица родителей светлели, дневная усталость уходила прочь, на душе становилось легко и радостно. Не отрывая глаз, они смотрели на своего малолетнего мальчугана, низко склонившего над Библией русоволосую крутолобую голову.

– За что же сподобились мы такой милости от Бога? Должно быть мальчик наш будет Божьим посланником? Сохрани его, Господи! Устрой путь… Пошли мудрости и знания, — толковали наедине перед сном Гурий и Анастасия.

Как заправский проповедник Вася читал Священное Писание и на молоканских богослужениях. Молокане преклонного возраста забывали о своих немощах. Чистый голос мальчика, бойко возвещающий глаголы Божии, проникал в душу беспрепятственно.

— Шибко умен, шибко умен мальчик, не по годам, — разглаживая плотные седые бороды, удивлялись старцы. — Такие долго не живут… А если и даст Бог ему жизни, молоканином-то, знамо дело, вряд ли будет… — шептались они.

Трудолюбивые воронцовские молокане день ото дня благоустраивали свое селение. Они занимались земледелием, скотоводством, сеяли пшеницу, рожь, ячмень, овес, горох и картофель. Большие хозяйства приходилось оснащать новой техникой и инструментами. Они переменили старые деревянные плуги на металлические системы Говарда. На полях заработали молотилки с конным приводом, открывались производственные мастерские, где своими силами изготовляли рабочий инструментарий. Из обыкновенного села Воронцовка постепенно принимала облик рабочего поселка, становясь центром Кавказского молоканства.

Гурий Павлов не позволил увлечь себя земными суетными делами. Он помнил личный обет, данный Богу, — посвятить сына духовному служению. Гурий без всякого сожаления распродал недвижимое имущество, погрузил необходимые пожитки на повозку и отправился с семьей в Тифлис. Несмотря на вечернее время, на улицах города кипела бойкая жизнь. Прямо около дороги недалеко от мрачного Метехского замка стояли ярко освещенные прилавки, заваленные фруктами, медом. Подростки-грузины, отчаянно взмахивая руками, громко зазывали покупателей. Отыскав на окраине города молоканский квартал, Павловы остановились в доме Дробышева.

Для Васи началась новая жизнь. Все здесь было необычно и интересно: и разноязычные племена, и сам таинственный город, уютно обложенный сероватой цепью гор с востока и запада и далекими заснеженными пиками Казбека с севера, старинные монастыри и полуразваленные крепости. Попадая на густонаселенные улочки и шумные базары, Вася любил прислушиваться к многоцветному народному говору.

Тяга познать музыку слова и желание глубже осмыслить Библию привели Васю в еврейскую школу. Он берет уроки древнееврейского языка и одновременно самоучкой изучает немецкий язык.

Знакомство с местными баптистами для любознательного юноши было своего рода откровением. Баптистская община состояла всего из нескольких человек. Первым русским баптистом в Тифлисе стал бывший молоканский наставник, купец Никита Исаевич Воронин. Самостоятельно вникая в Священное Писание, он начал помышлять о том, что крещение и причащение в учении Христа надо понимать не только духовно.

Воронин искал такую общину, которая жила бы в соответствии с идеалами первоапостольской церкви. Православие не удовлетворяло его почитанием икон и сложной системой бесчисленных обрядов. Лютеранство привлекало евангельской проповедью о спасении через веру, но отталкивало не совсем достойным поведением отдельных служителей и простых верующих этого исповедания. Кроме того, в то время не было русских лютеранских церквей.

По промышлению Божию случилось так, что Воронин подружился с пресвитерианским миссионером сирийцем Яковом Деляковым, который познакомил его с Мартином Карловичем Кальвейтом, немецким баптистом из Прибалтики. Кальвейт со своей семьей жил на окраине Тифлиса, устраивая регулярно богослужения верующих немцев баптистов. Взгляды Воронина были созвучны мировоззрению Кальвейта и его группы.

Ночью 20 августа 1867 года Кальвейт преподал крещение Воронину на реке Куре. Новый исповедник какое-то время посещал немецкие собрания, но вскоре и среди соотечественников, русских, нашлись единомышленники. Крестив 18 апреля 1969 года две молоканские семьи, Воронин положил основание русской баптистской общине. Из-за того, что многие немецкие баптисты выехали из Тифлиса, семья Кальвейта решила присоединиться к русским единоверцам.

Одним из первых летописцев начала баптистского движения в Тифлисе был православный священник Николай Каллистов. Он часто захаживал на богослужебные собрания, подолгу беседовал с баптистами и делился потом своими впечатлениями с читателями "Церковного Вестника". В 1879 году на страницах журнала появился очерк Каллистова, названный "Русская община баптистов в Тифлисе". Вот каким увидел основателя местной баптистской церкви Никиту Исаевича Воронина человек со стороны священник Николай Каллистов: "Брюнет высокого роста, с маленькими черными глазами, представительный во всей фигуре. Обладает отличным изустным знанием Библии, обширной начитанностью по предметам богословского знания и свободным даром речи. Все, что есть на русском языке по догматическому и нравственному богословию Ворониным прочитано. Он может не только наизусть прочесть текст, но и указать с математической точностью главу книги и даже стих. Личность Воронина по принятию им учения баптистов является весьма важною в их общине, особенно если принять в соображение то обаяние, каким он пользовался прежде у молокан, куда теперь направлены все старания и заботы баптистов. Но Воронин на этом не остановился, он стал мало-помалу склонять и других молокан, и обратил особое внимание на своего молодого приказчика Василия Павлова, который природными способностями и сметливостью подавал большие надежды".

Гостеприимный дом Никиты Исаевича был всегда открыт для искателей истины. Юный молоканин Вася Павлов, основательно начитанный в Священном Писании, беседовал с Ворониным на равных, тем более, что и Воронин первоначальные познания о Боге получил в молоканской среде.

С детства приученный к самостоятельному мышлению, наблюдательный и пытливый ум Васи после жарких бесед искал ответы на вопросы духовной жизни.

— Родственники мои молокане любят Слово Божие, любят петь псалмы. Они порвали с мертвыми обрядами, возлюбили чистое Евангелие, но почему надо отвергать водное крещение? Христос говорит в Евангелии: "Кто будет веровать и креститься, спасен будет!" А заповедь причастия? Как и крещение она установлена Иисусом Христом. Могу ли я остановиться на полпути? Если служить Богу, то при полном посвящении, полной отдаче и настоящем духовном возрождении. Я же только прикоснулся к Истине, сделал первые шаги. Готов ли я служить Ему так, как Он хочет? Господи! Я мало любил Тебя, мало трудился для Тебя! Очисти меня от всех грехов! Соделай из сердца моего сосуд благопотребный Тебе! Вдохни в меня новую жизнь! — день и ночь размышлял и молился Василий.

Помимо воли родителей он принимает водное крещение в 1870 году и становится полноправным членом Тифлисской общины. "Отец Павлова — фанатик молоканин был против совращения сына в баптисты, — рассказывает православный летописец Каллистов. — Отец бил и жестоко порол его, когда узнал, что он бросил, молоканство, но эти угрозы не помогли. Напротив, дело пропаганды поведено было так успешно, что сам старик Павлов со своей старухой перешел в баптисты. Из горького пьяницы Павлов после крещения сделался совсем трезвым, — такой поворот в нем поставлен был баптистами на вид прочим молоканам, и тс, приняв это событие за чудесное, постепенно стали уходить в их общину".

— Можно ли переходить из одной веры в другую? Не измена ли это вере отцов? — донимали прямолинейными вопросами новообращенных Тифлисские обыватели.

— За что почитают нас отступниками от отеческих понятий? От Бога каждому дан свой разум и свобода. Осудит ли Господь тех, кто ищет как лучше и праведнее служить Ему? ,— объясняли свой выбор новые члены Тифлисской общины;